Возлюбленная Немезида

ГЛАВА 20

Неужто я и впрямь чокнулась? — спрашивала Флоренс у своего отражения в зеркале уборной на станции обслуживания, последней на шоссе М6 по дороге в Пенрит. Она направлялась в коттедж Марвуд-Крэг, поскольку полагала, что это — единственное место, где она может сочинить для Джекоба достойное извинение.

Роуз с Хлоей, разумеется, сочли ее сумасшедшей и заявили об этом без обиняков.

— В это время года там нечего делать! — воскликнула Хлоя. — Даже если не метель, все равно холодрыга жуткая. Да у меня и ключа нет. Разве он не у тебя?

Когда Флоренс сообщила сестрам, у кого остался ключ от коттеджа, те принялись настаивать, чтобы она позвонила Джекобу.

— О нет! Нет, нет, нет. Я еще не готова. Мне нужно время, чтобы обдумать, что сказать, — отказалась Флоренс, и Хлоя неохотно согласилась забрать для нее запасной ключ у матери.

И вот теперь, спустя несколько дней, Флоренс была почти у цели своего назначения — на последней станции обслуживания по пути в Марвуд-Крэг, где она, неожиданно запаниковав, решила сделать остановку. Вечерело. Флоренс знала, что магазины в Пенрите и деревне Марвуд-Крэг закроются к тому времени, когда она доберется до них, а ей нужно было запастись едой — хотя бы каким-нибудь мерзким бутербродом, который она могла бы просто проглотить перед тем, как завалиться спать, — и купить батарейки для фонаря. Если она помнит верно, в доме есть поленья для разведения огня, чем ей придется заняться в первую очередь по приезде. Но она же не может топить печь вслепую!

Из уборной Флоренс отправилась в магазин, где, все же не устояв перед искушением, помимо необходимых вещей купила также шоколад и журналы, в которых до этого намеревалась себе отказать: от шоколада поправляются, а журналы не дадут ей сосредоточиться на цели своего визита. В последний момент, поддавшись внутреннему порыву, она сунула в корзину с покупками последний номер "Современной женщины" — хотя дома у нее уже имелся экземпляр, — в котором была ее статья о Джекобе и весьма лестная для нее фотография.

Зима сковала дороги льдом, ехать было трудно, но ночь была ясная, светила полная луна, и Флоренс быстро восстановила в памяти маршрут, которым они добирались с Джекобом в Марвуд-Крэг пять месяцев назад. Правда, по мере приближения к обветшалому коттеджу ее все сильнее одолевали воспоминания.

Джекоб, безусловно, потерян для нее навеки, но Флоренс не хотелось, чтобы он думал о ней плохо. Она решила, что скажет ему правду о ребенке и своих чувствах к нему. Признание в последних, разумеется, нужно расценивать как проявление эгоизма, ведь отрицая, как прежде, перед ним свою любовь, она освобождала бы его от себя, давая ему прекрасную возможность забыть ее раз и навсегда. Но ей не хотелось, чтобы он ее забывал. Да и сердце подсказывало, что Джекоб будет счастлив наконец-то услышать из ее уст правду. Не исключено, что ее признание подвигнет его на ответную откровенность, и он поведает ей свои тайны, которые она желала бы знать. Вернее, подтвердит то, о чем она догадывается. Она понимала, что выбрала рискованный путь, потому-то и намеревалась тщательно спланировать каждый шаг.

Флоренс даже не заметила, как доехала до невзрачного старого придорожного знака, указывавшего направление к коттеджу. Погода была сухая, но дорога от этого лучше не стала. Флоренс нещадно трясло и подбрасывало на замерзших рытвинах, но верный "рено" продолжал храбро взбираться вверх по холму.

Правда, въехав во двор, она едва успела затормозить, чтобы не врезаться в неожиданное препятствие. Перед домом, на том самом месте, что и пять месяцев назад, стоял серый "ягуар" Джекоба, серебрившийся в бледном лунном свете, словно привидение.

Остолбенев от неожиданности, Флоренс только и могла, что сидеть и смотреть на коттедж. Окна озаряли мерцающие отблески пламени камина и более ровное сияние керосиновой лампы. Он здесь, оцепенело думала Флоренс, но это было не то мертвящее оцепенение, которым она была скована на протяжении последних пяти месяцев. Ее привело в остолбенение крайнее волнение, вызванное душевной встряской: она не грезила наяву — с ней это происходило в реальности.

Флоренс протянула ладонь к ручке на дверце машины и опять замерла, пронзенная тревожным вопросом.

Он здесь один? Или с ним жена? По здравом размышлении Флоренс пришла к выводу, что последнее маловероятно. Мириель в настоящее время была или на последнем месяце беременности, или уже родила. И в том и в другом случае она вряд ли пожелала бы тащиться в коттедж на краю света, где отсутствуют современные удобства. Значит, Джекоб приехал один. Но почему?.. Как он мог покинуть жену в такой ответственный момент?

Но каковы бы ни были причины приезда Джекоба в Камбрию, рокот въехавшей во двор машины Флоренс не заставил его выйти на улицу. Манящий свет в окнах сиял, но дверь не открывалась. Трепещущая и, вопреки всему, счастливая, Флоренс вылезла из "рено" и заковыляла по колдобинам неухоженного двора.

У крыльца, почувствовав, что сдают нервы, она остановилась и осторожно заглянула в окно. То, что предстало взору, потрясло ее неимоверно, хоть она и знала, что Джекоб в коттедже.

Он сидел перед камином в том самом кресле, которое облюбовал для себя в предыдущий приезд, и дремал, очевидно убаюканный теплом горячей печки. Его спящее лицо дышало покоем, но вид был несколько осунувшийся, изнуренный. Почему?

В его знакомой внешности произошла одна заметная перемена. Судя по всему, с момента их последней встречи он ни разу не посещал парикмахера, и за пять месяцев от его строгой короткой стрижки на военный манер не осталось и следа. Отросшие мягкие волосы курчавились вокруг лица, наползая на уши и воротник рубашки. Сейчас он выглядел гораздо моложе и уязвимее. Прямо как прикорнувший ангел или Спящий Принц, думала Флоренс, ожидающий ее поцелуя.

Дверь коттеджа не была заперта, но, когда она открыла ее, переступая порог, щеколда громко лязгнула, и Принц пробудился.

Лицо Джекоба обратилось в калейдоскоп разноречивых чувств. В нем сквозили поочередно изумление, недоверие, облегчение и, к радости и удивлению Флоренс, надежда и нескрываемое удовольствие. В ней тоже всколыхнулась надежда, но она, не позволяя собственным ожиданиям влиять на ее суждение, внимательно наблюдала за Джекобом. Тот поднялся с кресла и пригладил назад отросшие волосы, изгоняя остатки сна.

— "Я при сиянье лунном надменную Титанию встречаю вновь", — вполголоса процитировал Джекоб, улыбаясь ей. В его сонных глазах вспыхнул озорной огонек.

— Я тоже рада видеть тебя, Джекоб, — осторожно произнесла Флоренс, но уже через секунду невольно заулыбалась, принимая насмешливое приветствие как должное. Действуя по наитию, она скинула с плеча сумку и, протянув руки, двинулась вперед. Джекоб окончательно стряхнул с себя сон. Его лицо просияло от счастья, как озаренное солнцем пасмурное небо после грозы.

— Слава Богу! — простонал он, когда она сама бросилась ему на шею. Флоренс не знала точно, за что Джекоб благодарит Господа, но ей было так хорошо в его объятиях, что сейчас это просто не имело значения.

Она должна спросить его про Мириель, думала Флоренс, с восторгом подставляя лицо его исступленным поцелуям. И про ребенка. И про все остальное. Ей следовало бы объясниться с ним… внести полную ясность в существующее положение вещей. Она должна делать что угодно, только не целовать его так, будто умирает от страстного голода.

Но у нее не было ни малейшего намерения останавливаться и исправлять свои ошибки. Как всегда, рядом с Джекобом она совершала очередную глупость, и, как всегда, эта глупость была чертовски восхитительна!

Его широкая сильная грудь, обтянутая синим шерстяным свитером, источала тепло, от волос исходил знакомый терпкий аромат его одеколона. Флоренс, как и десять лет назад, зарылась пальцами в густую волнистую шевелюру Джекоба.

— Твои волосы… — прошептала она, когда его губы начали бороздить ее подбородок и шею. — Мне нравится, что они отросли, тебе так больше идет.

Джекоб в ответ лишь рассмеялся и теснее прижал ее к себе. Флоренс ощутила его эрекцию, но знала, что в обратном случае она была бы разочарована. Глупость влекла все сильнее; она уже была не в состоянии сопротивляться.

Вопросы еще тревожили сознание, но другие соображения заявляли о себе более требовательно. Не отстраняясь от Джекоба, Флоренс прямо в его объятиях выпуталась из куртки, чтобы ближе быть к источнику своего счастья. Является ли Джекоб таковым на самом деле, это она решит позже, а сейчас главное — выразить ему свою любовь.

— Комнаты наверху еще холодные, — пробормотал Джекоб, просовывая руку ей под фуфайку и вытаскивая из джинсов нижний край рубашки. — Я спал здесь. Вот на этом… — Он кивком указал в угол комнаты, где у стены лежал скатанный толстый матрас. — Тебе такая постель подойдет? Она гораздо удобнее, чем кажется на первый взгляд.

Длинные теплые пальцы Джекоба не переставая мяли ей спину, и Флоренс подозревала, что еще немного — и им вообще не понадобится никакая подстилка, не то что матрас: она займется с ним любовью прямо на каменном полу. Выразив свое согласие энергичным кивком, она поймала за спиной запястья Джекоба и перенесла его ладони на свою грудь.

— О Боже, Фло, как ты прекрасна! — вскричал он, тиская заключенные в тонкое кружево округлости. Его несколько театральный возглас был преисполнен благоговения. На глаза Флоренс навернулись слезы. Джекоб искренне полагал, что она прекрасна… — Я так с ума сойду, — хрипло произнес он через несколько минут, лаская ее с отчаянной исступленностью. — Если не овладею тобой сейчас же, произойдет нечто ужасное! — Хохотнув над собственным нетерпением, он выпустил ее груди и стал водить ладонями по ее грудной клетке, талии, по обтянутым джинсами бедрам, словно был не в силах оторваться от нее.

Флоренс взяла инициативу на себя. Она легонько оттолкнула Джекоба и, заметив его испуганный взгляд — наверное, он счел, что она передумала, — смело стянула через голову фуфайку, затем быстро сняла рубашку и бюстгальтер.

Голая по пояс, она скомандовала:

— Неси матрас! Живо!

Джекоб, ошеломленный и радостный, облизав губы, стрелой помчался выполнять ее указание. Не прошло и секунды, как он уже раскладывал матрас и одеяла в самом теплом уголке комнаты — на коврике перед камином.

Пока ее возлюбленный стелил постель, Флоренс сняла остальную одежду. Такой бесстыдной и раскованной она еще никогда себя не чувствовала. Ей хотелось провести ладонями по своему телу, подготавливая себя для Джекоба, но он оказался проворнее. Она и представить не могла, что человек способен так быстро раздеваться. Обнажившись за считанные доли секунды, он привлек ее к себе, затем бережно опустил на матрас и накрыл своим длинным жилистым телом. Флоренс опалил испепеляющий жар, выдувший из сознания последние остатки одолевавших ее сомнений.

— О Боже, вот чего я желаю… — прошептал Джекоб, с содроганием погружаясь в нее. — Всегда буду желать, Фло… Всегда… вечно…

Я тоже, словно в дурмане думала Флоренс, подчиняясь ему.

— Вот, попей. — Флоренс, опустившись на колени, поставила возле Джекоба чашку чая. Лежа на матрасе, он сонно улыбнулся ей. Джекоб, очевидно, пытался доспать то, что не успел в связи с ее приездом, но сама Флоренс чувствовала себя на удивление бодрой и энергичной. Пока он дремал, она, стараясь не тревожить его, осторожно поднялась, натянула тренировочные штаны с фуфайкой и носки, затем, обследовав коттедж, пошла готовить чай.

— Мм… что? — Джекоб, разжав веки, завертел головой на диванной подушке, которую он тоже стащил на пол, когда стелил для них постель, и вскоре проснулся окончательно. — Спасибо, Фло… Ты ангел, — ласково произнес он и, сев на матрасе, поднес к губам чашку.

— Странно, что ты так думаешь, — сухо отозвалась Флоренс, усаживаясь на матрасе подле него со своей чашкой в руке.

Джекоб, в отличие от нее, по-прежнему оставался совершенно голым, но в стесненном положении чувствовала себя она. Наверное, это потому, предположила Флоренс, что она до сих пор не сказала ему всей правды, не призналась в любви. Ну да, она что-то бормотала во время любовной близости, но это не в счет. Ее признание будет иметь ценность только тогда, когда она озвучит его в здравом, незамутненном страстью рассудке. Что она теперь и намеревалась сделать.

— Нам нужно объясниться, да? — тихо проговорил Джекоб, отставляя чашку.

Флоренс, чувствуя, как в ней просыпается надежда, последовала его примеру. Пять месяцев назад его небрежное замечание об ангелах явилось бы хорошим поводом для очередной ссоры, но сейчас, Джекоб не выказывал ни намека на враждебность, и Флоренс вынуждена была признать, что у нее тоже нет желания вступать с ним в перепалку.

— Что ты здесь делаешь?

— Что ты здесь делаешь?

Оба расхохотались. Вот уж воистину любящие сердца мыслят одинаково.

— Отвечай первым, — потребовала Флоренс. Джекоб открыл было рот, собираясь возразить, как в былые времена, но потом передумал. Он улыбнулся, пожал плечами и накинул на себя одно из одеял.

— Мне требовалось многое обдумать, — тихо начал он. — И поскольку мои думы были в основном о тебе, я решил, что лучшего места для этого не найти. Ведь здесь мы были счастливы вместе…

Надежда и оптимизм в ней крепли, но одно оставалось неясно.

— Мириель знает, что ты здесь?

— Не думаю, — отвечал Джекоб, криво усмехнувшись. — Теперь мои дела ее не очень интересуют. Мы разошлись. Официально. И в общем-то она помолвлена с другим человеком. Полагаю, они поженятся сразу же, как только будет окончательно оформлен наш развод.

— А как же ребенок?

— Никакого ребенка не было, Фло, — Голос у Джекоба был несчастный, и Флоренс, хотя у нее самой голова пошла кругом от радостных мыслей и всевозможных "как?" и "почему?", поспешила утешить своего возлюбленного, участливо положив ладонь на его руку. — Боюсь, это была очередная уловка Мириель, — продолжал Джекоб, в знак благодарности накрывая ее ладонь своею. — Хотя следует отдать ей должное: она играла свою роль блестяще на протяжении двух месяцев после того, как мы с тобой расстались. Я понимал, что это не может быть мой ребенок, потому что мы давно уже не спали вместе, но ее душевное состояние было настолько нестабильным, что я просто не решался бросить ей вызов. Она постоянно расхаживала в балахонах, симулируя токсикоз. Притворялась, будто ездит в больницу, и так далее.

— Но ведь?..

— Нет, мы с ней не спали. Полагаю, она сочла, что это слишком рискованно. Ведь тогда я сразу обнаружил бы, что она по-прежнему худая как жердь под своими балахонами. — Джекоб осторожно высвободил свою руку из-под руки Флоренс и заключил обе ее ладони в свои. — И я был чертовски рад, что мы спим в разных комнатах. Потому что после того, что у нас было с тобой, Фло, она, естественно, не вызывала у меня ни малейшего желания. — Он нахмурился. — По-твоему, это жестоко, да? — Не получив от Флоренс ответа, он продолжал: — Меня к ней привязывало только чувство долга, но я все-таки надеялся, что мы с ней сможем быть друзьями, попытаемся наладить совместную жизнь… Но жить с ней я не хотел. Никогда.

— А что произошло, когда обман раскрылся? — Этот вопрос дался Флоренс с трудом: от волнения и смятения сдавило горло.

— О, даже вспоминать страшно, — тихо ответил Джекоб. — С Мириель случилась чудовищная истерика, почти необратимый нервный срыв. Я очень, очень за нее испугался. — Он неосознанно стиснул ее руки, которые по-прежнему держал в своих ладонях. Флоренс поморщилась, пытаясь высвободиться. — Ох, извини! — Джекоб виновато улыбнулся и похлопал ее по ноге. — Но, как ни тяжело нам пришлось, в общем-то это был своего рода катарсис. Даже Мириель стало ясно, что пытаться возродить наш брак бесполезно. Она легла в клинику. На этот раз с серьезными намерениями. И была молодцом, лечилась на совесть. Да еще, пока лежала там, познакомилась с достойным человеком. Теперь выходит за него замуж. Я рад за нее. Ей с ним будет гораздо лучше, чем со мной. — Его лицо вдруг приобрело торжественное выражение, но в чертах сквозила трогательная неуверенность. — Думаю, только особенная, очень независимая в суждениях женщина способна долго терпеть меня. — Его ладонь, по-прежнему покоившаяся на ее бедре, застыла в напряжении.

— Но почему ты приехал сюда сейчас? — спросила Флоренс, не в состоянии усвоить — и все же понимая — скрытый смысл его слов.

— Чтобы собраться с мыслями, — ответил Джекоб, морща лоб, словно и сам не мог поверить в то, что происходит. — Первое время я ходил сам не свой — из-за тебя, из-за Мириель. Но к концу съемок во Франции я многое уяснил для себя. — Он прищурился, на мгновение уйдя в себя, и остановил на ней пронизывающий взор синих глаз. — Я был самонадеянным эгоистом и дураком, когда посмел обидеться на тебя за то, что ты сделала аборт. Мне казалось, я во всем разбираюсь, но ни одному мужчине не дано понять, что испытывает женщина в подобной ситуации. Ты была одинока, молода, еще только вступала в большую жизнь. И что самое главное, это был твой собственный выбор. — Флоренс не верила своим ушам, но слушала Джекоба затаив дыхание. — Будь мы вместе, я заботился бы о тебе, лелеял. Но после того, что я сделал, было бы глупо надеяться, что ты пожелаешь остаться со мной.

Флоренс, придавленная безграничной скорбью по потерянным годам счастья, не могла вымолвить ни слова. Но это не имело значения. Джекоб еще не все сказал.

— Узнав о твоем отъезде в Америку, я решил, что ты пожелала убежать от меня как можно дальше. Поэтому, когда мы с Мириель расстались, я постарался сосредоточиться на работе и просто стал ждать, надеялся, что, может быть, какой-то благоприятный случай вновь сведет нас, как то интервью. Конечно, я сильно рисковал. Ты — завидный трофей, Флоренс. В любую минуту твоим вниманием мог бы завладеть какой-нибудь везунчик, и тогда прощай мое счастье на веки вечные! У меня не осталось бы никаких шансов!

И не рассчитывай! — подумала Флоренс. Самообладание возвращалось к ней, крепла уверенность в себе, тоже хотелось высказаться, но она понимала, что не должна пока прерывать Джекоба, поэтому просто наклонилась к нему и чмокнула в щеку.

Джекоб глянул на нее несколько ошарашенно и продолжал:

— А несколько дней назад произошли две вещи. — Голос у него чуть дрожал. — Во-первых, я прочитал твою статью обо мне и понял, что, должно быть, все-таки не безразличен тебе… Ведь тебе ничто не мешало уничтожить меня. Написала бы просто правду, и все! — Он неуверенно хохотнул. — Я, конечно, знаю, что ты не из тех людей, кому нравится работа палача, но когда я прочитал то, что ты написала… Я… Ты изобразила меня так человечно. Такой вышел симпатяга. Я даже сам себе понравился, а это, поверь мне, Фло, невиданный случай!

— Спасибо, — пробормотала Флоренс, смущенная его похвалой и тем, что так легко выдала ему свои чувства.

— А потом я посмотрел последнюю серию "Возлюбленной Немезиды", — почти торжественно произнес Джекоб, — и понял, что реплики в финальных сценах произносит вовсе не Джек Дарвиль; это говорю я, от собственного имени. — Он помедлил, будто собираясь с духом. — Тебе, наверное, кажется странным, что это раньше не приходило мне в голову, но порой, когда создаешь тот или иной образ, не замечаешь нюансов собственной игры. Они проявляются позже, когда смотришь на свое творение отстраненно, как зритель. Я ведь не видел ни потоков[5], ни чернового монтажа. Но, надо признать, мне тогда было не до этого из-за всех моих личных неурядиц. — Он улыбнулся с мальчишеской застенчивостью. — Знаешь, как это бывает?..

— Знаю, — тихо отозвалась Флоренс. — Потому и приехала сюда.

Джекоб взглянул на нее озадаченно, потом лицо его просияло, и он порывисто притянул ее к себе. Маленькая комната сомкнулась вокруг них, словно надежный кокон, заслоняя от неприятностей. Флоренс чувствовала, что сейчас может сказать Джекобу все, что думает, и с любовью выслушать оставшиеся секреты, если они еще есть у него, даже самые ужасные тайны.

— Я не видела "Возлюбленной Немезиды". Но Роуз с Хлоей заставили меня посмотреть с ними последнюю серию, и тогда я увидела все! Все, что увидел ты… — В горле задрожал всхлип, но Джекоб тут же принялся укачивать ее, успокаивающе поглаживая по спине, и рыдания утихли. — Я поняла, что ты любишь меня, хоть мы и не можем быть вместе. И я не хотела, чтобы мы плохо думали друг о друге, поэтому решила, что должна поговорить с тобой, устранить недопонимание, внести ясность в то, что произошло между нами, открыть тебе все тайны, чтобы мы хотя бы остались друзьями, если уж ничего другого не дано. — Джекоб, зарывшись губами в ее волосы, произнес ее имя. — Вот почему я приехала сюда. Чтобы поразмыслить, погрузиться в добрые воспоминания о тех днях, когда мы были вместе. — Она обвила его руками за пояс, и некоторое время они просто сидели в обнимку на матрасе, не прикасаясь к остывающему чаю.

Минуты текли, и они наконец, словно сговорившись, одновременно разжали объятия.

— Давай-ка выпьем еще чаю, — предложил Джекоб, пригубив из чашки холодную жидкость. — А потом закончим, да?

Флоренс кивнула. Джекоб натянул на себя свитер и спортивные трусы и пошел готовить чай. Флоренс подбросила в камин парочку поленьев.

— Итак, расстаемся с последними тайнами, — произнес Джекоб с серьезной улыбкой, когда они вновь устроились на матрасе с чашками горячего чая. — Давай, что ли, я первый начну?

Флоренс внутренне затрепетала от страха и возбуждения. После этого между ними не останется преград. Она согласно кивнула.

Джекоб набрал полные легкие воздуха, словно собирался броситься в бассейн или в ледяную реку.

— Полагаю, я мог бы признаться тебе в этом много лет назад, — начал он, глядя ей прямо в глаза, как бы подкрепляя взглядом истинность своих слов. Флоренс знала, что сейчас Джекоб не позерствует и не играет, хотя, в сущности, это было эффектное представление. — Но тогда ты вряд ли поверила бы мне. Скорей всего, решила бы, что я попросту пытаюсь реабилитировать себя в твоих глазах за счет… — Он замолчал, переводя дух. Флоренс ободряюще стиснула его руку. — За счет Дэвида.

— Дэвида? — Это имя, похороненное в глубине ее прошлого, прозвучало как гром среди ясного неба. В воображении всплыла полузабытая тень человека, которого она когда-то любила. Или думала, что любила.

— Может, тебе больно будет это слышать, — осторожно продолжал Джекоб. — Это касается того несчастного случая. Все произошло несколько иначе, чем я рассказал тогда.

— Продолжай, — потребовала Флоренс, внезапно насторожившись. Она почти не сомневалась в том, что сейчас услышит.

— Я… — Он прикусил губу, а потом вдруг слова полились из него безудержным потоком, словно он боялся остановиться. — На заднем сиденье был я, Флоренс. И все же это была моя вина, потому что мне следовало проявить настойчивость и заставить Дэвида хотя бы немного сбавить скорость, но он обычно чертовски здорово водил мотоцикл. Гораздо лучше, чем я. И я как-то не сообразил, что перед этим он выпил лишнего.

— Но почему ты сказал, что это ты разбил мотоцикл?

— Я не хотел, чтобы о Дэвиде думали плохо. Меня и так все считали негодяем, поэтому мне нечего было терять. А Дэвид был хороший парень и заслуживал того, чтобы остаться таковым в памяти людей. Особенно в памяти родителей. Они умерли бы с горя, узнав, что их сын, которого они обожали, устроил аварию хотя это было не совсем так. Но они считали бы виновником его.

— О, Джекоб, — тихо промолвила Флоренс, поднося к губам его ладонь. — Ты сам-то понимаешь, какой ты благородный? — Ей хотелось плакать при мысли о том, что он столько лет жертвовал своим добрым именем, лишая себя всеобщего уважения.

— Стараюсь не думать об этом. Страшновато, — с улыбкой отвечал Джекоб. — Я привык, что меня все считают злодеем, в лучшем случае отрицательным героем. — Он издал нервный смешок. — Как бы то ни было, это все, Фло, любовь моя. Больше у меня нет тайн от тебя. Разве что остались какие-то несущественные, но в них я тоже признаюсь постепенно, по мере их выявления. — Джекоб замолчал. Он не спрашивал ее ни о чем, ни единым жестом не понуждал ее к ответной откровенности, но Флоренс знала, что теперь ее очередь разыграть последнюю карту.

— Я не делала аборт, Джекоб, — выпалила она, на мгновение запнулась и тут же затараторила, почти захлебываясь словами, как чуть раньше Джекоб. — У меня был выкидыш. Такое иногда случается. А я была настроена родить. Я хотела того ребенка! Ведь это был твой ребенок.

— Фло, родная моя, — простонал Джекоб, вновь привлекая ее на свою грудь. — Если бы только я был рядом, может, ты и не потеряла бы его! — Он резко замолчал, будто задумался о чем-то. — Фло, ты здорова? Это… э… не причинило тебе вреда, нет?

Флоренс отстранилась от него и коснулась ладонью теплой щетинистой щеки.

— Нет, Джекоб, со мной все в порядке. Это произошло на относительно раннем этапе. Осложнений не было.

— Слава Богу. Иначе я никогда не простил бы себе. — Он чуть повернул свое лицо, целуя ее ладонь.

— Итак, чем мы теперь займемся, раз мы больше не враги? — поинтересовалась Флоренс, чувствуя, что уже начинает соображать с трудом, поскольку Джекоб, судя по всему, не собирался довольствоваться просто невинным целованием ее ладони: его проказливый язык принялся с похотливой медлительностью бороздить нежную кожу, вызывая сладостную дрожь во всем теле.

— О, не беспокойся. — Он наконец оставил в покое ее ладонь, но только для того, чтобы удобнее было исследовать плавные изгибы ее тела под фуфайкой. — Мы можем найти массу новых поводов для споров и ссор. Думаю, это будет не трудно, учитывая, что мы оба упрямы и своенравны, как черти. Или посвятим себя другим занятиям. — Его ласковые пальцы недвусмысленно давали понять, о каких "других занятиях" он ведет речь. — Одно могу обещать тебе, Фло. Скучно не будет.

— Что не будет скучно? — спросила Флоренс, хватаясь за нижний край фуфайки и стягивая ее через голову, чтобы предоставить Джекобу полную свободу действий.

В глазах Джекоба промелькнуло сомнение, почти страх: его привычная самоуверенность, столь раздражающая и в то же время подкупающая, наделяющая его неотразимым обаянием, дала трещинку.

— Нам с тобой жить в браке. — Его пальцы, ласкавшие ее тело, на мгновение застыли. — Ты ведь выйдешь за меня замуж? Когда я буду свободен, конечно. Если не хочешь, мы можем просто жить вместе… в общем, на твое усмотрение, как скажешь.

— Что? Никаких ультиматумов? Никаких требований? Никаких грязных инсинуаций о том, что я покажу себя трусихой, если не соглашусь? — Флоренс тихо рассмеялась, чувствуя себя сильной, могущественной, потому что была любима.

Взгляд Джекоба вспыхнул, на губах заиграла улыбка — ласковая и коварная.

— А ты боишься? — вкрадчиво спросил он, придвигаясь к ней и одновременно избавляясь от своего свитера.

— И не мечтай! — Флоренс тряхнула головой и горделиво выпрямила спину, бросая ему вызов всем своим телом.

— Это ты зря, дерзкая кокетка. Ты должна бояться! — Он нашел губами ее губы и стал целовать, страстно и нежно, ладонями чуть сжимая ее руки.

Флоренс внезапно оттолкнула его и опрокинула на спину, придавив за плечи к матрасу. Целуя Джекоба, она чувствовала, как его губы под натиском ее губ раздвигаются в улыбке.

— И ты тоже, моя Немезида… Уж я тебе устрою сладкую жизнь!