Вторая попытка для попаданки 2

Том не пришел в себя ни через день, ни через три. Наши целители были бессильны — нападавший использовал редкий яд из страны, с которой Астурия не сотрудничала. Ни целители, ни зельевары не могли распознать или нейтрализовать яд.

Поняв, что организм Тома не справится с ядом самостоятельно, королевские целители решили погрузить его в глубокий стазис, пока не найдут способ его излечить.

Я узнала об этом только через два дня после принятия решения, потому что сама была в тяжёлом состоянии. Меня неоднократно погружали в стазис и выводили из него, так как лечить меня магией в стазисе было невозможно. У меня было обширное внутреннее кровотечение, множественные переломы плеча и правой руки, проломленный череп, повреждённые лёгкие и множество других, менее серьёзных травм.

Мы с Томом находились в госпитале в Колвилле — перевозить нас считалось слишком опасным, даже в стазисе. Когда я наконец пришла в себя, меня долго обследовали, прежде чем позволить выйти в коридоры госпиталя, где я узнала правду.

Мой резерв был серьёзно повреждён, и, скорее всего, я больше не смогу использовать как минимум треть его объёма. Долгосрочные прогнозы оставались неопределёнными.

Но это было неважно.

Госпиталь был переполнен ранеными после инцидента в Колвилле. Точное число погибших всё ещё определяли, но здесь находились сотни пострадавших, многие из которых потеряли конечности. Большинство из них были морально сломаны — они получили ранения, пытаясь помочь своим близким, и их истории разбивали мое сердце.

Они злились на меня за то, что я не нашла и не уничтожила артефакты, вызывающие тени, раньше.

Когда я узнала о состоянии Тома, что-то внутри меня навсегда сломалось. Увидев табличку с его именем и расспросив персонал, я медленно вернулась в свою палату, упала на постель и беззвучно заплакала, ощущая невыносимую вину. Чувствуя, как погружаюсь в пучину отчаяния.

Я раз за разом корила себя за то, что не послушалась тогда приказа командира Торна.

У меня не было сомнений, что убийство Тома было заказано Тедом Фуллагаром. Он решил избавиться от молодого харизматичного аристократа, который всё больше влиял на умы населения и привлекал внимание принцессы. Я впервые осознала, что смерть Себастьяна Торна в прошлом, скорее всего, тоже была не случайной.

Тогда я не находилась даже близко к Колвиллу, но знала что Себастьян Торн погиб уже под конец прорыва, пытаясь защитить гражданских. Об этом было рассказано теми самыми гражданскими.

Одного сильного толчка в спину, в тот момент, когда ликвидатор сжигает тень, достаточно...

В своей голове я снова и снова прокручивала момент, когда мы спасали Драгоценность Астурии. Как командир отвлёкся на тушение огня после того, как Макс создал стену пламени, пытаясь защитить меня, как приказал мне открыть дверь кареты, а я отказалась, сказав, что это должен быть он, Себастьян Торн.

И тогда он отправил Тома.

Этот момент решил будущее нашего «Альфы-один».

После этого король выделил семью Ашвеллов, практически возвысив их над другими аристократами. Том постоянно был на обложках газет, которые восхваляли его достижения и писали о том, как это вдохновляло принцессу. Она теперь часто появлялась на публике, надеясь увидеть своего кумира.

И именно из-за этого кто-то трусливо напал на Тома, со спины, когда понял, что прорыв закончится раньше времени и у него не будет шанса толкнуть ликвидатора в «объятия» тени.

Это я должна была лежать там, поражённая неизвестным ядом. Я должна была быть между жизнью и смертью.

От переполнявшего меня чувства вины я замкнулась, закрылась от всех. Я ощущала полное бессилие и апатию, я чувствовала, что только врежу.

Я не могла больше подвергать своих близких опасности. Я уже втянула своих родителей и, невольно, Тома, в битву с Тедом Фуллагаром, которая была мне не по зубам.

— Мисс Браун, вам следует принять эти зелья вместе с едой, — обратилась ко мне сотрудница госпиталя, открыв дверь после короткого стука.

Но я не реагировала. Я мечтала исчезнуть, дать своим близким шанс жить без моего вмешательства.

— Мисс Браун, если вы не будете принимать зелья, ваше состояние значительно ухудшится. Мы с трудом вытащили вас с того света, пожалуйста, не подведите нас. Люди Астурии хотят видеть вас здоровой.

Вина, постоянное чувство вины, за всё.

За то, что выжила, когда столько людей погибло.

За то, что не я лежу в стазисе, поражённая ядом.

За то, что подвожу всех тех целителей, кто работал со мной, следил за моим состоянием по ночам, кормил, поил, вытирал.

Я не шла на поправку. Мой резерв оставался низким, и я не покидала своей комнаты, хотя целители и надеялись, что как только я проснусь, ситуация начнёт улучшаться.

В какой-то момент ко мне пустили родителей, предварительно отобрав у них всю еду, которую мне нельзя было есть.

— Айви, как же так, — мама суетилась вокруг меня, оценивая зафиксированную руку и плечо, повязки на голове. Её мельтешение вызывало у меня головную боль.

— Дочка, когда ты вернёшься в Ардон? Ты видела газеты в последние дни? Ты настоящая знаменитость.

Никаких газет я не видела и не хотела видеть. Одна мысль о том, что я могу увидеть фото Тома или тех, кто погиб, вызывала во мне приступ паники.

Отец был молчалив, но добавил, что их с мамой пригласили на очередное королевское награждение, которое состоится через неделю после похорон погибших.

— В газетах пишут, что ты выступишь на похоронах перед пострадавшими, — произнёс отец, тревожно глядя на меня.

В отличие от мамы он заметил, что со мной что-то не так.

От этих слов мне сразу подурнело. Чья это была идея? Не удивлюсь, если это был король, который теперь, похоже, решил открыто выступить против Фуллагара, используя ликвидаторов как оружие.

Я долго думала о том, почему Фуллагар разрешил установить купола в городе. И только теперь поняла.

Тед Фуллагар выигрывал при любом исходе. Инцидент в Колвилле был его способом доказать «Кругу», что у него были записи из башни, и поднять свою репутацию среди предпринимателей. Если прорывы такого масштаба возможны, то каждый город теперь будет обязан установить купола, и Фуллагар увеличит их производство и продажу, а для поддержания такого количества куполов у него теперь есть усилитель.

Если ликвидаторы проигрывали и покидали город, оставляя на смерть тысячи людей — это значит, что куполов было недостаточно. Если ликвидаторы побеждали и справлялись с прорывом — значит, это случилось благодаря куполам, теперь они нужны в каждом городе.

Единственное, чего Фуллагар не ожидал, это того, что кто-то найдёт его незаконные артефакты, повышающие энтропию, и уничтожит их, завершив прорыв раньше запланированного.

Но я не могла радоваться. Во мне словно умерли все позитивные эмоции, осталось только бесконечное чувство вины и желание уйти, исчезнуть.

– Столько погибших, дочка, столько погибших, – начала мама, и от её слов меня затрясло, грудь сжало в тиски ужаса. – Если бы не ты, что бы было…

– Пожалуйста, уйдите, – тихо прошептала я.

Мама удивлённо посмотрела на меня, словно не веря, что я это сказала.

– Айви, я же твоя мама, лучше меня никто о тебе не позаботится. Посмотри, какая ты бледная, похудевшая, на тебе лица нет. Тебе нужно пожить с нами.

– Мама, пожалуйста… оставьте меня, – сказала я, чувствуя, как на меня накатывает паника, особенно при мысли о том, что мне придётся говорить речь.

Тем, кто потерял своих любимых.

Я и так знала, что они думают.

– Айви, не дури. Ты же такая сильная, моя девочка, – мама рассмеялась, делая вид, что ничего не происходит. – Знаешь, что я говорю себе, когда мне плохо? «Соберись, тряпка!»

– Мама! – Боги, как она не видит? У меня перед глазами всё расплывалось, руки тряслись, но она всё равно не уходила.

Я села на пол, дрожа, обхватив себя за колени. И отец наконец понял.

– Рамона, оставь её. Если она говорит, что хочет побыть одна, значит, так и нужно. Мы навестим тебя послезавтра, Айви, – спокойно сказал отец.

Я почувствовала огромную благодарность, когда дверь закрылась за ними.

В комнату тут же вошла целительница и почти силой уложила меня на кровать, отправив в целебный сон.

Утром мне принесли почту. Среди писем было сообщение от Эммы — она писала, что скоро навестит меня. В стопке нашлось и письмо от моего законника с новой датой суда по делу Люсиль. Я почти минуту пыталась вспомнить, о чём мы вообще судились. Всё это казалось таким далёким, словно происходило тысячу лет назад.

Но бросать нельзя, наверное.

Нужно довести дело до конца.

Как только посетителям разрешили входить, в палате появился Макс, мой официальный «молодой человек». Увидев меня, он без слов подошёл к койке и сел рядом. Он выглядел уставшим, и я задумалась о том, как моё вмешательство повлияло на его жизнь. В прошлой жизни он был счастливым баловнем судьбы, тем, кто менял женщин, как перчатки, и имел неплохие отношения с отцом, по крайней мере, на публике.

– Почему мне говорят, что ты почти ничего не ешь и за три дня ни разу не покинула госпиталь? – жёстко спросил Макс.

– Почему тебе вообще об этом должны говорить? – тихо ответила я.

– Потому что я, вроде как, твой молодой человек, – серьезно сказал Макс. И тогда я действительно вспомнила… Да, мы сами организовали это. На балу.

Увидев, что я не отвечаю и смотрю в одну точку, Макс покачал головой.

– Айви, многие сейчас проходят через то же, что и ты. Не вини себя за то, что выжила, когда многие погибли. Если ты захочешь бросить эту работу, это не проблема.

Не проблема… Я люблю эту работу. Этих людей. И люблю изобретать.

Любила. Раньше, когда я испытывала что-то кроме вины и отчаяния.

– Я должна была быть на его месте, – тихо сказала я.

– На чьём месте?

— На месте Тома. Я должна быть на его месте.

Макс сел передо мной на корточки.

— Расскажи мне, — попросил он мягко. — О том, что случилось в прошлом.

И я рассказала. Не всё, я не касалась своей жизни с Робертом или событий с Люсиль, рассказала только то, что произошло с другими, после выпускного.

– Если бы не я, ты бы жил счастливой, беззаботной жизнью, не зная ничего о грехах своей семьи, не зная печали, с доступом ко всем деньгам, – завершила я, чувствуя полное опустошение.

А Макс… лежал головой на моих коленях и это не вызвало у меня почти никаких эмоций, поэтому я позволила ему остаться так. Повернув голову, он поцеловал меня в живот, и я ощутила лёгкий отголосок смущения.

– Айви, ты хочешь, чтобы я жил во лжи? Мой отец всегда ненавидел меня. А то, что ты описываешь, звучит как его победа.

– Но ты был счастлив…

– Нет. Я не был счастлив. Я не знал по-настоящему ни отца, ни матери, ни себя. Я не был счастлив.

Я отвернулась, сглотнув ком в горле. Но где-то глубоко внутри мне стало легче от его слов.

Макс был единственным, кому я могла доверять. Единственным. Сейчас я не рассказала бы правду даже Себастьяну Торну, потому что понимала, что он полностью поддерживает короля, чьё бездействие казалось мне преступным.

А ещё… я знала, что Макс был честен со мной.

– Подумай сама, – продолжил он, – если бы ты была на месте Тома, тебя бы не отправили в Истрэй. Я бы погиб, пытаясь получить наследие. И главное, мы бы не узнали о планах моего отца, и вчера погибло бы не двести одиннадцать человек, а несколько тысяч.

Макс был первым, кто назвал точное число погибших, и от этого меня вновь начало трясти. Я поняла, что хочу быть одна, закрыться, спрятаться от всего мира.

— Айви, очнись! Ты умная, но почему ты иногда такая глупая? Том жив! В стазисе, но жив! А если бы ты не вмешалась, погибли бы тысячи людей, включая твоего любимого командира, — Макс произнёс последние слова почти зло и неожиданно укусил меня в живот.

И это... отвлекло меня. Совсем немного, но вывело из той истерики, которая начиналась каждый раз, когда я слышала о погибших или думала о Томе.

Макс всё ещё лежал головой на моих коленях, красивый, хмурый, сосредоточенный на мне. Единственный, кто вытаскивал меня из отчаяния. Мужчина с самыми красивыми губами и самыми непослушными волосами на свете.

Он был живым, не тонул в вине и не мучился сомнениями.

– Макс... возьми меня, пожалуйста, – попросила я его, проводя рукой по его волосам, наклоняясь ближе.

Я хотела хотя бы толику его уверенности.

Макс рассмеялся, довольный, но тут же покачал головой.

– Ты видела себя? Знаешь какие у тебя повреждения? – спросил он, и я ощутила далёкий отголосок обиды, недостаточный, чтобы передумать. – Ты получишь всего меня, много раз, когда выздоровеешь. Это будет твоим стимулом.

– Я хочу сейчас, – потребовала я, снова пытаясь приблизиться к нему, но он увернулся и сел, вызвав мое недовольство.

– Айви, нам нельзя. Тебе запрещены любые физические нагрузки, – сказал он уже серьёзнее. – Послушай, ты сделала всё, что могла. Ты, практически ценой своей жизни, спасла тысячи людей. Но сейчас нас ждут огромные проблемы, и в таком состоянии ты с ними не справишься. Ты должна поправиться.

Что он имеет ввиду? Мне что-то недоговаривали?

Макс зло поцеловал меня в уголок губ, с той стороны, где голова не была замотана, и это вновь вызвало у меня эмоции. Желание, нежность.

Он считал, что я сделала всё, что могла. Но это было неправдой.

Нужно довести дело до конца.

Я могла ещё раз вернуться в прошлое.

***

— Здесь более трехсот пострадавших, ещё двести шесть — в ардонском центральном госпитале. Мы никогда не сталкивались с таким, — Эмма аккуратно раскладывала цветы по вазам. Они были от нашей команды ликвидаторов и некоторых других команд, с которыми мы часто работали, включая команду Зака.

— Большая часть жертв пострадала от следа. В панике, пытаясь спастись, они не заметили, что коснулись его, и теперь многие лишились пальцев или даже конечностей. Жаль, что мы не можем находиться ближе к точке разрыва. Мы могли бы остановить заражение тканей намного раньше.

Я не могла даже представить, что она видела за последние дни, сколько людей умерло на её руках, в скольких ампутациях ей пришлось участвовать. Целители почти не спали, пытаясь справится с наплывом пострадавших, и многие были вызваны в госпитали.

— Ты же знаешь правила. Большое скопление людей, которые не могут двигаться, привлечёт тени. Ты и так очень рисковала в тот день, — я положила руку ей на плечо, и она повернулась, улыбнувшись.

Эмма выглядела значительно лучше Билли, хотя и была уставшей, как и все целители сейчас. В её глазах не было той пустоты, что жила внутри Билли. Словно в её жизни произошло что-то хорошее.

— Да, знаю. Просто мысли вслух, — девушка улыбнулась. — Я вижу, что истории о твоём состоянии, которые мне рассказывали, оказались не правдой. Ты выглядишь лучше.

Интересно, скольким людям рассказали о моём состоянии? О моих истериках?

— Они были правдой. Просто я немного пришла в себя, — призналась я. Приняв решение, я действительно быстро начала восстанавливаться.

— Это потому, что тут был Макс? Как так получилось, что ты простила его, Айви? После всего, что он сделал? — Эмма вскинула голову, но в её глазах не было осуждения, только любопытство.

Эмма никогда никого не осуждала.

И она была права. Я давно простила Макса.

— Люди меняются. Мир не черно-белый, и я поняла, что Макс… Он мой ближайший союзник.

Девушка не могла скрыть лёгкого расстройства, когда услышала это. Я бы очень хотела рассказать ей все, но боялась что мои друзья могут повторить судьбу Тома.

— Я понимаю, ты многого не можешь мне рассказать. Происходит что-то большее, чего мы не видим. Почему от людей скрывают, что артефакты, вызывающие тени, были построены в «Артефактах Фуллагара»? Почему об этом не написали?

Я не знала. Более того, я написала свою версию событий в разные источники, но ни один из них не напечатал мои слова, несмотря на то что я считалась «Героиней Колвилла». Поскольку покинуть госпиталь я пока не могла, большего я не знала. Никто не торопился отчитываться передо мной.

— Мы все просто игрушки короля, пешки. Или вообще не на шахматной доске, как я, — Эмма горько улыбнулась, обводя тонкими пальцами мое отражение в стекле.

Я покачала головой, положив обе руки на плечи Эммы, пока она не посмотрела на меня.

— Мы все на шахматной доске, давно. Пусть мы и являемся пешками. Я обязательно расскажу тебе всё, Эмма, когда буду уверена, что это безопасно.

— Макс не является пешкой... так говорит Лэйси, — задумчиво пробормотала Эмма.

— Как она?

— Неплохо, почему-то. Словно она ожидала чего-то плохого после того, как тебя и Макса сослали в Истрэй. И сейчас она просто рада, что он жив. Лэйси пытается найти всё, что может, о ядах. Нил ей помогает, — на этих словах Эмма немного покраснела.

— Ты и Нил?.. — вопросила я, и Эмма, грустно рассмеявшись, потрясла головой.

— Нет, дальше поцелуев не зашло. Я не тороплюсь. Любовь — непростое чувство, не желает из меня уходить.

Ее лицо исказила горькая усмешка, и я поняла, что она готова. Рассказать.

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо… на удивление. То, что произошло на балу, словно отрезвило меня. Я была влюблена в Билли так сильно и так долго, что готова была сделать все ради его внимания. По крайней мере, я так думала. И сейчас я словно излечилась, — Она подняла на меня светлый взгляд. — Я понимаю, что достойна большего. Отношений, ухаживаний, того, чтобы меня добивались. А не тех крох внимания, что я получала. И я же радовалась им, как идиотка, лелеяла в своих воспоминаниях.

Я улыбалась, глядя на Эмму.

Она выглядела гордой, прекрасной. Почти недоступной.

— Если бы я сразу сказала Билли всю правду об Эстер, ничего из этого не произошло бы, — тихо сказала я.

— И я бы продолжала радоваться крошкам внимания, не зная, на что на самом деле способен Билли? Продолжала бы не понимать, что достойна большего? Дело ведь не в том, что он был с Эстер, а в том, что он не рассказал мне об этом, прекрасно понимая, как я отреагирую. Промолчал, когда мы были близки и даже перед балом не признался.

Она категорично покачала головой и продолжила:

— Произошедшее открыло глаза… и мне, и ему. Он понял, что не идеален, не безгрешен. Для меня не важны его причины; он должен понять, что нельзя просто плыть по течению и надеяться, что тебя приведёт к правильным берегам. И пусть мне было очень больно, я рада, что это произошло. И он, со временем, тоже поймёт. Я бы ничего не изменила.

Я бы ничего не изменила….

Позднее, тем днём, я сидела за столом с листом бумаги. Схема артефакта пришла ко мне не сразу, но в итоге я вспомнила всё.

Каждый переход, каждый камень, каждый провод, каждый модуль.

Руки вычерчивали схему, которую я видела лишь дважды — один раз, семь лет спустя, в таинственном письме во «второй шанс» и второй раз во сне. Когда я сама её изобретала, желая дать Люциану нормальную жизнь, неспособная больше смотреть на мучения мужа.

Я хотела отдать мужу всё, но всё, что у меня осталось — это воспоминания о нём.

Апатия почти прошла — я знала, как действовать, но мне нужны были ресурсы, элементы, то, что можно было бы найти в обычной мастерской, которой у меня не было. И драгоценные камни. Впервые в жизни, при необходимости собрать артефакт, я оказалась в ситуации, где не было мастерской, в которой я официально работала.

И это означало, что мне придётся наведаться на чёрный рынок и собирать артефакт незаконно.

Меня очень беспокоило, что я не знала, как выставить дату возвращения на артефакте. Я поняла, что за дату отвечала сгоревшая во время заряда деревянная пластина с неизвестным мне символом. Но выбора не было — придётся использовать тот же символ, что и раньше, и смотреть, какой будет результат. В прошлой жизни я видела точку своего перемещения, столовую Ардонской Академии, и я надеялась что в этот раз также увижу.

В идеале, мне хотелось бы вернуться к моменту когда мы спасли принцессу, и после этого рассказать командиру Торну о том, что находится под главной площадью Колвилла. У нас будет достаточно времени, чтобы безопасно уничтожить артефакты увеличивающие энтропию. И тогда никто из двухсот одиннадцати людей не погибнет, и Том не будет сейчас лежать в магическом стазисе, подло раненный в спину.

А потом я отправлюсь с Максом в Истрэй, чтобы он принял наследие.

Потому что я не хотела, чтобы он был несчастлив.

Или, тем более, умер, пытаясь принять наследие в одиночестве.

***

Через день я получила письмо из главного офиса Отряда по Борьбе с Тенями. Меня временно переводили под командование профессора Лазаруса, который отправлял меня в Солмайр. Не сразу, а после того, как «Героиня Колвилла» окончательно поправится.

Тед Фуллагар сделал свой ход.

Торжественные похороны всех погибших были назначены на завтра, но вполне возможно, что они не состоятся вовсе.

Никто не должен был умирать.

Я была послана сюда не ради этого.

Находясь в лесу недалеко от Ардона, я смотрела на знакомый артефакт, надеясь, что после того как я зайду в портал, он взорвется. Я не имела представления о том, что происходит с реальностью, которую я покидаю. Продолжает ли она существовать без меня или полностью переписывается? Если она существует, я не хотела бы, чтобы Тед Фуллагар получил в свои руки такое оружие.

Я знала, что использование артефакта приведет к росту энтропии, и видела ардонские купола на входе в город. Они были полны. Никто ничего не заподозрит — тени появятся, как всегда, в лесу, и ликвидаторы быстро с ними справятся.

Пора.

Тонкий золотой поток второго уровня направился в ресивер, двигаясь по проводам, проходя через драгоценные камни и узлы, пока не достиг тонкой деревянной таблички, которая, как и в прошлый раз, сгорела от моей магии.

Но то, что произошло дальше, отличалось.

Мой поток просто… затух. Как только деревянная табличка с символом сгорела, поток остановился. Я направила новый поток, но он не смог пересечь незнакомый узел.

Я ничего не понимала. Пробовала снова и снова, пока не осознала, что табличка определяла, будет ли поток двигаться дальше через узел, и по какой-то причине этот символ отверг мой поток.

Разозлившись, я сняла крышку артефакта. К счастью, шурупы были прикручены ненадежно: я торопилась и использовала то, что было под рукой. Затем, вручную я заменила узел на стандартный, который использовала во всех артефактах с сигнальными табличками. Я послала поток, который теперь зарядил артефакт, и, сделав глубокий вдох, нажала на кнопку.

Ничего.

Я знала, что он не сработает.

Заряженный артефакт переноса во времени светился мягким желтым светом, а тот, что стоял передо мной, — нет. Но я была в отчаянии.

Я перепробовала почти все, даже переделала табличку, создав новую с помощью острых камней и коры дерева, которое находилось рядом. Я даже изменила знак на табличке, пробуя другие, но результат оставался тем же.

Специальный узел, с табличкой или без, не пропускал мою силу. А обыкновенный банально не работал.

И это означало, что я больше не смогу изменить прошлое, какой бы ни была причина. Я должна научиться жить с последствиями того, что случилось.

Возможно, человек может сделать это только раз в жизни. Возможно, в этой реальности, если она изменилась, этот артефакт не работает. Возможно, сигнальная табличка не подходила, и мне нужен был другой сигнал… который я не знала.

***

Общее число погибших достигло двухсот пятнадцати, когда ещё четыре человека скончались от ранений — они все были в преклонном возрасте и не выдержали, когда их вывели из магического стазиса.

— Почему мы скрываем, что артефакты, вызывающие энтропию, были разработаны в компании Теда Фуллагара? — спросила я клерка короля, Дайнара Гривса, изучая лист с подготовленной для меня речью.

Дайнар выглядел настолько худым, что его можно было принять за юношу, но его выдавали глаза — скользкие, цепкие, умные. Его улыбка, на первый взгляд добродушная, была самой фальшивой, которую я когда-либо видела.

Король доверял ему, но я теперь не доверяла королю.

— Потому что у нас нет доказательств, кроме ваших слов, — сказал он с такой уверенностью, что я сразу поняла: он врёт.

Возможно, у него действительно не было доказательств, но истинная причина сокрытия информации была иной. Король, как всегда, не мог действовать открыто против Фуллагара.

Раньше я думала, что это связано с зависимостью короля от куполов Фуллагара, но теперь понимала, что причина, вероятно, гораздо серьёзнее.

С момента трагедии в Колвилле прошло десять дней и я знала о происходящем только из газет или же от своих друзей. Не смотря на то, что три дня назад меня выписали из госпиталя, я все ещё была на больничном.

Король Одалрик не предпринял никаких мер против Теда Фуллагара. Тот пытался убить тысячи людей, убил двести пятнадцать, ранил ещё сотни, и король по-прежнему изображал с ним хорошие отношения.

Официальная версия звучала в газетах: ведётся расследование. Население знало, что прорыв был искусственным, и все ждали результатов. Замять такое было невозможно; они должны будут найти виновного.

И я боялась, что король обвинит кого-то другого.

Тем временем Тед Фуллагар продолжал вести себя так, будто он никак не ответственен за произошедшее, раздавал интервью, выражал соболезнования по поводу ужасной трагедии в Колвилле.

Он не забывал добавлять, насколько рад, что смог помочь, куполами и усилителями. Без них число жертв было бы гораздо выше.

Каждый раз, когда я видела заголовки о нём, когда его лицо появлялось в газетах рядом с моим, с лицом Макса или, что хуже всего, с лицом Тома, что-то внутри меня умирало.

«Бизнесмен, спасший тысячи жизней.»

«Купола Фуллагара помогли избежать тысяч смертей.»

«Теодор Фуллагар: 'жители могут на меня рассчитывать.'»

Как король Одалрик мог позволить такое? Он точно знал, что именно Фуллагар был ответственен за трагедию. Почему меня не допрашивает королевская стража? Почему ко мне не пускают прессу? Почему мне приказали молчать о Фуллагаре? Почему всем нам приказали молчать?

Внутри меня рос гнев. Я не могла больше спасти погибших, не могла изменить судьбу Тома. А убийца, ответственный за смерть, травмы и боль тысяч людей, ведёт себя как герой, используя трагедию для собственного возвышения.

— Скажите, ликвидаторы и король по-прежнему защищают моих родителей? — спросила я клерка.

— Да. С ними постоянно находится городская стража, которая следит не только за ними, но и друг за другом.

Умный, скользкий взгляд Гривза не сходил с меня, пока я снова читала речь, приготовленную для меня. Затем, с королевским сопровождением, меня и остальных ликвидаторов, каждого в собственной королевской карете, отвезли на торжественные похороны. Большая часть погибших будет захоронена на новом участке Колвиллского кладбища, этот участок находился рядом с тем, где обычно хоронили зажиточных горожан. Семьи погибших не возражали, за исключением тех, чьи близкие лишь навещали Колвилл, их тела были отправлены в родные города.

Для меня и других ликвидаторов, а также для королевских представителей была организована специальная площадка, с которой мы могли наблюдать за церемонией. Меня, Макса, Элайджу и нескольких других ликвидаторов, которые особенно выделились, выставили вперед. Мы почти не разговаривали, это было неподходящее место и время.

Только внимательный взгляд Макса раз за разом возвращался ко мне.

Именно Макс был со мной в больнице почти каждый день, следя за моим восстановлением, убеждая, что всё будет в порядке и что его отец будет наказан. Что мы справимся, вместе.

На все мои поползновения он отвечал отказом, повторяя, что я получу его только тогда, когда полностью приду в себя.

Словно он понимал, что я просто хотела забыться.

Я очень хотела поговорить с Себастьяном Торном, но мой бывший командир не навестил меня. Однако он написал письмо, в котором сообщил, что попытается оспорить смену командования и мое скорое отправление в Солмайр. До тех пор он не мог раскрывать мне деталей дела, над которым работал.

Один за другим, сто девяносто человек были похоронены с почестями, под звуки траурных речей, каждому из присутствующих было дано время проститься. Мы стояли часами, почти не реагируя, как и положено в таких обстоятельствах. Люди рыдали над могилами своих близких, разговаривали с ними, молились. Время от времени они бросали на нас взгляды, и ни в одном из них не было упрёка. Напротив, те, кто проходил мимо, благодарили нас, прижимая руки к груди в знак признательности.

Шесть часов спустя, на главной площади Колвилла было не протолкнуться. Здесь собрались все, кто потерял близких, кто сам был ранен или чьи родные пострадали. По окончании официальной части всем присутствующим была обещана бесплатная еда и напитки.

Король всеми силами старался показать, что поддерживает народ в этот трудный час, повышая свои рейтинги через газеты, которые в последнее время писали только о трагедии в Колвилле.

Первым свою речь произнёс мэр города. Затем выступили многие другие: начальник городской стражи, руководители госпиталя, Себастьян Торн. Речь моего командира была во многом похожа на ту, что написали для меня: он выражал гордость за своих ликвидаторов и хвалил жителей за их мужество и сотрудничество в этот трудный момент. Он также отдельно поблагодарил высокоуровневых стихийников, откликнувшихся на сигнал о помощи.

Я была удивлена что сюда не пригласили Теда Фуллагара. Он упустил прекрасный повод врать в лицо тем, чьих близких он убил.

Интересно, есть ли в нём хоть что-то человеческое? Возможно, он не появился здесь, потому что ему стыдно смотреть этим людям в глаза?

— Слово предоставляется Айви Браун, остановившей прорыв в Колвилле и предотвратившей катастрофу чудовищного масштаба.

Я вышла вперёд под громкие аплодисменты, как и остальные, и мне передали артефакт для усиления голоса, чтобы меня услышали даже на самом дальнем конце площади. Я заметила, что распорядитель ни разу не упомянул, что прорыв был рукотворным, хотя все и так знали об этом.

— Дорогие жители Колвилла! Сегодня я стою перед вами с чувством глубокой благодарности. Ваш прекрасный город столкнулся с огромной опасностью, но вы, жители Колвилла, доказали, что даже такое событие не сломит ваш дух...

Я замолчала. Речь, написанная королевскими советниками, восхваляла жителей Колвилла и храбрость ликвидаторов, говорила о том, как я горда быть частью этой организации и что мои ранения — ничто по сравнению с тем, что пережили они.

Заканчивалась речь тем, что впереди нас ждут светлые дни.

Но я не собиралась её произносить.

Король не хотел напоминать людям о плохом. Он хотел превратить этот день в торжество героизма и мужества, а не в день боли и смертей, каким он был на самом деле. Он пытался сделать праздник из трагедии.

Я переглянулась с Максом, и он кивнул, давая понять, что готов. Нарушать приказ буду я, но последствия придётся нести нам обоим.

— Когда я была в госпитале, ко мне подошла жительница Колвилла, женщина по имени Тамсин, которая лишилась руки. Я видела пустоту в её глазах. Тамсин почти ничего не пила и совершенно ничего не ела. Я села рядом с ней на скамейку, и она разозлилась на меня, — я заметила, как королевские советники переглянулись. Один из них даже встал, чтобы остановить меня, но клерк Гривс удержал его, покачав головой.

— Тамсин упрекала меня за то, что я не уничтожила артефакты, вызывающие тени, раньше. Она кричала на меня, била меня в грудь своей единственной рукой. И она имела на это право, — я сглотнула, с трудом сдерживая слёзы, которые всегда накатывали при воспоминании о той женщине. — Я бы сделала всё, чтобы иметь возможность найти эти артефакты раньше. До того, как погиб первый из гражданских. До того, как тень полностью поглотила маленькое тело Росмерты, дочери Тамсин. До того, как Тамсин попыталась вытащить свою дочку, наверняка уже мертвую, самостоятельно, без помощи ликвидаторов, и лишилась руки. Росмерте, или Роси, как её называла мать, было шесть. Она была очень активной, любила бегать на перегонки со своей кузиной, пока их бабушка определяла, кто из них быстрее. У Роси недавно обнаружили дар стихийника, и она много раз говорила, что когда вырастет, станет ликвидатором.

Мой голос дрогнул, когда я закончила рассказывать историю Роси и её матери. Я не могла говорить красиво и уверенно, как все остальные, хоть и готовилась к этому дню. Сейчас я почти шептала, но благодаря артефакту мой голос был слышен на каждом углу большой площади, которая неожиданно замерла в тишине. Не было оваций, не было радости.

— За каждым из двухсот пятнадцати погибших стоит своя история. Каждый из них имел мечты, цели, увлечения. Близкие и любимые погибших и пострадавших, а также те, кто сами пострадали, имеют право на грусть, право на скорбь. Ваши чувства важны, как и чувства каждого, кто был в Колвилле в этот проклятый чёрный день.

Я видела, как многие на площади уже давно вытирали слёзы, но этого было недостаточно.

Мне нужен был их гнев. Сделав глубокий вдох, я продолжила, переходя к главной части.

— И вы имеете право злиться, как и Тамсин. Потому что ничего из этого не должно было произойти. Это был не естественный прорыв, он был создан искусственно, чудовищными артефактами, спрятанными под главной площадью.

Человек короля снова попытался встать, но клерк Гривс снова остановил его, с силой, неожиданной для такого худого мужчины, удерживая на месте.

— Каждый из нас несёт ответственность за безопасность королевства. И мы не можем позволить расследованию заглохнуть. Никто из двухсот пятнадцати погибших не должен был умереть в тот день. Никто из сотен пострадавших не должен был пострадать. И погибших было бы куда больше, если бы я не узнала эти артефакты. Я уже встречала их, мельком, на работе, в «Артефактах Фуллагара», хотя тогда я не знала, какую функцию они выполняют, — я сделала глубокий вдох, прежде чем завершить, и увидела растерянность на лицах граждан, пока они пытались осознать что именно я говорю. Кого обвиняю. Человек короля вырвался и уже был рядом со сценой. — И сейчас, стоя перед вами, я обвиняю Теодора Фуллагара в убийстве двухсот пятнадцати человек и попытке убийства тысяч других.