Все мужчины её жизни

Глава 4. Подключаем заграницу

Стоял погожий октябрьский денек. Самое его начало. Наш коллектив в преддверии крупной сделки, намеченной на сегодняшний полдень, подогревал себя кофейком. Менеджер по своему обыкновению травил веселые байки, за что Ладка его периодически пощипывала. А ДДА, дуя на кипяток, пускал ей бровями волну неодобрения.

Тут в двери офиса, шурша многочисленными пакетами, ввалилась Оксанка.

Мы знали, что «лондонцы» прилетели в Москву вчера вечером, но думали, что Дороховой потребуется еще денек-другой, чтобы привести мысли в порядок. Поэтому ее приход оказался для всех неожиданностью.

– Итак! – громко провозгласила Оксанка, но тут же поправилась: – Вернее, со-оу!.. Гуд монинг, диа комрадс!.. Льеша! Хэлп ми, плиз!.. Желательно прямо нау. Ор ай сдохну хиа!

– А-а-а! Дорохова!!! Собака страшная! Явилась наконец?

Мы с Ладкой, вопя, кинулись наперерез, отпихнув с дороги спешащего на Оксанкин зов дизайнера.

– Ху из агли дог? Эм ай?

– Да заткнись ты уже! – Мы принялись тискать нашу лжеангличанку, тормошить, расспрашивать, перебивая друг друга. – Ну, рассказывай, как съездила… Королеву видела? Как Лысый? А по Тауэрскому мосту гуляла? А в музее мадам Тюссо была? Лысый как, я тебя спрашиваю?

– Да погодите вы! Дайте хоть отдышаться! Еле эти сундуки с вашими подарками доперла! – Она передала свою поклажу ДДА, легко чмокнув его при этом в щеку. – Привет, Лешик!

– Привет, – смущенно заулыбался тот, – с возвращением, Огучка…

– Так ты еще и с пода-а-а-рочками? – воскликнула я.

– А вы что думали, я в этих пакетах Биг Бен по кускам перевезла? Чисто так, для красоты в офисе поставить.

Мы с Ладкой лукаво переглянулись. – Давай-давай! Подарочки мы любим! – потерла руки Графова.

– А вот ты-то как раз напрасно оживилась, – сказала Оксанка, высвобождаясь из плаща. – Я тебе там купила, сама даже не поняла, что именно. Как говорится, вскрытие покажет.

– Нормально? – воскликнула Ладка с деланной обидой.

– Нормально! Всякой вещи можно найти применение. На крайняк, под стол подложишь, чтобы не раскачивался, – утешила ее Дорохова.

Она обнялась с Олегом. Троекратно расцеловалась. А затем Оксанка, которой, кажется, не терпелось вручить сувениры, замахала на нас руками:

– Ну все, пшли, пшли… Рассаживайтесь! Сейчас я буду вас задаривать.

Все в нетерпении заняли места, кроме ДДА, который помогал нашей благодетельнице разложить все на вспомогательном столике.

– А мы думали, ты сегодня не придешь, Огучка, – бубнил он, пока, соприкасаясь головами, они вынимали из пакетов какие-то свертки.

– Да я в основном из-за Ладки приехала. Вдруг, думаю, ей что-нибудь скоропортящееся попалось. – она через плечо обернулась на Графову, та в ответ показала кулак. – Ну что ж, готово! Давай, Лешик, брысь отседова! Дальше я сама.

Оксанка выпрямилась в полный рост, держа в руках две коробки: одну побольше, другую поменьше.

– Олег! Начну с тебя! Так как ты у нас большой эстет и гурман и терпеть не можешь чай в пакетиках, то вот, дарю тебе персональный заварочный чайник и упаковку самого что ни на есть настоящего английского чая.

Олег заулыбался. Под наши аплодисменты встал и, принимая дар, поцеловал Оксанкину руку:

– Спасибо, душа моя. Ты своей добротой избавила меня от необходимости поглощать всякую дрянь.

Следом за ним настал мой черед.

– Так. Девочка, живущая в Сети! Держи, это тебе! – сказала Дорохова, протягивая мне маленький сверток.

– А что это?

– Какая-то крутая английская бижутерия. Ну так, на выход в свет. Может, когда-нибудь и наденешь…

Я сорвала оберточную бумагу и увидела под ней красивый бархатный футляр. В нем, переливаясь множеством камушков, лежало изящное ожерелье. И к нему – такие же нежные серьги и перстенек.

– Вау! – восторженно вскричала я, поняв, что именно в этом комплекте пойду на презентацию певца. – Оксанка! Рыбка моя! Дай я тебя расцелую! – И я ринулась на нее через стол.

Дорохова шлепнула меня по рукам чьим-то подарочным рулоном:

– Уйди от меня, неприятная! На, вот лучше календарь распакуй! В офисе повесим.

– Не, видали такую грубиянку! – всплеснула я руками. И, притворно ворча, уселась обратно – вскрывать очередную обертку.

– Так, Леш! Тебе – шапку с волосами. Точнее, это шотландский берет, к которому прицепили волосы ирландца, потому что они рыжие. Держи! И еще волынку. Будешь нам на праздники исполнять лирические композиции.

– Спасибо, Огучка! – Счастливый ДДА принялся рыться в своих пакетах.

– Лада! Теперь ты… – Оксанка, вздохнув, достала довольно большую, белую коробку, перетянутую красной бечевой. – Предупреждаю, только не по лицу!

Графова взяла подарок с предостерегающей улыбкой. Все оживились. Все-таки интересно, что это за непонятную штуку привезла Оксанка из Лондона.

По-прежнему улыбаясь очень нехорошо, Ладка развязала бечевку и заглянула внутрь коробки.

– Ах ты, тля ты этакая! – И она медленно вытащила на всеобщее обозрение боевые нунчаки.

Мы все так и грохнулись со смеху, понимая, что это подарок с намеком.

– Пять баллов, Оксана! – выставил вперед большой палец Олег.

– Сама ты тля! Понимала бы чего! – возмутилась Дорохова. – Ты только представь, насколько теперь возрастет мощь твоего удара! Чуть что, сразу… хл-лоп по яйцам – и енот валяется!

На этих словах Графова явно повеселела.

– Вот есть же дураки на белом свете, – пожимая плечами, рассмеялась она.

А дарительница, не в силах остановиться, протянула ей следующий презент:

– Ладно. Я на самом деле купила тебе еще альбом по живописи… – И предупредила: – Подарочное издание! Так что не вздумай в случае припадка драть оттуда листы.

Теперь-то уж Ладкиного присутствия мы лишились до вечера. Она тихо сидела в своем углу, шурша страницами, и не подняла головы даже тогда, когда на встречу явились клиенты в сопровождении Талова.

Надо сказать, что Михаил не появлялся в офисе с того самого дня, когда они уходили отсюда вдвоем с Лихоборским. Теперь я обратила внимание, как сильно он осунулся. Просто ходячий скелет! А круги у него под глазами были не просто черными. Они были до неприличия черными!

«Значит, проблемы у мальчиков очень серьезные», – озабоченно подумала я.

Мужчин, которых Миша привел с собой, было двое. Поздоровавшись, они все вместе гуськом направились в кабинет наверху, и Талов бросил мне на ходу:

– Ирина, минут через пятнадцать присоединяйтесь к нам.

– Хорошо, – кивнула я, успев мельком составить психологический портрет каждого из двух его спутников.

Первый, тот, что помоложе, ужасный нытик. Он абсолютно не будет меня слушать, а будет только канючить, что это все страшно дорого. Но его можно будет купить на имидж. Значит, стоит помахать перед ним красной брендовой тряпкой.

Второй посговорчивей. Его можно будет обвешать лапшей, как новогоднюю елку. И он, рано или поздно, со всем согласится. Тем более что главное слово, судя по всему, за ним.

Когда делегация скрылась из виду, Оксанка глазами указала мне на дверь. Дескать идем покурим. Только вдвоем.

Мы вышли на улицу. В небе собрались небольшие тучки – вот-вот мог начаться дождь. Ветер дул несильный и теплый, поэтому мы не стали возвращаться в офис за верхней одеждой.

Закурив, Оксанка разогнала рукой дым.

– Слушай, Ирка! Что это с Мишаней? – спросила она. – Ты заметила, как он выглядит? Как будто у него рак поджелудочной железы.

– Типун тебе на язык, Дорохова! Это все из-за твоего Лихоборского.

В лице моей собеседницы напряглась каждая мышца.

– А что с ним?

Я вкратце пересказала ей все, что видела и слышала сама, включая реакцию Всеволода на мои поздравления.

Оксанка слушала очень внимательно. Потом сказала:

– Ир! Хочешь – верь, хочешь – нет. Я уже как Балагура стала. Чуть что, сразу начинаю проклятие винить. Честное слово, прямо душа не на месте.

– Мать, да успокойся ты! Это же бизнес. А в бизнесе всяко-разно бывает. Конкуренция, налоговая, обэпы всякие. Это мы ничего подобного не видим, потому что так, мелочь пузатая. До нас дела никому нет. А у Лихоборского все на широкую ногу поставлено. Вот и огребает по полной программе.

Оксанка тяжко вздохнула:

– Ну ладно, слушай! Я тебя чего выдернула-то! Я там из Лондона кое-какие мыслишки привезла. Может, сейчас сходим куда-нибудь пообедаем? Я бы тебе их изложила.

– Ладно, – согласилась я.

– Ну, тогда все, договорились.

Оксанка уже было собралась зайти обратно, но я заверещала:

– Э, э! Погоди! Куда ты? А про Лысого-то ты мне расскажешь или нет?

Дорохова прыснула:

– Ну, итить твою за ногу! Вот ты меня с ним достала! Чего, влюбилась, что ли?

– Ага! – Я заблестела глазами. – Дорохунчик! Я его, как увидела – все! Мне крышу начисто срубило.

– Да это-то понятно, – проворчала Оксанка. – В здравом уме разве может эта мразятина кому понравиться? Чего тебе рассказать?

– Ну, какой он? Ты с ним общалась? Разговаривала?

– Пыталась один раз. Но он вел себя при этом так, будто я у него денег прошу. Я, Ир, честно, таких людей не понимаю. У него, наверное, из-за этой крутизны все волосы-то и повыпадали.

Тут в дверь высунулся хмурый Талов:

– Ирина, вы докурили? Идемте, мы вас ждем… С приездом, Оксана! Рад вас видеть.

Нда, с нытиком пришлось помучиться. Но в конечном счете второй, переварив лапшу, сказал свое веское слово. И контракт почти на полмиллиона долларов был подписан.

Когда клиенты ушли, мы с Мишей переглянулись. На его лице играла улыбка. Он мной гордился и был мне благодарен.

Я и сама собой гордилась.

– Вот! – Разведя руки в стороны, сказала я.

Он прикрыл глаза: мол, я и не сомневался.

– И ничего мне не скажешь?

Миша отрицательно мотнул головой, но все-таки сказал:

– Ты все знаешь…

– А ты похудел, ужасно осунулся.

Он молча заложил руки в карманы, продолжая смотреть на меня. Потом прошелся к окну. И уставившись куда-то вдаль, задумчиво произнес:

– Вчера держал на руках Севиного сына… Странное маленькое существо. С непонятными ручками, ножками. С непонятными мыслями… Он меня разглядывал. И ведь, наверное, думал что-то… Как ты считаешь, о чем может думать человек, которому две недели отроду?

Я пожала плечом. Мишино поведение меня настораживало.

– Вот и я не знаю… – Он, вздохнув, повернулся ко мне: – Что ж, Ира-Ирочка… любимая моя… Иди! Отпразднуй свою победу! Хочешь, отпразднуй с ребятами здесь. Хотите в ресторане посидите. Я оплачу.

– А ты? – вкрадчиво спросила я. – Не пойдешь?

– Я – нет. Мне пора ехать. – Миша взглянул на часы: – У-у, еще как, пора!

Он быстро собрал со стола разбросанные листы, сунул их в портфель, и мы вместе вышли из кабинета.

Пока спускались, он отдал мне свою кредитку, чтобы во время пиршества я себе ни в чем не отказывала. Потом сообщил подчиненным о моем временном повышении до ранга королевы бала и ушел. Никто ничего не понял, кроме того, что встреча прошла на «ура». Воспользовавшись этим обстоятельством, я не стала объявлять общий сбор. Подошла к Оксанке и, кося в сторону двери, процедила сквозь зубы:

– Идем жрать в «Итальянец».

Она, выразительно расширив глаза, ответила:

– А жэ не треснет?

– Не треснет, идем…

Тогда Дорохова подхватила какой-то пакет – на вид довольно тяжелый, – и мы двинулись к выходу.

Чтобы не вызывать ничьих обид, я сказала хорошо поставленным голосом:

– Идем-ка, Оксанка, пройдемся до метро! Я там видела кое-что!

– Ну, до метро – так до метро! – еще даже громче, чем я, ответила моя сподвижница.

Мы вышли. В полной уверенности, что своей прекрасной импровизацией отвели от себя все подозрения.

Дождь все-таки начался. Торопливый, мелкий, холодный и колкий, сразу просочившийся за ворот пальто. Мы припустили бегом. Благо что было близко. Элитный ресторан «Итальянец» находился от нас буквально в соседнем здании. Ворвавшись под навес, мы синхронно затрясли головами, стряхивая с волос капли. Потом прошли внутрь. Оставили одежду в гардеробе и, заприметив на другом конце зала уединенный закуток, направились к нему.

Едва мы расположились за столиком, как нам подали меню.

– Что ты будешь? – спросила я у Оксанки, нервничая под пристальным взглядом официанта.

– Не знаю, чиз-кейк, наверное. Ну и коктейль какой-нибудь.

– Да брось ты! Давай лучше выпьем шампанского. Оксанка! Ты хоть понимаешь, что я сделку на полмиллиона баксов заключила? Или не понимаешь?

Дорохова нервно улыбнулась официанту, который теперь смотрел на меня еще пристальней.

– Да-да, – быстро согласилась она, – конечно. Принесите, пожалуйста, бутылку самого лучшего шампанского! Один чиз-кейк и…

– Пасту с морепродуктами, – закончила я.

– Пасту… – механически повторил гарсон. После чего, вытянув меню из моих пальцев, жестко захлопнул его и удалился.

– Вот интересно, – сказала я, – почему в «Итальянце» такие цены, если здесь так обслуживают?

– Радуйся, что он в тебя еще не плюнул! – горячо возразила Оксанка. – Что ты человека нервируешь своими суммами? И вообще, Чижова! Где ты раньше была, когда мы эти деньги могли к себе в карман положить?

– Так ведь, мать, не попадались такие клиенты! Все шушера одна, вроде твоего Лихоборского. Ну и потом! За вычетом затратной части наших бы там осталось всего процентов десять, – добавила я, чтобы хоть как-то утешить себя саму.

А Дорохова взбеленилась так, что даже начала истерично прикуривать.

– Чего это он шушера? Он просто экономный. Мы же на нем вон какие деньги сделали! Можно сказать, за счет него одного и выжили! Эх, Ирка! Как бы я сейчас его… – И она сделала движение, как будто что-то энергично застирывает, но спохватилась: – Ну ладно! Я, собственно, вот о чем… – Оксанка зачем-то полезла под стол. – Гляди! – пошуршав пакетом, она вытащила и бухнула на стол передо мной талмуд «Желтых страниц».

– Ну? – не поняла я.

– Чего «ну»? Видишь, написано – Елоу пэйдж оф Ландан?

– Ну…

– Да, блин, Чижова! Включай серое вещество! Я этот справочник из гостиничного номера сперла! В Лондоне! Здесь же везде е-мэйлы есть! Давай какое-нибудь коммерческое предложение составим. И разошлем. Вдруг кто-нибудь откликнется? Будем с Англией работать!

Тут уж я схватилась за сигарету и стала судорожно затягиваться. Мысль заработала быстро-быстро.

Так, заграница – это уже тепло. Это уже очень тепло. Там отношения между партнерами почти прозрачные. Меньшая вероятность, что тебя кинут. И вообще! А что если….

– Слушай, мать! – воскликнула я, потрясенная этим невероятным стечением обстоятельств. – Это идея! Слушай меня! Я тут буквально на днях, пока ты отсутствовала, познакомилась с одним музыкантом. Парень талантлив как бог! Я его песни слушала. Могу тебе сказать, пробирают аж до самых гланд! – Дорохова закатила глаза. – Да погоди ты кривляться! Послушай меня! Давай его продюсировать! Вложим деньги. Сделаем ему большую рекламную кампанию. Раскрутим хорошенько. Потом будем заниматься организацией его концертов, презентаций, выпуском новых альбомов. Будем ездить с ним на гастроли! Я тебе говорю, эта курица снесет нам золотые яйца!.. – Чтобы Оксанка не успела меня перебить, я затараторила еще быстрее: – А Британия – это вообще супер! Нам нужно выйти на какие-нибудь продюсерские конторы. Или, может, на студийные, фиг его знает! Но на тех, кто хоть как-то с этим связан. Прикинь, если наша группа начнет там же, где начинали Битлы, – в ливерпульском подвальчике! Их как раз тоже четверо! Ты представляешь, как на этом можно сыграть?

– Куда сыграть-то? В ящик? – Лицо Оксанки выражало ироничное умиление, с таким обычно слушают ахинею детей, когда те вдруг чересчур расфантазируются.

– Дорохова! Твою мать!

– Чижова! Мать твою!

Тут в наш закуток вплыл официант с подносом – и мы притихли. В ожидании, пока все очень чинно и неторопливо появится на нашем столике, пока столь же неспешно наполнятся шампанским бокалы, мы с Оксанкой нервно елозили, посылая друг другу красноречивые взгляды.

– Дура ты! – говорила ей я. – Надо ковать железо пока горячо!

– У меня нет слов… – укатывались под веки Оксанкины глазные яблоки.

Наконец, нерасторопный юноша, пожелав нам приятного аппетита, отчалил. И в ту же секунду мы с двух сторон грудью упали на стол, бешено выпучившись друг на друга и говоря почти одновременно:

– Ливерпульская четверка, да? Ха-ха! Не смеши мои подковы! Бременских музыкантов вон тоже четверо было. Давай! Пусть твои из Бремена и начинают! А мы с тобой, как трубадур с принцессой, будем обнявшись стоять на повозке и петь!

– Пошла вон! Я знаю, что говорю! Слушай! Через неделю состоится презентация какого-то Кожаева… или Пыжаева… короче, не помню! Но это очень популярный среди молодежи певец. На этой презентации будет присутствовать масса полезных людей. Мы должны во что бы то ни стало туда попасть! И не просто попасть, а завести как можно больше знакомств. А дальше будем действовать по обстоятельствам!.. Блин, Оксанка! Я не пойму! Ты же чуть ли ни каждый день в караоке ходишь! Тебе же нравится музыка! Неужели тебе не интересно всем этим заниматься?

Оксанка откинулась на спинку стула. Какое-то время она молча смотрела на меня, потом сказала:

– Ира, ты знаешь, что у тебя очень больная голова? Куда ни тронь – всюду воспалено.

Делая в этот момент глоток шампанского, чтобы немного остудить пыл, я поперхнулась. Напиток выплеснулся обратно в бокал. Сам тон, каким Оксанка произнесла свою фразу, говорил о том, что она сдалась. Я таки уложила ее на обе лопатки. Мне сразу стало безумно весело! Особенно почему-то забавлял тот факт, что по подбородку, перемешавшись с кислым шампанским, сползала слюна. Я сидела, содрогаясь квакающим смехом, и никак не могла остановиться.

– О! Я же говорю: все признаки болезни Дауна налицо! – констатировала Дорохова. А потом мы еще долго обсуждали с ней, как это все будет выглядеть.

Я рассказала подруге, что собой представляет Кощей, его группа. Какие замечательные лирические песни они исполняют. Причем в моей интерпретации Шурик уже полностью перевоплотился в Диму Билана. Был так же смазлив, молод и обаятелен.

Дальше мы принялись фантазировать, местами приближаясь в своих мечтах к недавно виденному мною сну.

В конечном счете Оксанка спохватилась, что ей пора бежать.

– Слушай, Ирка, я сейчас поеду к Балагуриным родственникам за Славиком. Привезла ему из Лондона игровую приставку, ну и обещала сегодня забрать к себе. Одним словом, через пару часов я уже буду дома. Давай подгребай тоже. Нужно составить коммерческое предложение для англичан. И наметить, через какой канализационный люк мы будем проникать на презентацию.

Я засмеялась, в красках представив себе эту картину.

– Ладно, приеду.

– Ну, все, тогда я погнала.

Глянув в счет, Оксанка взялась за кошелек, но я остановила ее. Красивым жестом выудив на свет божий Мишину кредитку.

– Хо-хо! За нас сегодня платит «Голден виза кард».

– Да? Это очень кстати…

Оксанка поднялась, затолкала обратно в пакет свои «Желтые страницы» и, махнув мне на прощание, убежала. Я тоже не стала долго засиживаться. Расплатилась по счету и отправилась снова в офис. Все равно у меня в запасе было каких-то несчастных два часа. Даже полтора. А потом я решила поймать машину и за полчаса добраться до Оксанки.

На работе я застала только одинокую Графову, которая все так же вдохновенно листала альбом с художествами западноевропейских мастеров.

– А что это весь народ разошелся, что ли? – спросила я – Времени-то вроде только четыре часа.

– Его вельможество всех распустили по домам, – не поднимая головы, проинформировала Ладка.

– Он что, заезжал?

– Ага, заскакивал минут на пятнадцать.

– А ты чего домой не идешь?

– А что мне там делать? Витусик сегодня поздно освободится: швейцарца своего едет встречать… Блин, трясется весь, – Ладка впервые отвлеклась от книги, – ну из-за портрета. Я ему говорю, не дрейфь. А он все равно как шакаленок этот из «Маугли». Тьфу! Что за мужики пошли! – И она, покачав головой, снова уставилась в альбом.

Время пробежало незаметно. Пока я посетила свой виртуальный мини-клуб, пока списалась с Фламбером, который сообщил мне точную дату и время презентации, тут уж и выходить настала пора.

– Ладка, ты еще побудешь?

– Да, посижу часов до семи.

И тут вдруг меня осенило! А может, Ладка Мишу ждет? Ну, чтобы остаться с ним один на один в пустом офисе? Он же ей нравится. К тому же она, как и все, считает, что Вероника ему не пара.

В груди образовался неприятный холодок. Как выяснилось, я все еще не готова отпустить Талова. Это мне только так на минуточку померещилось. Но стоило представить себе, что Миша с Ладкой может не только согрешить, но и всерьез увлечься ею, как мне буквально сделалось плохо.

Поджав губы, я смотрела на склоненную Ладкину голову. На нежную кожу пробора, идущего ровно, как дорожка в пшеничном поле. На утонченный профиль, на едва заметный румянец. И я поняла, что, если б Миша хотя бы раз внимательней взглянул на это лицо, у него не осталось бы шансов. Слава богу, он так занят своими проблемами, что, кроме уродливой Вероники, ему никто не светит.

Успокоившись, я, тем не менее, решила на досуге понаблюдать за парочкой. Вдруг все-таки я ошибаюсь.

– Пока, Ладка! – бросила я.

– Угу, проваливай! – равнодушно отозвалась она.

Поймать машину возле нашего офиса была не проблема. Другой вопрос, может, пойди я на метро – добралась бы до Оксанки быстрее?

– Слушай, мать! Что за кошмар на дорогах творится? – с ходу набросилась я на Дорохову, будто это она была во всем виновата.

– Вся Москва за руль пересела. Что ты хочешь? – философски заметила моя подруга. – Давай раздевайся, проходи! Мы тут со Славиком воюем… – И она с воплями: «Ну что, замочил?» – скрылась в комнате.

Оттуда действительно доносился какой-то треск и возбужденный детский голосок.

Славик, как я знала, доводился Балагуре двоюродным племянником. Осиротев меньше года назад, он теперь воспитывался в доме Полины под неустанным присмотром ее мамаши и сумасбродной бабки. Сама же Полина вместе с новорожденным сыном благополучно перебралась к Лихоборскому.

В общем, на мой взгляд, все это было очень печально. И я прекрасно понимала Оксанку, которая жалела мальчика и старалась по возможности подсластить его жизнь. Тем более что с его умершей матерью они были довольно дружны.

Войдя в комнату, я обнаружила, что Славик при помощи джойстика истребляет на экране поющих сирен. Чистые звонкие голоса во время его атак сразу же ломались. Сирены начинали безобразно корчиться и визжать.

Дорохова подначивала:

– А-а, когда тебе больно, ты не так-то уж и красиво поешь!

– Плохо ты поешь! Плохо! Плохо! – в азарте подхватывал мальчик и при этом выкручивал рукоятку джойстика так, что мне становилось страшно за всех нас.

Он даже не заметил моего появления, настолько был увлечен творящимся беспределом.

– Ребенок, привет тебе! – поздоровалась я.

Едва взглянув, он ответил:

– Здрасьте! – И тут же навалился на джойстик всей своей массой.

– Ну, это теперь надолго, – махнула рукой Оксанка. – Мы можем идти.

Она задернула шторы. Подобрала с пола какие-то проволочки и куски пенопласта, видимо оставшиеся после жесткого вскрытия игровой приставки, потрепала малыша по голове, и мы отправились на кухню.

Уже в дверях Дорохова сказала:

– Славик, через полчаса будем ужинать.

– Ладно! – откликнулся тот.

Кухня в этом доме с тех пор, как я впервые здесь побывала, всегда была предметом моей жгучей завести. Уютная и просторная, она была отделана в спокойных персиковых тонах с примесью жизнеутверждающего апельсина. Оранжевые шторки, подушечки на диване, сидушки на барных стульях. И еще мне нравилось многообразие комнатной зелени, которую Оксанка периодически заливала, а потом сокрушалась, что рядом с ней гибнет все живое.

– Ну что, по кофейку? – спросила у меня гостеприимная хозяйка.

– Давай, не откажусь.

Дорохова приготовила чашки. Насыпала туда по ложке кофе и сахара. Включила чайник.

– Ну? Великий комбинатор, излагай свои мысли.

– Я? – переполошилась я.

– Ну, ты, конечно. Ты же у нас генератор идей. Во всяком случае, что касается «ливерпульской четверки-2». Ты хотя бы этому Кощею позвонила, как собиралась?

– А! – ударила я себя по лбу. – Нет, конечно! Совсем из головы вылетело.

– Если ты будешь так по ней дубасить, там скоро вообще, кроме козявок, ничего не останется. Давай звони! А то, может, зря стараемся. – Оксанка придвинула ко мне телефон.

Я сбегала за сумкой. Еле отыскала на самом дне жеваную бумажку с Кощеевым номером и стала его набирать.

Трубку долго никто не снимал. Потом голос моего протеже, не узнать который было невозможно, ответил:

– Алло…

– Кощей, здравствуй. Это Ирина.

– Какая еще Ирина? – Я так и увидела наяву, как он пританцовывает. Вот змееныш! Все выделывается! Наверняка ждал моего звонка как манны небесной!

– Ирина. Продюсер. Уже не помнишь?

– Почему не помню? Прекрасно помню. И что же тебя заставило мне позвонить?

– Решила поставить тебя в известность, что с завтрашнего дня начинаю работать. Буду лоббировать твои интересы в определенных кругах.

Он немного помолчал. Потом, издав какой-то звук, вроде «пф-ф-ф», сказал:

– Ну что ж, лоббируй. Нужен буду – звони.

– Всенепременно и обязательно, – заверила я. А сама подумала: «До чего же душка все-таки!»

Мы распрощались, и я, повесив трубку, сообщила Оксанке:

– Здесь все под контролем.

– Отлично. Переходим ко второй части марлезонского балета, – сказала Дорохова, подавая нам кофе и усаживаясь за барную стойку напротив меня. – Что будем писать в коммерческом предложении? Ты, кстати, как с английским? Дружишь?

– Боже тебя сохрани! Ни в зуб ногой!

– Я тоже. Значит, будем переводить в онлайн-переводчике. Предложения должны быть короткими, но хлесткими. Например: «Здравствуйте, господа!»

Здесь у Оксанки возник ступор. Она закурила. Записала на листок, чтобы не забыть первую фразу. И стала думать дальше.

Я осмелилась внести поправку:

– Может быть, напишем «господа англичане»?

– Да, и в скобках – «буржуи недорезанные»!

Мы поморщились. С текстом явно что-то было не так.

– Давай просто напишем «дорогие друзья»!

– Блин, ну мы же не в «Спокойной ночи, малыши» обращаемся! – возмутилась Оксанка.

– Короче, дай сюда! – Я выхватила у нее листок и ручку и написала следующее:

«Уважаемые коллеги! Меня зовут Ирина. Я представляю интересы молодого певца, который уже сейчас чрезвычайно популярен среди населения России…»

Дорохова, внимательно следящая через столешницу за тем, что я строчу, сразу же вознегодовала:

– Ира! На этом предложении онлайн-переводчик зависнет навсегда! Коротко надо, я же тебе говорю! «Я представляю интересы» – уже плохо!.. – Она ненадолго задумалась. – О! Идея! Надо, как в фильмах! Помнишь, «Двадцатый век Фокс» и все такое?.. По аналогии будем. «Продюсерский центр Ирины Чижовой» представляет! Группа «Кощей», бла-бла-бла, ну и так далее…

– Да не группа «Кощей»! Это он сам Кощей!

– Ну и ладно. А группа как называется?

– Да откуда я знаю! Я же не спрашивала… Да это и неважно. Сами назовем как-нибудь!

– Предлагаю назвать «Мельник с пустыми глазницами»!

– Дорохова, давай посерьезней!

В общем, бились мы, бились. Наконец текст был составлен. То что надо. Пять предложений по три слова в каждом.

После общей шапки про коллег и про центр шел текст: «Группа “Короли и капуста”. Музыкальное направление – рок. Страна-производитель – Россия. Шокирующее открытие года! Кассовые сборы такие-то (сумма еще находилась в стадии доработки)». И внизу маленькая приписка: «Приглашаем к сотрудничеству».

– Ну, как тебе? – гордясь проделанной работой, спросила я у Дороховой.

– Класс! Думаю, мы этой бомбой всю Британию всколыхнем. Завалят письмами. – Скривившись над собственной шуткой, Оксанка удовлетворенно потянулась. – Ладно, пойду Славку от телика оттаскивать. А ты пока достань салаты из холодильника. И мясо помешай, а то пригорит….

Потом мы ужинали.

Славик делился с нами своими разочарованиями от первой любви. Девочку, которая ему нравилась, охмурил какой-то паршивец из параллельного класса. Дорохова до того была возмущена, что обещала подпилить паршивцу некие сухожилия, после чего уши у того встанут торчком. По ее мнению, объект Славиковой любви должен будет паршивца за это просто возненавидеть.

А вскоре зазвонил телефон. Я к разговору не прислушивалась, но только, поговорив, моя подруга как с цепи сорвалась. Соскочила со стула и куда-то помчалась. Судя по грохоту, доносящемуся из комнаты, именно туда.

Заглянув, я увидела, что Оксанка мечется как сумасшедшая, собирая разбросанные вещи. Хватает, сует все без разбору в разные дверцы. Дошла до того, что свечу вместе с подсвечником стала запихивать в одно из отделений шкафа.

– Ты чего, мать, белены объелась? – удивленно спросила я.

– Ирка… Ирка… – беспомощно скулила Дорохова, продолжая настойчиво вкручивать подсвечник в зазор между стопками белья.

– Да что с тобой случилось-то?

– Ирка! – Она повернулась с вытаращенными от ужаса глазами. – Сейчас Сева приедет… Славика забирать. Мне только что звонила мать Балагуры. Она, знаешь, как его называет? Зять!.. Мы с ней договаривались, что она сама Славика заберет часов в девять. А она мне говорит: мол, зять на машине, он и отвезет. Видишь, как быстро в оборот взяли моего Лихоборского?

Я подошла к Оксанке, решительно отобрала у нее злосчастный подсвечник и сказала:

– Так, живо в ванную краситься! И сними с себя это позорище! Что за тельник и драные шорты? Оденься как-нибудь посексуальнее!

– Как, Ирочка? Это самое сексуальное…

Я стала ее упихивать:

– Давай-давай, не трать время! Дуй краситься. Я пока тебе что-нибудь подыщу. Где у тебя шмотки лежат?

– Там, с левой стороны! – махнула мне Оксанка и стремглав ринулась в ванную.

Я подошла к шкафу. Широко распахнула его и стала примеряться к висящим нарядам. Несколько платьев были очень даже откровенными. Но у Лихоборского могли закрасться подозрения – с чего бы это вдруг Дороховой расхаживать по квартире в таких туалетах?

А что, если попробовать расклешенную мини-юбку и вот эту беленькую маечку?

Не успела я извлечь все это из шкафа, как в дверь раздался звонок.

Обернувшись в ужасе на этот звук, я через секунду увидела фактически свое отражение – точно такое же перекошенное лицо Оксанки. Она вбежала в комнату, держа в руке карандаш для подводки. Один глаз ее был сурово обведен по контуру, причем настолько криво, что было больно смотреть.

– Твою мать! – схватилась я за голову. – Дорохова! Твои руки оторвать и выбросить!

– Ира, – бледными губами прошелестела Оксанка. – Иди открой ему. А я закроюсь в ванной и вскрою себе вены.

Тут в комнату вбежал Славик:

– Оксана, там звонят! Это, наверное, за мной приехали!

– Да-да, – закивала Дорохова. – Собирай пока диски и провода. Сейчас я тебе дам пакет.

– Какой пакет? – заорала я на нее. – Иди смывайся! Быстро! Я пошла открывать.

Лихоборский слегка удивился, увидев меня, но вида не подал.

– Привет, – сказал он. – Ну что там, парень готов к отъезду домой?

– Всеволод, да ты проходи. Он пока еще свои подарки собирает.

Я оглядела Оксанкиного возлюбленного с ног до головы. Как обычно, на высоте! Весь в черном. И ненавязчивый запах парфюма. Да такого, что аж все эрогенные зоны активизируются.

Всеволод, поколебавшись, все же переступил через порог, с любопытством осматриваясь по сторонам. А тут появилась и сама хозяйка квартиры. С огромным красным пятном вокруг глаза. И неуверенно натягивающая тельняшку на дырку на заднице.

Еще и не причесалась, бестолочь! Вылезла! Как галчонок из Простоквашино!

– Привет, – обратилась она к Лихоборскому. – Проходи. Так и быть, налью тебе кофе. Растворимого, как ты не любишь.

– Спасибо, у меня достаточно того, чего я не люблю.

Он почему-то смотрел, пока говорил, на тоненькие Оксанкины ножки, торчащие из шорт.

– Ну, все равно пройди. Чего в дверях-то стоять? Я сейчас Славику помогу собраться, тогда и пойдете.

Тут я решила взять инициативу в свои руки:

– Нет, ты давай все-таки налей гостю чего-нибудь. А я пока помогу собраться Славику.

– Не надо ничего, – покачал головой Всеволод. – Если можно, побыстрее, у меня не так много времени.

– Как скажете, сир, – с деланным безразличием пожала плечом Оксанка. И, повернувшись к нему своей невозможной дранью, направилась в комнату.

– Пойду и я на выручку, – подмигнула я Всеволоду, которому эта дрань, кажется, очень даже понравилась. Во всяком случае, пялился он на нее достаточно откровенно.

Славик ползал по ковру, собирая диски в коробки. Оксанка выдергивала и скручивала провода. Присев рядом с ней на корточки, я тихо-тихо шепнула:

– Может, мне уйти?

– Ага, и Славика с собой незаметно вынести, – также едва слышно отозвалась подруга.

Тогда я уже совсем сунула губы в ее ухо:

– Можешь мне не верить, но он тебя хочет со страшной силой.

– Толку-то…

– Выйди к нему. Зажми хорошенько…

– Оксана, я все! – радостно доложил Славик.

– Угу, я тоже. – Оксанка поднялась, взяла пакет с игровой приставкой, сунула туда собранные Славиком диски и передала ему. – Держи! Много не играй: глаза будут болеть… – И тут же, вспомнив что-то еще, кинулась к шкафу.

Достав оттуда какой-то сверток, она подпихнула мальчика к выходу:

– Идем, а то Всеволод очень торопится.

Подойдя к Лихоборскому, который стоял, опершись о дверь плечом, она сказала:

– Возьми! Это для маленького. Передай Полине от меня. Тут одежда для новорожденных, я из Лондона привезла.

– Передам. – Он, не глядя, взял протянутый сверток. – Кто тебе в глаз дал?

Оксанка, смутившись, схватилась за покраснение:

– Это еще в Лондоне… На Бейкер-стрит… Ударилась о памятник Шерлоку Холмсу.

– Изящно солгала, – сдержав улыбку, ответил Всеволод. И взглянул на Славика: – Ну что, ты готов?

– Да, я уже все. – Мальчик как раз зашнуровывал вторую кроссовку. Потом он чмокнул Оксанку и вслед за Лихоборским вышел на лестничную площадку.

– Счастливо оставаться, девушки, – кивнул нам Всеволод на прощание.

– И вам не болеть! – Оксанка хлопнула дверью.

Мы остались в опустевшей прихожей вдвоем.

– Ты в порядке? – спросила я ее.

– В полном. Сейчас пойду, ему на башку пакет молока сброшу.

– Это правильно, – одобрила я.

Но через минуту от Оксанкиной бравады не осталось и следа. Вернувшись на кухню, она, как карамель, растеклась по барной стойке и на протяжении часа молча грустила, никак не реагируя на мои приободряющие реплики. Потом сказала:

– Ты знаешь, Ирка, сейчас почему-то особенно плющит. Было время, когда я о нем почти не думала. Вернее, думала, но вот здесь так не болело, – она собрала в узел тельняшку на груди, – а теперь хоть волком вой.

– Да потому что не фиг, Оксанка, в благородство играть! У тебя жизнь одна, ты пойми! Пролетит – не заметишь. Будешь себе на старости лет локти кусать, что свою единственную любовь так легко отпустила. Я не знаю, насколько серьезны его чувства к тебе, но то, что они есть, я даже не сомневаюсь. Поэтому наплюй на свою Балагуру и трахайся с ним сколько влезет. Чего страдать-то? Хочешь быть счастливой – будь!

Оксанка посмотрела на меня немного испуганно. Потом, вздохнув, сползла со стула. Сделала нам еще кофе и, влезая обратно, сказала:

– Так, ну что там у нас с презентацией?

Мы стали думать-гадать, какими извилистыми путями нам попасть на мероприятие. Даже решили открытым письмом обратиться к самому Кожаеву… или Пыжаеву… Найти в Интернете его официальный сайт и так прямо и написать: мол, не пришлешь нам приглашение на свою презентацию, мы, как самые ярые твои поклонницы, массово себя убьем. Будешь остаток жизни мучаться угрызениями совести. Но так как никакого Кожаева и тем более Пыжаева в Интернете не обнаружилось, а Фламбера в чате я тоже не нашла (чтобы уточнить фамилию звезды), наши потуги зашли в тупик. Единственное, чего мы добились, так это того, что сделали в онлайне перевод своего дерзкого обращения к англичанам.

Приуныв, мы сидели друг напротив друга, уложив подбородки на кулаки.

– Может, во врачей переоденемся? – предложила Оксанка. – Якобы кому-то на презентации стало плохо и мы приехали по вызову.

– Ага, а то там все такие дурачки. Ладно бы у нас еще машина «скорой помощи» была.

– А чего? Я думаю, можно будет договориться с водителем за умеренную плату. Возьмем носилки – и вперед. Главное, морду кирпичом.

– Ну ладно, на крайний случай оставим этот вариант. Но надо еще подумать. Хотелось бы экстрима по минимуму.

Мы стали тужиться с удвоенным энтузиазмом. И наконец Оксанка всплеснула руками как-то уж очень обнадеживающе.

– Слушай, Ирка! – вскричала она. – Так чего же мы головы ломаем? У тебя же Витька в какой-то газетенке работает! Пусть он нам от нее аккредитацию сделает!

Я вспомнила недавно виденную картину – журналистскую братию, толпящуюся перед входом на выставку.

– Точно! – воскликнула я. – Прикинемся корреспондентами. Ты пойдешь с фотоаппаратом, а я с диктофоном.

– С каким фотоаппаратом? У меня цифра обыкновенная. Притом одна из самых дешевых… – Оксанка, потянувшись, взяла с холодильника какую-то поблескивающую металлом фитюльку, повертела в руках и с сожалением резюмировала: – Фотокоры с такими не ходят. Тут объектив должен быть – во!.. с иллюминатор! И вспышка невстроенная… А кстати! Хочешь фотки из Лондона посмотреть?

– О, давай! – Я сразу затушила начатую было сигарету.

Меня охватило жуткое любопытство. Неужели я сейчас где-нибудь, пусть даже мельком, увижу Алекса! Я ведь очень смутно представляла себе его лицо – скорее, общий абрис…

Я принялась судорожно щелкать кнопочкой, листая кадры.

Сначала увидела Дорохову на фоне Биг-Бена. Потом отдельно Биг-Бен – поближе, подальше. Затем Дорохову, Веронику и очень далеко, очень мелко, но все же Биг-Бен. Дальше началось поинтересней – появились какие-то люди. Должно быть, партнеры по сделке. Я стала отыскивать среди них Алекса. Нет, это не он. Слишком старый и толстый, хотя и лысый. А этот, наоборот, очень даже ничего, но кудрявый, как Анжела Дэвис… чем-то на итальянца похож. Так, а этот? Ну, у него вообще ничего непонятно! Голову запрокинул куда-то. Смеется, блин! Куда ему смеяться – зубы один гнилее другого! Ну, страшон, мать его! Нет, это не Алекс! Свят, свят!

– Что это за чудовище гнилозубое? – спросила я у Оксанки, пытаясь интонацией передать весь ужас увиденного.

– Это? – приподняв брови, переспросила Оксанка – и как начнет ржать: – Да это же Лысый твой!.. Ха-ха-ха… ой, не могу… ой, держите меня, помираю!..

– А-а-а! – заорала я, поняв, что произошла катастрофа. – Нет! О, нет!!! – И в отчаянии простерла ладони к небу: – Боги! За что?!

Видя, как я убиваюсь, Дорохова окончательно загнулась, перейдя на тихое подвывание:

– У-у-у… Ира… Ира… пощади…

Но мне было не до смеха. Я погибла. Как владелец аленького цветочка на склоне холма. И мое бездыханное тело забросало сухой осенней листвой…