Глава 26

Двадцать четвертого марта, в тот день, когда Джейми с Николасом, сопровождаемые Джеком Форрестером, вылетели из Парижа, эскадра Соединенных Штатов в составе тридцати боевых кораблей и двухсот военных самолетов, пересекла «Линию смерти» Каддафи и начала маневры в заливе Сидра. Каддафи не зря грозился расстреливать каждое неливийское судно, которое посмеет пересечь эту границу, и, действительно, открыл огонь ракетами класса «земля-воздух». Перестрелка продолжалась меньше суток, и за это время американская сторона всеми своими снарядами и ракетами потопила два ливийских патрульных катера и три сильно разбила, а кроме того, уничтожила береговую станцию радарной защиты.

Трое путешественников пережидали военный конфликт у границ Ливии в Алжире. Форрестер доставил их в маленькую гостиницу неподалеку от Эджеле, пограничного городка, и несмотря на нетерпение Джейми, уговорил оставаться в алжирской гостинице, пока не кончатся военные действия.

— Сейчас они наверняка перебьют всех, кто хоть отдаленно напоминает американцев или имеет к ним малейшее отношение, — объяснял он Джейми ситуацию. — А тебе, видит Бог, ни за что на свете не сойти за арабку.

— А вы не торопитесь божиться, — с вызовом ответила Джейми.

— Ну что ты еще задумала? — взмолился Николас, подозрительно поглядывая на нее, когда они остались в номере вдвоем.

Джейми загадочно улыбнулась.

— Увидишь.

Когда, спустившись к ужину, они присоединились к ожидавшему их Форрестеру, тот был потрясен — настолько изменилась внешность Джейми. На ней был длинный свободный кафтан из хлопка, излюбленная одежда арабских женщин северной Африки, белый с неярким зелено-коричневым узором. Рыже-каштановые волосы она подобрала и обмотала тюрбаном из белой ткани, глаза насурьмила, на ноги надела бабуши — остроносые, с загнутыми кверху носами кожаные туфли без пятки.

— Ну, признаюсь, я ни за что не узнал бы тебя, если бы не Кендэлл, — Форрестер одобрительно кивнул.

Николас глядел на него вопросительно, и тот продолжил:

— У меня здесь есть связной, он снабдит нас одеждой, едой и всем необходимым и переведет через границу в Триполи — отсюда это примерно пятьсот километров. Все будет выглядеть так, как будто самые что ни на есть настоящие арабы решили предпринять спокойное путешествие — хотя и в опасное место.

— Прекрасно, — быстро отозвался Николас.


Кафе при гостинице было как две капли воды похоже на кафе из фильма «Касабланка»: маленькие столики сдвинуты в центр прокуренной комнаты, в потолке медленно вращаются и немилосердно скрипят вентиляторы; посетители в традиционных галабиях — свободных хлопчатобумажных балахонах, белых или полосатых, некоторые в тюрбанах, таких же, какие были на головах Форрестера и Николаса, тесно сидели за столиками; слышалась быстрая арабская и французская речь. В дальнем углу комнаты трое арабов в защитного цвета военной униформе, нечесаные и небритые, с ножами, болтающимися на кожаных ремнях, разговаривали на повышенных тонах с четвертым — в гражданской одежде. Джейми показалось, что человек этот явно нервничает.

Они нашли пустой столик в другом конце комнаты. Лениво и не спеша подошел официант, и на безукоризненном арабском Форрестер сделал заказ.

— Кто-нибудь хочет выпить? — спросил Форрестер у Джейми и Николаса, переводя заданный официантом вопрос.

— Мне двойное виски, — сердито бросила Джейми.

Николас наступил ей на ногу под столом.

— Алкоголь женщинам здесь строжайше запрещен, — прошептал он.

— Заварите нам всем чаю с мятой, — попросил Форрестер официанта.

Юноша кивнул.

— Шухран, — сказал он низким голосом. — Спасибо. — И исчез где-то в недрах кухни.

— Говорить теперь буду только я, — сказал Форрестер, проводив официанта глазами. — Если мы хотим не вызывать подозрений, мы должны говорить по-арабски.

Что же нам, прикинуться глухонемыми? — озадаченно спросил Николас. Форрестер покачал головой.

— Да нет, по возможности я буду объясняться за нас всех, когда это возможно, — тихо пояснил он. — А вас я научу необходимому набору арабских слов.

— Я даже не спросила вас, что вы заказали, — сказала Джейми. Она умирала с голоду, но боялась, что не сможет есть национальную стряпню.

— Что бы ни принесли, надо есть, — посоветовал Николас. — Не забывай, что мы изображаем из себя арабов.

Она недовольно сморщилась.

— Разве я могу об этом забыть? — Но блюдо, принесеное официантом, оказалось очень вкусным: барашек, запеченный с различными специями и пряностями, салат из зелени, а на десерт — крошечные пирожные из тончайшего теста с медом и миндалем.

— Так вы уверены, что отец все еще в Триполи? — спросила Джейми, когда официант отошел.

Форрестер кивнул:

— Прошлой ночью он был там.

Джейми и Николас одновременно вскинули на него глаза, не в силах скрыть удивления.

Форрестер пожал плечами.

— Но я же говорил вам — у меня здесь есть связной, — просто сказал он.


Вашингтон

Был полдень, и, запершись в своем кабинете, Гарри Уорнер вымещал свою злобу и ярость на ковровой дорожке, шагая по ней взад и вперед с таким видом, как будто собирался втоптать ее в пол. Париж не выходил на связь уже больше полутора суток. Неужели что-то случилось? Что сказал Форрестер дочке Линда? Неужели она настолько сумасшедшая, что помчится в Ливию?

Господи Боже, она же не ведает, что творит, думал он в бешенстве. Это же все равно, что приставить пистолет к его виску и даже спустить курок! Если она раскроет его, это смерть!

Уорнер уставился на телефонный аппарат. Как бы ему хотелось позвонить прямо Линду в Триполи, но, как никто другой, он знал, что это исключено. Слишком рискованно, особенно сейчас. Как близко они подобрались… и Ливия — пороховая бочка, которая вот-вот взлетит на воздух. Дело каких-нибудь нескольких дней…

Теперь тебе придется биться за себя самому, старый дружище, думал Уорнер, рассеянно глядя в окно на сияющий белизной крутой купол Капитолия. Где же они допустили ошибку? — ломал он голову. Ведь они все предусмотрели, приняли все меры предосторожности. Только четверо знали правду. Как это просочилось? Через кого? Кто предал Единорога?


Эджеле

Николас прилег, а Джейми, забравшись с ногами в кресло, читала при свете маленькой масляной лампочки. На коленях у нее лежал огромный конверт, где были собраны вырезки из мировой прессы о деятельности террористов в Европе и на Ближнем Востоке.


Март 1983 года: взрыв в Лондоне, от которого погибло несколько ливийских диссидентов.

16 апреля 1984 года: два студента повешены в Триполи по приказу Каддафи по подозрению в покушении на его двоюродного брата и самого доверенного помощника Ахмеда Каддафадама.

13 июня 1985 года: захвачен американский самолет, летевший по маршруту Афины — Бейрут, ливанскими мусульманами-шиитами.

22 июля 1985 года: мусульмане, объявившие священную войну «джихад», кинули бомбу в представительство американских авиакомпаний в Копенгагене.

16 июля 1985 года: нападение боевиков на «Кафе де Пари» в Риме.


Читая газетные выдержки, Джейми невольно содрогалась. Террористы напоминали ей диких животных — хладнокровные убийцы, даже не задумывающиеся о ценности человеческой жизни. Но это был мир, в котором ее отец жил столько лет! Мир, в котором он тайно ото всех сражался против террористов.

Она медленно поднялась и подошла к окну, вдыхая запахи ночной свежести и чувствуя необъяснимое спокойствие от созерцания молчаливой ночной пустыни. Обхватив себя обеими руками, она поежилась от холода. У нее было такое чувство, будто она погружается в глубины ада.


— Ну, и как я выгляжу? — спросил Николас.

Он вырядился в галабию, которую раздобыл Форрестер, — невесомый хлопчатобумажный балахон до пят, белый в тонкую серую полоску, и тюрбан. Вид у него был препотешный, и Джейми не удержалась.

— Как будто ты собрался спать, — честно сказала она.

— Спать? — непонимающе переспросил он.

— Ну да. Это чертовски похоже на ночную рубашку, — подтвердила она, продолжая покатываться со смеху.

— Нашла над чем смеяться, — обиделся он.

— Иди лучше посмотри на себя в зеркало сам, — посоветовала она.

— Это как переодевания на карнавалах, — решил он оправдаться. — Знаешь, как в Риме и прочих местах.

— Твой наряд не идет ни в какое сравнение, — заверила она его.

— Разве я смеялся над тобой, когда ты напялила такой же балахон в гостинице? — спросил он.

— Конечно, не смеялся, я ведь в ночной рубашке выгляжу гораздо привлекательнее.

— Спасибо на добром слове. — Однако в его голосе не прозвучало воодушевления.

Их увлекательную беседу прервал стук в дверь.

— Кто там? — осторожно спросила Джейми.

— Форрестер.

Она открыла дверь. Форрестер тоже был в традиционном арабском балахоне и тюрбане.

— Жизнь или кошелек? — приветствовала его Джейми.

Но Форрестер не улыбнулся и сделал ей знак запереть дверь. Поставив портативный приемник на стол, он включил его. Передача шла по-арабски.

— О чем они говорят? — озабоченно спросил Николас.

— На борту авиалайнера TWA над территорией Греции произошел взрыв. Четыре пассажира, все американцы, погибли, — кратко пересказал Форрестер. — Ответственность за этот террористический акт взял на себя Каддафи.

Джейми переводила взгляд с Форрестера на Николаса и обратно.

— Это значит, что… — начала она, не решаясь довести свою мысль до конца.

Форрестер покачал головой.

— Это значит, что пока нам отсюда никуда нельзя уезжать.


Взрыв произошел на борту авиалайнера компании TWA, вылетевшего пятого апреля рейсом 840, когда он набрал высоту около пятнадцати тысяч футов. Если бы высота была больше, самолет попросту развалился бы на куски. Один греческий рабочий видел, как с неба падают тела четырех пассажиров. Это были женщина со взрослой дочерью и крошечной внучкой и мужчина, который разбился, сидя привязанным к своему креслу. На земле осталось только кровавое месиво из стали и плоти.

На этом самом самолете из Каира в Афины ранее летела известная ливанская террористка, которую тотчас заподозрили во взрыве: мало того, что она находилась в самолете во время предыдущего рейса, — бомба была заложена как раз под тем местом, где она сидела. Арабские революционные круги заявили, что взрыв был устроен в ответ на военные маневры США в заливе Сидра.

Напряженность в Ливии нарастала.


Пятого апреля взорвалась бомба в одной из дискотек Западного Берлина: двое погибли — женщина-турчанка и американский военнослужащий, двести тридцать человек получили ранения, у большинства были ожоги третьей степени. Обгоревших, израненных людей раскидало по всей улице.

Разведка Соединенных Штатов перехватила шифрограмму от представителей Ливанского Революционного Комитета в Западном Берлине, которую они послали в Триполи: «Миссия успешно завершена. Наше руководство не обнаружено».

Напряженность возрастала…


Утром одиннадцатого апреля Форрестер постучал в номер, который занимали Джейми и Николас, в половине пятого.

— Что случилось? — сонно спросил Николас, отпирая дверь. — Что-нибудь серьезное?

— Одевайтесь, — отрывисто приказал Форрестер. — Едем в Триполи.

— Прямо сейчас?

— Немедленно, — отрезал тот. — Даю вам полчаса на сборы. Встречаемся внизу.

Джейми села в постели.

— Я думала, мы ждем улучшения ситуации.

— Лучше там не будет! — Выражение лица у Форрестера, насколько позволяли ей видеть предутренние сумерки, было крайне мрачным. — Там вообще все летит в тартарары.

— В тартарары? Но… — начал Николас.

— Полчаса, — одернул его Форрестер. — Если мы собираемся туда, это надо делать немедленно.


— Как ты думаешь, он знает больше, чем говорит нам? — спросила Джейми, поспешно одеваясь.

— Да разве тут что-нибудь поймешь! — воскликнул Николас, натягивая свой балахон. — И все же у меня такое чувство, что надо поступать так, как он говорит.

— И зачем я только втянула тебя во все это, — с горестным вздохом посетовала Джейми.

— Ты прекрасно знаешь, что я потащился сюда вовсе не под дулом пистолета, — напомнил он.

— Ты же понимаешь, что я о другом! — Ей хотелось посмотреть ему в глаза.

Он кивнул.

— Да, но я бы и в суде присягнул, что я здесь по собственному желанию.

— Только сумасшедший со стажем может захотеть оказаться здесь.

— Ты тоже понимаешь, что я не об этом, — отозвался он.

— Угу.

Он обнял ее за плечи.

— Обещай мне одну вещь, хорошо?

— Если смогу, — нерешительно улыбнулась она.

— Если мы выберемся отсюда живыми, — медленно начал он, глядя ей прямо в глаза в серых рассветных сумерках, — обещай, что мы поженимся и заживем нормальной жизнью, о которой не раз говорили в Париже. Как все люди — двое детишек, домик в Коннектикуте, членство в ближайшем загородном клубе, зимы на Палм-Бич и отпуск на островах.

Она слушала Ника, крепко обняв его и закусив нижнюю губу, а потом взволнованно сказала:

— Будут ли у нас дети или нет, будет ли у нас дом в Коннектикуте или иглу в снегах Аляски, — она остановилась, чтобы поцеловать его, — все это не важно. Главное, что мы сейчас вместе.

Он недоверчиво посмотрел на нее:

— Так, значит, «да»?

Кивнув, она снова поцеловала его.

— Твердо обещаю, дружище.


Форрестер дожидался их в вестибюле отеля, рядом с ним стоял его арабский связной, человек лет за тридцать, худой, с огромной копной смоляных кудрей, густой бородой и черной повязкой на левом глазу. Одет он был в военную униформу, вокруг шеи у него был повязан красный платок, за пояс был заткнут нож, а на боку висела кобура с пистолетом.

— Это Рашид, — представил его Джейми и Николасу Форрестер. — Английский он знает слабовато, так что не обижайтесь, если он вам вдруг не ответит, ясно?

— Ясно, — пробормотала Джейми.

Машина, на которой они должны были ехать, оказалась старым потрепанным грузовиком времен второй мировой войны. Она не производила впечатления чего-то сверхнадежного, но это, по словам Форрестера, было главным — современный автомобиль выглядел бы слишком подозрительно в тех краях, куда они собирались добраться. Николас не без иронии разглядывал машину, а Джейми, когда они забрались в нее, спросила:

— И вы думаете, что в этой штуковине мы будем в безопасности?

Форрестер усмехнулся.

— Машина, конечно, старая, но зато в ней на нас никто не обратит внимания, — сказал он. — Можно, конечно, совсем не привлечь внимания, отправившись на верблюде, если вы предпочитаете…

— Спасибо большое, но вот верблюдов, пожалуй, не надо.

Она придвинулась поближе к Николасу. Рашид завел мотор, и старый драндулет тронулся по песчаным ухабам. Впереди был долгий путь по пустыне. Началось, думала Джейми про себя. Все, что случилось с нею до этого, все рубежи, через которые ей уже пришлось пройти, было ничто в сравнении с тем, что предстояло сейчас.

Теперь уже назад не вернуться, подвела она черту под своими раздумьями.

Загрузка...