Волк и голубка

Глава 3

Несколько обитателей Даркенуолда, взятых в плен, были освобождены после того, как связанными провели во дворе холодную октябрьскую ночь. Они тупо стояли, не двигаясь, ошеломленные поражением. Женщины прибежали к ним с едой и питьем. Нашедшие мужей и братьев покормили их и увели домой. Остальные собрались у могил, глядя, как родных опускают в ледяную землю. Но были и такие, кто напрасно искал родственников среди живых или мертвых. Оставалось лишь молиться и гадать, увидят ли они когда-нибудь знакомые лица.

Эйслинн мрачно наблюдала за происходящим с крыльца. Убитых похоронили крепостные Крегана под надзором двух доверенных людей Вулфгара. Эйслинн подслушала упоминание еще об одном, который оставался в Крегане вместе с горсткой воинов, чтобы поддерживать порядок. Майда, с покрытым ссадинами опухшим лицом, подошла к могиле под дубом, положила на нее маленький букетик поздних цветов и плача что-то приговаривала, словно беседуя с Эрландом.

Отцу Эйслинн было шестьдесят пять лет, а жене — всего пятьдесят. И хотя волосы его поседели, а она находилась в самом расцвете женской красоты, между ними пылала любовь, согревавшая сердца. Старший брат Эйслинн давно умер от чумы, и поэтому забота и привязанность родителей достались ей одной. Даркенуолд был обиталищем мира и покоя, счастья и доброты. Захватчики, опустошавшие Англию, обошли его стороной. Теперь же война и несчастье мстили за свое долгое отсутствие.

Майда устало поднялась, ломая руки, и в отчаянии осмотрелась. Через несколько долгих минут она направилась к дому, с усилием волоча ноги, словно боялась увидеть чужаков, наводнивших каждый уголок ее жилища. Кучка женшин приблизилась к ней, прося помощи по стародавней привычке, не подозревая, как глубоко ужас затронул ее разум, но Майда словно в беспамятстве глядела на них превратившимися в щелки глазами.

Эйслинн тихо всхлипнула при виде некогда прекрасной матери.

М-айда воздела руки к небу и вскрикнула:

— Убирайтесь прочь! Мне и своих бед хватает! Мой Эрланд погиб за вас, а вы приветствуете его убийц! Да! Вы позволили им захватить мой дом, изнасиловать дочь, украсть сокровища… убирайтесь!

Она принялась рвать на себе волосы. Горожанки в страхе отпрянули, в ужасе глядя на несчастную. Майда с трудом поднялась на ступеньки и остановилась, заметив Эйслинн.

— Пусть сами ищут травы и лечат свои болезни, — процедила она. — С меня довольно их хворей, ран и страданий.

Эйслинн с глубокой скорбью проводила мать взглядом. Как непохожа нынешняя Майда на прежнюю, полную любви и сострадания к простому люду. Она целыми днями бродила по лесам и болотам в поисках целебных корней и листьев, из которых варила снадобья, составляла мази и припарки для всех, кто просил помощи у ее порога. Она долго и тщательно наставляла дочь в искусстве исцеления, и Эйслинн сохранила в памяти слова матери. Теперь же Майда гнала от себя людей и не слушала их молений. Значит, Эйслинн придется взять на себя ее ношу. Она приняла это как благословение, благодарная за возможность отвлечься от тяжких мыслей.

Девушка задумчиво провела руками по шерстяной ганне. Сначала нужно облачиться в подходящий наряд, чтобы чужеземцы не раздевали ее глазами, а потом за работу!

Она поднялась по лестнице и вошла в свою спальню, где хорошенько вымылась и причесалась, а потом накинула мягкое длинное нижнее платье, поверх которого надела ганну из легкой розовато-лиловой шерсти. Одергивая подол, Эйслинн расстроено улыбнулась. Ни пояса, ни даже ожерелья, чтобы украсить наряд. Жадность норманнов поистине безгранична.

Девушка в последний раз оправила юбку, решительно прогоняя мрачные мысли, и отправилась в комнату матери за снадобьями, ту самую комнату, в которой они с Рагнором провели ночь. Толкнув тяжелую дверь, она в изумлении остановилась на пороге. Вулфгар, по-видимому, совершенно обнаженный, сидел в кресле отца перед очагом. Над ним склонился викинг, занятый чем-то непонятным. Оба встрепенулись при ее появлении. Вулфгар, приподнявшись, потянулся за мечом, и Эйслинн заметила на нем короткую набедренную повязку, характерную для людей его занятия. Девушка увидела также грязную почерневшую тряпку, прилипшую к его бедру. Суэйн пытался, видимо, перевязать рану. Вулфгар вновь опустился в кресло и отложил меч в сторону.

— Прошу прощения, повелитель, — сухо процедила Эйслинн. — Я пришла за материнским подносом с травами и не знала, что вы будете здесь.

— Можешь взять то, за чем явилась, — разрешил Вулфгар, оглядывая ее и отмечая новое платье.

Эйслинн подошла к маленькому столу, где хранились травы, и, подхватив поднос, обернулась. Мужчины снова стали возиться с повязкой, и Эйслинн, подойдя ближе, увидела засохшую кровь и багровую опухоль, расползавшуюся из-под повязки.

— Убери свои неуклюжие лапы, викинг, — скомандовала она. — Если, конечно, не хочешь остаться нянькой у колченогого нищего. Отодвинься.

Норвежец поднял на нее вопрошающий взгляд, но все же поднялся и отступил. Отложив поднос, Эйслинн встала на колени между расставленными ногами Вулфгара, осторожно приподняла тряпку и заглянула под нее, а потом легонько надавила. Из глубокой раны на ноге сочилась желтая жидкость.

— Она загноилась, — покачала головой девушка. — Придется вскрывать.

Эйслинн встала и, подойдя к камину, окунула клочок полотна в котелок с кипящей водой, висевший над тлеющими угольями, а потом вытащила его палочкой. Криво улыбнувшись, девушка бросила горячую мокрую тряпицу на повязку, отчего Вулфгар снова приподнялся, но тут же стиснул зубы и расслабился. Будь он проклят, если саксонская девчонка увидит его боль! Прищуренными глазами Вулфгар с сомнением смотрел на подбоченившуюся девушку. Однако та спокойно показала на его ногу:

— Это размочит засохшую кровь и откроет рану. — И, коротко, язвительно рассмеявшись, добавила: — Вы заботитесь о своих лошадях лучше, чем о себе.

Эйслинн решительно подошла туда, где лежали пояс и меч Вулфгара, и вытащила из ножен короткий кинжал. Суэйн, не сводя с нее глаз, немедленно придвинул к себе огромный боевой топор, но Эйслинн лишь осторожно положила кинжал на уголья. Поднявшись, она увидела, что мужчины наблюдают за ней с недоверием и опаской.

— Кажется, храбрый норманнский рыцарь и свирепый викинг побаиваются простой саксонской девчонки? — поддразнила она.

— Я не боюсь, — ответил Вулфгар. — Но до сих пор ты не проявляла особой нежности к норманнам. Почему вдруг решила ухаживать за мной?

Эйслинн отвернулась и, подойдя к подносу, принялась крошить сухие листья в гусиный жир, а затем хорошо все перемешала, так что получилась густая желтая мазь.

— Мы с матерью, — наконец соизволила она ответить, — давно уже лечим здешних жителей. Поэтому не бойся, что я искалечу тебя неумелым целительством. Если предам тебя, сюда придет Рагнор, и многие пострадают от его жестокого правления, особенно я. Так что лучше уж выжду, пока не подвернется случай отомстить.

— Рад слышать это, — медленно кивнул Вулфгар, спокойно встречая ее взгляд. — Но если все-таки ты соберешься мстить, боюсь, это придется не по вкусу Суэйну. Он положил почти целую жизнь на то, чтобы просветить меня насчет женских уловок.

— Этот неуклюжий великан, — фыркнула девушка. — Что может сотворить он со мной такого, еще не испытанного ранее… разве что покончить с моим рабством?

Вулфгар наклонился вперед и невозмутимо объяснил:

— Его народ давно уже изучил все способы убийства, а то, что им неизвестно, викинги способны прекрасно изобрести.

— Вы угрожаете мне, милорд? — поинтересовалась Эйслинн, на миг прекратив размешивать мазь.

— Нет. Я никогда бы не отважился на это. Я обещаю, но никогда не угрожаю. — Вулфгар окинул ее долгим взглядом и снова откинулся на спинку кресла. — Если ты вдруг станешь причиной моей гибели, как все-таки тебя зовут?

— Эйслинн, милорд. Эйслинн из Даркенуолда.

— Что ж, Эйслинн, я у тебя в руках. Твори свое черное дело. — И, улыбнувшись, добавил: — Мое время еще придет.

Девушка выпрямилась, задетая тем, что он напомнил ей о неизбежном. Поставив чашу с мазью около кресла, она встала на колени и прижалась боком к его ноге, чтобы не дать ему пошевелиться, ощущая грудью упругие мышцы мужского бедра. Убрав влажную тряпку, она осторожно сняла повязку, обнажив длинный, гноящийся порез, идущий от колена почти до паха.

— Английский меч? — осведомилась она.

— Память о Сенлаке.

— Неопытный воин напал на тебя, — дерзко бросила девушка, осматривая рану. — Он значительно облегчил бы мне задачу, если бы целился как следует и попал бы чуть повыше.

— Скорее заканчивай, — фыркнул Вулфгар. — У меня и без того много дел.

Эйслинн кивнула, принесла чашу с горячей водой и принялась промывать открывшуюся рану. Когда почерневшие волокна и сгустки крови были удалены, она сняла с углей кинжал, заметив, что Суэйн поднял топор и стал поближе. Но Эйслинн спокойно выдержала тревожный взгляд норвежца.

— Суэйн следит, чтобы тебе не пришло в голову исправить ошибку сакса и лишить меня своего общества в постели, — сардонически усмехнулся Вулфгар. — Кроме того, плоть Суэйна так часто подвергалась опасности, что он любой ценой постарается сохранить мою.

Эйслинн обратила на него холодный взор фиалковых глаз.

— А ты, милорд? — процедила она. — Не желаешь иметь сыновей?

Вулфгар устало отмахнулся.

— Предпочитаю, чтобы их вообще не было. И без того по земле ходит чересчур много ублюдков.

— Верно, милорд, — сухо обронила девушка и, подняв кинжал, ловко прижгла рану, стараясь захватить загноившуюся часть. Вулфгар не издал ни звука, хотя дернулся от неожиданности и напрягся, когда тошнотворный запах горящего мяса распространился по комнате. Отняв кинжал, Эйслинн втерла в рану мазь, а потом принесла тарелку заплесневелого хлеба, полила водой, так что получилась густая кашица, и обмазала ею ногу, а потом перетянула полосками полотна.

Отступив, она полюбовалась своей работой.

— Не прикасайся к повязкам три дня, а потом я все сниму. Хорошенько отдохни ночью.

— Мне уже легче, — пробормотал побледневший Вулфгар, — но я должен ходить, иначе останусь хромым.

Пожав плечами, Эйслинн сложила снадобья и уже собралась уходить, но, подойдя к столу за чистыми тряпками, увидела ссадину у него под лопаткой. Эйслинн осторожно коснулась больного места, и Вулфгар обернулся к ней с таким странным выражением лица, что девушка невольно рассмеялась.

— Прижигание не потребуется, милорд. Только небольшой надрез кинжалом и мазь, чтобы снять боль, — успокоила она, принимаясь обрабатывать ссадину.

— Кажется, я ослышался, — пробормотал он, нахмурясь. — Клянусь, ты ведь пообещала, что пока не станешь мстить.

Стук в дверь прервал его речь, и Суэйн впустил Керуика с поклажей Вулфгара. Эйслинн подняла глаза на жениха, но тут же вновь поспешно занялась своим делом, стараясь не выдать их отношений Вулфгару, пристально наблюдавшему за молодым человеком. Керуик сложил свою ношу, помедлил, но видя, что Эйслинн избегает смотреть на него, молча вышел.

— Уздечка! — фыркнул Вулфгар. — Суэйн, отнеси ее обратно и предупреди, чтобы он не вздумал привести еще и Гунна в спальню.

Как только норвежец закрыл за собой дверь, Эйслинн снова взяла поднос, собираясь уходить.

— Минуту, мадемуазель, — попросил Вулфгар.

Эйслинн обернулась и с вежливым интересом взирала, как он неторопливо поднимается с кресла и с опаской опирается на ногу. По-видимому, не почувствовав особенной боли, Вулфгар натянул рубаху, распахнул ставни и оглядел комнату, залитую солнечным светом.

— Теперь эти покои будут моими, — невозмутимо объявил он. — Присмотри, чтобы вещи твоей матери унесли, а комнату хорошенько прибрали.

— Прошу вас, милорд, объясните, куда мне все это убрать? В стойло, к другим английским свиньям?

— Где ты спишь? — осведомился Вулфгар, не обращая внимания на ее ярость.

— В своей спальне, если, конечно, ее тоже не отберут.

— В таком случае отнеси их туда, Эйслинн, — велел рыцарь, глядя в ее горящие глаза. — Вряд ли она еще тебе понадобится.

Эйслинн жарко вспыхнула и отвернулась, с новой силой ненавидя его за дерзкое напоминание. Она ждала, пока Вулфгар ее отпустит. Но в комнате воцарилась тишина. Было слышно только, как он ворошит угли в очаге и хлопает крышкой сундука. Вопрос прозвучал неожиданно громко и резко:

— Кто для тебя этот человек?

Эйслинн круто повернулась и недоуменно воззрилась на него.

— Керуик. Кто он тебе? — повторил Вулфгар.

— Никто, — с трудом выдохнула девушка.

— Но ты знаешь его, а он — тебя? Эйслинн постаралась взять себя в руки.

— Конечно. Он лорд Крегана, и мы частенько обменивались товарами с его семьей.

— Ему теперь нечем больше обмениваться. И теперь он не лорд, — процедил Вулфгар, не сводя с нее глаз. — Керуик явился поздно, уже после того, как мы взяли деревню. Когда я велел ему сдаться, он бросил меч и добровольно стал моим рабом.

Он с презрением выплюнул последние слова, словно пытаясь унизить Керуика. Эйслинн, собравшись с силами, примиряюще ответила:

— Керуик скорее ученый, чем воин. Правда, его отец обучил сына рыцарскому искусству, и Керуик храбро сражался за Гарольда.

— Он едва не рыдал над теми, кого пришлось прикончить. Ни один норманн не питает к нему уважения.

Эйслинн опустила глаза, пытаясь скрыть жалость к Керуику.

— Он человек мягкий, и убитые были его друзьями. Керуик часто слагал стихи об их деяниях. Он видел слишком много смертей с тех пор, как норманны пришли на нашу землю.

Вулфгар, сцепив руки за спиной, подошел ближе и словно навис над ней громадой широкоплечего мускулистого тела. Лицо оставалось в тени, и Эйслинн смогла разглядеть лишь серые глаза, спокойно взиравшие на нее.

— А что насчет тех, кто остался в живых? — осведомился он. — Сколько из них сбежали и спрятались в лесу?

— Я не знаю, — слукавила она. Девушка действительно видела, как уцелевшие побежали в сторону болота, когда упал отец, но не могла назвать имена и не знала наверняка, все ли еще они свободны.

Вулфгар, протянув руку, стал перебирать ее волосы, словно наслаждаясь их шелковистостью. Пристальный взгляд продолжал держать Эйслинн в плену. Она чувствовала, как слабеет воля, а медленная улыбка, заигравшая у него на устах, говорила о том, что Эйслинн не удалось ввести его в заблуждение. Вулфгар кивнул.

— Неужели ты никого не знаешь? — язвительно переспросил он. — Впрочем, не важно. Они, как и ты, скоро придут, чтобы служить новому хозяину.

Он опустил руку на плечо девушки и притянул ее ставшее неподатливым тело к своей груди. Поднос задрожал у нее в руках.

— Пожалуйста, — хрипло шепнула Эйслинн, боясь прикосновения его губ. — Пожалуйста.

На этот раз слово вырвалось из груди вместе с рыданием.

Его ладони нежно скользнули по рукам Эйслинн.

— Вели прибрать мою комнату, — напомнил он, не сводя с нее взгляда. — И если мои люди придут к тебе, лечи их, как лечила меня. Мне каждый дорог.

Эйслинн так поспешно выбежала из спальни, что едва не столкнулась с Керуиком, несшим новый ворох вещей Вулфгара, но все-таки ухитрилась разминуться с ним и пробежала мимо, зная, что раскрасневшееся лицо выдает ее. Девушка метнулась в свою комнату и стала собирать пожитки, стараясь унять дрожь в руках. Ярость, неукротимая ярость владела ею. Почему она позволяет этому норманну так обращаться с ней? Что за странную силу таят эти ледяные серые глаза, проникающие, казалось, в самую душу?

Выйдя в зал, Эйслинн с ужасом увидела, как во двор ввели несколько десятков крепостных со связанными ногами. Несчастные могли лишь ковылять подле вооруженных до зубов всадников. Вулфгар на огромном боевом коне выглядел поистине устрашающим, особенно для этих простолюдинов, трясущихся за свою жизнь. Эйслинн прикусила губу при виде одного молодого парня, почти совсем еще мальчика, попытавшегося скрыться. Он поковылял прочь так быстро, насколько позволяли ему путы, но, конечно, не смог равняться с могучим скакуном Вулфгара. Молниеносно нагнав мальчика, Вулфгар схватил его за ворот рубахи и перекинул через седло. Юноша завопил что было сил, но, получив увесистый пинок под зад, тотчас умолк. Вулфгар швырнул пленника в толпу крепостных, лихорадочно отпрянувших от грозного всадника.

Их пригнали на площадь, словно стадо свиней, и Эйслинн облегченно вздохнула, видя, что никто не ранен. Она отступила назад, как только Вулфгар подъехал ближе и спешился.

— Ты никого не убил в лесу? — с тревогой спросила она.

— Нет, они разбежались при моем приближении как истинные саксы, — бросил Вулфгар.

Эйслинн окинула его разъяренным взглядом, но Вулфгар лишь издевательски поднял брови и отправился в дом.

В Даркенуолде воцарилось некое подобие порядка, и по сравнению с предыдущей ночью они обедали в почти спокойной атмосфере. Норманны больше не препирались и вели себя тихо, поскольку хорошо знали, кто теперь здесь хозяин. Завистники не осмеливались бросить ему вызов. Те же, кто почитал Вулфгара, добровольно признавали его превосходство.

Эйслинн занимала место, ранее принадлежавшее матери, как хозяйке дома, и остро сознавала присутствие Вулфгара, восседавшего рядом. Он беседовал с Суэйном, сидевшим напротив, и, казалось, не обращал на нее внимания, чем окончательно смутил девушку, поскольку до того настоял, чтобы она пришла на пир, и указал на стул рядом с собой. Ей очень не хотелось сидеть рядом с завоевателем. Ее мать унизили, заставили подбирать объедки, как и всех крепостных, а Эйслинн считала справедливым разделить судьбу Майды.

— Рабыне не место рядом с господином, — язвительно напомнила ему она, выслушав приказание Вулфгара. Его холодный пронизывающий взгляд впился в нее.

— Долг раба повиноваться.

Во время пира Керуик держался поближе к Вулфгару, предлагая им с Эйслинн еду и вино, как подобает простому слуге. Эйслинн предпочла бы вообще его не видеть. Девушке претили его смирение и покорность судьбе. Рагнор тоже не оставлял их в покое. Темные прищуренные глаза следили за каждым движением. Эйслинн почти физически ощущала его ненависть к Вулфгару, и ее почему-то даже забавляло его раздражение оттого, что бастард предъявил на нее права.

Дрожащая от страха Глинн, с подбитым глазом и распухшей щекой, разносила эль норманнам, съеживаясь всякий раз, когда они кричали на нее или мимоходом ласкали груди и ягодицы. Разорванная спереди туника была стянута веревочкой, и мужчины находили развлечение в том, чтобы биться об заклад, кому первому доведется ее распустить. Трепещущая девушка, не понимая языка и не подозревая о пари, то и дело попадалась в ловушки, расставленные коварными завоевателями.

Майда казалась равнодушной к несчастьям девушки и, видимо, проявляла куда больший интерес к объедкам, бросаемым собакам под стол. Время от времени Майда украдкой запихивала в рот украденный кусок, и Эйслинн страдала, видя голодную мать.

Веревочка на тунике Глинн держалась почти до конца обеда, но Рагнор, к несчастью, предпочел сорвать гнев на бедняжке. Поймав ее в безжалостные объятия, он разрезал узлы клинком, царапая нежную грудь, и прижался жесткими губами к розовой плоти, не обращая внимания на ее крики и попытки вырваться.

К горлу Эйслинн подступила желчь, и девушка отвернулась, вспомнив прикосновение тех же горящих губ к своей груди. Она не поднимала глаз до тех пор, пока Рагнор не вынес Глинн из зала, и лишь непроизвольно вздрагивала от омерзения. Только через несколько минут, немного придя в себя, Эйслинн выпрямилась, поймала взгляд Вулфгара и потянулась к кубку с вином.

— У времени быстрые крылья, Эйслинн, — заметил он, не сводя с нее взгляда. — Кажется, оно — твой враг?

Больше всего девушке хотелось отвернуться. Она понимала значение его слов. Как и Рагнор, он устал праздновать и жаждал других развлечений.

— Ответь же, девица, время действительно твой враг?

Эйслинн повернулась к Вулфгару и с удивлением увидела, что он наклонился к ней так близко, что горячее дыхание коснулось щеки. Глаза, почему-то ставшие в этот момент почти голубыми, впились в ее лицо.

— Нет, — выдохнула она, — я так не думаю.

— И не боишься меня? — осведомился Вулфгар. Эйслинн храбро покачала головой, так что сверкающие пряди разлетелись во все стороны.

— Я страшусь только Бога.

— Неужели Он твой враг? — настаивал норманн.

Девушка, поежившись, отвернулась. Что же это за Бог, который позволил норманнам вторгнуться в их дома? Но не ей, простой смертной, судить деяния Его.

— Нет, — отозвалась она наконец. — Ведь Он — моя единственная надежда. — И, надменно вздернув подбородок, добавила: — Говорят, ваш герцог — человек благочестивый. Но если он молится тому же Богу, что и я, почему убил так много моих соотечественников, чтобы получить трон?

— Эдуард и Гарольд поклялись, что корона будет принадлежать ему. Но Гарольд, оставшись наедине с умирающим королем, увидел шанс добиться высшей власти и объявил, что перед тем как испустить дух, Эдуард завещал корону ему. Доказательств того, что он солгал, не было, но… — Вулфгар пожал плечами. — Трон принадлежит Вильгельму по праву рождения.

— Внуку простого кожевника? — резко вскинулась Эйслинн. — И…

Она осеклась, потрясенная собственными слонами.

— Бастарду, ты хотела добавить? — закончил за нее Вулфгар и сухо улыбнулся. — К сожалению, не многие из нас могут похвастать благородным происхождением.

Побагровев от смущения, Эйслинн потупилась, стараясь спрятаться от проницательного взгляда. Вулфгар выпрямился:

— Даже бастарды тоже всего-навсего люди, Эйслинн. Их потребности и желания такие же, как у остальных. Возможность получить трон притягивает незаконнорожденного сына точно так же, как рожденного в законном браке, а скорее всего еще больше.

Поднявшись, он взял ее за руку и привлек к себе. Рыжеватые брови снова издевательски выгнулись, глаза лихорадочно блестели, а руки обвились вокруг тонкой талии, прижимая ее податливое тело к его, жесткому и мускулистому.

— Мы даже стремимся облегчить тяготы нашего существования, хотя бы немного. Пойдем, возлюбленная. Сегодня мне не терпится укротить строптивицу. Я устал от сражений и лязга мечей. И этой ночью жажду более нежных забав.

Эйслинн вскинула горящие глаза, опалив его злобным взглядом, но прежде чем его губы успели сомкнуться на ее устах, раздался оглушительный вопль. Эйслинн обернулась как раз вовремя, чтобы заметить Керуика, бросившегося к ним с обнаженным кинжалом в руке. Сердце девушки бешено заколотилось, но она, словно громом пораженная, была не в силах шевельнуться, сообразить, кого собирается убить Керуик — ее или Вулфгара. Девушка вскрикнула, когда Вулфгар оттолкнул ее и приготовился встретить Керуика с голыми руками. Но недоверчивый Суэйн давно уже наблюдал за молодым саксом и был настороже. Одним могучим ударом он свалил Керуика на пол, и не успел тот растянуться на каменных плитах, как Вулфгар прижал его лицо к разбросанному тростнику тяжелой ногой в высоком сапоге, вырвал кинжал и отшвырнул его к стене. Норвежец уже поднял топор, чтобы отсечь голову несчастного, но Эйслинн в ужасе охнула:

— Нет! Во имя Господа, нет!

Суэйн и все присутствующие обернулись к ней. Эйслинн, истерически всхлипывая, припала к Вулфгару и вцепилась в его кожаную безрукавку.

— Нет! Нет! Умоляю, пощадите его! Майда, прокравшись к дочери, погладила ее по спине и боязливо прошептала:

— Сначала отец, потом нареченный. Они никого не оставят тебе!

Вулфгар вскинул голову, и Майда, сжавшись от ужаса, взвизгнула.

— Что ты сказала? Он ее нареченный?! Майда робко кивнула: — Да. Они должны были скоро обвенчаться.

Вулфгар посмотрел на молодого сакса, перевел обвиняющий взгляд на девушку и, наконец, повернулся к выжидавшему Суэйну:

— Отведи его к собакам и прикуй там, — велел он. — Завтра я сам им займусь.

Викинг кивнул и, схватив Керуика за шиворот, рывком поднял с пола.

— Помни, маленький сакс, — хмыкнул он, — сегодня тебя спасла девушка. Должно быть, ты родился под счастливой звездой.

Эйслинн все еще трясло от неудержимого страха. Керуика притащили в конец зала, где лежали псы, и швырнули прямо в середину своры. Поднялся дикий вой и лай. В суматохе никто не заметил, как Майда поспешно спрятала под лохмотьями кинжал Керуика.

— Я у тебя в долгу, — обратилась Эйслинн к Вулфгару дрожащим голосом.

— Неужели? — буркнул он. — Ну что же, сейчас посмотрим, сколь велика на деле твоя благодарность. Ты в ярости набросилась на меня, когда я разрешил позвать священника. Лгала, объясняя, что этот молокосос не имеет к тебе никакого отношения. — И, презрительно засмеявшись, бросил: — Лучше было рассказать самой, что он твой жених, чем позволить старой кляче выложить правду.

Гнев Эйслинн разгорелся с новой силой.

— Я солгала, чтобы спасти его. Ведь ты бы убил Керуика, не правда ли? — горячо возразила она.

Серые глаза Вулфгара потемнели, как грозовые тучи.

— Только глупец, девушка, может так легко расставаться с ценными рабами. Но Керуик, несомненно, встретил бы сегодня смерть, не признайся ведьма, что он твой жених. Зная это, я по крайней мере могу понять причину его глупой выходки.

— Ты пощадил его сегодня, но что будет завтра? — настаивала Эйслинн.

Но Вулфгар лишь пожал плечами:

— Завтра? Посмотрим, что подскажет мне мое воображение. Возможно, неплохо будет посмотреть, как он танцует в петле… или придумать еще какое-то развлечение.

Сердце Эйслинн упало. Неужели она спасла Керуика от мгновенной расправы лишь затем, чтобы отдать на потеху норманнам, которых, конечно, будут забавлять его мучения?

— Что ты готова отдать взамен за его жизнь? Себя? Но так нечестно — ведь я даже не знаю, что получу. — Вулфгар стиснул ее запястье. — Пойдем, посмотрим.

Эйслинн попыталась вырваться, но пальцы сжались еще крепче.

— Боишься, что не стоишь человеческой жизни? — поддразнил Вулфгар, и Эйслинн почти не сопротивлялась, когда он потащил ее по каменным ступенькам. Норманн отпустил стража, стоявшего у спальни, широко распахнул дверь и втолкнул девушку внутрь. Задвинув засов, он обернулся, сложил руки на груди и прислонился к стене. На губах играла улыбка.

— Я жду, мадемуазель, — сообщил он, обшаривая глазами каждый кусочек ее тела. — Жду с нетерпением. Эйслинн с достоинством выпрямилась.

— Вам придется долго ждать, ваша светлость, — брезгливо бросила она. — Я не собираюсь разыгрывать потаскуху для вашего удовольствия.

Вулфгар качнул головой.

— Даже ради бедного Керуика? Жаль. Завтра он, несомненно, пожалеет о твоей гордости.

Эйслинн смерила его негодующим взглядом, ненавидя этого человека всем своим существом.

— Что ты хочешь от меня?

Вулфгар лениво пожал широкими плечами:

— Хотелось бы увидеть то, из-за чего идет торг. Мы одни. Застенчивость тут неуместна.

— Ты омерзителен! — сверкнула глазами Эйслинн. Улыбка норманна стала еще шире.

— Немногие женщины того же мнения обо мне; во всяком случае, ты не первая.

Эйслинн огляделась в поисках предмета потяжелее, которым можно было бы запустить ему в голову.

— Подойди же ближе, Эйслинн, — уговаривал он. — Я сгораю от нетерпения. Интересно, чего ты стоишь. Эйслинн негодующе топнула стройной ножкой.

— Нет, нет и нет! Я не шлюха!

— Бедный Керуик, — вздохнул Вулфгар.

— Ненавижу тебя! — завопила девушка. Но на норманна это, казалось, ничуть не подействовало.

— Я тоже не питаю к тебе большой любви. Ненавижу лживых женщин.

— В таком случае зачем я тебе нужна?

— Мне совершенно необязательно любить тебя для того, чтобы уложить в постель. Я желаю тебя, и этого достаточно.

— Не для меня! — с бешенством вскрикнула она, отчаянно тряхнув головой.

Норманн затрясся от хохота:

— Ты не девственница. Одним мужчиной больше, одним меньше — какая разница?

— Меня взяли однажды… против воли… — задохнулась от ярости Эйслинн. — Это еще не означает, что я распутница. Вулфгар взглянул на нее из-под нависших бровей.

— Даже ради Керуика не согласишься? — издевательски произнес он.

Эйслинн сдавленно всхлипнула и стиснула руки. Она стояла тут, в бывшей спальне родителей, сгорая от злости, не в силах выносить его измывательств. Наконец девушка сняла верхнее платье, и оно соскользнуло на пол. По щеке поползла слезинка. За верхним платьем последовало нижнее и легло легким облачком к ее ногам.

Вулфгар встал совсем близко, пожирая Эйслинн горящими глазами, обжигавшими, словно раскаленное клеймо. Норманн медленно оглядывал девушку с головы до ног и с ног до головы, оценивая каждый изгиб фигуры, каждую впадину с пристальной расчетливостью, не дававшей Эйслинн дышать свободно. Но девушка стояла, прямая и гордая, полная отвращения к победителю, одновременно испытывая странное возбуждение.

— Как ты прекрасна, — выдохнул Вулфгар, нежно лаская ее вздымавшиеся груди. При одном лишь прикосновении этой теплой ладони Эйслинн, к ее стыдливому изумлению, ощутила странное, пронизавшее ее удовольствие. Вулфгар провел пальцем дорожку между ее грудей к узкой талии. Да, она действительно прелестна: длинноногая, стройная, грациозная, с налитыми грудями, полными и розовыми, ждущими мужской ласки.

— Ну как ты меня находишь? Стою ли я человеческой жизни? — ледяным тоном осведомилась она.

— Несомненно. Но я и не собирался торговаться. Эйслинн недоуменно уставилась на него, и Вулфгар расплылся в улыбке:

— Это долг Керуика, а не твой. Да, он будет наказан, поскольку преступил закон и покушался на жизнь господина. Но что бы ты ни делала, это не изменит его участи. Он получит по заслугам.

Эйслинн потеряла голову от гнева и попыталась наброситься на Вулфгара, но тот поймал ее запястья и притянул к себе. Девушка яростно сопротивлялась, но Вулфгар лишь безжалостно усмехнулся, пытаясь усмирить ее. Сильные руки скользили по упругому телу Эйслинн, и он, казалось, наслаждался ее бесплодной борьбой, улыбаясь в сверкающие фиалковые глаза.

— Моя неукротимая ведьмочка, ты стоишь жизни любого мужчины, даже если бы при этом на карту были поставлены все королевства мира.

— Ты негодяй! — вскричала она. — Болван неотесанный! Ты… ты… ублюдок!

Хватка Вулфгара мгновенно превратилась в мертвую, а улыбка померкла. Он прижал ее к себе так сильно, что тела их словно слились воедино. Эйслинн охнула от боли и прикусила губу, чтобы не закричать. Она ощущала пожирающее мужчину желание. У девушки кружилась голова, и она тихо заплакала от невыносимой муки.

— Запомни, мадемуазель, — холодно процедил Вулфгар, — я не нуждаюсь в женщинах, особенно лживых. Если обманешь меня еще раз, я жестоко накажу тебя.

С этими словами он отбросил ее от себя, и Эйслинн, не удержавшись на ногах, свалилась у изножья кровати и осталась лежать там, трепеща от ужаса и стыда. Заслышав шаги Вулфгара, она подняла глаза и увидела, что тот берет в руки обрывок цепи, к которой ее отец обычно привязывал собак. Норманн направился к ней, и Эйслинн сжалась от страха. Неужели он изобьет ее до полусмерти? Зачем она выбрала его, а не Рагнора? Этот ублюдок наверняка убьет ее!

Сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот вырвется из груди, и как только он нагнулся, девушка, охнув, откатилась, уворачиваясь от его протянутой руки. Вулфгар уронил цепь и устремился за Эйслинн.

— Нет! — взвизгнула она и, ловко ускользнув от Вулфгара, метнулась к двери. Эйслинн лихорадочно попыталась отодвинуть засов, но даже больная нога не помешала Вулфгару в мгновение ока очутиться рядом с девушкой. Эйслинн ощутила его дыхание и с криком бросилась к очагу, собираясь каким-то образом перехитрить преследователя, но споткнулась о волчью шкуру, расстеленную перед огнем. И не успела она выпрямиться, как Вулфгар бросился на нее и стиснул что было сил. Оба рухнули на пол, но Вулфгар принял весь удар на себя, хотя и поморщился от боли. Эйслинн по-прежнему стремилась сбежать. Она попыталась пнуть его и повернулась к нему лицом. И тотчас же Вулфгар смеясь прижал ее всей своей тяжестью к волчьей шкуре.

— Отпусти меня! — выдохнула Эйслинн, поворачивая голову из стороны в сторону. Ее трясло так, что зубы стучали, но не от холода, поскольку огонь в очаге горел ярко, едва не обжигая кожу. Эйслинн чувствовала пристальный взгляд норманна и не осмеливалась открыть глаза. — Отпусти меня! Пожалуйста!

К изумлению девушки, Вулфгар поднялся и поставил ее на ноги. Криво усмехаясь, он осторожно убрал разметавшиеся волосы с ее лица. Эйслинн обхватила себя руками, чтобы как-то прикрыть наготу, и смело взглянула на него, чувствуя себя почему-то измученной и разбитой. Но Вулфгар рассмеялся и, сжав ее узкую ладошку, повел девушку назад к кровати, а сам снова поднял цепь. Эйслинн, протяжно всхлипнув, отпрянула, но мужчина толкнул ее на пол. Однако она оцепенела от изумления, когда он прикрепил оковы за один конец к кроватному столбику, а другой застегнул вокруг ее щиколотки. Совершенно сбитая с толку, девушка молча смотрела на своего тюремщика. В ее глазах, словно в открытой книге, он прочел страх и смущение, но лишь улыбнулся.

— Я не хочу потерять тебя, подобно Рагнору, — поддразнил Вулфгар. — Кроме того, тебе больше не придется хоронить храбрых, но глупых саксов, поэтому сомневаюсь, что, оставшись на свободе, ты будешь держаться поближе к Даркенуолду, пока я отдыхаю. Цепь длинная, так что ты сможешь передвигаться.

— Вы слишком добры, милорд, — парировала она, забыв о своих страхах. — Неужели вы настолько сомневаетесь в своих силах, что должны держать меня на цепи, пока берете против воли?

— Это сберегает силы, — засмеялся он. — Признаться, для меня все средства хороши, чтобы укротить строптивицу.

Вулфгар поднялся и, приблизившись к очагу, принялся раздеваться, аккуратно складывая одежду. Эйслинн мрачно наблюдала за ним. Оставшись в одних чулках, Вулфгар задумчиво смотрел в огонь, рассеянно потирая бедро, пытаясь облегчить боль. Ей снова бросилось в глаза, что, очутившись в спальне, Вулфгар начал немного щадить больную ногу.

Эйслинн вздохнула и, обняв руками колени, стала лениво гадать, в каких сражениях участвовал норманн. Длинный шрам тянулся поперек бронзовой груди, словно от удара мечом. Несколько шрамов поменьше избороздили кожу, а отметины на широких мускулистых плечах и бедрах красноречиво свидетельствовали о нелегкой, полной опасностей жизни и долгих часах, проведенных в седле с оружием в руках. С первого взгляда было ясно, что перед ней не праздный человек. Недаром Эйслинн так и не удалось ускользнуть от него. Тонкая талия, упругий плоский живот, узкие бедра и длинные стройные ноги… В мерцающем пламени очага лицо его казалось осунувшимся и побледневшим, и Эйслинн ощутила свинцовый груз усталости, давивший ему на плечи. Неожиданно она пожалела врага, поняв, что тот держится на ногах исключительно усилием воли. Вулфгар покачал головой, потянулся и, сев, снял чулки. Он повернулся к Эйслинн, и у той перехватило дыхание — вид его наготы снова пробудил уснувшие было страхи. Девушка сжалась, пытаясь прикрыться руками. В тот же миг Вулфгар замер, рыжеватая бровь приподнялась, и издевательская усмешка вновь искривила его губы. Он сдернул с кровати несколько волчьих шкур и швырнул Эйслинн. — Доброй ночи, возлюбленная.

Девушка потрясение воззрилась на него, но тут же, поспешно завернувшись в шкуры, благодарно вытянулась на холодном каменном полу. Задув свечи, Вулфгар растянулся на кровати ее родителей, и скоро в комнате послышалось тяжелое дыхание. Эйслинн поглубже заползла в свой кокон и удовлетворенно улыбнулась.