ОН
Изменения были поначалу медленными. Тишину нарушает ритмичный звук. Тьму сменяет свет. Онемение превращается в разлитую боль.
Он сейчас где-то между сном и бодрствованием. Или между жизнью и смертью.
Колин всегда думал, что умирать будет тяжело. Но боль от ощущения просачивающейся обратно в его тело жизни – самая сильная из когда-либо испытываемых.
Он горит. Кончики пальцев будто налиты свинцом – они красные и горячие. Каждый дюйм его кожи покалывает и пульсирует; боль настолько сильная, что он может ее слышать: она как потрескивающее пламя.
Он спит? Только сон может в одно мгновенье перенести с небес в ад и оставить вас желающим отказаться от всего, лишь бы снова это испытать. Разве всего несколько секунд назад он не был где-то еще? Где одновременно слишком ярко и слишком темно, а мир сделан из деформированного призмой света и множеством цветов, с пульсирующей повсюду энергией. Вспышкой приходит к нему воспоминание, как покалывало кожу от самого интенсивного предвкушения, какое он когда-либо испытывал.
Он дрейфует в полом пространстве своих воспоминаний. Как от его прикосновения ее прохладные губы стали теплыми, а глаза цвета ирисов рассказывают историю, которую он хочет запомнить. Как он наконец смог до нее дотронуться.
Если он опять заснет, возможно, все вернется. Возможно, она тоже будет там.
В окружающую тишину просачиваются голоса, и он открывает глаза, щурясь от тусклого света. Его окружают строгие стены, а спертом воздухе повисли тошнотворные запахи антисептика и кофе. Все вокруг кажется безжизненным.
Лазарет.
Он шевелит руками, но они двигаются рывками. Пальцы жесткие и онемевшие, как ржавые винтики. Колин пытается сесть, но быстро понимает, что это плохая идея. Комната у него перед глазами прыгает и искажается, и он падает назад на подушку, которая по ощущениям настолько жесткая, что кажется, будто он упал головой на раму кровати. Его руки обвиты трубками и проводами, и каждый вдох ранит больше, чем предыдущий. Его бьет озноб, и он чувствует, будто вдыхает пропан, а выдыхает пламя.
С другой стороны двери к нему просится войти девушка. Он слышит свое имя и поворачивает голову в сторону ее знакомого голоса. Он пытается произнести ее имя, но у него не получается издать ни звука.
– Обещаю, я не останусь больше чем на десять минут, – говорит она.
– Я же сказала, я не могу позволить тебе туда войти, – он узнает этот женский голос, но там, где он привык слышать мягкость, теперь только резкость.
– Я не уйду, – решительно отвечает девушка. – Пожалуйста, скажите ему, что здесь Люси.
Люси. Светлые волосы и пылающими глаза. Озеро. Лед. Холод, которого он раньше никогда не ощущал. Страх, что умрет, и те мимолетные мгновения, когда ему на это было наплевать.
– Ты думаешь, я не знаю, кто ты? – голоса стали ближе и тише. – Я ни в коем случае не дам тебе приблизиться к этому милому мальчику.
По ту сторону комнаты молчание затягивается, делая воздух вокруг него еще более застоявшимся и спертым.
– Вы знаете о других? Где они? – спрашивает Люси.
– Даже больше одного – это уже слишком много. Ты собираешься разбить сердце этого мальчика. Или еще хуже.
Мэгги. Колин вспоминает имя, и все звуки и изображения разом вернулись к нему: сколько раз он был в этой постели, как часто Мэгги вправляла вывихнутое плечо, зашивала его, давала лекарства от аспирина до морфия.
– Пожалуйста, – говорит Люси. – Только одну минуту. Честное слово, я не останусь надолго…
– Послушай, – более мягко говорит Мэгги. – Из этого ничего хорошего не выйдет. Оставь этого парня в покое. Иди преследуй кого-нибудь еще.
Преследуй.
Открывается дверь, и в одиночку входит Мэгги. Ее высокая тень движется под углом к стене, пока она подходит к кровати. В коридоре позади нее стоит Люси и ловит его взгляд.
– Привет, – машет она ему.
Он поднимает руку от кровати на несколько дюймов, чтобы помахать в ответ. Кожа Люси бледная и почти светится под искусственным светом. Она выглядит нереальной. Монитор фиксирует его учащенное сердцебиение, когда Колин понимает, что впервые Люси выглядит в точности так, как и должна.
С еще одной виноватой улыбкой она уходит.
– Ну, посмотрите, кто проснулся.
Колин обращает внимание на Мэгги, когда та начинает поправлять трубки и проверять мониторы. Он хочет спросить ее, что случилось с Люси, откуда она знает, что Люси – призрак, и что она имела в виду, когда говорила, что Люси его преследует. Он хочет спросить, был ли галлюцинацией мир света и тени, и серебристого огня от прикосновений Люси. Его сердце сжимается от боли при мысли, что все это было не настоящее. Но встретившись взглядом с Мэгги, он понимает: она ждет, что он что-то скажет.
– Что, прости? – спрашивает он.
– Я спросила тебя о твоей боли, милый.
Он протягивает руки. Они болят. Голова болит. Ноги.
– Чувствую себя немного разбитым, – сумел произнести он.
– Назови цифру, – она показывает на плакат с нарисованными лицами, с эмоциями от улыбки до плача и с соответствующими цифрами от одного до десяти.
– Хм… Я бы сказал… восемь?
Он кожей чувствует, что десять. Это ощущается как волна от кончиков пальцев ног до груди.
Кивая, она делает ему внутривенный укол.
– Я так и думала.
Колин наблюдает, как в его руке исчезает прозрачная жидкость. Вспоминает обжигающий холод, цвета, девушку.
– Что ты мне дала? – спрашивает он. Что бы то ни было, он хочет еще.
– Не волнуйся, сладкий. Это фентанил. Ты кричал, когда тебя привезли. Следовало бы отправить тебя в больницу.
– Ты можешь дать мне увидеться с ней? С Люси.
Колин удивлен, что она, кажется, напряглась.
– Тебе сейчас нужно отдохнуть, мой мальчик. Джо пошел за обедом и скоро вернется.
Ему не удалось долго бодрствовать, и он не увидел, как Мэгги ушла.
Открыть глаза для него – больший вызов, чем приподнять автомобиль. Сон был невероятно тяжелым, и только звук шагов входящих в палату Джо и Мэгги убеждают Колина бороться с желанием вернуться в сон с воспоминаниями о Люси и ее светящемся мире.
Джо рассказывает ему то, что Колин уже вспомнил: он упал в озеро, и низкая температура заставила его сердце замедлить ритм. К счастью, воздействие было минимальным, и то, что он молодой и в хорошей форме, означает, что никаких особых последствий не будет.
По-видимому, слухи об этом происшествии распространились по всему кампусу, и кто-то из отчаянных студентов решился отправиться на озеро, чтобы увидеть это место своими глазами. Джо замолкает, когда входит Дот и молча оглядывает присутствующих. Колина в постели, всего в порезах и синяках, покрывающих почти всю видимую поверхность тела. Джо, старающегося избежать громкой и не нужной болтовни. Монитор, мерно попискивающий на тележке рядом с кроватью.
– Колин, – это все, что она произносит.
– Привет, босс.
– Дот собирается остаться с тобой на ночь. Ладно? – Джо морщит лоб, и впервые в жизни Колину приходит в голову, что человек, который впервые взял больничный, когда упал с того крыльца, может на самом деле сойти с ума от него, паршивца, способного довести его до сердечного приступа. – Мне нужно вернуться и убедиться, что на озере нет студентов.
Живот Колина свело чувством вины.
– Ладно, – бормочет он.
В несвойственном ему порыве Джо наклоняется и целует его в лоб.
– Я рад, что ты в порядке.
Он разворачивается и уходит с аккуратно сложенным на руке старым синим пальто. Как только Джо выходит за дверь, Колин смотрит на Дот.
– Где мой велосипед? – спрашивает он, и на последнем слове его голос еле слышен.
– Предполагаю, утонул в озере, – отвечает она, мягко похлопывая его по руке. Кто-нибудь еще сейчас сказал бы «Я же тебе говорила», но на ее лице он видит извиняющееся выражение. Он в лазарете, страдающий от последствий переохлаждения, потому что валял дурака на озере в декабре – где ему даже не следовало бы находиться. Теперь он не сможет работать, и кто знает, как долго. Да и Дот понимает, как сильно его убивает, что его любимый велосипед утерян.
– Я знаю, мы не разговаривали уже пару недель. Что-то ведь тянет тебя делать эти безумные трюки на обледеневшем озере?
Ему видно, как она еле сдерживается, чтобы не устроить ему разнос, и он, натянуто улыбаясь, кивает.
От нее не ускользает, что на самом деле он не ответил.
– Думаю, ты ждешь другого посетителя?
Почти в тот же момент, когда Колин кивает, входит Джей, встает у кровати и смотрит на его как на привидение.
– Ты напугал и вышиб из меня все дерьмо, Кол. Я и не думал, что у тебя это получится.
– Спасибо, что вытащил меня.
– Это Люси тебя вытащила, – говорит он, и Колин чувствует, как его глаза округляются. Люси? Девушка, которая едва может перенести его поцелуи, вытащила его бесчувственное тело из озера? Джей уже ухмыляется, кивая, словно тоже представил, как Люси все-таки умеет открывать пивные бутылки зубами.
– Круто, да? Это было потрясающе. Мне оставалось только выбить весь ад из твоих легких, чтобы ты смог дышать.
Его глаза сузились, и Колину уже видно зарождающуюся улыбку, но ради Дот он держится, хотя для Джея долго оставаться серьезным – это как борьба с самим собой.
Колин знает, что Дот, скорее всего, сложит два и два и догадается, но ему сейчас не до этого. Она сейчас не в состоянии смотреть ни на кого из них, все ее внимание сосредоточено на ноге Колина под грудой одеял.
– Тогда понятно, откуда синяки на моей грудной клетке.
– Правда? – Джей впечатлен.
Колин приспускает верх своей больничной пижамы, чтобы показать синяки размером с кулаки на груди. Хохот Джея превращается в кашель, когда Дот стреляет в него острым взглядом. Сквозь некоторые настроения Дот не может пробиться даже шарм Джея, и одно из них – Защищающая Дот.
– Эй, ты знаешь, где Люси?
Джей скользит взглядом по напряженной Дот, затем возвращается к Колину и беззвучно, одними губами произносит:
– Здесь.
Она осталась.
Когда лунный свет заполняет окно и льется на пол, Колин чувствует, как на самом деле начинает просыпаться. Дот ушла, и в дальней части палаты смутно виднеются очертания медицинского оборудования. Все вокруг выглядит странно… плоским. Здесь даже теням не хватает объема и невесомости.
На цыпочках крадется Мэгги, чтобы проверить аппараты.
– Хорошо себя чувствуешь?
Пожимая плечами, он оценивает свое состояние, глядя на плакат на стене:
– В районе шести.
Она достает из кармана пакетик с таблетками и протягивает ему чашку с водой.
– Она попытается вернуться?
Он смотрит на нее. Ее глаз не видно из-за полутьмы палаты. Она делает какие-то пометки в его карте, и он понимает, что она спрашивает вовсе не о Дот.
– Может быть. Почему бы тебе не пропустить ее?
Она вздыхает и поправляет одеяло на его ногах.
– Я скажу тебе то же самое, что сказала и ей: ничего хорошего из этого не выйдет.
– Как ты узнала, кто она?
– А ты?
– Она сама сказала, – говорит он. – Но ей не нужно было тебе рассказывать. Ты уже знала.
Мэгги кивает, встречаясь с ним взглядом.
– Ее убили как раз тогда, когда я начала здесь работать. Я не была с ней знакома, но ее фото были во всех новостях, – она делает паузу, изучая его, и ее глаза наполняются болью. – Но это не то, о чем ты спрашиваешь, верно? Да, я видела ее раньше здесь.
Колин сглатывает, но не может быстро сформулировать вопрос, который его интересует.
– Скажи мне, – говорит Мэгги. – Когда она сказала тебе, что была мертва, ты решил, что не имеет значения, насколько она странная, и не имеет значения, что когда ты ее целуешь, это ощущается иначе, нежели с любой другой девушкой? – она наклоняется ниже, опираясь рукой о кровать. – Было ли чувство, будто она вернулась в этот мир только ради тебя?
То, что она говорит, звучит для него слишком интимно. Такое ощущение, будто она видит его насквозь. И ему ненавистно эхо ее слов: «Ты собираешься разбить сердце этого мальчика. Или еще хуже». Он кутается в одеяло до самых плеч.
– Ну, – вздыхает Мэгги, поднимается и берет его карту. – Я была на твоем месте, Колин. Этой девочке что-то нужно, и ничто не остановит ее планы. Подумай об этом. – она поворачивается, чтобы уйти, но перед самой дверью останавливается. – А может быть, она здесь только из-за тебя. И ты будешь с ней, пока себя не исчерпаешь. Но когда эта девочка исчезнет, без предупреждения и без следа, спроси себя, через какое время после ее потери ты сломаешься.
За дверью становится тихо, и появление незнакомой седой медсестры, записывающей показатели мониторов – это единственное свидетельство, что прошло время.
Она проводит рукой по трубке капельницы, проверяя, нет ли перегибов.
– Я Линда. Я работаю в хосписе в городе и пришла, чтобы Мэгги ушла на перерыв. Больно?
– Лучше. По шкале в районе трех, – Колин тянется к кнопке, приподнимающей верхнюю часть кровати, чтобы сесть.
– Это твоя девушка в коридоре? Брюнетка. Высокая, но сильно худая.
Монитор резко пикает, обращая внимание медсестры. Брюнетка.
– Да, – говорит он. – Я могу увидеться с ней?
Она улыбается поверх своих бумаг.
– Мне сказали, тебе нужен отдых.
Он смотрит на нее, изо всех сил стараясь без слов попросить позволить Люси войти. Что он никому не скажет.
Она идет к двери, затем останавливается, оглядываясь через плечо.
– Полчаса.
– Полчаса, – порывисто повторяет он. – Я обещаю. Спасибо.
Когда она выходит из палаты, внутрь скользит бледно-желтый свет, и он успевает досчитать до восьмидесяти трех, прежде чем дверь снова открывается, и входит Люси.
– Колин? – шепчет она.
Он резко пододвигается, освобождая для нее место на кровати.
– Я не сплю.
Вместе с ней движется и воздух, и матрас неожиданно прогибается от ее веса. Они сидят бок о бок, напряженные и молчаливые. Колин не имеет ни малейшего представления, с чего начать расспрашивать о мире, что он видел, о том, что он чувствовал, и было ли все это реальным.
– Ты в порядке? – наконец спрашивает она.
– Вроде да. А ты?
Она кивает.
– Хочешь поговорить о произошедшем?
– Это было на самом деле?
Она изучает его взглядом, но кажется, ему не нужно больше ничего пояснять.
– Думаю, да.
Колин чувствует, как его ладони становятся влажными. Было бы гораздо легче, будь это все только в его голове.
– Тот мир не был похож ни на что, что я когда-либо видел. Он был ярким… И все вокруг будто имело несколько слоев. Знаю, это не имеет смысла, но я никогда не видел цвета такими. И ты… – он бросает на нее быстрый взгляд. – Я чувствовал тебя, Люси. В том смысле, что мы были одинаковыми.
Воспоминания стали медленно заполнять его мысли: сосульки, свисающие с серебристых ветвей, листья, зеленее, чем должны были быть в декабрьский день, мерцающее и сверкающее голубое небо, охватывающее все вокруг. Этот мир – словно сон.
Ее глаза темнеют, цвет мокко превращается в бургунди.
– Каково это было – войти туда? – нерешительно спрашивает она.
Он хорошо помнит только несколько моментов, перед тем как упал.
– Я заметил лужу воды на льду, прямо перед тем как он треснул, – говорит он. – Но было слишком поздно. Как это вообще возможно, Люси? Я что, умер?
Она тянется к его руке, и он удивлен, насколько сильнее он стал ее чувствовать.
– Я не знаю.
Она больше ничего не говорит, и он откидывается назад, закрыв глаза. Колин чувствует себя усталым и больным, но в основном он ощущает себя так, словно очень долго катался и несколько раз упал. Сама идея падения в замерзшее озеро кажется ему слишком экстремальной, и из-за этого он задается вопросом, почему он не в более худшем состоянии.
Они не говорят о том, на что это было похоже – впервые наконец по-настоящему почувствовать друг друга. Он не говорит ей о предупреждении Мэги и о том, что даже тогда, когда он понял, что происходит, ему никогда не приходило в голову беспокоиться о собственной смерти.
И, конечно, он не говорит ей о том, насколько сильно хочет вернуться туда.