Глава 3

— Ты уверен, что сенатор Колби здесь? — спросил Линд у Болдуина, входя с ним в переполненный бальный зал загородного клуба «У лесного озера».

— Поверь мне, — доверительно шепнул ему Болдуин. — Он не пропустил ни одного субботнего вечера в клубе на протяжении тридцати лет. Каждый, кто хоть что-нибудь значит в этом городе, непременно бывает на этих балах. Коллин Колби, жена сенатора, можно сказать, помешана на аристократизме. Похоже, эта леди приходит сюда только затем, чтобы удостовериться, появится ли ее фотография в светской хронике местной прессы. Да и сенатор не из тех, кто позволит кому-то другому быть в центре внимания.

— И все политики таковы? — улыбнулся Линд.

— Может быть… но Гаррисон Колби в большей степени, чем другие. Он человек с амбициями. — Болдуин обвел комнату цепким взглядом, затем подтолкнул Линда: — Ну, что я тебе говорил? Они здесь, вон там.

Линд посмотрел в указанном направлении. Да, это Колби. Среднего роста, но подтянутый и крепкий, с густыми волосами, слегка тронутыми сединой, с живыми, умными глазами, он очень походил на свою фотографию.

Они пересекли зал, прокладывая себе путь сквозь толпу, пока не добрались до сенатора с супругой. Колби дружески поздоровался с Болдуином.

— Где это ты пропадал, Лью? — посетовал он. — Что-то тебя долго не было видно!

— Слишком долго, — согласился Болдуин и представил Линда. — Мы с Джимом вместе служили во Франции во время войны, — пояснил он и добавил: — Его фотографии были в газетах, ведь он награжден крестом «За выдающиеся боевые заслуги».

— А, да, да! — На лице сенатора появилось приветливое выражение. — Уверен, что я их видел. Приятно познакомиться, — улыбнулся он Линду.

— Прошу поверить, мне тоже, — ответил Линд.

— А где ваши очаровательные девочки? — спросил Болдуин у Коллин Колби. — Они сегодня здесь?

— Ну разумеется! Как это вы не заметили Кетрин за роялем? — Она кивнула в сторону рояля. Оркестр отдыхал, и пальчики Кетрин Колби, наклонившей хорошенькую темноволосую головку, бегали по клавишам, а вокруг нее клубился целый рой воздыхателей. — Я иногда не знаю, что мне делать с этой девчонкой.

— А где Фрэнни? — поинтересовался Болдуин.

— Отправилась поправить свой туалет — вы же знаете этих юных кокеток, Лью. — Она улыбнулась такой обворожительной улыбкой, что Линд невольно подумал, что эта женщина все делает превосходно. Вероятно, по-другому и не умеет. Она напомнила ему… о нет, это было слишком давно, оборвал он себя. Минуту он изучал Коллин Колби. Видимо, ей было чуть за пятьдесят. Туалет ее был продуман до мельчайших деталей: нитка жемчуга на шее, маленькие жемчужные сережки и на левой руке бриллиант таких размеров, что, пожалуй, им подавился бы даже слон. Она была словно создана быть женой политика.

— Льюис Болдуин! — прозвенел позади них нежный девичий голосок. Они обернулись. Кетрин Колби, увидевшая рядом с родителями Болдуина, подлетела к ним с противоположного конца зала и радостно бросилась ему на шею. — Где это, скажи на милость, ты прятался столько времени?

— Я не прятался, Кейт! Это ты была так занята своими почитателями, что не замечала меня, — улыбнулся Болдуин, освобождаясь из ее объятий. — Джим, это Кейт Колби — Кети, это Джим Линд, мой добрый друг.

Кейт тепло улыбнулась.

— Рада вас видеть, Джим Линд, — просто сказала она. — Друг Лью — мой друг.

— Кетрин, — понизив голос, укорила ее мать.

— Ой, мамочка, не будь занудой. Если бы еще и я вела себя, как другие, здесь было бы не веселее, чем в гробнице. — Она повернулась к Болдуину: — А Фрэнни знает, что ты здесь?

— Я еще не видел ее.

— Вот обрадуется!

Линд не мог без улыбки смотреть на эту маленькую, изящную, хотя и чуть полноватую девушку. У нее были мелкие, но правильные черты лица и бархатисто-карие глаза. Блестящие черные волосы были зачесаны наверх, а подпоясанное ремешком белое платье соблазнительно облегало фигуру. Линд надеялся, что и старшая сестра не хуже.

— Я не видел еще Фрэнни после ее возвращения из Вассара, — говорил тем временем Болдуин сенатору Колби. — Боюсь, что мужчины теперь вообще разнесут вам двери.

— Ну ты же знаешь Фрэнни, — улыбнулся сенатор. — Это не в ее вкусе. Она любит тишину и покой, манеры троглодитов больше прельщают Кейт.

— Папа!

— Мы же все знаем, что это так, малышка, — нежно проговорил сенатор. — Бог знает, почему ты предпочитаешь такие романы — если их, конечно, можно назвать романами…

— Гаррисон!.. — Коллин Колби положила руку ему на плечо, словно призывая его остановиться.

— Да, дорогая, — понял ее намек Колби.

— А вот и Фрэнни, — воскликнула Кетрин, увидев идущую к ним девушку. Фрэнни была совсем не похожа на свою сестру, хотя, решил Линд, и она по-своему хороша. Фрэнсис со своей вполне спортивной фигурой была выше и тоньше. Кейт была брюнетка, а Фрэнсис — яркая блондинка с бледно-голубыми глазами. Во всяком случае обе сестры могли прельстить любого.

— Джим, это Фрэнни Колби, — представил Болдуин. — Фрэнни, позволь познакомить тебя с моим старым другом, Джимом Линдом.

— Очень рада, — произнесла она тихим голосом.

Он взял ее руку, слегка пожал и поцеловал.

— И я тем более, — галантно отозвался он.

— Ну-ка иди сюда, Кейт! — Болдуин подхватил Кейт под руку. — Пойдем покажем, как надо танцевать.

Она взглянула на него с самой лукавой улыбкой.

— Вот это мне нравится!

Когда они шагнули в круг, рука об руку, Линд спросил с улыбкой у Фрэнсис:

— Не окажете ли честь? — и протянул ей руку.

— Ужасно люблю танцевать! — непроизвольно вырвалось у Фрэнсис.

Он вывел ее на середину зала и обнял. Она была немного напряжена, но постепенно успокоилась.

— Значит, вы друг Лью, — произнесла она наконец, пытаясь завязать разговор. — И как давно вы знаете друг друга?

— Со времен войны, — улыбнулся он. — Нетрудно хорошо узнать парня, с которым день за днем воюешь бок о бок.

— Вы так говорите о войне, как будто это спортивное состязание, — заметила она, слегка усмехнувшись.

— В каком-то смысле, так оно и есть, — согласился он, — похоже на шахматы.

— Да?

— Война — это род стратегической игры, но игры скорее умственной, чем физической.

— Похоже, вам она нравилась.

— Война никому не может нравиться, мисс Колби, — ответил он.

— Простите, — смутилась она. — Я хотела сказать…

Он усмехнулся:

— Забудем об этом, ладно? — И сменил тему: — Лью говорил, что вы окончили Вассар. По какой специальности?

— История искусств.

— Вы увлекаетесь искусством?

— Очень. — И после небольшой заминки продолжала: — Было время, я сама хотела стать художником. Но мои способности оказались куда скромнее моих амбиций.

Лицо у нее при этом признании приняло скептическое выражение, и он с жаром начал ее уговаривать:

— Уверен, что вы просто умаляете…

— Ах нет, нет, — быстро отозвалась она. — Ведь, к сожалению или к счастью, я прекрасно чувствую то, что хочу выразить на полотне, а получается все не так.

— По-моему, вы слишком критичны. — Зеленые глаза его лукаво блеснули. — Я бы сказал, что искусство во многом дело вкуса, правда ведь?

— Лишь в некоторой степени.

— Ну, вот взять, например, вас с сестрой. Вы обе прелестны, но каждая по-своему, — пояснил он свою мысль. — Ваша сестра обворожительна в белом, но вас этот цвет убьет. Но вы прекрасны в сиреневом — а этот цвет совершенно не идет Кейт.

Она подозрительно сощурила глаза:

— Кажется, вы смеетесь надо мной.

— Вовсе нет. Просто пытаюсь объяснить вам, что если что-то не устраивает вас, это вполне может понравиться другому, — улыбнулся оц. — Я бы хотел посмотреть ваши работы.

— Вы что же, ценитель живописи, мистер Линд?

Их глаза встретились.

— Что же, можно сказать и так. Я бы выразился иначе — я ценитель всего прекрасного.


Во время войны богатые респектабельные дамы, до того по два раза в год ездившие в Париж, чтобы посмотреть последние коллекции французских законодателей мод, обратили наконец свое внимание на бесчисленных американских модельеров. Правда, едва война закончилась, те же дамы вновь устремились в Париж, с прежней жадностью воспринимая новинки моды привычных кумиров вроде Диора, Бальмена и Шанель. В отличии от них Коллин Колби с дочерьми не поддались этому массовому психозу. Миссис Колби всегда приходила в восторг от моделей Хэтти Карнеги, носила шляпки, которые специально для нее делала Тициана, дизайнер магазина «Саке, Пятая авеню», и полагала, что незачем отправляться куда-либо дальше Нью-Йорка в поисках модных туалетов. Лишь сопровождая своего мужа в каком-нибудь дипломатическом вояже, Коллин Колби позволяла себе разориться на экстравагантное бальное платье от Диора или Шанель, находя, что лишь эти два модельера вполне отвечают ее вкусу.

Последние два года ее дочери тоже одевались у молодого вашингтонского модельера, известного лишь по имени: Себастиан. И Фрэн, и Кейт считали, что только Себастиану под силу разобраться в их вкусах и выразить их стремление выглядеть современно. Коллин украдкой наблюдала, какое восхищение вызвала у Фрэн одна из моделей, демонстрируемых манекенщицей, — облегающий синий костюм с черными бархатными отворотами. Прекрасная вещь, Фрэн будет в ней неотразима. Жакет был сильно притален и расходился фалдами над зауженной юбкой, доходившей до самых лодыжек. Особый шик костюму придавали лайковые черные перчатки и лакированные туфли на шпильках, но самым писком моды была шляпка: крошечная, изящная, из чудесного черного бархата, с легкой вуалью, спадавшей чуть ниже носа.

— Ты хочешь купить его? — спросила миссис Колби как бы невзначай. — Костюмчик очень миленький.

— Не знаю, мама, — пожала плечами Фрэн, — я как-то не задумывалась.

Коллин Колби продолжала молча наблюдать, как манекенщицы прохаживаются по богато убранному салону, разодетые в роскошные туалеты от Себастиана — самые новые и самые элегантные. Весь день у нее было такое чувство, будто Фрэн не по себе, и оттого голова у нее занята вовсе не выбором туалетов для и без того богатого гардероба. Да, Фрэн было не по себе с самого утра. Они обедали в «Касселло», любимом ресторане Фрэн, а она лишь безучастно ковыряла вилкой изысканно приготовленное блюдо, едва ли замечая, что ест. Миссис Колби терялась в догадках. Вряд ли Фрэн нездоровилось, да и температуры у нее не было.

— С тобой все в порядке, Фрэнсис? — спросила она наконец. — Ты что-то совсем притихла. Если ты не хочешь сегодня, давай придем в другой день…

— Да все хорошо, мама, — быстро отозвалась Фрэн. — Просто я что-то не в настроении.

— Влюбилась, вот и все, — выпалила Кейт, не в силах оторвать глаз от свободного шифонового бального платья цвета морской волны. — На нее произвел неизгладимое впечатление тот лихой джентльмен, с которым нас познакомил Лью в «Лесном озере» вечером в субботу — помнишь, Джеймс Линд?

Фрэн в смятении взглянула на сестру.

— Право, Кейт! Я только сказала… и ты со мной согласилась… что он очень привлекательный… и обаятельный молодой человек!

Мать размышляла всего минуту.

— А что? Давайте пригласим его как-нибудь к нам поужинать, — предложила она. — И узнаем его получше.

— Вот хорошо бы! — обрадовалась Фрэн. — Но как это сделать? Не могу же я позвонить ему и позвать в гости?

— Думаю, что ты нет, — задумчиво согласилась Коллин Колби. — Но ваш отец вполне может пригласить его.

Фрэн затеребила мать, а лицо ее при этом так пылало, что выдавало ее с головой.

— Ты думаешь, он согласится?

— Ну разумеется, — уверила ее Коллин. — Я скажу ему об этом сегодня же.

Колби жили в Джорджтауне, в старинном фешенебельном особняке в георгианском стиле. Линд дал бы ему не меньше двух веков. Его встретил дворецкий в безукоризненно белом смокинге. «Холл навевает мысли о прошлых временах», — подумал Линд, разглядывая беломраморные полы, лестницу из мореного дуба и старинную хрустальную люстру. Вслед за дворецким он прошел в кабинет Колби. Сенатор ждал его.

— Добрый вечер, — улыбнулся он. — Дамы еще наверху — все женщины одинаковы, — так что посидим пока здесь, поболтаем, познакомимся получше. Боюсь, что мы мало что смогли сказать друг другу в «Лесном озере».

Линд кивнул, прикидывая, к чему тот клонит.

— По своему характеру Фрэнсис не из пылких, — начал Колби. — Она всегда была так сдержанна, рассудительна. В отличие, к слову сказать, от своей сестры.

— Да, мне тоже так показалось, — согласился Линд.

— Откровенно говоря, нас с супругой изумило, что она так увлеклась вами с первой же встречи, — продолжал Колби. — Вы ее совершенно покорили.

— Должен признаться, сэр, мне она тоже очень понравилась, — тихо произнес Линд. — Меня она тоже покорила.

— Ясно, — кивнул Колби. Он плеснул им обоим виски. — Уверен, что вы понимаете мою озабоченность — ведь это же моя дочь! Я не хочу видеть ее сердце разбитым…

— Поверьте, я тоже, — ответил Линд.

Дверь отворилась, и появилась Коллин Колби с дочерьми. Фрэнсис вспыхнула, едва увидев Линда, и бросилась к нему, не пытаясь скрыть своей радости.

— О, Джим, я так рада, что вы пришли!

— Ну разве я мог не прийти! — Он взял ее за руки. — Вы выглядите сегодня очаровательно, Фрэнсис.

— А ты не мог бы звать меня просто Фрэн? — предложила она. — Терпеть не могу, когда меня называют Фрэнсис, — сразу вспоминаю отвратительную старуху из какого-то сериала.

— Пусть будет Фрэн, — согласился он.

Ужинали при свечах в огромной старинной гостиной. Высокие серебряные подсвечники, тяжелая накрахмаленная скатерть и салфетки, начищенное серебро столовых приборов, дорогой фарфор, лакеи в ливреях — все напоминало Линду о прошлом, которое он старательно изгонял из своей памяти. И на этот раз усилием воли он выбросил эти мысли из головы и все свое внимание устремил на Фрэн, сидящую справа от него. Она и впрямь была прелестна.

«Надеюсь, что я поступаю правильно», — подумал Линд печально.

— Я так рада, что ты пришел, Джим. — Фрэн и Линд стояли на ступеньках особняка. Ужин закончился.

— Мне бы хотелось вновь увидеть тебя, — сказал Линд.

Сердце ее учащенно забилось; зардевшись, она спросила:

— Когда?

— А если во вторник вечером?

— Чудесно!

— Дай-ка я подумаю… в Арлингтоне открылась новая галерея. У них идея — каждый раз выставлять нового художника. Если верить газетам, сейчас там картины самого яркого дарования последнего десятилетия.

— По имени Том Келли, — продолжила Фрэн.

— А, так ты уже слышала о выставке.

— Да, и мне так хочется ее посмотреть!

— Отлично. Тогда я позвоню тебе около семи, хорошо? — предложил Линд. — Мы сходим на выставку, а потом, может быть, поужинаем где-нибудь. Я знаю одно чудесное местечко за рекой.

Фрэн улыбнулась:

— Звучит заманчиво. — И, повинуясь безотчетному порыву, поцеловала его в щеку. — Значит, до вторника?

— Обязательно.

После того, как Фрэн скрылась в доме, Линд долго еще сидел в своей машине, раздумывая, что он делает и зачем.

И гордиться ему было нечем.


— Ты не сказала мне, — начал Линд, — что ты как знаток живописи думаешь о Томе Келли, как о художнике, конечно?

Фрэн немного подумала, потягивая вино.

— Ну, прежде всего, какой я знаток, хоть я и разбираюсь немного в живописи, — с заминкой ответила она. — Но мне понравилось. Он куда лучше, чем я ожидала.

— Да? — приподнял он одну бровь. — Что ты имеешь в виду?

— Я обычно мало чего жду от маленьких галерей, — пояснила она. — Им всем хочется открыть новый талант, но подлинных талантов сейчас так мало!

— Просто твой вкус испорчен старыми мастерами, — пошутил он, вспомнив картины в особняке Колби.

— Наверное, — согласилась она. — Я отдаю предпочтение французским импрессионистам. Моне, Ренуар… вот кто мне нравится. — Она посмотрела на его тарелку. — А ты почему не ешь? Такая чудесная телячья отбивная.

— Да… Конечно, она превосходна, — улыбнулся он ей. — Но как я могу думать о еде, когда рядом со мной сидит такая прелестная и обаятельная девушка?

Щеки Фрэн стали пунцовыми.

— Я польщена.

Он перегнулся через стол и взял ее за руку.

— Ты совершенно особенная девушка, Фрэн Колби, — ты знаешь об этом?

— Я чувствую себя особенной, когда я с тобой, — призналась она смущенно.

— Приятно слышать, — нежно произнес он. — Какое это для меня счастье — видеть тебя!

— Для меня тоже, — сказала она.


В течение полугода Линд виделся с Фрэн почти каждый день. Они посещали художественные выставки и облазили все маленькие галереи. Катались на яхте, совершали долгие прогулки по берегам Потомака. Субботние вечера проводили в загородном «Лесном озере». Он дарил ей дорогие безделушки и ухаживал за ней, как за принцессой крови. Он видел, что замысел его осуществляется, и был доволен. Но он видел также, что Фрэнни по-настоящему любит его, и это не могло его радовать.

Мысль использовать Фрэн Колби для того, чтобы добраться до банка ее отца, нравилась Линду теперь гораздо меньше, чем при первом знакомстве с ней. Она была чудесная девушка, из нее вышла бы прекрасная жена… для кого-нибудь другого. Но не для него. Он не был создан для брака и семьи. Просто не представлял себя женатым — на Фрэн или на ком-нибудь еще — и обремененным двумя или тремя детишками. Это противоречило его характеру. Он хотел быть свободным, ничем не связанным во всех своих поступках.

Но крутить назад было уже слишком поздно.


— Ты никогда не рассказываешь о себе, Джим, — посетовала как-то Фрэн во время одной из прогулок рука об руку вдоль Потомака. — Почему?

— Да не о чем особенно рассказывать, — пожал он плечами. — Ничего романтического, работал на правительство и все.

Фрэн засмеялась, и он понял, как нелепо прозвучали его слова.

— Я имел в виду другое, — спохватился он, — я…

— Я все понимаю, Джим, — перебила она. — Просто ты выразился немного забавно.

— Да, в самом деле забавно, — согласился он, вспомнив, что именно эти слова он употребил в разговоре и с Гарри Уорнером.

— Мне почему-то не кажется, что твоя жизнь была скучной, — заметила Фрэн. — В конце концов ты герой войны, ты награжден крестом «За выдающиеся боевые заслуги». Это же так почетно!

— Да нет, работал и все, — уверял он.

— Твоя работа заключалась в том, чтобы с риском для жизни участвовать во французском Сопротивлении?

Он внимательно посмотрел на нее.

— Как ты узнала об этом?

— Ну… я бы не хотела обидеть тебя, но папа… навел о тебе справки, когда мы начали встречаться, — призналась она. — Очень уж он страшится за своих дочерей. Ему непременно надо знать, с кем мы видимся… хотя, боюсь, если бы он решил разузнать о всех поклонниках Кейт, ему больше ни на что не осталось бы времени.

— И что же он разузнал обо мне? — спросил Линд с кажущимся безразличием.

Она взяла его лицо в свои руки.

— Не сердись, дорогой, — нежно сказала она. — На самом-то деле его очень обрадовало то, что он узнал. Он говорит, что ты настоящий мужчина. — Она поцеловала его. — И, разумеется, я согласна с ним на все сто процентов.

— Я не сержусь, — уверил он. Он должен контролировать себя, он не должен дать сенатору ни малейшего повода для подозрений. Очевидно, Колби не удалось узнать ничего действительно важного. — И мне кажется, я его понимаю.

— Спасибо, — понизив голос, произнесла Фрэн. — Мне бы хотелось, чтобы вы с отцом поладили.

— Когда я пришел к вам впервые, — вспомнил Линд, — твой отец поделился со мной своей тревогой, что я могу разбить твое сердце. Давай успокоим его на этот счет раз и навсегда.

Она засмеялась:

— Но как, Джим? Папочка не успокоится до тех пор, пока не сдаст нас в хорошие руки, то есть пока Кейт и я не выйдем замуж… — Она осеклась и мгновение неподвижно смотрела на него. — И ты…

Он кивнул.

— Фрэн, я хочу жениться на тебе, — просто сказал он.

Она кинулась ему на шею и крепко обвила ее обеими руками:

— О да, Джим, да!

Линд сжимал ее в объятиях и гладил по волосам. Это успокоит Колби.


— Ты сделал предложение? — Гарри Уорнер расплылся в улыбке до ушей. — Здорово! Быстро сработано, Джим.

— Не нравится мне это, Гарри, — признался Линд. — Не нравится, что я втянул ее в свои игры. Она любит меня, черт возьми. Понимаешь, этого я совсем не ожидал.

— Значит, дотянуться до семейного бизнеса папаши будет теперь пара пустяков, — резко оборвал его Уорнер. — Мне что, напомнить тебе, как это важно? Напомнить тебе…

— Да нет, черт побери, не надо! — взорвался Линд. — Ведь я же сам все затеял, так?

— Все мы порой делаем вещи, о которых потом сожалеем, — сказал Уорнер.

— Даже ты?

— Да, и я тоже. Тебя это удивляет? — спросил Уорнер. — Мне приходилось делать уйму вещей, которые мне не нравились, когда я работал в СУ. Но я исполнял свой долг, потому что знал: у меня нет права выбора. Ты что думаешь, я с восторгом объезжал наши части и отбирал парней, зная, что почти все они отдадут свою жизнь во имя исполнения долга?

— Я никогда не думал об этом, — сказал Линд.

— А я часто думал о парнях, которых схватили и пытали, прежде чем позволили им умереть. Я чувствовал, что в этом есть и большая доля моей вины, потому что я уговорил их сотрудничать со Стратегическим Управлением, — продолжал Уорнер. — Я чувствую себя ответственным за их гибель, как, наверное, мучаются в подобных обстоятельствах и немцы, и японцы. Я не могу спокойно спать, если уж ты хочешь знать правду.

Линд молчал, размышляя.

— Нет, Уорнер, это все-таки не одно и то же. Фрэн полюбила меня.

— Половина француженок была влюблена в тебя, но ты уходил от них без всякого чувства вины.

— Это другое, Гарри, — настаивал на своем Линд. — Я не так уж хорошо знал их. И они не знали меня…

— Не знает тебя и Фрэн Колби, — напомнил Уорнер. — Не понимаю, с чего это ты вообразил, что причиняешь ей зло. Она тебя любит, хочет выйти за тебя замуж, — и она счастлива.

— Это так, но смогу ли я быть для нее хорошим мужем? Ты же знаешь, как трудно…

— Я верю в тебя, — убежденно произнес Уорнер.

Линд взглянул на него. Вот бы ему разделить эту веру.


— Ты и вправду этого хочешь, золотко? — спрашивал сенатор Колби у своей дочери.

Лицо Фрэн осветила улыбка.

— Папочка, ни в чем в жизни я не была так уверена, как в этом, — горячо сказала она. — Я люблю его, а он любит меня, и ни с кем я не буду так счастлива, как с ним.

— Но хорошо ли ты его знаешь? — допытывался Колби. — Я хочу сказать, достаточно ли видеться в течение полугода…

— Я знаю его настолько, насколько мне нужно, — заявила Фрэн. — Ах, ну конечно, он не рассказывает о себе много, ну и что? Ты же сам сказал, что во время войны он был героем.

— Но это еще не значит, что он будет идеальным мужем, — усомнился сенатор.

— Думаю, что ты беспокоишься напрасно, папочка, — засмеялась Фрэн. — У нас с Джимом будет прекрасный брак, вот увидишь.

— Хотелось бы верить, — вздохнул сенатор. Лишь себе он мог признаться, что никогда еще не видел ее такой счастливой. — Джим решил остаться на правительственной службе или у него какие-то другие планы на будущее?

Фрэн задумалась.

— Я, право, не знаю, мы это не обсуждали, — сказала она. — А почему ты спрашиваешь?

— Я подумываю о том, чтобы предложить ему работу.

Фрэн внимательно посмотрела на него:

— Ты хочешь сказать, в Нью-Йорке?

— У него ведь есть диплом бизнесмена, так?

— Папочка, вот было бы чудесно! — воскликнула Фрэн. — Мы тогда все смогли бы быть вместе — ах, может быть, я радуюсь прежде времени. Что еще скажет Джим?

— А ты спроси его, — сказал Колби. — Или лучше мне сделать это самому?

— Спроси сам, папочка!

— С удовольствием, — отозвался Колби. — Сегодня же позвоню ему и приглашу вместе пообедать в клубе.


— Джефферсон-клуб? — переспросил Линд. — Да, я знаю, где он находится. Когда мне там быть?.. Отлично, в час… Нет, нет, удобно… До встречи, сенатор. — Он медленно положил трубку и взглянул на Гарри Уорнера, стоявшего в дверях его офиса.

— Сенатор Колби? — поинтересовался Уорнер.

Линд кивнул:

— Позвал вместе пообедать. Сказал, что нужно обсудить одно деловое предложение.


В городе, переполненном элитарными клубами, Джефферсон-клуб был самым элитарным. Проще всего проникнуть в клуб, если ты сын одного из его членов, а если не повезло с отцом, можно заручиться рекомендациями трех наиболее влиятельных членов клуба. Но это уже была лотерея, потому что черный шар лишь одного из членов клуба означал, что путь в него отрезан навсегда.

Интерьеры клуба поражали самое богатое воображение. Над ними потрудился один из ведущих дизайнеров мира, уделив самое тщательное внимание гармонии цвета и освещения. В особенном выигрыше оказывались женщины, чья красота превосходно оттенялась мягким светом свечей. Кухня отвечала самым взыскательным вкусам, ну а винные подвалы славились на все Соединенные Штаты.

Линд разглядывал зал, пока его вели к столику сенатора. Он заметил трех сенаторов, двух членов Верховного Суда, членов Кабинета министров и несколько крупнейших промышленников, чьи корпорации сетью раскинулись по всему миру. В одном из кабинетов сидел помощник президента Трумена с известным вашингтонским обозревателем. «Если Советы вдруг захотели бы уничтожить верхушку власти в нашей стране, — мелькнула дикая мысль в голове Линда, — им было бы достаточно сбросить бомбу сюда».

Он широко улыбнулся вставшему ему навстречу сенатору.

— Хорошо, что ты быстро согласился встретиться со мной, Джим, — сказал сенатор, когда они уселись. — Я боялся, что у тебя окажутся более важные дела.

— Вообще-то, я редко хожу днем обедать, — признался Линд. — Дел всегда так много, а времени так мало!

— Тебе нравится правительственная служба? — спросил Колби. — Тебе не хотелось бы переключиться на что-то другое?

Какое-то мгновение Линд изучал его.

— Я не очень-то задумывался над этим, — осторожно начал он. — После войны я искал работу, мне предложили эту…

— А ты бы смог отказаться от нее, если бы тебе предложили кое-что получше? — спросил Колби.

Линд рассмеялся:

— Боюсь, я был бы последним дураком, если бы этого не сделал. — Он усмехнулся. — Но все зависит от предложения.

— Ты согласился бы жить в Нью-Йорке? — продолжал допытываться сенатор.

Линд поколебался и потом прямо спросил:

— Вы предлагаете мне работу, сенатор?

— Возможно.

— Что-то подсказывает мне, — улыбнулся Линд, — что Фрэн рассказала вам о наших планах.

— Да, да, рассказала, — признался сенатор. — Фрэн ведь выросла в Нью-Йорке и так его любит.

— Об этом она часто рассказывает, — кивнул Линд.

— Как ты знаешь, после истечения моего срока в сенате я подаю в отставку, чтобы возглавить фирму отца Коллин. Эта фирма объединяет международные банки, она была основана давно, еще до Великой депрессии.

— И сумела устоять?

— Да, к счастью. — Колби надолго замолчал, вглядываясь в Линда, прежде, чем продолжить. — Мне как раз нужен способный молодой человек, вроде тебя, да и Фрэн будет счастлива, живя в Нью-Йорке рядом с нами.

— Думаю, вместе с Фрэн мы были бы везде счастливы, — улыбнулся Линд.

Колби опять помолчал.

— Надеюсь, что это так, — согласился он наконец, — и все же полагаю, стоит подумать над моим предложением. Для тебя это великолепная возможность сделать карьеру в одной из важнейших сфер. И тогда Фрэн будет по-настоящему счастлива.

— О’кей, — улыбнулся Линд. — Предположим, я принимаю ваше предложение, считая его общим для нас с Фрэн. Теперь расскажите мне, в чем будут состоять мои обязанности, сколько мне будут платить и все такое прочее. А я обговорю это с Фрэн, и мы дадим вам ответ, скажем, в течение недели, идет?

— Идет! — И Колби пустился в объяснения, а с интересом слушавший Линд старался не выказать своего нетерпения.

Он не хотел, чтобы Колби догадался, что он для себя все уже решил.

Загрузка...