Возвращение в рай

Глава 19

Через какое-то время они остановились передохнуть, поскольку луна скрылась и управлять лошадьми в кромешной тьме было невозможно.

— Я не думаю, что нас кто-то преследует, — сказал Бенджамин.

— Надеюсь, что нет. Я ведь отвязала и отпустила всех лошадей, прежде чем пойти тебя выручать. Пока они соберут их, в погоне не будет смысла.

— Мы правильно сделали, что поскакали в обратном направлении от Марселя. Но откуда ты, черт возьми, знаешь, куда ехать?

Мимолетная улыбка коснулась губ Рани, но Бенджамин не увидел ее в ночной тьме.

— Если цыгане не умеют читать и писать на языке гадьо, это не значит, что мы невежественны. У нас есть своя письменность. Наши знаки можно найти на каждом перекрестке от Сицилии до Балтийского моря. Каждый цыган оставляет за собой приметы, по которым могут следовать все, кто идет после него.

— Я уже слышал что-то подобное раньше. Но никогда не придавал этому большого значения… до сегодняшнего дня. — Они спешились, и Бенджамин, держа в руках повод Аверроеса, внимательно наблюдал за девушкой и ее волком. Он пытался получше разглядеть ее фигуру в лунном свете. «Что же ему с ней делать?»

— Ты спасла меня и при этом чуть не убила своего брата и жениха. Зачем ты так рисковала, Рани? Ты сможешь вернуться обратно в табор?

— Нет. Если они поймают меня, то наказание будет ужасным, сказала она спокойно, потом улыбнулась и добавила: — Но они ведь никогда не поймают меня. Ты и Веро защитите меня, правда? — Она подождала немного, но ответа не последовало, и она продолжала: — Давай спрячемся за этими скалами и поспим несколько часов, а Веро будет нас охранять.

Бенджамин не собирался перечить ей. Они не могли двигаться дальше до наступления дня. Только бы ночь не была слишком холодной. У них не было ничего — ни одеял, ни даже седел. Торопясь ему на помощь, Рани не успела захватить все необходимое. Пока он размышлял, что же делать, она взяла его за руку и потянула вниз, заставляя сесть на мягкую траву между двумя большими камнями.

— Если мы тесно прижмемся друг к другу, то сможем заснуть.

«Только если я перестану дышать и не буду чувствовать исходящий от тебя запах», — мрачно подумал он, ложась рядом с ней. Не успел он запротестовать, как она придвинулась к нему поближе, прижавшись всем телом. Они лежали рядом. Красивые густые волосы Рани закрывали почти все ее лицо. Она заснула моментально, а Бенджамин не мог сомкнуть глаз от того, что его голова была повернута абсолютно неестественным образом. Стараясь не дышать, Бенджамин думал о том, что завтра утром он вымоет эту грязную девчонку, как бы она ни сопротивлялась.

Проснувшись от прикосновения яркого весеннего луча солнца, первое, что он осознал, — Рани нигде не было видно. Оглядываясь вокруг в поисках ее и волка, он почувствовал острую боль в шее. Потирая ее, он поднялся и пошел к тому месту, где они оставили лошадей. Кобыла Рани и ее волк исчезли. Странное чувство охватило его. Это была смесь облегчения и беспокойства. В самом деле, что бы он делал с этой девушкой в Марселе.

«Но куда же она подевалась. Ведь ее очень быстро найдут. С другой стороны, это хорошо. Эта девчонка может довести самого терпеливого из людей до самоубийства» В этот момент его желудок напомнил о голоде: «Мне кажется, что даже кусок вареного ежа мне сейчас не повредил бы»

В детстве в Эспаньоле тайно учили его охотиться и ловить рыбу. Но сейчас у него не было ничего, кроме ножа. Бенджамин не имел ни малейшего представления о месте своего пребывания. Может быть, недалеко от Верчелли… Потом он вспомнил, что у него нет денег, правда, были медицинские инструменты и лекарства. Может быть, ему удастся обменять скальпель на хлеб и сыр.

Его размышления прервал Веро. Обернувшись он увидел Рани, слезавшую с лошади. В руке у нее была убитая курица.

— Я принесла немного еды, — сказала она гордо и через мгновение уже принялась ощипывать птицу.

Бенджамин не мог решить для себя, обрадовался ли он возвращению девушки. Поэтому просто спросил:

— Где ты взяла курицу? — и вдруг заметил, что Рани привезла еще и какой-то сверток. «Развернув его, он обнаружил там фляжку с вином и буханку хлеба. Бенджамин внимательно оглядел девушку, стараясь определить, не продала ли она что-нибудь из своих золотых украшений.

— На что ты купила все это? На какой-нибудь из своих браслетов?

Рани покачала головой.

— Украшения цыганки — ее самое ценное достояние. Она никогда их не отдаст. Просто я нашла одну ферму с очень ленивой хозяйкой, которая спала в тот час, когда уже должна была кормить свою птицу.

— Ты украла эту курицу? А ты не подумала о том, что тебя могли поймать?

— Не считай меня полной идиоткой. Я поймала курицу и свернула ей шею без малейшего звука, — ответила девушка нетерпеливо.

— А хлеб и вино? — Он наперед знал, что ответ ему понравится не больше, чем предыдущий.

— Вино я нашла в погребе, а хлеб, естественно, на кухне. Кстати, именно крошками от этой буханки я подманила курицу. — Говоря это, Рани закончила ощипывать птицу и принялась ее разделывать.

— Ты удивительно… предприимчива. Но прошу тебя, не надо валять бедную курицу в грязи. И вообще, нам надо найти какой-нибудь ручей и вымыть ее.

— У тебя странная слабость к воде. Если курицу вымыть, то пропадет весь аромат. Слушай, мне кажется, ты не умеешь разводить костер, ведь ты вырос в богатом городском доме, где в камине всегда были горящие угли, разве нет?

— Я вырос на одном из островов в Новом Свете. И умею охотиться и разводить огонь не хуже любого цыгана. — Он подчеркнул последнее слово и пошел за своей сумкой, чтобы достать фитиль. — Пока я развожу костер, вам с Веро нужно найти ручей или лужу.

Она пробормотала что-то по-цыгански, бросила курицу к его ногам и гордо удалилась. Потребовалось почти полчаса на то, чтобы Веро нашел небольшой ручей почти в миле от их стоянки. Он был узкий и мелкий, но на худой конец мог сойти и такой. По крайней мере, не плавать же в нем он собирается. Она содрогнулась при воспоминании о первом знакомстве с водой и повернула назад. К ее удивлению, Бенджамин действительно сумел развести костер. Он выслушал ее объяснения относительно ручья и отправился к нему, прихватив с. собой курицу.

К тому времени как он вернулся с хорошо промытым от крови и грязи цыпленком. Рани успела поставить две рогатины по обеим сторонам костра. Увидев, что девушка собралась проткнуть курицу какой-то палкой, чтобы пожарить ее над пламенем, Бенджамин воспротивился:

— Э, нет. Я не хочу, чтобы мне пришлось мыть его снова, Дай-ка, я сам все сделаю.

Девушка театрально закатила глаза к небу, вздохнула и предоставила Бенджамину полную свободу действий. Ей пришлось удивиться в очередной раз. Он не только пожарил курицу, но и сделал это ничуть нехуже самой Рани.

Когда они закончили трапезу. Рани вытерла жирные пальцы о подол юбки, прислонилась спиной к стволу дерева и пробормотала:

. — Не зря я сегодня потратила утро. И курица, и вино очень даже неплохи.

— Позволь с тобой не согласиться. Вино не из лучших, слишком кислое.

— Не знаю, как Ваше Сиятельство, а меня это вино вполне устраивает.

— Извини, если я тебя обидел. Я действительно очень признателен за то, что ты обеспечила такой хороший завтрак. А теперь пора подумать о дальнейших планах. Интересно, как далеко мы от Верчелли? Может быть, ты и это знаешь по цыганским меткам?

— Конечно, знаю. Мы будем там к полудню. Кстати говоря, в Верчелли есть прекрасный рынок, на котором полно всяких фруктов и…

— Никакого воровства больше не будет! — резко прервал Рани Бенджамин. — Если тебе это сошло с рук на какой-то заброшенной ферме, это не значит, что тебя не поймают в городе. Я могу кое-что поменять на продукты… или, если мой вид не вызовет подозрения у горожан, я смогу заработать несколько монет своим ремеслом.

— У меня идея. Я отравлю несколько человек, а ты потом будешь их лечить.

— Нет! — Бенджамин даже вскочил от волнения. — Я врач и не позволю тебе никого травить!

Рани на секунду задумалась, а потом пробормотала:

— Если бы я была чуть младше, меня можно было бы крестить еще раз и получить несколько монет.

— Крестить еще раз?

Девушка рассмеялась от его неподдельного ужаса.

— Это старый фокус. Цыгане иногда крестят своих детей по нескольку раз для того, чтобы получить деньги и подарки от крестных родителей. Когда меня крестили последний раз, мне было девять лет. Я выглядела значительно младше, и меня можно было выдать за совсем маленькую девочку, — гордо закончила она.

— Рани, сколько всего раз тебя крестили? — Бенджамин рассеянно смотрел на пустынную дорогу, видимо, ожидая скорого прибытия церковной инквизиции.

Девушка начала усердно считать на пальцах.

— Семь. И плюс еще два, когда я была совсем младенцем. Бенджамин, казалось, не слышал ее ответа. Он сидел, отрешенно смотря на дорогу. Потом проговорил:

— Ты не должна никому это рассказывать. Слышишь, ни единой душе. Никому не говори, что ты была крещена!

— Ты что, правоверный христианин? Никогда бы не подумала!

— Нет, это не имеет ничего общего с моей верой. Повторное крещение, не говоря уже о девяти, — это государственное преступление. Ты когда-нибудь слышала об инквизиции? — Она кивнула, и он продолжал: — Сначала они будут долго пытать тебя, чтобы выяснить, не связана ли ты с каким-нибудь заговором, а потом сожгут на костре.

— Христиане иногда делают такие глупости?

— Я с тобой согласен. Мои предки были сожжены за то, что были иудеями, и моим родителям пришлось бежать из Испании в Вест-Индию. Пока я в Марселе — я иудей, но когда я возвращусь домой, я должен быть христианином, чтобы спасти свою жизнь. Все слишком серьезно, чтобы с этим можно было шутить. Обещай мне, что ты никогда ни с кем не будешь разговаривать на эту тему. — Он внимательно наблюдал за ней.

— Да, да. В конце концов, я уже взрослая, и меня все равно уже никто не станет крестить. — Она посмотрела на него с неподдельным интересом. — Так ты иудеи? Я слышала что-то о них…

Ее взгляд непроизвольно опустился ниже его пояса.

— Ты маленькая любопытная кошка, — усмехнулся Бенджамин. — Что касается того, на что ты сейчас смотришь, тебе остается только смотреть на это. Во всяком случае, во время нашего пути в Верчелли. А я буду думать, как нам заработать денег на еду, постель и ванну.

— Ванну? — Неприкрытая тревога прозвучала в голосе Рани, и она даже приподнялась, готовая бежать.

— Да, ванну, — повторил он тоном, не допускающим возражения, — или ты будешь спать в конюшне рядом с лошадьми. С лошадьми!

После некоторой паузы он добавил:

— Мы могли бы продать эту белую кобылу и получить за нее довольно приличную сумму денег. Если, конечно, она не дорога тебе как память.

Рани пожала плечами.

— Я взяла ее из табуна Джанго, и мне все равно, что с ней будет. Но у меня есть другая идея. Эта кобыла очень быстрая, и я смогла бы участвовать на ней в скачках. Мы заключим пари с гадьо, а я выиграю скачки. Я очень хорошо держусь в седле.

— Ты сломаешь себе шею. И в любом случае, нет никакой гарантии, что ты выиграешь. Всегда может найтись более проворная лошадь. И в случае проигрыша — чем мы будем платить?

Рани вздохнула.

— Я, конечно же, не сломаю себе шею и не проиграю, но, может быть ты и прав. За эту лошадь дадут хорошую цену… и у меня будет возможность выкрасть ее назад, когда мы будем уезжать из Верчелли!

Настала очередь Бенджамина закатывать глаза и вздыхать…

Комната, которую они сняли в прокуренном кабаке, находилась прямо над залом, битком набитым народом. Снизу доносились пьяные выкрики и ругань. Из мебели присутствовали лишь узкая кровать, два расшатанных стула и маленький стол. Но белье было чистым, а цена невысокой. Им приходилось экономить деньги, вырученные от продажи кобылы, потому что их еще должно было хватить на путешествие через горы в Марсель. Кроме этого, Бенджамина беспокоила еще одна мысль. Что ему делать с Рани? Девушка очень быстро привязалась к нему, и решать надо было скорее.

Рани оглядела комнату, провела пальцем по пыльной поверхности стола, скептически оглядела кровать.

— Я не буду мыться, — упрямо сказала она, сложив руки на груди и мрачно посмотрев на Бенджамина. Тот терпеливо продолжал:

— Ты представляешь, что станет с этими белыми простынями после того, как ты проведешь на них ночь? И потом, мы уже даже купили тебе расческу. Если ты тщательно вымоешь волосы, нам удастся их расчесать.

Рани подошла к единственному узкому окошку в комнате.

— Ты по крайней мере мог бы мне отдать купленную одежду. Ведь лошадь была моя.

— Это была лошадь твоего брата, а не твоя. К тому же ты ее украла. Нет, я не позволю тебе испачкать новую одежду. — И он еще раз осмотрел простую крестьянскую блузку из белоснежного хлопка и ярко-желтую верхнюю юбку, которые держал в руках.

Рани сама залюбовалась нарядами и мечтательно произнесла:

— Эта юбка подойдет к моим глазам и еще больше подчеркнет черноту моих волос.

— И черноту твоего немытого тела. Пока ты не вымоешься, не увидишь ни того, ни другого. — Бенджамин кивнул на большую бадью с водой, стоявшую посреди комнаты. Кусок мыла, также купленный на рынке, лежал рядом с пушистым полотенцем на кровати. — Конечно, я не уверен, что мыла и воды достаточно для того, чтобы отмыть тебя как следует. Мне думается, во всем Верчелли не найдется достаточно воды для этого.

— Оставь мерзкие шуточки при себе. Я не полезу в это корыто, и буду спать в конюшне вместе с Веро и Аверроесом.

— Прекрасно. Тогда с твоего позволения я сам воспользуюсь этой водой и мылом, потому что мне, в отличие от тебя, хочется походить на человека. — И он начал снимать свою тунику через голову.

— Ты же мылся только вчера! Ты что, больной?

— Как врач, могу авторитетно заявить, что я вполне здоров. А ты сходи-ка, пожалуйста, вниз и закажи у хозяина ужин для нас.

Он подождал, пока она выйдет из комнаты, разделся и забрался в бадью. Лежа в воде, Бенджамин думал о Рани. Он представлял себе, как бы она выглядела чисто вымытой со своими высокими маленькими грудями, по которым многочисленными струйками стекала вода. Стараясь отогнать это наваждение, он начал остервенело тереть себя мочалкой:

«До того, как мы доберемся до дяди Исаака, я должен окончательно решить, что мне с ней делать!»

Бенджамин помылся, оделся, а Рани все не было. Отправившись на ее поиски, еще с лестницы он услышал ожесточенный спор между Рани и женой хозяина кабака. Спустившись вниз, он увидел и самих спорщиц. Волосы Рани растрепались, и она ожесточенно стучала маленькими кулаками по столу. Старуха стояла по другую сторону стола и визгливо кричала что-то в ответ.

— Что здесь, черт возьми, происходит? Рани, не оборачиваясь, ввела его в курс дела:

— Эта старая корова хотела мне подсунуть какую-то бурду вместо нормального ужина. Я ей сказала, что мы это есть не будем, нам нужно нормальное жаркое и непременно с чесноком.

— Никакого чеснока! — воскликнул Бенджамин и жестом приказал старухе нести то, что она собиралась подать на стол. Та торжествующе вскинула голову и отправилась на кухню. Спустя некоторое время мальчик принес говядину с морковью и луком — весьма непритязательное, но хорошо приготовленное блюдо.

— Как это можно есть! Абсолютно никакого вкуса, — возмущалась Рани.

Бенджамин вспомнил о пряностях, которые его дядя привозил с Востока, улыбнулся и сказал:

— Однажды я, может быть, угощу тебя настоящим деликатесом. Индейцы называют его «карри».

Верный своему слову, Бенджамин не позволил Рани спать в постели. Как и обещала, девушка провела ночь в конюшне рядом со своим волком и жеребцом Бенджамина. Рано утром Бенджамин спустился вниз, чтобы забрать Рани и отправиться в путь еще до восхода солнца. Девушки на месте не было. Зато был Веро.

— Ну куда подевалась твоя непутевая хозяйка? — спросил он волка, седлая Аверроеса и приторачивая к старому богато украшенному седлу свою медицинскую сумку вместе со скудным запасом пищи. Он считал, что никто не увидит их в Альпах, но все же задумался. Из оружия у него был добрый старый меч и арбалет с полным запасом стрел, с помощью которого можно подстрелить некрупную дичь.

— Будем надеяться, что я не потерял зоркость, и мы по крайней мере не умрем с голоду, — горько сказал он, обращаясь к лошади.

— Мы не умрем с голоду, — возразила Рани. Она стояла у двери конюшни с небольшой набитой сумкой, в которой что-то зазвенело, когда она подбросила ее в воздух.

— Я уже и не спрашиваю, откуда это взялось. Садись, нужно поскорее уехать из города, пока нас не поймали и не покалечили из-за твоих проворных ручек.

Он вывел Аверроеса из конюшни и вскочил в седло. Веро скакал позади них. И в этот момент с улицы раздался громкий крик:

— Эта цыганка украла мой кошелек. Держите ее! Бенджамин втащил девушку на Аверроеса и пустил коня с места галопом. На улице собралась вооруженная камнями толпа, люди грозили им вслед и выкрикивали проклятия.

— Благодари Бога, что ночная стража еще дремлет в воротах, а то мы бы лишились рук из-за твоей глупости, — прикрикнул Бенджамин.

Он решил, что только благодаря везению цыганки они смогут уйти от погони, так как ворота действительно были открыты — в них протискивалась телега, груженная сырой шерстью. Аверроес перепрыгнул ее, а Веро обежал кругом.

Пораженный стражник смотрел, как из ворот верхом на лошади вылетела красавица, преследуемая волком.

Проскакав несколько миль, Бенджамин пустил лошадь рысью, но они ехали не останавливаясь еще несколько часов.

Рани спешилась, со страхом глядя на своего спутника. Они решили отдохнуть у ручья, к тому же Аверроеса необходимо было напоить после утомительной езды.

— Откуда я могла знать, что это старая толстая крыса пожалеет несколько монет? Я вытащила кошелек у нее из кармана, а она даже не взглянула в мою сторону, стояла считала ворон. И пустилась за мной в погоню только из-за того, что я цыганка.

— Думаю, весьма существенная причина, — сурово заметил Бенджамин.

Пока Веро жадно лакал. Рани поправила свои многочисленные юбки, не зная, как выкрутиться из создавшегося положения.

Четверть часа ушло на отдых, затем Бенджамин потребовал двигаться дальше.

Рани проворно вскочила на ноги и принялась отвязывать Аверроеса, но Бенджамин жестом остановил ее.

— Становится слишком жарко, и я больше не могу выносить зловоние, исходящее от тебя, я ведь все время сижу прямо за тобой. Даже Аверроесу не по себе, он скоро откажется везти тебя.

— А что ты мне предлагаешь, идти пешком?

— Почти что так. — Он обнял Рани за плечи и повел от дороги в сторону холмов.

Рани не понимала в чем дело, но принялась упираться на глазах изумленного Веро.

— Ты сам продал мою кобылу. Не заставляй меня снова украсть ее! Бенджамин, ты несчастный гадьо, ублюдок, сукин сын…

— Заткнись, а то я отмою не только твое тело, но и твой язык, — пробормотал он. — Пойдем, найдем в ручье место поглубже и почище, правда после тебя он заметно помутнеет.

Рани решила, что пора позвать на помощь Веро и заставить его разорвать обидчика на куски. Она взглянула на простирающуюся внизу равнину. Позади лежал город, где им могли отрубить руки по ее глупости. А впереди Альпы и путь в Марсель… и в дом Бенджамина. Поднимая ногами тучи пыли, она попыталась увернуться и спрятаться за лошадь. Верный волк был уже рядом с Аверроесом…

Солнце поднялось уже высоко над горизонтом, и Бенджамин отвел коня в заросли орешника. Ручей здесь становился шире, образуя между деревьями нечто вроде небольшого озерка. Он посмотрел назад на Рани, мокрую от пота и покрытую слоем пыли. Она весь день тряслась в седле позади него, недовольно ворча, но не просила пересадить ее вперед.

Он проклинал ее упрямство и думал о том, как ему все же заставить ее вымыться. Прошлой ночью на постоялом дворе он не захотел насильно заставлять ее купаться, боясь, что она поднимет крик. Но он не мог уже ехать с ней на лошади. Невыносимый запах грязного тела убивал его, а пешком до Марселя не дойти. Им просто необходимо миновать Альпы до зимы!

Размышляя, Бенджамин спрыгнул с Аверроеса и подвел дикарку к воде, потом расседлал коня и позволил ему напиться.

— Ты можешь начинать разводить огонь. — сказал он, протягивая Рани седельную сумку, в которой лежал кремень.

Она пробормотала по-цыгански какое-то ругательство, но послушно принялась за дело. Бенджамин достал флягу с вином, буханку темного хлеба, голову сыра и большую гроздь винограда, разогревшегося под весеннем солнцем. Рани голодными глазами смотрела на еду; Бенджамин услышал, как бурчит у нее в животе, и улыбнулся.

— Прежде чем есть, ты должна вымыться.

— Почему ты так хочешь расправиться со мной? Так отплатить мне за то, что я спасла тебе жизнь? Солнце скоро сядет, и я могу замерзнуть. — Она отступила, когда он сделал шаг в ее сторону.

— Поэтому я и велел тебе развести огонь. До заката еще далеко, а день сегодня теплый. Ты не простудишься.

— Ну, значит, утону. Я не умею плавать!

— Зато я умею. И не дам тебе утонуть, Paни — Он протянул ей руку.

Она умоляюще мотала головой и снова отступила, готовясь убежать, но он опередил ее, не давая ей опомниться, он обнял ее за талию одной рукой, приподнимая над землей.

— Боже мой, ну и зловоние!

Рани принялась брыкаться и царапаться, пытаясь вырваться и зовя на помощь Веро. Но зверь спокойно сидел рядом, наблюдая за этой странной игрой.

Бенджамин поспешно сжал ее пальцы с длинными ногтями и прижал ее руки к телу, потом перекинул через плечо и понес к воде.

— Если ты выцарапаешь мне глаза, я не смогу довести тебя до Марселя, — сказал он грозно.

В воде она истошно заверещала, пытаясь достать ногами дно, и все время изворачивалась и брызгалась. Бенджамин поспешно скинул сапоги, стянул штаны и тунику. Рани стояла по пояс в воде и выглядела растерянной и несчастной, как обезумевший от страха котенок. Наконец-то она видела целиком его прекрасное тело. Густые золотистые волосы на его груди переходили в легкий пушок на животе. Она недоуменно разглядывала его половой орган. Неужели то, что рассказывают про иудеев, правда? Прежде чем она успела хоть что-то сказать, он принялся тереть ее жесткой рукавицей с мылом, весьма решительно настроенный отмыть ее; а не заниматься любовью.

— Сними свои украшения, если не хочешь потерять их в этой луже.

— Цыганки никогда не расстаются со своими украшениями, — сказала она гордо. Он пожал плечами.

— Это дело случая. Если они потеряются, я не виноват. Она снова выругалась и принялась колотить его кольцами, браслетами и монисто. Он сердито принялся снимать их с нее, и в конце концов половина ее украшений оказались на берегу, а половина — под водой. Только один медальон она отказалась снимать.

Он ждал объяснений, потом сказал:

— Сними его, потеряешь.

Она сжала медальон в руке и опустила голову.

— Этот амулет дала мне Агата — он защитит меня от тебя.

— Что-то он не очень эффективно действует, я прав?

— Ты слишком хитрый, на тебя не действует собачье…

— Молчи, а то мне придется держать твою голову под водой до тех пор, пока твой маленький грязный ротик не отмоется как следует.

Рани замолчала, поглубже погрузившись в воду, все еще сжимая амулет в руке. Но дно ушло у нее из-под ног, и она беспомощно барахталась на поверхности воды, захлебываясь и вереща что было сил.

— Ты хочешь утопить меня! Ты сделал это, чтобы я лишилась моего амулета! — Ее голова оказалась под водой.

Бенджамин поспешил на помощь и поднял Рани на руки. Потом поспешно понес ее, отбивающуюся и верещавшую, к более глубокой воде. Она снова напоминал ему мокрого котенка. Он собрал в пригоршню ее волосы и попытался вымыть, в то же время стараясь удержать ее.

— Ну вот, теперь ты не тонешь и можешь успокоиться. — Он принялся методично снимать с нее одежду, пока она не осталась совершенно обнаженной. Его глаза сияли, как два голубых огня, а по лицу пролегли недовольные тени, когда он принялся намыливать ее волосы душистым мылом.

— Да, чтобы отмыть твои волосы, понадобится целая дюжина щеток. А чтобы отмыть всю грязь с тела, тебя нужно с недельку вымачивать в уксусе.

В глазах Рани стояли слезы. И только отчасти они выступили от попавшего в них мыла. Он считал ее такой грязной и уродливой, в то время как он ей кажется таким прекрасным. Она больше не сопротивлялась и стояла неподвижно, позволяя мыть себя.

— Закрой глаза. Мыло кончается, а мне еще хочется вымыть твое лицо, — сказал он, заметив, как грязные ручейки стекают по ее щекам. Он осторожно коснулся пальцем ее маленького носа, провел по бровям, потом по щекам и изящному рту. Ее совершенно не напоминало грубые лица ее братьев. Он вспомнил истории, слышанные им в Италии, о том, как цыгане крадут детей. Может, и с ней произошло когда-то то же самое?

— Рани, ты помнишь своих родителей? Ты похожа на Джанго и Развана только цветом волос. — Вытирая ее лицо, Бенджамин удовлетворенно заметил, что его труды не напрасны, и слой грязи сошел с ее лица, хотя кожа осталась смуглой, темно-оливкового цвета.

Рани осторожно открыла глаза, почувствовав, что Бенджамин уже больше не моет ее лицо.

— Моего отца звали Занко. Разван и Джанго похожи на него, хотя Агата говорит, что им далеко до его красоты. Он умер, когда я была младенцем. — Должна ли она говорить Бенджамину о своей матери? Наверное, не стоит. Факт того, что мать отказалась от своей дочери, казался Рани настолько личным, что она не захотела обсуждать это с Бенджамином.

— Ну а твоя мать?

— Она умерла при моем рождении. — В конце концов, женщина, которая считалась ее матерью, действительно умерла при рождении дочери.

— А среди твоих родителей случайно не было не цыган? — спросил Бенджамин. Глаза Рани вспыхнули.

— Я цыганка, гадьо. Хоть тебе это, естественно, не нравится.

Он не ответил, поглощенный сложнейшей задачей мытья ее волос.

— Теперь закрой глаза и зажми нос. Я собираюсь смыть мыло с твоей головы.

Он попытался погрузить ее в воду с головой, но она не поддалась.

— Слушай, нам ведь в любом случае надо смыть мыло. Его нельзя оставлять так.

— Тогда зачем ты вообще меня намылил? — Рани не на шутку рассердилась.

Когда он наконец выпустил свою жертву, Рани грязно выругалась и плюнула на его широкую, волосатую грудь. Он спокойно смыл плевок, опять взял мыло и принялся намыливать ее спину и руки. Рани же была занята исключительно тем, что старалась пнуть или ущипнуть Бенджамина при любом удобном случае.

Тем временем Бенджамин постепенно перемещался с куском мыла к ее грудям. Он все еще помнил с той самой ночи в цыганском таборе, как они прикасались к нему своими шоколадными сосками. Сейчас в его теле возникала та же реакция, что и тогда. Более того, он чувствовал, что и Рани не равнодушна к его прикосновениям. Бенджамин всеми силами старился сосредоточиться исключительно на мытье, осознавая, что Рани видела его смятение. «Господи, как же меня угораздило связаться с этой маленькой колдуньей!»

Рани закрыла глаза и отдалась во власть его рук. Ее соски напряглись, и по всему телу разлилась приятная истома. Интересно, что он будет делать, когда придется мыть ее немного пониже? Он уже и сейчас явственно ощущала, что. Бенджамин держится из последних сил.

И вдруг до Бенджамина дошло, что эта девчонка все прекрасно понимает. Он резко развернул ее и принялся намыливать ее мягкие и круглые ягодицы. Рани возбужденно вздрагивала и хотела только одного — чтобы это никогда не кончалось.

— Подними ногу и не опускай, — скомандовал он, снова разворачивая ее и обнимая одной рукой за плечи.

Рани подняла одну ногу над водой и положила ее ему на руку. Бенджамин невольно залюбовался стройной, изящной ножкой.

После мытья ног оставалось только одно место на теле Рани, которого еще не касался Бенджамин. Глубоко вздохнув, он решил начать с талии, но его руки непроизвольно опустились ниже, и он почувствовал в своей ладони мягкие короткие шелковистые волосы. Рани откинула голову назад и позволила ему прикоснуться к самому сокровенному. Бенджамин забыл о том, что он, собственно, всего лишь моет девушку. Он откровенно ласкал ее, и при этом больше возбуждался не от ласки, а от того, как Рани на нее реагировала. Ее тело плавно и ритмично двигалось в каком-то странном танце, который еще более странно выглядел среди водной глади.

— Теперь твоя очередь мыть меня, — сказал Бенджамин, почувствовав, что еще немного, и он не сможет сдержаться. — Мне кажется удалось доказать, что мытье не такая уж неприятная вещь?

И он сунул ей в руку кусок мыла и начал ее рукой тереть свою грудь. Девушка радостно приняла правила новой игры. Широко распахнув свои золотистые глаза, Рани очень старательно намыливала его тело, одновременно изучая его во всех подробностях. Ее легкие руки порхали вокруг его груди, плеч, спины и ягодиц. Как и он, она оставила самое интересное напоследок. Когда же девушка наконец добралась до этого самого интересного, у Бенджамина перехватило дыхание. Он отобрал у нее мыло, выбросив его на берег, привлек к себе девушку и крепко обнял ее.

— Обхвати меня покрепче и не отпускай. Сейчас мы с тобой немного поплаваем.

«Может быть, это меня немного охладит, а то я натворю Бог знает чего!»

Рани молча подчинилась, не испытывая больше страха перед водой и чувствуя себя удивительно спокойно в его руках. «Я принадлежу тебе, Бенджамин Торрес. Ты можешь делать со мной все, что захочешь».

Выбравшись на берег, он положил девушку на шерстяной плащ, расстеленный около костра, и внимательно посмотрел на нее.

— Ты прекрасна, — прошептал он, легонько касаясь кончиками пальцев ее груди.

.Она протянула к нему руки, и он опустился на нее, покрывая своим телом хрупкую маленькую фигуру. Когда его язык проник вглубь ее рта, она захотела большего.

— Какие у тебя красивые, густые и вьющиеся волосы, — прошептал он.

Ее руки путешествовали по его спине, изучая на ней каждый мускул. Затем она взяла его за голову и легким движением заставила его губы опуститься к груди, потом еще ниже. Она страстно водила бедрами, танцуя свой странный цыганский танец, и была сполна вознаграждена за это громким стоном желания, который издал Бенджамин. Но, когда он снова приник ртом к ее груди, она непроизвольно отстранилась. Рани много раз видела, как цыганки кормили грудью своих младенцев, но не могла представить, что этим могут заниматься взрослые люди. Она запустила руки в его густую шевелюру, увернувшись от поцелуев.

Бенджамин не обратил внимания на ее реакцию и продолжал ласкать ее шелковистое тело.

— А сейчас полежи спокойно, — скомандовал он и, не давая ей опомниться, внезапно просунул свою руку между ее ног. Первое, что он почувствовал, лаская ее, это влажное доказательство страсти. Непроизвольный сладостный крик сорвался с губ Рани.

Девушке показалось, что земля уплывает из-под нее и небо падает. Она полностью раскрылась навстречу рукам Бенджамина и прошептала:

— Пожалуйста… пожалуйста… — А чего она, собственно, у него просит?

Бенджамин понял ее по-своему. Он прижался к ней своими бедрами и начал ласкать ее влажное, жаждущее лоно своей возбужденной до предела плотью. Сначала он только слегка касался ее сверху, но вскоре, не в силах больше сдерживаться, решил войти в этот запретный рай.

— Нет, — скорее для порядка, чем искренне простонала Рани.

Но Бенджамина уже невозможно было остановить.

— Да, дорогая, да! — И он резко вошел в нее, чувствуя, как сокрушается легкая преграда, преграждавшая путь.

Сладостный стон девушки перешел в стон боли. Она попыталась выскользнуть из-под него, но он не собирался никуда ее отпускать.

— Нет, малышка, не бойся. Просто лежи спокойно. Тебе больше не будет больно, я обещаю, — прошептал он, прекратив двигаться и лаская губами ее маленькое, изящное ухо до того момента, пока девушка не успокоилась.

«Я тебе обещаю». Он сделал ей больно. Рани часто слышала от замужних женщин, что первый раз всегда бывает больно. Она всегда так верила Бенджамину, что ей казалось, их любовь никогда не доставит ей ни малейшей боли.

Чувствуя сомнения, обуревавшие девушку, Бенджамин продолжал нежно ласкать ее своими губами. Он целовал Рани и ждал сигнала к продолжению: «Она еще такая маленькая и глупая. Надеюсь, я не причинил ей слишком сильной боли»

Рани все еще ощущала боль, но, как это ни странно, эта боль была ей приятна. Ей было приятно, что Бенджамин находился внутри нее, ей было приятно ощущение наполненности. Постепенно она начала двигать бедрами, повторяя движения традиционных цыганских танцев, в которых участвовали только замужние женщины. Только сейчас она поняла истинный смысл этих движений.

Бенджамин наконец дождался сигнала и понял, что ему позволяют закончить то, что он начал.

— Не так, быстро, моя маленькая девочка, — прошептал он, опять осторожно двигаясь внутри нее. Ее лоно было таким маленьким, мягким и шелковистым, словно оно было создано специально только для этого. Прошептав ей по-испански все слова любви, которые знал, Бенджамин отдался во власть ее страстного тела.

Рани была на верху блаженства. Она двигала бедрами навстречу ему, вскрикивая и руками заставляя его двигаться быстрее, глубже и глубже. Когда она почувствовала приближение оргазма, ей показалось, что ради этого она жила всю свою жизнь. Рани с уверенностью подумала, что ждала именно Бенджамуна и его нежных и страстных ласк.

Вдруг она ощутила, что он добрался до самой глубокой и сокровенной точки внутри нее, и одновременно она почувствовала, как волны экстаза захватывают ее, унося сознание и чувство реальности. Блаженство, которого она не испытывала никогда в жизни, разлилось по всему телу.

Одновременно с ее оргазмом упругая струя семени Бенджамина ударила внутри нее, добавляя к ее чувствам новые, еще более приятные ощущения. Через некоторое время Бенджамин осторожно приподнялся на локтях, давая Рани возможность отдышаться, лег на спину и прижал ее к себе.

— Моя маленькая сирена, извини, что я сделал тебе больно. Я просто не мог представить, что ты никогда не занималась любовью.

Рани резко села и попробовала вскочить на ноги, но Бенджамин крепко схватил ее за запястья. Она вдруг прикрыла руками грудь, осознав, что сидит перед ним абсолютно обнаженной. Он тоже сел, взяв в свои руки маленькое лицо.

— Прости меня. Рани. Больше никогда я не сделаю тебе ничего плохого. — Мягкая улыбка коснулась его губ. — Но ты зря на меня обиделась. Я нисколько не сожалею о том, что я у тебя первый.

Она посмотрела на него, погладив по щеке:

— Ты у меня первый… и последний. — Она замолчала в ожидании того, что он скажет ей о любви и предложит выйти за него замуж.

— Я позабочусь о тебе, Рани, — пообещал он. Это были не те слова, которых она ждала, и не то, что предсказывала Агата. Но начало новым отношениям было положено!