Волк и голубка

Глава 21

Вулфгар проснулся с первыми лучами солнца и лежал тихо, боясь разбудить жену, мирно спавшую у него на плече. В это раннее утро голова была ясной и мысли незамутненными. Никогда он не испытывал столь острого, безграничного, бурного наслаждения и все еще не верил, что Эйслинн отдавалась ему так самозабвенно. Вулфгар знал немало придворных дам, которые в постели вели себя так, будто оказывали ему большую милость, безучастно ожидая, пока он пробудит в них искру чувства. Не раз проводил ночь с уличными женщинами, неумело изображавшими страсть, особенно если те надеялись получить лишнюю монету. Но лишь одна… одна отвечала на его ласки безоглядно, безудержно, не боясь вместе с ним подниматься на сияющие недосягаемые вершины и растворяться в ослепительной вспышке экстаза, пока тлеющие угли не разгорятся вновь.

И теперь Эйслинн лежала рядом, теплая, сонная, закинув на него ногу, овевая грудь легким дыханием. Трудно поверить, что это нежное беспомощное создание превратилось накануне в исступленно-пылкую любовницу.

Но тут Вулфгар нахмурился, вспомнив еще об одном событии прошлой ночи. Он не знал, как быть с Майдой, но если Эйслинн говорила правду, придется позволить ей самой решить, что делать с матерью. Зная ее твердый характер и прямоту, Вулфгар надеялся, что она все уладит. Если же она солгала… значит, впредь нужно быть начеку, только и всего.

Эйслинн пошевелилась, и Вулфгар повыше натянул шкуры, улыбнувшись при мысли о жене. Неужели произнесенные вчера обеты действительно имеют для нее такое значение? Он поклялся простыми и ясными словами заботиться о ней, защищать и оберегать, а она, в свою очередь, обещала почитать и повиноваться мужу. Он снова весело ухмыльнулся, наивно полагая, будто действительно знает, что это такое — стать хозяином и господином этой женщины.

Эйслинн вздохнула, прижалась к мужу и открыла глаза. Заметив, что муж пристально смотрит на нее, она приподнялась и поцеловала его в губы.

— Мы позволили огню погаснуть, — пробормотала она.

Вулфгар лукаво улыбнулся:

— Может быть, стоит вновь его зажечь? Эйслинн весело рассмеялась и как была обнаженная вскочила с постели.

— Я говорила об очаге, господин!

Но Вулфгар успел дотянуться и поймать жену, прежде чем та сделала хотя бы шаг. Не выпуская Эйслинн, он опрокинул ее на шкуры и прижался губами к шее.

— Ах, девушка, какими чарами ты меня околдовала? Я теряю разум, стоит тебе оказаться рядом.

Эйслинн, сверкнув глазами, обняла мужа:

— Неужели я сумела угодить тебе, господин?

— О, — вздохнул Вулфгар, — я трепещу при легчайшем прикосновении твоих пальчиков.

Эйслинн с тихим смешком чуть прикусила мочку его уха.

— Признаюсь, то же самое происходит со мной.

Губы их встретились, и прошло немало времени, прежде чем они наконец спустились вниз. Хотя час был поздний, в зале суетились лишь Мидерд и Глинн. Везде царил порядок, на полу рассыпали свежий тростник и несколько пригоршней смоченных водой сухих трав, чтобы изгнать тяжелый запах, державшийся после вчерашнего пиршества. На очаге шипела вкусная овсянка, сдобренная кусками свинины и яйцами. Новобрачные уселись, и Мидерд поставила перед ними миски с кашей, а Глинн принесла кружки с холодным молоком.

Завтрак начался в полном молчании. Казалось, все местечко погружено в крепкий сон. Никаких признаков вчерашнего праздничного настроения не было заметно до тех пор, пока не появился Керуик. Он двигался с необычайной осторожностью, а с волос все еще стекала вода после утреннего обливания в ручье. Юноша нерешительно присел и кисло улыбнулся Эйслинн. На бледном лице выделялись только налитые кровью глаза. Но тут до него донесся запах овсянки, и улыбка померкла. Керуик с ужасом уставился в миску каши с мясом и вареными яйцами, схватился за живот и, пробормотав нечто вроде извинения, снова исчез в направлении ручья.

Эйслинн удивленно вздернула брови, а Мидерд весело расхохоталась.

— Бедняге слишком пришелся по вкусу эль. За это и поплатился.

Вулфгар улыбаясь кивнул.

— Впредь я не буду так щедр со своими дарами, — пообещал он. — Кажется, Керуик принял мою доброту чересчур близко к сердцу.

Наверху несколько раз стукнула дверь, и они, подняв глаза, увидели Болсгара, державшегося одной рукой за стену, а другой раздиравшего спутанные волосы. Он громко откашлялся, подтянул штаны и начал медленно спускаться, осторожно переставляя ноги и немного покачиваясь. Глаза его краснотой не уступали глазам Керуика, а выросшая за ночь щетина придавала лицу неопрятный вид. Он криво улыбнулся Эйслинн, хотя, по всей видимости, не потерял присутствия духа после вчерашнего и даже приблизился к столу, но в этот момент, уловив запах овсянки, мгновенно протрезвел, отступил и почти упал на стул у очага.

— Что-то мне пока не хочется есть, — проворчал Болсгар. Прикрыв рот рукой, он зажмурился, вздрогнул и прерывисто вздохнул.

Мидерд сочувственно улыбнулась и поднесла ему рог с элем. Болсгар с благодарностью принял его и тотчас припал к нему губами. Вулфгар заговорил, и при звуках его голоса Болсгар поморщился.

— Сэр, ты не видел сегодня Суэйна? Я хотел поговорить с ним о строительстве замка.

Болсгар откашлялся и еле слышно пробормотал:

— Не видел с тех пор, как мы прикончили последний бочонок эля.

— Ха! — фыркнула Мидерд. — Этот доблестный рыцарь, несомненно, стонет сейчас от невыносимой боли и старается зарыться головой в солому. — И, показав огромной ложкой на Глинн, добавила: — Бедной девочке лучше всего держаться от него подальше.

Эйслинн удивленно вскинулась, не понимая, что хочет сказать Мидерд. Насколько она знала, Суэйн всегда вел себя безупречно с деревенскими женщинами.

— Глинн вся в синяках после его объятий, — весело пояснила Мидерд, — но щека у него еще долго будет ныть, уж это точно.

Глинн покраснела и смущенно закрыла лицо руками. — Да, — хмыкнул Вулфгар. — С каждой выпитой кружкой Суэйн все больше молодеет и готов залезть при этом под любую юбку!

Эйслинн звонко рассмеялась, но тут в дверях появился очередной страдалец, сэр Гауэйн, заслоняясь ладонью от слишком яркого солнца. Прохлада зала подействовала на него благотворно. Облегченно вздохнув, он подошел к столу, уселся подальше от завтракающих и оперся о столешницу, словно пытаясь удержать ее на месте. Он даже умудрился кивнуть Эйслинн, но не сумел выдавить улыбку и старался не глядеть на миски с кашей.

— Прошу прощения, милорд, — с трудом пролепетал молодой рыцарь, — но сэру Милберну нездоровится. Он еще не вставал.

Вулфгар подавил смешок и грозно взглянул на развеселившуюся Эйслинн.

— Не важно, сэр Гауэйн, — заверил он, глотая мясо. Рыцарь поспешно отвел глаза. — Сегодня день отдыха, поскольку все добрые люди деревни мало на что годятся. Если можешь, выпей эля, чтобы в голове посветлело.

Гауэйн принял из рук Глинн чашу, залпом прикончил ее содержимое и удалился.

У Эйслинн выступили слезы от смеха, и Вулфгар уже без стеснения присоединился к жене. Болсгар мучительно съежился от такой бесцеремонной атаки на его слух. Безмятежное веселье было прервано злобным голосом Гвинет, раздавшимся с верхней ступеньки:

— Вижу, солнце поднялось достаточно высоко, чтобы милорд и миледи наконец соизволили встать!

Болсгар мгновенно попался на удочку и, швырнув чашу через всю комнату, приподнялся.

— Клянусь богами! — проревел он. — Должно быть, уже полдень, если моя драгоценная доченька соизволила спуститься к завтраку!

Гвинет подошла к отцу и капризно заныла:

— Я не спала до самого рассвета! Всю ночь в моих покоях раздавались странные звуки. Словно кошка запуталась в кустах. — Она многозначительно уставилась на Эйслинн и язвительно осведомилась: — А ты, братец, тоже слышал этот непонятный шум?

Щеки Эйслинн вспыхнули, но Вулфгар, ничуть не смутясь, громко рассмеялся:

— Нет, сестрица, но как бы там ни было, клянусь, тебе никогда не узнать, что это такое на самом деле.

Гвинет презрительно поджала губы и зачерпнула из миски.

— Откуда тебе знать, как ведут себя благородные люди? — прошипела она, кладя в рот кусочек мяса.

Мидерд и Глинн поспешно занялись своими делами, а Гвинет, отхлебнув молока из кружки, снова встала перед отцом. Ее резкий голос отдался эхом во всех уголках зала:

— Вижу, призрак юности исчез так же быстро, как появился.

— Мои морщины — это следы долгой жизни. Отчего появились твои, дочка?

Гвинет в бешенстве развернулась и уставилась на Мидерд, которая громко закашлялась.

— Те немногие, что прорезались на моем лице, — это следы грубых насмешек моего отца и родственничка-бастарда.

Вулфгар поднялся и, взяв Эйслинн за руку, потянул за собой.

— Прежде чем наш день будет окончательно испорчен, не лучше ли уйти и прокатиться верхом по холмам? — спросил он.

Эйслинн, обрадовавшись возможности избавиться от змеиного шипения, тихо прошептала:

— Какое счастье, милорд.

Муж повел ее к двери. Сзади раздались крики — это Гвинет в очередной раз напала на несчастного, страдающего от похмелья Болсгара. По пути к конюшне Эйслинн неожиданно и беспричинно рассмеялась от счастья и, схватив за руку Вулфгара, заплясала вокруг него, как ребенок подле «майского дерева». Муж, покачав головой, обнял ее и прислонился к стене конюшни.

— Какое ты соблазнительное создание, ведьмочка, — глухо прошептал он, наклонился, чтобы наградить ее поцелуем, и, как прошлой ночью, поразился, с какой готовностью она отвечает на ласки. Она вернула ему поцелуй с таким неподдельным пылом, что каждую частицу его существа пронизало острое наслаждение.

Сладостное мгновение было нарушено цокотом копыт. Разомкнув объятия, новобрачные увидели восседавшего на ослике святого отца. Бессильно скорчившись, он судорожно хватался за гриву животного, пытаясь не свалиться на землю. Капюшон плаща был низко надвинут на посеревшее лицо. По-видимому, священнику сегодня пришлось нелегко, однако он упорно стремился в Креган.

Эйслинн прыснула и, снова прижавшись к груди Вулфга-ра, игриво прикусила зубами его шею. Муж немедленно подхватил ее на руки, но тут же едва не уронил, потому что, к его удивлению, Эйслинн начала упорно сопротивляться.

— Негодный норманн, неужели ты возьмешь меня силой прямо здесь? — с притворным гневом возмутилась она, но тут же весело рассмеялась в ответ на его недоумение.

— Единственный способ заставить тебя поторопиться — это оторвать твои ноги от земли. Если намереваешься резвиться весь день, нужна твердая рука, чтобы держать тебя в узде, — объявил Вулфгар.

Эйслинн деланно угрожающе потрясла кулаком у него перед носом, но когда он опустил ее, немедленно поцеловала.

— Приведи лошадей, господин. Англия ждет.

Застоявшийся Гунн был рад прогулке и возможности показать себя перед серой кобылкой, но Вулфгар, опасаясь за жену, придерживал коня. Жеребец поднялся на дыбы, потом взбрыкнул, но, услышав сердитый окрик хозяина, умирился, презрительно фыркнул и медленно потрусил вперед.

Эйслинн засмеялась. В этот солнечный день сердце, казалось, было готово вырваться из груди от огромной переполняющей его радости. Как жаль, что она не может полететь вслед за ласточками! Копыта лошадей весело цокали, и Вулфгар затянул песню на французском, с каждым куплетом становившуюся все непристойнее. Последний куплет он вообще просвистел, многозначительно закатывая глаза и оглядывая жену преувеличенно похотливым взором. Эйслинн не сдержала смеха и, дождавшись, когда он допоет до конца, в свою очередь, хриплым голосом завела старинную саксонскую песенку такого содержания, что Вулфгар поспешил закрыть ей рот ладонью. — Подобные слова не предназначены для уст моей жены, — строго упрекнул он, но тут же расплылся в улыбке. — И даже для саксонских распутниц.

— Уж не ослабели ли вы, милорд, разумом настолько, что превратились в старую злобную ведьму? — мило улыбнулась Эйслинн и тут же пришпорила кобылу, чтобы уклониться от его протянутой руки. Помахав мужу, она задрала нос и гордо прошипела: — Норманнский пес, держись подальше! Я принадлежу своему господину и не желаю терпеть твои назойливые ласки!

На этот раз пришлось уворачиваться от ринувшегося вперед Гунна. Заметив решительный взгляд Вулфгара, она послала кобылу через низкий кустарник и помчалась по полю. Муж погнался следом за женой.

— Эйслинн, остановись! — прогремел Он, но, видя, что она не думает слушаться, подстегнул Гунна и снова проревел: — Безмозглая дурочка, ты убьешься!

Он наконец ухитрился ухватиться за поводья кобылки и остановить ее. Спрыгнув с седла, Вулфгар поднял жену в воздух, разгневанный подобными дурачествами и все еще страшась за ее жизнь.

Но Эйслинн со смехом обхватила его шею руками и медленно соскользнула на землю, прижавшись к нему всем телом и раскрасневшись от волнения. Вулфгару показалось куда более естественным поцеловать жену, вместо, того чтобы читать ей нотации, и на сей раз Эйслинн, не протестуя, приникла к мужу.

Полчаса спустя они уже нежились на солнце на вершине небольшого холма. Эйслинн, полусидя, полулежа, срывала первые весенние цветы и плела венок. Успокоившийся норманн положил голову на колени жены и, любуясь ее красой, лениво чертил пальцем по налитым полушариям груди. Эйслинн засмеялась и нежно поцеловала его в губы.

— Господин мой, твой голод, кажется, невозможно насытить.

— Ах, женщина, что же делать, когда ты все время меня искушаешь?

Эйслинн с притворным сочувствием вздохнула:

— Это правда. Тебя постоянно осаждают женщины. Я должна поговорить с Хейлан…

Вулфгар вскинулся и, подхватив жену на руки, сжал в объятиях.

— Опять Хейлан? Я во всем виню тебя, ревнивая ведьма, тебя и никого иного.

Эйслинн оттолкнула мужа, отскочила и, надев ему на голову венок, низко поклонилась.

— Хочешь сказать, что ничуть не соблазнился, когда сдобная вдовушка танцевала перед тобой, выставляя напоказ груди? Ты, должно быть, слеп, если не видел этого.

Вулфгар медленно наступал, а Эйслинн с восторженным смехом отступала и в конце концов предостерегающе вытянула руку.

— Нет, господин, я не дала повода меня побить. Он ринулся на нее, и Эйслинн радостно завизжала, когда муж схватил ее за талию и закружил на месте.

— О Вулфгар, Вулфгар! Наконец ты мой!

Он с сомнением поднял брови, однако улыбнулся:

— Клянусь, ты с самой первой встречи задумала поймать меня в сети.

— О нет, Вулфгар, — вздохнула Эйслинн, — всего лишь с нашего первого поцелуя.

Они провели на лужайке целый день, ни о ком и ни о чем не думая. Солнце уже садилось, когда они наконец добрались до дома. Пока Вулфгар расседлывал коней, Эйслинн сияющими глазами наблюдала за мужем. Потом они в счастливом молчании, рука об руку направились к дому, словно молодые влюбленные. Только у самого порога Вулфгар рассмеялся и стащил с головы венок, а потом поцеловал его, прежде чем, сильно размахнувшись, кинуть в зал. Обняв жену, он вошел в дом под приветственные крики собравшихся.

Суэйн сидел в конце стола и, казалось, скорее был готов свалиться под него, чем встретиться взглядом с новобрачными. Эйслипн тотчас посмотрела в сторону Глинн. Викинг тоже воззрился на девушку, но тут же приник к кружке с элем и, как ни странно, мгновенно поперхнулся. Эйслинн что-то прошептала на ухо мужу, и тот весело расхохотался. Суэйн поежился и побагровел еще больше.

— Клянусь, ты права, Эйслинн, — прогремел Вулфгар. — Пора ему, в его преклонные годы, найти для ласк девушку посмирнее и понежнее!

Все еще усмехаясь, Вулфгар повел ее к столу и под холодным взглядом Гвинет усадил на стул.

— Ты так нянчишься с этими саксами, Вулфгар, что можно подумать, сам один из них, — злобно процедила Гвинет и показала на Керуика, сидевшего теперь рядом с Гауэйном и другими рыцарями: — Попомни мои слова, ты еще пожалеешь, что так доверился ему. Однако Вулфгар безмятежно улыбнулся:

— Я и не доверяю ему, Гвинет. Он просто знает, какую получит награду, если предаст меня.

— Еще немного, ты и Сенхерсту дашь какую-нибудь важную должность! — пренебрежительно бросила Гвинет.

— Почему нет? — пожал плечами рыцарь. — В конце концов он научился как следует выполнять свои обязанности.

Гвинет брезгливо оглядела брата, но больше не удостоила его ни единым словом и продолжала ужинать молча. Вулфгар, отмахнувшись от сестры, как от надоедливого насекомого, повернулся к Эйслинн. Хейлан принесла им еду, старательно пряча при этом взгляд, чтобы скрыть покрасневшие от слез глаза. Ужин прошел в дружеской перепалке и добродушных шуточках. После нескольких чаш эля к ним подсел Суэйн и весело объявил:

— Охо-хо, господин, если в мои дряхлые годы мне и следует найти девушку понежнее и поуступчивее, вроде Глинн, то лишь потому, что на твоем примере я увидел, как глупо гоняться за женщиной с твердым, решительным характером!

Зал взорвался оглушительным хохотом. Викинг поднял рог с элем и с улыбкой отсалютовал рыцарю:

— Долгой вам жизни вдвоем, Вулфгар. И счастливой!

Вулфгар одобрительно хмыкнул и осушил свою чашу одним глотком. Веселье продолжалось, но уже не столь бурное, как вчера, особенно когда Милберн предложил Болсгару сыграть в шахматы. Мужчин немедленно окружили зеваки, а Эйслинн, наклонившись к Вулфгару, сжала его руку.

— Если позволишь, я навещу мать. Очень беспокоюсь за ее здоровье.

— Конечно, Эйслинн, — киннул он и встрсвоженно добавил: — Будь осторожна.

Она приподнялась на цыпочки и поцеловала мужа в щеку. Он не отрывал от нее нежного взгляда, пока Эйслипн разыскивала плащ и направлялась к выходу, и лишь потом присоединился к своим людям. Хейлан, закусив губу, наблюдала за Вулфгаром, но подошедший Керуик издевательски ухмыльнулся:

— Хозяйка Даркенуолда, значит? Кажется, ты слишком рано задрала нос, Хейлан.

Вдова злобно уставилась на него и, прошипев совершенно не подобающее леди ругательство, начала помогать Мидерд убирать со стола.

Эйслинн, как и прежде, пробиралась в темноте к хижине Майды, но теперь с другой целью. Не постучав и не окликнув мать, она распахнула дверь. Майда сидела на постели, тупо уставившись в умирающий огонь, но, узнав позднюю гостью, вскочила и принялась осыпать дочь упреками:

— Эйслинн! Почему ты предала меня? Наконец у нас появилась возможность отомстить…

— Прекрати нести вздор! — гневно перебила Эйслинн. — И хорошенько запомни мои слова. Даже твой меркнущий разум должен хотя бы на мгновение проснуться! Впрочем, боюсь, твое безумие такое же притворное, как твое вечное нытье.

Майда огляделась, словно пытаясь отыскать, куда лучше спрятаться, и уже открыла было рот, чтобы возразить, но Эйслинн в бешенстве откинула с головы капюшон и надвинулась на мать.

— Выслушай меня! — повелительно прикрикнула она. — И придержи язык! — И уже мягче, но так же отчетливо объяснила: — Если бы тебе во имя мести удалось убить норманнского рыцаря, и особенно Вулфгара, друга Вильгельма, кара была бы быстрой и страшной. И первой пострадала бы я. Никто не поверит, что я не была с тобой в сговоре! Меня раздели бы догола и распяли на дверях Даркснуолда! А ты плясала бы в веревочной петле на виду у всего Лондона! Ты не желаешь думать об этом, поскольку помешалась на мести!

Майда покачала головой и начала ломать руки, но Эйслинн, шагнув вперед, схватила мать за плечи и начала трясти, пока глаза старухи не вылезли из орбит.

— Запомни сказанное мной, потому что, если мне придется вбивать в твою голову смысл моих слов пинками, я не остановлюсь и перед этим. — На глазах Эйслинн выступили слезы, прелестные губы горько скривились. — Ты немедленно перестанешь досаждать норманнам! Вильгельм король, и вся Англия принадлежит ему. И за все, что бы ты ни сделала против чужеземцев, каждый честный сакс обязан сдать тебя властям.

Эйслинн разжала руки, и Майда рухнула на постель, испуганно уставившись в мрачное лицо дочери, Эйслинн нагнулась пониже и громко добавила:

— Если не хочешь задуматься над сказанным, тогда запомни: Вулфгар — мой муж, и если причинишь ему зло, я отвечу тем же. Если же убьешь его — знай, ты убила моего избранника, и я сама прикажу, чтобы с моей матери заживо содрали кожу, а потом повесили на крепостной стене. Я посыплю голову пеплом и оденусь в лохмотья, и пусть все видят мою скорбь. Пойми же, я люблю его!

При этих словах глаза самой Эйслинн широко раскрылись. Она охнула от удивления, но еще раз повторила, куда с большей нежностью:

— Да, люблю. И знаю, что он по-своему тоже неравнодушен ко мне и когда-нибудь обязательно полюбит. Мать, в моем чреве растет твой внук, и я не позволю тебе осиротить его! Когда ты вновь обретешь разум, я буду рада принять тебя, но до того не смей угрожать Вулфгару, иначе я сделаю все, чтобы тебя изгнали на край земли. Ты хорошо усвоила все, что я сейчас говорила?

Она зловеще нахмурилась. Плечи Майды бессильно опустились. Старуха кивнула и безнадежно понурила голову.

— Вот и ладно, — смягчилась Эйслинн.

Она хотела сказать что-то еще, хотя бы немного утешить мать, но понимала, что Майда сочтет это скорее всего отпущением всех грехов.

— Я буду присылать тебе еду и дрова. А пока спокойной ночи.

Девушка тяжело вздохнула и направилась к двери, гадая, как исковерканный разум Майды воспримет все, что произошло сейчас.

Эйслинн вошла в дом и немедленно оказалась возле Вулфгара, наблюдавшего за игрой. Муж улыбнулся ей и, обняв за плечи, вновь повернулся к игрокам.

На землю пришла настоящая весна, но из миллиона цветов прекраснейшим была Эйслинн. Она поражала своей красотой всех, особенно мужа, и наслаждалась своим новым положением жены Вулфгара и хозяйки дома. Эйслинн серьезно относилась к своим обязанностям, не задумываясь употребляла власть там, где возникала необходимость, особенно если Гвинет, как всегда, кого-то пыталась несправедливо наказать. Ее советы были настолько дельными, что даже горожане приходили к ней со своими бедами и спорами. Болсгар поражался ее мудрости, но когда сказал об этом, Керуик лишь кивнул и улыбнулся, давая понять, что и без того прекрасно все знал. Эйслинн постоянно заступалась за своих людей, боявшихся обратиться к свирепому норманнскому рыцарю, однако когда Вулфгар выносил приговор, не вмешивалась и не противоречила. Молодая хозяйка дома лечила больных и раненых и много раз выезжала с мужем в Креган. если требовалась помощь.

Прелесть и изящество Эйслинн радовали взор, и люди, замечавшие ее любовь и доверие к мужу, стали меньше страшиться господина. Теперь они не так трепетали перед ним, а некоторые, самые храбрые, даже осмеливались вступить в беседу и удивлялись, видя, что он прекрасно понимает крестьян и их нужды. Они больше не думали о нем как о враге и завоевателе и считали Вулфгара рачительным, разумным господином.

Вулфгар первым осознал, как ему повезло получить такую жену. Он был поражен происшедшей в ней переменой. И подумать только, что для этого оказалось достаточно нескольких обетов, произнесенных перед священником! При одном прикосновении его руки она раскрывала ему свои объятия, теплая, желанная и нежная, отдаваясь ему безудержно и самозабвенно. Он все меньше и меньше задерживался в зале после ужина и рано поднимался к себе, где мог наслаждаться обществом жены и страстными любовными играми. Зачастую ему было вполне достаточно наблюдать за ней. Вид жены, ловко работавшей иголкой и обычно мастерившей одежду для него и ребенка, почему-то неизменно утешал и дарил покой.

Приближался конец марта, настало время пахоты, сева и стрижки овец. Керуик с головой погрузился в книги, записывая, как велел Вулфгар, рождение каждого младенца, все женитьбы и сделки, приплод, принесенный овцами и козами, и даже время, проведенное людьми на строительстве замка, чтобы потом вычесть определенную сумму из налогов, назначенных всякому горожанину.

Вулфгар объявил, что два дня в неделю крепостные обязаны отдавать господину и помогать прибывшим в Даркенуолд каменщикам. У подножия высокого холма вырыли глубокий ров, через который должны были перекинуть единственный подвесной мостик. У его основания Вулфгар собирался выстроить каменную башню. Вершину холма срыли, и на ее месте была заложена каменная стена. В центре стала подниматься крепость.

Вскоре от Вильгельма прибыл гонец с известием, что к пасхе он будет в Нормандии. Вулфгар узнал также, что этелинг Эдгар и многие знатные пленники отправляются вместе с королем в чужеземную страну, но скрыл это от Эйслинн, поняв, что она вряд ли обрадуется новостям. Кроме того, Вильгельм сообщал, что будет проезжать мимо Даркенуолда и скорее всего навестит друга и своими глазами убедится, как идет строительство замка.

Следующие несколько дней в доме царила суматоха. Каждый уголок был вычищен перед визитом короля.

Прошло не меньше недели, прежде чем дозорный прокричал с башни, что заметил королевский штандарт. Вулфгар с людьми выехал навстречу монарху.

Вильгельма сопровождал отряд в пятьдесят воинов, и, к удивлению Вулфгара, Рагнор тоже был среди них. Владетель Даркен-уолда нахмурился при виде давнего врага, но ничего не сказал, почувствовав даже некоторое облегчение оттого, что теперь их с Рагнором будет разделять море. Вильгельм дружески приветствовал Вулфгара, и пока они ехали к Даркенуолду, тот рассказывал, как воздвигаются укрепления, а король внимательно слушал и одобрительно кивал. Крестьяне, работавшие у обочины дороги, замирали и с благоговейным ужасом взирали на короля и его свиту. Наконец процессия остановилась перед домом, и Вильгельм приказал своим людям спешиться и отдохнуть, поскольку решил немного задержаться в Даркенуолде.

Женщины встретили короля на пороге и низко присели. Болс-гар и Суэйн опустились перед повелителем на колени. Вильгельм, бросив взгляд на Эйслинн, сразу увидел, что та ждет ребенка. Монарх повернулся к Вулфгару и молча поднял брови.

— Нет, сир, младенец не будет бастардом. Эйслинн стала мне женой.

— Хорошо, — хмыкнул Вильгельм, — и без того подобных на свете хватает.

Гвинет искоса наблюдала, как сердечно король приветствует Эйслинн и весело посмеивается, уверяя, что она очень пополнела со времени их последней встречи. Гвинет кипела от гнева и ревности, но не смела развязать язык в присутствии столь знатной особы. Лишь когда король и Вулфгар вышли из дома, чтобы отправиться к строившемуся замку, она в бессильной ярости поднялась к себе, не подозревая о появлении Рагнора.

Гостеприимная хозяйка велела Хэму, Мидерд, Глинн и Хей-лан помочь ей обнести свиту короля элем, охлаждавшимся в колодце. День был теплым, и Эйслинн даже не надела накидки. Мужчины с благодарностью принимали чаши с пенным напитком и по-французски расхваливали красоту саксонской девушки. Эйслинн лишь улыбалась, ничем не выказывая, что понимает язык. Наконец она остановилась перед мужчиной в богатых одеждах, сидевшим поодаль вместе с несколькими приятелями. Однако ее приветствовали не улыбками, а уничтожающими взглядами и брезгливыми гримасами. Удивленная столь грубыми манерами, Эйслинн нахмурилась и уже хотела было удалиться, когда один из них встал и извинился на чистом английском языке.

— Ты знаешь, кто мы? — спросил он. Эйслинн пожала плечами:

— Откуда? Я в жизни вас не видела.

— Мы английские пленники короля. Нас везут в Нормандию.

Эйслинн тихо охнула.

— Мне так жаль… — пробормотала она.

— Жаль! — фыркнул мужчина постарше, презрительно оглядывая ее живот. — Вижу, ты даром времени не теряла и ухитрилась сразу залезть в постель к врагу!

Эйслинн с достоинством выпрямилась.

— Ты судишь меня, не выслушав. Но мне все равно. Я не собираюсь умолять тебя смилостивиться. Мой муж — норманн, и я останусь верна ему, хотя мой отец, сакс, погиб от норманнского меча. И если я признала Вильгельма своим королем, то лишь потому, что не вижу пользы в бессмысленной борьбе, означающей только новые трупы, ад и разрушение для Англии. Я женщина и, вероятно, потому не собираюсь отдавать жизнь за то, чтобы на трон сел сакс. По-моему, лучше выждать и посмотреть, каким правителем окажется Вильгельм. Возможно, он принесет Англии мир и процветание! Что вы оставили после себя, кроме заваленных трупами полей сражений? Хотите, чтобы все погибли, прежде чем наконец поймете истину? Нет, Вильгельм прав, стараясь держать вас под пятой, чтобы не допустить новых войн.

И она, не сказав больше ни слова, повернулась и направилась мимо могилы отца к одинокому норманнскому рыцарю, сидевшему под деревом спиной к ней. Сняв шлем, он любовался свежей зеленью леса.

Но подойдя совсем близко, Эйслинн узнала Рагнора и в удивлении отпрянула. Рагнор обернулся, и лицо его осветилось улыбкой.

— Ах, голубка, я тосковал по тебе, — пробормотал он и, поднявшись, отвесил низкий поклон. Только после этого рыцарь окинул девушку внимательным взглядом и изумленно раскрыл глаза.

— Ты ничего не говорила мне, Эйслинн, — мягко упрекнул он. Девушка вскинула голову и холодно прищурилась.

— Не видела нужды! — надменно бросила она. — Это ребенок Вулфгара.

Рагнор прислонился к дереву, и темные глаза весело блеснули.

— Неужели?

Эйслинн ясно представила, как он считает месяцы, и, не выдержав, сорвалась:

— Я сделала бы все, чтобы выкинуть твое дитя из чрева! Но Рагнор лишь звонко рассмеялся, очевидно, не веря ее словам.

— Это было бы справедливым возмездием. Вряд ли бастард признал бы моего щенка, но с другой стороны… он может никогда и не узнать, кто настоящий отец. — Рыцарь шагнул к девушке и, мгновенно став серьезным, прошептал: — Он не женится на тебе, Эйслинн, потому что ненавидит женщин. И меняет их одну за другой. Может, ты уже заметила, что его интерес к тебе слабеет. Я готов увезти тебя отсюда. Поедем в Нормандию, Эйслинн! Ты не пожалеешь!

— Пожалею, — вздохнула она. — У меня есть все, чего можно желать.

— Я дам тебе больше. Гораздо больше! Поедем вместе! Ва-шель делит со мной шатер, но он с радостью найдет себе другое место для ночлега, стоит мне только попросить. — Ободренный ее молчанием, он продолжал уже увереннее: — Мы должны скрыть тебя от короля, но я знаю много способов, как уберечь свою голубку от любопытных взоров. Король посчитает, что я взял себе в слуги молоденького парнишку.

Эйслинн пренебрежительно рассмеялась, решив продлить игру.

— Вулфгар отправится в погоню за тобой. Он нежно сжал ее лицо ладонями.

— Нет, голубка. Найдет себе другую. Зачем ты ему нужна с ублюдком в животе?

И нагнулся, чтобы прижаться к ней губами, но Эйслинн отстранилась и тихо ответила:

— Потому что я его жена.

Рагнор отскочил, как ошпаренный, в ушах у него зазвенел ее довольный смех.

— Сука! — выдавил он.

— Неужели ты так, быстро разлюбил меня, Рагнор? — насмешливо осведомилась она. — Как я несчастна! Друг бросил меня, отдав на растерзание врагу! — Но тут же, помрачнев, прошипела: — Ты убил моего отца и лишил мать рассудка! Неужели решил, что получишь мое прощение? Помоги мне небо, раньше я увижу тебя в аду!

— Ты еще попадешься мне, сука! — взорвался Рагнор. — И я буду брать тебя сколько и когда захочу! Станешь моей, и Вулфгар мне не помеха! Твое замужество ничего для меня не значит, а жизнь Вулфгара и того меньше! Дай только срок, голубка!

Он подхватил шлем и, отвернувшись от Эйслинн, устремился к дому. Девушка, трепеща, прислонилась к дереву и тихо заплакала, вновь ощутив так часто терзавший ее страх. Что, если ребенок родится с темными глазами и волосами?

В зале никого не было. Рагнор беспрепятственно поднялся наверх, без стука распахнул дверь маленькой спальни Гвинет и переступил порог. Гвинет с покрасневшими от рыданий глазами поспешно вскочила с постели:

— Рагнор!

Она уже хотела подбежать к нему, но Рагнор сам подошел к кровати, снял кольчугу и швырнул се на пол. Гвинет охнула от неожиданности, когда он упал на нее, осыпая безумными поцелуями, оставлявшими синяки на шее и плечах, но тут же притянула его к себе, в восторге от столь неукротимого пыла. Женщина не чувствовала, что ей причиняют боль, и даже находила в этом наслаждение. Какое счастье! Он желает ее настолько, что забыл об осторожности и не задумался войти в ее комнату, рискуя каждую минуту быть обнаруженным.

Предвкушение опасности лишь возбуждало их и без того отчаянную страсть, и Гвинет тихо ворковала ему на ухо нежные слова любви. Но Рагнор овладел ею грубо, наспех, почти изнасиловав, — ярость и похоть бушевали в его сердце, не оставляя места сочувствию и жалости к жертве. Кроме того, он не мог не сравнивать эту тощую фигуру с другой — изящной и нежной, фигурой той, которую не мог забыть и чье совершенство служило постоянным напоминанием о его поражении.

Утолив желание, Рагнор снова притворился, что тоскует по Гвинет и не в силах вынести разлуку. Она лежала в его объятиях, гладя мускулистую грудь, и он коснулся ее губ легким поцелуем.

— Возьми меня с собой в Нормандию, Рагнор, — прошептала она. — Пожалуйста, любимый, не оставляй меня здесь.

— Не могу, — выдохнул он. — У меня нет своего шатра. Но не тревожься, у нас много времени, и я еще вернусь и, возможно, навсегда. Жди и не верь тому, что обо мне болтают. Не слушай никого, кроме меня.

Они снова поцеловались бесконечным страстным поцелуем, но голод был уже утолен, и Рагнор торопился скорее удалиться. Осторожно оглядываясь, он вышел из спальни, но ему и на этот раз повезло — на лестнице и в зале никого не оказалось.

Вулфгар привязал Гунна возле могучего боевого коня Вильгельма и оглядел сидевших под деревьями. При виде Рагнора, отдыхавшего в тени огромного дуба, он облегченно вздохнул, но не успокоился, пока не отыскал взглядом Эйслинн, наполнявшую протянутую лучником чашу. Заметив мужа, она с радостной улыбкой подбежала к нему. Со своего места Рагнор наблюдал за парочкой, притворяясь, что спит. Вашсль вместе с остальными ездил взглянуть на замок и сейчас подобрался к кузену, но тот, не обращая на него внимания, смотрел, как Вулфгар обнимает Эйслинн.

— Кажется, голубка приручила волка, — пробормотал Paгнор. — Вулфгар женился на девчонке. Вашель опустился рядом с кузеном.

— Возможно, и так, но от этого он не перестал быть норманном. Строит такой замок, словно собирается отразить штурм всех английских войск сразу.

— Бастард тешится надеждами удержать Эйслинн, — ощерился Рагнор, — но посмотрим, чья возьмет!

— Не суди о нем слишком легкомысленно. Забыл турнир? — отозвался Вашель. — Он умен и наделен достаточной силой, чтобы защитить себя и свой дом.

— Постараюсь поостеречься, — улыбнулся Рагнор.