Риго, освещенный золотистым светом свечи, напомнил ей языческого бога. Ее глаза невольно скользнули с его черных словно ночь блестящих волос на широкую грудь, потом на пульсирующую плоть. «Теперь я понимаю, почему древние поклонялись богу плодородия», — думала она, когда он опустился на нее.
Риго поднял ее руки над головой, сжав тонкие запястья, и начал ласкать языком грудь. Когда сосок отвердел под его пальцами, он потянулся к другой груди и стал целовать оба, слушая, как сердце ее бьется все сильнее и сильнее, в такт с его сердцем. Он поднялся и встал на колени меж ее раздвинутых бедер, потом опустился ниже и скользнул в нее. Мириам обхватила ногами его бедра, поднимаясь навстречу каждому его движению. Его восторг выплеснулся в каком-то гортанном испанском проклятии. Прежде, чем слепой алый туман начал застилать его взор, он остановился, прошептав ей:
— Тише, спокойнее, пока я не кончил раньше тебя. Глубоко, судорожно вздохнув, она уступила, позволив ему двигаться медленнее, томно разжигая в себе любовный голод, пока он не вспыхнул ярче солнца. В тот миг, когда она была уверена, что более ни мгновения не может переносить этого жгучего удовольствия, граничившего с болью, что-то взорвалось в ней вспышкой чистого света. Мириам вцепилась в Риго, невольно выкрикнув его имя. Она чувствовала, как его плоть увеличивается и пульсирует глубоко внутри нее, изливая семя, а тело дрожит от наслаждения.
Боясь за нее и ребенка, он не опустился на нее, а оперся на предплечья и спрятал лицо в ароматном потоке ее волос.
— Какими чарами ты околдовала меня? — бормотал он. — Ты так прекрасна.
— Я никогда не была красивой. И всегда чувствовала себя нескладной… — Мириам увидела, что он смеется, и что-то словно растаяло в ней. — Я слишком часто это повторяю, да?
— Ты действительно говоришь об этом слишком много, что же касается остального… — Он не договорил, ощутив опять нарастающее желание. Она тихо и удивленно вскрикнула от новой волны удовольствия и выгнулась под ним снова принявшимся высекать искры ее страсти.
Мириам проснулась от мерных покачиваний корабля. Риго не было рядом. Постель была еще теплой. Видимо, он только что покинул каюту. Тонкий желтоватый луч света пробивался из-под двери. Окончательно придя в себя, она скинула одеяло, сообразила, что совсем раздета. И тут прошедшая ночь всплыла в ее памяти: с какой дикой страстью занимались они любовью.
— Что я скажу ему? Как я посмотрю ему в глаза? Страсть, которая всегда соперничала в их отношениях с неприятием, вновь помогла ей перейти какую-то грань и раствориться в его чарах. Сам он женился из чувства долга, но взамен хотел получить ужасную дань — ее человеческое достоинство. «Господи, помоги мне, я не могу управлять своими чувствами».
Ему стоило всего лишь взглянуть на нее, прикоснуться к ней, и она уже теряла власть над собой. Таким образом она уже потеряла все самое дорогое: семью, любовь и уважение Бенджамина. Почему она забывала обо всем, когда Риго де Лас Касас был рядом? Нет, не Лас Касас, Торрес. Он подписал брачный контракт именем Родриго Энджел Торрес, и сейчас они плывут в Санто-Доминго к его родным для того, чтобы навсегда остаться в диких лесах Эспаньолы.
— Почему я не вышла за Дюбэ? — спрашивала она себя, глядя в небольшое зеркало. — Несмотря на мольбы отца, я выбрала Риго. — Внезапно нахлынувшие слезы заставили ее подумать о том, какой неуравновешенной стала она в последнее время. А ведь это было так непохоже на нее. — Это из-за ребенка, — пробормотала она. Ребенок Риго. Слабая ниточка, связывающая их непрочный брак. «И все-таки ты сама выбрала испанца».
Мириам закончила прическу, сполоснула заплаканное лицо прохладной водой и еще раз оглядела себя в зеркало. Открыв дверь каюты, Мириам ступила в луч утреннего света, навстречу свежему морскому бризу. Моряки, грубые мужчины в мешковатых штанах, сидели на корточках на палубе и чинили растрепавшиеся пеньковые снасти. Один заметил ее и зашептал, как ей послышалось, на грубом итальянском наречии, своему товарищу:
— Вот и прошла ее брачная ночь.
Она поспешно прошла мимо них и не слышала, что ответил другой матрос, но его смех догнал ее, растворившись в соленом ветре. Боже правый, неужели все знают? Она сжала зубы, чтобы не повернуть назад и не укрыться в надежной каюте от насмешек этих неотесанных мужланов. В центре главной палубы она заметила каюту кока. Хоть горячую пищу им предлагали только раз в день, здесь пассажиры и команда могли перекусить печеньем, сухими фруктами или еще чем-нибудь утром или после захода солнца. Мириам не спеша подошла к группе людей, собравшихся там, чтобы утолить уже мучивший ее голод.
Потом она заметила мужа, стоявшего на малой палубе. Разглядывая его, она одной рукой ухватилась за перила, чтобы удержать равновесие. Его длинные черные волосы трепал ветер, отчего вид у него был весьма грозный. Довершали картину тяжелый меч и кинжал на поясе. Риго говорил со шкипером. Рука его покоилась на рукоятке меча. Он широко расставил ноги, преодолевая качку, словно был рожден на море.
— Наверное, это ему передалось от тайно, — с улыбкой пробормотала она, припоминая рассказы Бенджамина о том, как отвратительно чувствовал себя Аарон Торрес, каждый раз ступая на борт корабля.
Бенджамин. Неужели он всегда будет стоять между ними? Внезапно она поняла, что так не должно быть. Им никогда не суждено было быть любовниками. Каждый раз, когда Бенджамин давал волю чувствам, она уклонялась с тонкой лестью, умеряя его страсть и не чувствуя ничего, кроме слабого отклика на его здоровое и вполне понятное желание. Никогда она не была так спокойна и никогда не могла совладать с собой в присутствии его брата.
Даже сейчас, глядя на Риго издалека, она чувствовала, как сильнее бьется ее сердце и пересыхает в горле. Может быть, если он договорится с отцом и они осядут где-нибудь, все изменится. Если бы она могла забыть прошлое и свою вину перед Бенджамином, может быть, смог бы и Риго. Она поняла, что Бенджамину уготована своя судьба, не зависящая от них.
Риго почувствовал на себе чей-то взгляд и обернулся, глядя на верхнюю палубу. Мириам убрала волосы и оделась в теплый, подбитый мехом плащ, скрывавший фигуру. Их глаза встретились, и он заметил смятение на ее лице.
— Твоя жена очень мила, дон Родриго, настоящая леди, — сказал шкипер, следя за взглядом Риго. — Моим ребятам будет жаль расставаться с нею в Генуе, где вы пересядете на другой корабль. Обычно мы не берем пассажиров и тем более, не видели у себя на борту таких красивых женщин.
Все еще глядя на Мириам, Риго ответил:
— Да, она очень красива. «Из богатой и знатной семьи, только волей случая ставшая моей». — Извините меня, шкипер, я должен подняться к ней.
Мириам смотрела, с какой грацией взлетел Риго по деревянной лестнице на верхнюю палубу.
— Вам нехорошо, миледи? — сказал он. — Вы так бледны.
— Просто чувствую некоторую слабость. Надеюсь, свежий воздух и немного еды подкрепят мои силы, хоть созерцание этого простора, кажется, лишает меня аппетита.
— Лучше ешьте орехи и фрукты, пока здесь, в Средиземноморье, их можно достать. Когда мы пересядем на испанский корабль и выйдем в Атлантику, там будут только сухари и плесневелый сыр.
— Сколько времени нам понадобится, чтобы пересечь океан? — спросила она, когда он взял ее за руку.
— Сейчас не лучшее время для путешествий. Удобнее было бы плыть в июле или в августе. С этими холодными январскими ветрами, может понадобиться почти два месяца, чтобы добраться до Санто-Доминго.
Мириам побледнела.
— Два месяца!
— Вы могли бы остаться в Марселе, в безопасности, — возразил он бесстрастно.
— Но я выбрала другое. — Она отвернулась и поглядела на море и бесконечную линию горизонта на западе.
После наступления темноты Мириам сидела одна в своей каюте, в сотый раз решая, стоит ли ей пойти за Риго. Он посоветовал ей отдохнуть после ужина, сославшись на заботу о ребенке. «Всегда он говорит только о ребенке. Неужели он никогда даже не думает обо мне?» Хотя за последние несколько дней она поняла, что он желает ее — по крайней мере с наступлением ночи страсть крепко сплетала их тела. Но с восходом солнца он снова становился холодным и чужим, предупредительным и вежливым, но все равно чужим.
— Пусть всю ночь шагает по палубе в компании своих демонов, — пробормотала она. — Я не должна бегать за ним и беспокоиться, если он сам не хочет этого делать.
Она только сняла платье и натянула через голову теплую ночную тунику из плотного хлопка, как вдруг снаружи донеслись крики:
— Человек за бортом!
Накинув плащ, она выбежала из каюты. Приближаясь к толпе матросов, собравшихся на палубе, она разыскивала глазами Риго.
Он шел через расступившуюся перед ним толпу со спрятанным в ножны мечом, но с кинжалом в руке. Вдруг она увидела разодранную на нем тунику. Плечо было в крови. Сдерживаясь, чтобы не закричать, она, расталкивая людей, бросилась к нему. Подойдя ближе, Мириам поняла, что рана была поверхностной.
— Что случилось? — Она перевела взгляд с его раненого плеча на длинное блестящее лезвие кинжала, который он аккуратно убирал в ножны.
— Какой-то матрос набросился на меня сзади в темноте, — ответил он.
— Он пытался убить тебя?
Он взглянул на порез и пожал плечами.
— Если бы я не подставил руку под его нож, он запросто перерезал бы мне горло, и сейчас я, а не он, отправился бы кормить рыб.
— Кто это был? — спросил боцман.
— Матрос. Если даже я и знал его когда-то, то очень давно. Если бы мне удалось разоружить его, оставив в живых, я бы с удовольствием порасспросил его, зачем он хотел меня убить.
— Позволь мне осмотреть твою рану, пока ты еще не умер от потери крови и не отправился в море рыбам на обед вслед за ним, — сказала Мириам, подавив страх и желая только одного — чтобы они поскорее оказались в безопасной каюте.
Закрыв дверь каюты, она достала свою медицинскую сумку из небольшого сундучка в углу и начала рыться в ней ищя настойку тысячелистника и бинты.
— Все-таки почему этот человек хотел убить тебя?
— Я действительно не знаю. Это был обычный матрос, и я уверен, что он не знает меня. Может быть, он принял меня за кого-то другого?!
Он удивленно присвистнул, когда она принялась накладывать на руку жгучий компресс.
— Мы оба знаем, что этого не может быть. Вряд ли тебя можно спутать с кем-нибудь из членов команды, ты ведь одет в дорогое платье.
— Было темно.
— Риго, ты на целую голову выше всех, кроме лоцмана, а он в три раза полнее тебя. Ошибки быть не может. Этот человек пытался убить именно тебя! — Внезапно она задрожала.
Он с подозрением посмотрел на нее:
— А если бы ему это удалось, ты бы плакала обо мне? Она замотала бинтом смазанную руку.
— Может, ты обидел его жену или сестру? Он взял ее руку и прижал к губам. По традиции, существующей на море, он не брил бороды. Нежную ладонь кольнула густая щетина.
— Ты не ответила на мой вопрос, жена. — Не выпуская ее изящное запястье, он слушал, как учащается ее пульс.
— Что мне сказать, Риго? Что я буду оплакивать тебя? Ты вряд ли этому поверишь, скорее обвинишь меня во лжи.
— Не знаю, Мириам, — задумчиво прошептал он, побуждая ее встать на колени перед ним, — сам он сидел на низком стуле. Когда его губы потянулись к ее губам, она обвила руками его шею.
Они спокойно пересели на другой корабль в Генуе и еще раз на Канарах. Наконец они оказались на борту многопалубной испанской каравеллы, которую использовала, исключительно для путешествий через Антлантику, колония Испании в Новом Свете. В Санто-Доминго принимали суда только под испанским флагом.
Теперь у них была большая каюта с иллюминатором и просторной постелью. Однако, несмотря на удобства, даже роскошь. Мириам получала все меньше удовольствия от плавания. Если Средиземное море было относительно спокойным, Атлантику терзали штормы.
Она страдала морской болезнью. В первые три месяца беременности она не испытывала тех обычных легких недомоганий, на которые жаловались ее пациентки. У нее не было ни тошноты по утрам, ни чрезмерной утомляемости, ни отеков. Но на второй день после того, как они прошли Тенерифы, океанская качка внезапно заставила ее вкусить сполна все эти неприятности.
Мириам лежала на постели, наблюдая, как одевается Риго, легко реагируя на качку. Она не хотела обращать на себя внимания, поэтому притворилась спящей, когда он обернулся к ней. Но его было невозможно провести.
— Я принесу тебе чего-нибудь поесть, хватит поститься, — сказал он, направляясь к выходу.
— Пожалуйста, не надо. Я совсем не голодна. Просто устала.
— Тебе необходимы силы. Сейчас у нас есть свежие фрукты, даже хлеб и сладкое вино. Совсем скоро придется довольствоваться только соленым Мясом и твердыми сухарями. Полакомься, пока есть возможность.
Она с трудом удержалась, чтобы в раздражении не накричать на него, и отвернулась к стене, натянув на плечи одеяло и моля Бога, чтобы сон наконец сморил ее.
Риго пришел через некоторое время со спелым яблоком, ломтем сыра и куском свежего хлеба.
— Садись и ешь, — скомандовал он, снимая салфетку с подноса. — А потом мы прогуляемся по палубе, чтобы ты немного проветрилась. — Он помог ей подняться и принялся кормить яблоком, отрезая по кусочку.
Не желая показывать свою слабость, Мириам заставила себя проглотить два кусочка и сделала глоток вина, которое он принес. Когда, он протянул ей ломтик острого сыра, она поняла, что больше не может. Но все же мужественно откусила кусочек и попыталась проглотить.
Риго с тревогой смотрел на нее. Хотя он и слышал что-то от своих товарищей-офицеров о том, что беременные женщины испытывают разные недомогания, он не очень этому верил. До вчерашнего дня Мириам была цветущей и абсолютно здоровой.
Вдруг Мириам побледнела как полотно и схватилась за горло. Он помог ей лечь на бок на постели и придержал, пока ей пришлось расстаться с тем, что она только что съела.
Мириам хотелось провалиться сквозь землю от стыда, но не было сил, чтобы достаточно долго думать об этом. Она чувствовала, как Риго убирает ее волосы с лица, бормоча что-то невнятно по-испански. Когда спазм прошел, он осторожно уложил ее снова на постель.
— Мне нужно раздобыть соломы и воды, чтобы убрать здесь. Лежи спокойно, — приказал он.
Как только он вышел из каюты, она поднялась с постели и принялась вытирать отвратительную массу куском льняной материи, взятой из сумки. Она почти закончила, выжимая тряпку в помойную лохань, когда Риго открыл дверь.
С проклятьями он подхватил ее под руки и потащил к кровати.
— Ложись. Я все сделаю сам. Ты больна.
— Я ведь доктор, мне это привычнее, — возразила она. Риго обернулся и хмуро посмотрел на нее.
— Вы когда-нибудь бывали на поле боя, миледи?
Она молча улеглась и позволила ему доделать все самому, сказав только:
— В моей сумке есть розмарин, он освежает воздух. Всю следующую неделю она пыталась привыкнуть к качке, хотя бы только для того, чтобы добраться до борта и снова, и снова освободить желудок. Риго был удивительно терпелив и предупредителен, настаивая только, чтобы она хотя бы пила воду и ела хлеб для поддержки сил. Он все время обтирал ее покрывавшееся холодным потом тело и менял каждый вечер ночные сорочки.
Так проходили дни и ночи. Мириам лежала в постели.
Едва чувствовала, как Риго терзается из-за Бенджамина. Это мешало ей отвлечься от тягостных мыслей. Она сама не знала, что хотела. С одной стороны, он своей заботой давал ей повод думать о нем как о человеке любящем, с другой стороны, она чувствовала, что он не принадлежит ей. Она очень страдала от чувства неполноценности их отношений. Она пыталась несколько раз завести с ним разговор о Бенджамине, но Риго оставался непроницаемым.
Следующие несколько недель море было почти спокойным, и ужасное недомогание Мириам прошло. На ее щеках вновь появился румянец, и она начала понемногу поправляться. Риго оставался заботливым и вежливым, помогал ей не спеша прогуливаться по палубе. Приносил ей все лучшее, что мог достать, очень стараясь, чтобы она ела. Но даже когда она сказала, что совсем поправилась, он не пытался заняться любовью.
«Он боится за меня и ребенка». Как могла она убедить его снова несдерживать свою страсть? Может быть, когда он купал и заботился о ней, ему разонравилось ее тело? В конце концов она действительно становилась круглой и неповоротливой, хотя из-за болезни поправилась совсем немного.
— Сначала я была тощая как палка, а теперь стала круглая как дыня, — пробормотала она. Потом вспомнила, как он желал ее раньше и каким был заботливым в период ее недомоганий.
Вдруг, неожиданно для себя самой, Мириам решила действовать. Конечно, для этого понадобится смелость, но она решила рискнуть.
«Почему из-за нелепой гордости мы должны пройти мимо своего счастья? Я люблю его и боюсь, что он откажется от меня. Что, если он тоже любит меня и так же боится сказать об этом?»
Она приняла ванну и надела мягкую чистую тунику. Отважившись истратить немного питьевой воды, чтобы сполоснуть волосы от соли, она причесалась, придав им живой блеск. Потом надела голубое шелковое платье и затянула шнуровку. Живот не был еще очень велик, но грудь стала заметно больше. Вспомнив, как он касался пальцами ее груди, как ласкал ее губами, она опять ощутила желание.
«Наверное, если он был так добр ко мне, так беспокоился о моем здоровье, он должен хоть что-то чувствовать. Я верну его сегодня снова в свою постель и скажу, что люблю его — Риго Торреса, Наваро, сына Аарона Торреса. На нем нет ни позора, ни проклятия».
Мириам глубоко вздохнула и отложила зеркало, наконец-то довольная тем, как выглядит.
Риго стоял у борта с боцманом. Было уже поздно, звезды сияли алмазами в северном небе, и он вспоминал серебряный огонь в глазах Мириам, когда она, объятая наслаждением лежала под ним. Он так хотел вернуться в каюту и любить ее. Но не отважился.
Мириам и так столько перенесла — она ждет ребенка, а тут еще этот ужасный брак и не менее жуткое путешествие через зимний штормовой океан. Мучимый чувством вины перед братом, он не вынес бы еще и ее страдания. Он отвезет ее к отцу. Аарон Торрес богат, его семья имеет влияние в Эспаньоле. Пусть они перекрещенцы, но они все-таки ее крови. И могут обеспечить ей спокойствие, заботу, дом — все, что потеряла она, уступив его страсти. Если бы она вышла замуж за Бенджамина, скорее всего ее жизнь прошла бы именно так. Теперь, когда от нее отказался Иуда Талон, она могла бы вновь обрести семью.
Что же до него… Риго не мог допустить и мысли о том, чтобы жить на подачки того, кто бросил его ребенком. Может быть, однажды он вернется, чтобы бросить богатство и власть к ее ногам. Риго повернулся к боцману.
— Вы были там, в Мексике? Видели золотые города Корагеса?
— Нет, городов я не видел, они далеко на материке, но я был на Кубе, куда корабли привозят сокровища с материка. И говорю вам, эта земля ломится ими, как дерево — спелыми плодами.
— Я только солдат. Вы видели моего скакуна в стойле на нижней палубе. Как вы думаете, если я отправлюсь в Мексику с конем и мечом, вернусь ли я богатым, как Фернан Кортес?
Боцман оценивающе оглядел этого выглядевшего весьма грозно наемника. Он встречал таких повсюду в каждом порту от Гаваны до Хуэлво.
— Да, Я думаю, сможете, дон Родриго.
Ни один из них не заметил замершей, словно от удара грома, женщины, тихо стоявшей в тени мачт позади них.
Сильный ночной ветер трепал паруса, заглушая звук ее шагов в направлении каюты.