Вторая попытка для попаданки 2

Тед Фуллагар погиб двадцать шестого октября восемьсот седьмого года, зарезанный одним из своих подельников. Никто не попытался его спасти — наоборот, оставшиеся приспешники бросили его и скрылись через портал, среди них были Валериус Вэйл, троюродный брат короля Персиваль Мордейн и... профессор Лазарус.

Я не знала, что ожидало его там, за порталом, и находился ли он под угрозой со стороны сторонников Теда Фуллагара. Возможно, Валериус Вэйл и остальные поддерживали Фуллагара лишь ради власти и перспектив, и после его смерти они разойдутся.

А может, «Круг» продолжит своё существование с новым лидером, в другой стране.

Выяснилось, что моё имя, с фамилией профессора Лазаруса, упоминалось в записях Кайдена Фуллагара в контексте создания усилителя. В тех же записях было указано, что я строго ограничивала его использование и категорически отказывалась давать права на производство и распространения артефакта другим.

Мог ли Фуллагар приказать профессору Лазарусу отказаться от меня, чтобы я оказалась в более уязвимой позиции? А затем, ради подстраховки, они могли использовать Люсиль, опасаясь, что даже сейчас я не отдам артефакт?

Ответа я не знала. Профессор Лазарус исчез, и вполне возможно, что я больше никогда его не увижу.

Когда мы вышли из подвала, нас встретил Себастьян Торн, прибывший из Ардона. Командир крепко обнял меня, прежде чем раздать указания от короля, который, теперь, когда Тед Фуллагар был мёртв, больше не был скован клятвой. Рядом суетился целитель, работавший с моим отцом.

Секретное убежище Теда Фуллагара находилось на границе Астурии, но всё ещё в пределах нашего королевства, благодаря чему представители закона могли, в теории, арестовать его. Позже я узнала, что Тед подал документы на то, чтобы эта земля считалась особой территорией, почти независимой от закона, но всё же платящей налоги.

Он просто не успел. Бумажная волокита заняла дольше, чем он рассчитывал, и события в Колвилле должны были произойти в тот же месяц, что и в записях. А затем… всё пошло не по плану.

Мой сигнал обнаружила… Лора, работавшая над огромными нейтринными детекторами для ликвидаторов. Технология была сырой, на стадии раннего тестирования, и получив отдалённый сигнал, она была очень удивлена. Конечно, это мог быть случайный изобретатель, но, проследив источник, она удивилась ещё больше — сигнал исходил из пустого болотистого участка, на котором не было зарегистрировано ни одного жителя.

А потом, через Клиффорда Паско, Лора узнала, что я пропала, и что мой сигнал больше невозможно отследить. Она подсказала Себастьяну Торну, где искать источник сигнала, но Макс и несколько стражей оказались там даже раньше него. Макс выжег всю траву на километры вокруг, пытаясь найти вход в подземную комнату.

***

На могиле Теда Фуллагара не было привычных надписей вроде «Любимый муж, отец, брат». Только имя, дата рождения и дата смерти. И, конечно, высокий титул герцога.

Люди добавили свои надписи: «Чудовище», «Колвиллский убийца», «Монстр», «Изверг».

Макс смотрел на эти надписи с пустотой в глазах, а затем убрал несколько упавших веток, листья которых частично скрывали имя его отца. Я стояла рядом, молча, держа его за руку.

Похороны прошли тихо, но это было только начало. Впереди было громкое разбирательство, и имя Теда Фуллагара снова и снова будут втягивать в многочисленные скандалы. Газетчики будут делать вид, что не покрывали его преступления, и печатать громкие заголовки, возмущаясь тем, что произошло.

Я собиралась стоять здесь с Максом столько, сколько нужно, но меня неожиданно отвлек Себастьян Торн:

— Айви? Мы можем поговорить?

Я вопросительно посмотрела на Макса.

— Иди. Я скоро к тебе присоединюсь.

Кивнув, я последовала за Торном на небольшом расстоянии и заметила что он держал в руках цветы.

Моё доверие к Себастьяну Торну сильно пошатнулось, и я всерьез думала о переводе к другому командиру. Он и король использовали нас, словно пешек, в битве против Теда Фуллагара. Я понимала, почему командир поступил так, но вряд ли смогу это забыть. И уж точно не смогу доверять ему, как прежде, не после того, как нас почти бросили на произвол судьбы во время протестов.

Клиффорд Паско уверял меня, что задание у Фуллагара почти безопасно, зная о существовании культа. На самом деле, это задание подвергало смертельной опасности не только меня, но и моих друзей и родителей.

— Ты злишься на меня? — спросил Себастьян Торн после долгого молчания.

Разве у меня было на это право?

— Нет. Вы просто выполняли приказы. Я не могу злиться за то, что мои внутренние ожидания не совпали с реальностью.

— Вы тоже выполняли приказы, но сделали гораздо больше. Ты, наверное, винишь меня за то, что мы не рисковали больше, ведь мы могли вмешаться раньше или, хотя бы, предоставить тебе всю информацию заранее, — его взгляд был прямым, будто он хотел, чтобы я задала все вопросы, которые у меня были. Будто он хотел, чтобы я его обвинила.

— Виню. Почему принцесса не боится делать заявления, в то время как её отец бездействует? Да, он скован клятвой крови, но в какой-то момент мне показалось, что король вообще не собирался ничего делать после Колвилла. И да, вы даже не поговорили со мной, своей «пешкой». Держали меня в неведении, но при этом, оказывается, ожидали действий.

Если бы я следовала приказам короля и молчала, ничего бы не случилось. Ни протестов, ни речи принцессы, ни смерти Теда Фуллагара. Он ушёл бы безнаказанным и в какой-то момент устроил ещё большую трагедию в Соларисе.

— Король не мог тебе приказать — из-за клятвы. Это должно было быть твоим решением. А я... я бы ни за что не попросил об этом. Но... я сожалею, что не оказал тебе большей поддержки в тот период, — Себастьян Торн не останавливался, двигаясь в сторону главной части кладбища, словно вел меня куда-то.

Вокруг нас были могилы обычных граждан, и мы постепенно приближались к той части, где похоронены самые бедные жители.

— Знаешь, сколько раз мы пытались ослабить «Круг» манипуляциями? Посылали тех, кто, как мы верили, мог изменить ситуацию. Даже Кендра Уллер была проектом короля, но вместо этого она влюбилась в того, о ком собирала информацию. Каждый раз, когда такое происходило, они передавали ему всю информацию, и Тед Фуллагар наказывал Его Величество, ограничивая производство куполов или их обслуживание, ссылаясь на нехватку ресурсов, подвергая опасности жителей и ликвидаторов, — сказал Себастьян Торн, открывая калитку, ведущую на самую нищую часть кладбища.

Многие могилы здесь были заброшены, заросли сорняками, памятники частично разрушились, а имена на большинстве плит невозможно было прочитать. Здесь хоронили бездомных и тех, у кого не было родственников. Похороны в этой части часто оплачивались государством.

— Такие … «отношения» между Фуллагаром и королевской семьей длятся уже очень долго, несколько поколений. Многие наши «пешки», как ты их называешь, пропали, а многие потеряли своих близких.

— И вы решили скрыть от меня эту информацию, чтобы я не отказалась от задания?

На самом деле, я бы не отказалась в любом случае. Я не смогла бы жить спокойно, если бы не попыталась помочь в ситуации с Колвиллом. Именно для этого, и для того, чтобы предотвратить ещё один прорыв, в Соларисе, через много лет, меня и отправили в прошлое.

— Да, — просто признался Себастьян Торн. — И чтобы обезопасить тебя, на случай, если ты решишь передумать. Ты могла бы просто перестать быть ликвидатором, и тогда Тед Фуллагар не стал бы тебя преследовать, так как ты почти ничего не знала.

В это я не верила.

Командир наконец дошёл до своей цели — ухоженной двойной могилы, которая сильно отличалась от остальных.

«Гретта Иори. 775–802»

«Сэлис Иори. 798–802»

— Когда-то я думал, что мне нечего терять, и не боялся действовать против Фуллагара открыто. Рисковать. У меня не было близких друзей, родители давно погибли… — он сделал паузу, а потом положил цветы на могилу. — Гретта работала в Красном квартале. Я навещал её раз в две недели, и Сэлиса тоже, конечно. Он мог быть моим сыном, а мог и не быть. Гретта сама не знала, но мне казалось, что у него были мои глаза. Он был замечательным, самым добрым ребенком на свете.

Себастьян Торн замолчал, но я поняла его и без слов. Их убили. Кто-то из «Круга» сделал это, чтобы надавить на командира.

— Мои соболезнования, — тихо прошептала я.

— Тогда я принял решение идти до конца, быть более осторожным, но довести это дело до конца. Это означало, что я буду полностью поддерживать короля в долгой битве против «Круга», хотя я часто не был согласен с приказами.

После этого признания Себастьян Торн очень долго молчал, продолжая смотреть на могилу, и я решила, что наш разговор окончен. Теперь я понимала его чуть больше.

Я уже собиралась уходить, когда он внезапно продолжил:

— Айви, та история про старого кузнеца, которую ты рассказала принцессе... Она передавалась в моей семье из поколения в поколение. Я никогда никому её не рассказывал. — Он, наверное, заметил страх в моих глазах. — Не волнуйся, я не скажу королю. Теперь. Ты правильно боишься… — он замолчал, словно подбирая слова. — Если Его Величество узнает, он точно не даст тебе спокойно жить. Он предлагает наградить тебя должностью при дворе — ролью личного помощника.

Я только усмехнулась.

— Мы оба знаем, что это не награда, — ответила я. Я слишком много знала. А ещё…. могла влиять на Макса. — Спасибо, но нет. Я собираюсь начать жить своей жизнью.

Прямой взгляд командира не сходил с моего лица, читая каждую эмоцию.

— Скажи… в будущем… я был счастлив?

Я сглотнула, не позволяя себе отвести глаза.

— Вы были мертвы.

***

В последующие дни я почти не видела Макса. Он был погружен в работу с законниками, которые завалили его ворохом документов, связанных с принятием наследства. Макс понятия не имел, что делать с большей частью из них.

Я старалась быть рядом и поддерживать его, хоть и понимала в этом еще меньше, чем он. Макс заговорил про своего отца лишь однажды, на следующий день после похорон. Напившись с самого утра, он бормотал, что не хочет быть похожим на отца и что, возможно, если бы он, Макс, был другим, его отец не пошел бы по этому пути.

Я была категорически с этим не согласна.

Тем временем расследование продолжалось. Тед Фуллагар не разрабатывал артефакты в одиночку — у него была большая команда. Следователи должны были выяснить степень участия каждого человека: знали ли они, что именно создавали и тестировали.

Большую часть времени я проводила в больнице с отцом или с Алфиной и Эммой, и другими ликвидаторами, в «Голодном Моряке». Однажды даже встретилась с Билли, мы обсудили различные варианты его будущего и я поделилась мнением о его контрактах — я сама проходила через похожее, выбирая компанию для своего усилителя. На улицу я старалась выходить как можно реже, репортёры внезапно стали проявлять ко мне повышенный интерес и буквально преследовали меня, так же, как и Макса. Отец шёл на поправку, но его отношения с мамой сильно ухудшились — он видел того, с кем она ему изменила, и что ещё хуже — этот человек был одним из его мучителей.

Я не вмешивалась. Их отношения, на мой взгляд, не были счастливыми и здоровыми, и, несмотря на то что я любила их обоих, я считала, что им лучше развестись. И не скрывала своего мнения.

Мама не пыталась говорить со мной о профессоре Лазарусе, а отец вел себя так же, как и раньше. Он по-прежнему считал меня дочерью и не винил в произошедшем, хотя я видела, что это навсегда оставит след в его душе.

Через четыре дня после похорон Теда Фуллагара меня пригласили в кабинет к Клиффорду Паско и он предложил мне новый проект — на этот раз не связанный со шпионажем, а связанный с изобретательством. Мне предложили работать с Лорой над улучшением системы связи нейтрино. Я сразу предупредила их, что мой резерв серьёзно повреждён, скорее всего, навсегда, и что это может сказаться на моей работе. К моему удивлению, они ответили, что зарядить артефакт много ума не надо, а вот создать его — гораздо сложнее.

Лора тоже была там, и как только я вышла, пообещав внимательно изучить условия контракта, она последовала за мной.

— Айви? — спросила она, явно желая поговорить.

Мы спустились на первый этаж башни и сели в приемной. Я не спешила начинать разговор, давая Лоре время собраться с мыслями.

— Макс так и не нашел времени поговорить со мной, — сказала она. — Я не верю, что наши отношения можно восстановить, но я хотела бы объясниться с ним.

Я долго молчала, обдумывая, что ответить. В памяти всплыли слова Фуллагара о том, что Лора отказалась от Макса, выбрав мужчину.

— Не думаю, что Макс обрадуется, если я обманом заставлю его поговорить с вами. К тому же в последний раз, когда мы говорили, вы не хотели о нём ничего знать.

Лора не смотрела на меня, но на её лице было видно напряжение.

— Я боялась. И сейчас боюсь, за Макса и… не только. Мне трудно поверить, что Тед мёртв. Он был чудовищем, для него не существовало границ жестокости. Он умеет отнять последние крохи надежды и смелости. После принятия им наследия наш брак почти полностью распался, и он начал множество судебных разбирательств. У меня… не было таких ресурсов, неожиданно для себя я обнаружила, что мои разработки включены во множество незаконных артефактов, которые продавались в другие королевства.

Она отвернулась, стараясь скрыть боль от воспоминаний. Видимо, ей не хотелось делиться этим со мной, но Макс не хотел её слушать, и она надеялась, что я передам ему эту информацию или же уговорю его поговорить с ней.

— Я продала ему всё, постепенно, пытаясь выбраться из этой ямы, тратя огромные суммы на законников. Мне не нужны были права на мои разработки, но мне нужно было сохранить право опеки над Максом, а для этого мне нужно было избежать судимости. Но… против моего второго мужа, Дрэйвена, тоже начали расследование, из-за его исследований в республике Цитос. И… его выдали республике как цену за начало политических отношений.

Я вспомнила, что Лора уже говорила мне о республике Цитос:

«Никто не помог мне, когда я месяцами умирала в чёртовом каменном мешке в Цитосе, когда меня заставили сделать невозможный выбор»

— Я просто хотела навестить мужа, — продолжила Лора, — и в первое же посещение меня посадили рядом с ним, по сфабрикованным обвинениям, которые в Астурии давно были закрыты. Я всегда считала, что ничто не заставит меня отступиться от Макса, но несколько месяцев в почти пыточных условиях быстро изменили моё мнение о собственных силах. Нас выпускали в комнату с единственным окном раз в неделю, кормили раз в день, и каменный мешок был устроен так, чтобы мы никогда не могли полностью выпрямиться… Тед приходил раз в месяц… давал выбор. Я могла выйти наружу, или Дрэйвен. И тот, кто окажется на свободе, должен был молчать. И конечно, я не смогла бы претендовать на Макса. И так всю жизнь, иначе второй из нас умрёт. Когда Тед пришёл в третий раз, я согласилась, — её лицо исказилось от вины и гнева. На себя. — Я была на пятом месяце беременности.

Последние слова она произнесла совсем без эмоций, словно ей пришлось отрезать от себя все чувства, чтобы рассказать об этом. Возможно, она никому не говорила о том, что произошло.

И сейчас она делала это только ради Макса.

— Вина за этот поступок никогда меня не оставляла, и я знала, что не смогу подвергнуть Дрэйвена ещё большей опасности. Он и так в тюрьме уже пятнадцать лет… из-за того, что связался со мной.

Я молчала, не зная, что ответить на такое признание. Всё оказалось куда хуже, чем я ожидала. Она жила с этим чувством годами, виня себя за отказ от Макса, за то, что жизнь её бывшего мужа была полностью разрушена.

— А ребёнок… — начала я.

— Родился мёртвым, — сухо ответила Лора. Прежде чем я успела что-то сказать, она продолжила: — Я отправляюсь в Истрэй через два дня, — сказала она, смотря на меня с надеждой.

Она не могла просить напрямую, не умела, но рассказала мне всё это не случайно.

— Я попробую, Лора, — тихо ответила я.

В её глазах впервые за долгое время мелькнула надежда.

Тем же вечером, нервничая, я постучала в дверь апартаментов Макса. Я никогда раньше не приходила к нему вечером, но он был очень занят сегодня, и мне никак не удавалось его застать. С протестов, когда мы с Максом были вместе каждый день, боясь за жизнь друг друга, мы не были близки физически, скорее, поддерживали друг друга, как могли, после всего, что произошло. Поэтому, когда Макс открыл дверь, его брови удивлённо взлетели, а в глазах загорелся огонёк ожидания.

— Проходи, — пригласил Макс, и я вошла внутрь. Проходя в гостиную, я достала из сумки коробки солёных крекеров и конфет ручной работы. Я чувствовала взгляд Макса всем своим телом, и этот взгляд заставлял меня нервничать.

Апартаменты были почти пустыми. В отличие от меня и Эммы, Макс не обзавёлся новой мебелью. Здесь не было ни цветов, ни даже скатерти — только минимальный набор мебели, предоставленный при заселении.

Я подумала о том, что нужно, наверное,заняться этим. И только потом осознала о чем я думала.

О том, чтобы сделать жилье Макса более уютным.

— Вина? — предложил Макс, заметив моё волнение. Я покачала головой. Он стоял, прислонившись к косяку двери, уставший, но всё такой же неотразимый и уверенный в себе, словно всё, что происходило, никак не отражалось на нём.

— Давай не будем обманывать друг друга: у тебя даже бокалов нет, — с улыбкой, ответила я. — Я лучше организую чай.

Макс помог мне донести чашки с ароматным чаем до гостиной, а затем с ожиданием посмотрел на меня. Он уже понял, что я пришла поговорить о чём-то серьёзном, раз мне потребовалось столько времени, чтобы начать.

— Я не хочу ни к чему тебя принуждать и не хочу ничего скрывать, — наконец сказала я. Лицо Макса потускнело от разочарования, будто он ожидал услышать что-то другое. — Лора связалась со мной и рассказала, почему не выходила на связь с тобой всё это время. Думаю, ты должен дать ей шанс всё объяснить. И потом уже решать, что делать. Просто один шанс.

Все. Я сказала это, хотя чувствовала себя очень неловко, вмешиваясь в его семейные дела.

Макс молчал, и его молчание начинало меня тревожить. Он и так переживал нелёгкие времена, пытался справиться с потерей отца и тем фактом, что его дед, скорее всего, погиб не случайно.

— Видела бы ты себя сейчас, — неожиданно улыбнулся он и, потянувшись ко мне, нежно поцеловал в губы. — Ты можешь просить меня о чём угодно, Айви. Если мы не будем открыто говорить друг с другом, у нас ничего не выйдет. Я всегда могу просто сказать «нет». И ты тоже. Ты всегда можешь просто сказать «нет», в любой момент.

Я с облегчением выдохнула, понимая что Макс прав. Мое желание постоянно угождать близким, боязнь высказывать открыто свои мысли и просьбы, приносила только вред.

— Я поговорю с Лорой. Но взамен хочу попросить тебя о другом, — серьёзно сказал Макс. Его глаза зажглись лёгким волнением и надеждой. Он придвинул стул ближе, так что наши колени почти соприкасались. — Протяни руку, пожалуйста.

Я протянула правую руку и через мгновение обнаружила на ней браслет... фамильный браслет Фуллагаров, символизирующий, что я нахожусь под защитой аристократической семьи.

Я не смогла скрыть своих эмоций.

— А как же «Ты всегда можешь сказать нет»? — спросила я, глядя на браслет. Для меня этот жест не был романтичным, несмотря на то, что многие девушки мечтали о подобном. Не после слов Макса перед дипломом.

“Я никогда не предложу такой как ты свой браслет”.

Этот браслет ассоциировался у меня с тем моментом, когда Макс унижал меня публично, и теперь наши бывшие однокурсники будут видеть меня с этим браслетом, зная, что он когда-то высмеивал меня, говоря, что «такая как я» никогда не получит его.

Увидев выражение моего лица, Макс заметно помрачнел, надежда ушла из его глаз, но решимость не угасла.

— Ты, наверное, ненавидишь этот браслет. Но он не означает, что ты мне что-то должна. Я всё ещё готов ждать столько, сколько нужно, — сказал Макс, устало прислонившись лбом к моему и нежно поцеловав меня. Он был явно разочарован моей реакцией. — Хотел бы я изменить прошлое, чтобы этот браслет вызывал у тебя радость, как и положено. Вместо этого мне приходится объяснять, что он нужен для того, чтобы король не прикончил тебя в какой-нибудь подворотне, за твои знания.

Я понимала, что он имел в виду. Макс просто пытался защитить меня… в очередной раз.

— Я понимаю, — прошептала я.

Макс в ответ на это поцеловал меня уже настойчивее, словно пытаясь вызвать у меня другие эмоции. И вскоре это сработало.

— Ты не снимешь его? Ты смотришь на него так, будто это ядовитая змея на твоём запястье, — спросил он.

— Нет. Не сниму. Обещаю, — ответила я.

Возможно, когда-нибудь я научусь носить этот браслет с гордостью, как это делала Лэйси. И, наверное, как когда-то в прошлом — Белинда.

Вообще, эти браслеты — дурацкая идея. Насколько я знала, аристократки не надевали такие на своих избранников, и сама традиция шла из далёкого прошлого, когда богатые аристократы женились только на равных себе, а браслеты использовали для защиты своих любовниц и их семей, а также ближайших слуг. Но многое с тех пор изменилось: аристократия вымирала, и они давно уже женились на обычных гражданах, а любовниц, если они и были, тщательно скрывали, не желая вызывать скандалы.

Я улыбнулась Максу, стараясь показать, что всё в порядке. Нам обоим нужно отпустить прошлое, я давно решила простить его. Нужно жить полной жизнью, не оглядываясь назад.

Но сначала мне предстояло закрыть последнюю страницу своей старой жизни.

Люсиль.Глава 26. Люсиль

Перед зданием суда собралась целая толпа. Если раньше я имела определённую известность, то теперь стала национальной знаменитостью — не только той, кто остановил разворачивающуюся катастрофу в Колвилле, но и той, кто участвовал и во многом начал городские протесты, направленные на разоблачение Теда Фуллагара, одного из самых влиятельных людей королевства.

Если не самого влиятельного.

Шумиха вокруг моей персоны был невыносимой. Я едва могла спокойно передвигаться по городу — меня узнавали повсюду. Но, слава богам, в башню или в здание, где находились мои апартаменты, посторонним вход был запрещен.

Едва я вошла внутрь, как столкнулась взглядом с Люсиль — её глаза горели лютой ненавистью. Бывшая подруга изменилась: она снова была ярко-рыжей с прокрашенными корнями и выглядела куда лучше, чем в прошлый раз. Впрочем, тогда это всё было игрой, образом, созданным её законниками.

Теперь же Люсиль представляла себя, чувствовала себя законником и делала вид, что она важнее и умнее всех остальных, только потому, что имела право разговаривать с судьёй и протестовать по поводу и без.

Она упивалась вниманием, которое ей уделяли, и заседание затянулось на несколько дней. В идеальной одежде, с макияжем, она позировала перед репортёрами. И каждый раз, замечая Макса среди присутствующих, старалась встать так, чтобы продемонстрировать себя с наилучшей стороны.

Я тоже постаралась для этого заседания — выбрала несколько профессиональных костюмов, потратив на них куда больше, чем обычно себе позволяла. Браслет Люсиль не видела — он был спрятан под длинными рукавами пиджака. Я знала, что Люсиль попытается унизить меня, но собиралась оставаться невозмутимой.

В этот раз в зале не было моих родителей, но здесь по-прежнему были мои друзья и Макс, который настоял на своем присутствии, несмотря на нехватку свободного времени.

В ходе процесса были назначены новые присяжные, и почти все свидетели должны были вновь дать показания. Судья Дюраре строго контролировал процесс, но отсутствие у Люсиль законников, тот факт, что она представляла свои интересы самостоятельно, иногда превращал заседание в балаган. Она не была профессионалом и делала всё, чтобы оскорбить и унизить меня, будто не понимая, что дело совсем не об этом.

В частности, когда она допрашивала Марту, она словно пыталась доказать, что я была общепринятым изгоем.

— Разве вы сами не участвовали в унижениях мисс Браун?

— Протестую. Это не относится к делу, — каждый раз произносил мистер Симменс.

— Протест принят, — отвечал судья, что означало, что эти вопросы Люсиль считались неважными для дела и присяжные должны были их игнорировать. А Люсиль должна была задать другой вопрос.

Так продолжалось всякий раз, когда Люсиль переставала зачитывать подготовленные её законниками вопросы и начинала задавать свои, выдуманные на месте.

Самым неожиданным для меня стал допрос миссис Лури, нашей бывшей соседки, которая, учитывая мою нынешнюю известность, побоялась и дальше распускать слухи о нашей семье. — Вы сказали, что Айви Браун напала на вас рядом с таверной? — Люсиль, изображая законника, стояла вплотную к женщине, пытаясь понять, почему та сменила свои показания.

— Ничего такого я не говорила, — негодующе ответила миссис Лури. — Я сказала, что Айви показала нам огненный шар. Всё же магия — редкость в Сортоне.

— Но… на прошлом заседании вы говорили совсем другое! — Люсиль растерялась и повысила голос. — Вы сказали, что Айви агрессивна, что преследует людей за правду!

— Протестую. Прошлое слушание не должно учитываться в этом, — сразу же возразил мой законник.

— Протест принят. Следующий вопрос, — спокойно сказал судья.

— Но ведь это важно! Это характеристика Айви Браун! — Люсиль не скрывала своего возмущения.

— Мисс Бэксли, прошлое судебное заседание не учитывается в этом процессе. Ваши законники сами на этом настояли. Пожалуйста, перейдите к следующему вопросу, — судья терпеливо поправлял Люсиль каждый раз, когда она не понимала правил проведения заседания.

Люсиль тяжело дышала, но тихо продолжила:

— Но ведь это ложь.

— Мисс Бэксли, это ваш свидетель. Именно вы вызвали миссис Лури для дачи показаний. Пожалуйста, перейдите к следующему вопросу или ваше время на допрос этого свидетеля закончится.

Мои законники старались держаться профессионально и не усмехаться, понимая, что Люсиль сама себя загоняет в угол. У неё не было никаких шансов против показаний мистера Марша, и она бы выиграла гораздо больше, признав себя виновной и получив, скорее всего, довольно короткий срок, если бы ей удалось получить хорошую характеристику.

Скорее всего, её законники отказались представлять её интересы именно потому, что она не хотела признавать свою вину. Объективно её дело было невозможно выиграть.

Однако Люсиль ни за что не собиралась признавать вину. И если её собственные законники не верили в её невиновность, она решила, что они ей не нужны.

Мы впервые собирались представить суду фотографии Люсиль и мистера Марша. Хотя мы уже заявляли о них на первом слушании, Люсиль сама их ещё не видела. Мы должны были показать их судье и ей перед тем, как предъявить присяжным.

— Ваша честь, я протестую. Эти фотографии не имеют ко мне никакого отношения и, соответственно, не имеют отношения к делу, — заявила Люсиль, стараясь выглядеть равнодушной. — На них не видно даже лица женщины, если это вообще женщина.

Мы ожидали подобной реакции. — Я настаиваю, ваша честь, и прошу допустить документы пятьдесят шесть, пятьдесят семь и пятьдесят восемь, — ответил мистер Симменс. — Следующие свидетели, включая эксперта, будут давать показания по этим документам, они имеют непосредственное отношение к делу.

— Я протестую! — снова перебила Люсиль. — Какое отношение они могут иметь к делу, если там не видно лица?

— Мисс Бэксли, пожалуйста, не перебивайте и дайте мне время принять решение. Я допускаю эти документы, но если в ходе заседания будет доказано, что они не имеют отношения к делу, присяжным будут даны инструкции их игнорировать.

Показания мистера Марша зачитывал представитель городской стражи, и Люсиль перебивала его буквально после каждого вопроса.

— Значит, в показаниях мистера Марша говорится, что он начал помогать мисс Бэксли ещё в июне восемьсот шестого года? — уточнял мистер Гаилли, мой второй законник.

— Протестую! Это не относится к делу, — тут же вмешивалась Люсиль.

— Протест отклонён, это относится к делу, — сдержанно повторял судья Дюраре. Вероятно, он уже проклинал день, когда Люсиль решила самостоятельно представлять свои интересы.

— Да, мистер Марш впервые помог мисс Бэксли после того, как она каким-то образом узнала о его долгах и предложила вознаграждение за каждый раз, когда её будут впускать в мастерские, предварительно открыв ящик с артефактом мисс Браун, — ответил свидетель. — Мистер Марш пишет, что не знает, чем именно занималась мисс Бэксли в мастерских, но подозревает, что она заряжала низкоуровневые элементы артефакта мисс Браун, чтобы потом выдать его за свой на дипломе.

— И он считает, что это возможно? — продолжал мистер Гаилли.

— Протестую! Это не относится к делу! — вновь вскочила Люсиль.

— Протест отклонён, — вновь ответил судья Дюраре.

— Мистер Марш всего лишь лаборант, но он верит, что это возможно, — добавил свидетель.

— Мистер Марш оставил письменное заявление под присягой о документах пятьдесят шесть и пятьдесят семь. Что говорится в этом заявлении?

— Протестую, это не относится к делу!

— Протест отклонён.

Наш свидетель наконец получил возможность ответить:

— Мистер Марш подтверждает, что на фотографиях он, вместе с мисс Бэксли, перед тем как она вошла в мастерские.

— Протестую, это всё наговоры! Я не была с ним даже рядом, это кто-то другой!

— Мисс Бэксли... — тяжело вздохнул судья. — У вас будет возможность дать свои показания позже и задать свои вопросы этому свидетелю на перекрёстном допросе.

Чтобы окончательно убедить присяжных, мы пригласили нашего собственного эксперта, чьи показания шли в разрез с утверждениям профессора Лазаруса, вместо которого на это заседание Люсиль привела менее известного артефактора. Мы стремились убедить присяжных не только в том, что артефакт можно подсмотреть, но и что его, готовый, можно украсть.

Наш эксперт, независимый артефактор из компании «ТехноБриз», мистер Калдрейк, имел более двадцати лет опыта работы и пятнадцать зарегистрированных патентов.

Он утверждал, что украсть артефакт действительно возможно, как его схему, так и сам прибор, если суммарный магический след, пусть и на низкоуровневых элементах, превысит след силы другого мага. И даже финальный заряд может быть недостаточным, чтобы перебить его.

— Как долго, на ваш взгляд, маг третьего-четвёртого уровня должен заряжать и разряжать низкоуровневые элементы, чтобы перебить общий след настоящего создателя? — спросил мистер Симменс.

— Протестую! Наводящий вопрос, — за время суда Люсиль всё же чему-то научилась.

— Протест принят, — ответил судья Дюраре, и Люсиль удовлетворённо улыбнулась.

Не то чтобы это что-то меняло.

На перекрёстном допросе Люсиль попыталась дискредитировать нашего эксперта, заявляя, что он цитировал устаревшую версию руководства для «Локатора Магии» и критикуя его образование, полученное в другом королевстве. Эти вопросы явно были подготовлены её законниками.

— Моя академия является лучшей в нашем королевстве. Кроме того, у меня двадцать лет опыта работы в Астурии, включая работу на государство и городскую стражу в качестве эксперта, именно по «Локатору Магии», — сдержанно, но твёрдо ответил мистер Калдрейк, явно оскорблённый её вопросами.

Я тоже была недовольна: я потратила огромные деньги на этого эксперта, и он был готов дать показания ещё на первом слушании, так что мне пришлось заплатить дважды.

В какой-то момент от всего происходящего у меня начала болеть голова, и я была рада, что именно мои законники, а не я, разбираются со всеми этими сложностями — вот почему я плачу им такие деньги. Но Люсиль не могла позволить себе расслабиться: ей приходилось оставаться внимательной, вслушиваться в каждый вопрос и вовремя подавать протесты.

Находясь здесь, в зале суда, в роли той, кто постоянно на виду и имеет возможность говорить, Люсиль ощущала силу что-то изменить. Однако её защита была бессмысленной. Как она собиралась объяснять показания мистера Марша? В своей вступительной речи она была не уверена и лишь повторяла, что невиновна, но должна же у неё быть какая-то тактика? За пару дней она обрела уверенность и, возможно, что-то придумала.

Мистер Гаилли вызвал на свидетельскую трибуну эксперта по фотографии, который подтвердил, что предоставленные нами снимки являются оригиналами и не содержат никаких следов вмешательства.

Последняя фотография изображала Люсиль и Марту, она была сделана примерно в то же время, что и снимки с мистером Маршем. На этом фото отчётливо было видно, что волосы Люсиль были того же оттенка, что и на снимках с мистером Маршем, а фигура и рост совпадали.

— Скажите, может ли на фотографии быть другая женщина? Например, сама мисс Браун, пытающаяся меня подставить? — спросила Люсиль на перекрёстном допросе.

— Да, в теории это может быть другая женщина, похожая на вас комплекцией и цветом волос. Что же касается истца… Мисс Браун, не могли бы вы встать? — попросил эксперт по фотографии, и я послушно встала.

— Нет, мисс Браун не подходит по росту… и по фигуре.

Даже если бы я надела каблуки, чтобы сравняться с Люсиль по росту, мои широкие бедра невозможно было бы спрятать — они сразу выдавали меня.

Наконец, настала наша очередь. Сначала за свидетельскую трибуну вызвали меня, а затем, последней, будет очередь Люсиль.

Во время моего допроса я, наконец, смогла рассказать историю так, как её пережила, и была невероятно благодарна за возможность поделиться своей точкой зрения.

— Когда вы впервые заметили что-то неладное с вашей дипломной работой?

— Протестую! Наводящий вопрос, — протесты Люсиль, казалось, будут преследовать меня даже во сне.

— Протест отклонён, это основа свидетельского заявления, — судья Дюраре, вероятно, тоже будет видеть её протесты во сне.

— В октябре восемьсот шестого года. Я начала замечать, что различные кристаллы, камни и элементы исчезают с моего стола. В основном это был мусор, остатки моей домашней работы.Я спросила Люсиль об этом, и она сказала, что убирала мой стол. Но я заметила, что это постоянно происходило ночью. — В прошлом я действительно обращала на это внимание, но так и не смогла выяснить причину происходящего. А потом было уже поздно.

— Удалось ли вам подтвердить свои подозрения?

— Я постоянно засыпала, очень рано, и в какой-то момент это стало меня тревожить. Люсиль часто приносила мне ужин в комнату и всегда следила, чтобы я всё съедала. В какой-то момент я выпила настойку для концентрации, оставшуюся с предыдущих экзаменов, и наконец смогла проследить, что происходит ночью.

— Протестую! Я ничего ей не подсыпала! — вскричала Люсиль.

— Протест отклонён, мисс Браун ничего подобного не утверждала. У вас будет время задать вопросы на перекрёстном допросе.

— И что же происходило ночью? — продолжил мистер Симменс.

— Протестую! Наводящий вопрос!

— Протест отклонён, это основа свидетельских показаний, — терпеливо повторил судья.

— Я обнаружила, что несколько деталей с моего рабочего стола снова пропали, так же как и... мой ящик с артефактом. Я вышла на улицу и направилась к мастерским, и Люсиль была там. Она разговаривала с мужчиной в плаще и была недовольна тем, что мой высокий уровень заметили несколько человек, включая Макса Фуллагара и Тома Ашвелла. Она угрожала мужчине в плаще. Она сказала: «Вы ведь прекрасно понимаете, что с вами случится, если я провалюсь. И не только с вами». А затем Люсиль громко спросила, где мистер Марш и почему он опаздывает, — я сделала глоток воды из стакана перед собой. — С того момента я неоднократно наблюдала, как Люсиль подходила с двумя ящиками к мистеру Маршу, передавала ему деньги, а после он открывал ящики и запускал её в мастерскую.

— Протестую! Она врёт! Айви ненавидит меня и поэтому лжёт! — Люсиль была вне себя от злости, она начала двигаться в мою сторону, но её остановил судья.

— Мисс Бэксли, вернитесь на своё место. Я напоминаю вам в последний раз, что это не ваше время давать показания. Присяжным даётся указание игнорировать комментарии мисс Бэксли.

Люсиль тяжело дышала, но вернулась на своё место и до конца моего допроса действительно молчала, не желая потерять возможность провести перекрёстный допрос.

Меня опросили обо всём: о том, как я решила съехать от Люсиль, о том, что Люсиль прекрасно знала о последствиях для меня, если я не сдам дипломную работу, о том, как я решила запатентовать артефакт, чтобы его точно нельзя было украсть. Журналисты неустанно писали и фотографировали, в предвкушении новых деталей скандала.

А затем настала очередь перекрёстного допроса. Мой последний, как я надеялась, диалог с Люсиль. На этот раз она была в роли законника и ответчика, а я — в роли истца.

— Мисс Браун, — начала Люсиль, делая вид, что она профессионал. — Скажите, сколько времени вы жили вместе с мисс Бэксли в одной комнате?

— Чуть больше года, — я решила отвечать коротко и по существу.

— Будет ли справедливо утверждать, что вы всегда находились в тени мисс Бэксли? — она вела себя профессионально, но не скрывала удовольствия, задавая этот вопрос вслух, в присутствии репортёров и публики.

— Нет, — ответила я, глядя ей прямо в глаза. На уроках я всегда была лучше неё.

От моего ответа Люсиль заметно растерялась, явно не ожидая такого ответа.

— Но ведь... это неправда, вы всегда были в тени мисс Бэксли!

— Нет, — спокойно повторила я.

— Мисс Бэксли, задавайте вопросы, не делайте утверждения. У вас будет возможность дать свои показания позднее, — с явным утомлением в голосе произнёс судья Дюраре. — Присяжные, пожалуйста, игнорируйте высказывание мисс Бэксли.

Люсиль, собравшись с мыслями, перешла к следующему вопросу.

— Это правда, что друзья мисс Бэксли публично унижали вас?

— И друзья мисс Бэксли, и ты тоже, Люсиль, — ответила я, и лицо бывшей подруги моментально покрылось красными пятнами.

— Отвечайте только на те вопросы, которые я вам задаю! Я не спрашивала вас о том, унижала ли вас сама мисс Бэксли.

То, как она обращалась к себе в третьем лице, было почти комично.

— Хорошо, — кивнула я.

— Значит, если вас унижали друзья мисс Бэксли, будет справедливо отметить, что вы злились на ответчика? — спросила меня бывшая подруга.

— Да, — не стала скрывать я.

— Мисс Бэксли… в конце учебного года привлекла внимание Максвелла Фуллагара, с которым вы ходили на свидание, и это вызвало вашу ревность. Это правда? — Люсиль, слыша мои ответы и видя, как я подчиняюсь, находясь за свидетельской стойкой, вновь обрела уверенность, и эти вопросы вновь начали доставлять ей удовольствие.

Я поймала взгляд Макса. Он буквально кипел от ярости, пристально глядя на Люсиль. Он прекрасно понимал, что она хочет унизить меня, и сделать это при максимально большом количестве людей. Его ноздри гневно раздувались, а руки с такой силой сжимали стул перед ним, что пальцы побелели. Репортёры, заметив его реакцию, тут же сосредоточили внимание на молодом мужчине.

— Протестую. Составной вопрос, — возразил мистер Гаилли, указывая на то, что вопрос Люсиль содержал сразу несколько вопросов.

— Протест принят. Переформулируйте вопрос, — согласился судья.

Люсиль закатила глаза, что выглядело откровенно неуважительно, но затем переспросила:

— Мисс Бэксли в конце учебного года привлекла внимание Максвэлла Фуллагара, это правда?

— Я не знаю. Я не являюсь ни Максом, ни тобой, Люсиль, и не могу знать, что между вами происходило, — ответила я, отказываясь играть в её игру с «третьим лицом» и называть её «мисс Бэксли».

Это так её раздражало.

— Но вы видели их вместе? — настаивала Люсиль.

— Да, я видела вас вместе. В столовой, в коридорах академии. Вы общались, — не стала скрывать я.

— И Макс Фуллагар до этого ходил с вами на свидание? Это правда? — почему-то этот вопрос сильно волновал Люсиль.

— Да.

— И вы хотите сказать, что не ревновали? Не злились? — наконец спросила бывшая подруга.

— Я бы не назвала это ревностью. Мне было неприятно, что он общается с тобой, так как я знала, какая ты на самом деле. Но тогда он был свободным мужчиной и имел право общаться с кем угодно, — ответила я после небольшой паузы.

Вообще-то, он и сейчас был свободным мужчиной, но на публике мы изображали пару, ради моей защиты.

После моих слов я почти услышала, как Люсиль скрипнула зубами. Её шея напряглась, но она постаралась скрыть вспышку гнева. Что она могла сделать? Я ответила на её вопрос, и ответ не обязан ей нравиться.

— Будет ли справедливым утверждение, что вы начали основные действия против мисс Бэксли именно в это время? — продолжила она.

Кажется, я понимала, к чему она клонит.

В чем была её тактика.

Она собиралась убедить присяжных, что я начала против неё клеветническую кампанию, из-за ревности, и смогла склонить людей дать ложные показания.

— Я не начинала действия против тебя. Я начала действия по защите своей интеллектуальной собственности. Задолго до того момента. Дата патента стоит на документе, — холодно ответила я.

Мои холодные равнодушные ответы все больше раздражали Люсиль, и она дышала медленно, словно сдерживалась.

— Вы сказали, что тогда Максвэлл Фуллагар был свободным мужчиной. Значит, сейчас это не так?

Интересно, зачем она это спрашивает?

Я встретила умный, острый взгляд мистера Гаилли. Он знал, что этот вопрос легко можно опротестовать как не относящийся к делу, но не делал этого. Он хотел, чтобы Люсиль показала себя максимально несдержанной.

В ответ я закатала рукав своего пиджака и впервые продемонстрировала браслет Фуллагаров.

Журналисты охнули и начали судорожно фотографировать меня, Люсиль и Макса.

И в этот момент бывшую подругу, наконец, сорвало.

— Тварь... И ты нацепила на себя это после того, как тебя публично унизили, после того, как Макс сказал, что никогда не отдаст браслет такому ничтожеству, как ты?

Как бы я не хотела обратного, ее слова причиняли мне боль.

— Протестую! Оскорбления свидетеля. Ваша честь, я требую немедленно прекратить перекрёстный допрос, — вмешался мистер Гаилли.

— Протест принят, перекрёстный допрос этого свидетеля окончен. Мисс Браун, вы можете вернуться на своё место, — судья был явно раздражён поведением Люсиль.

— Благодарю, — сказала я, вставая и направляясь к столу, где сидели мои законники. Я почувствовала невероятное облегчение от того, что мне не придётся больше разговаривать с Люсиль. Она же прожигала меня взглядом, полным ненависти, не отводя глаз от браслета. Этот простой предмет вызвал в ней куда больше ярости, чем всё, что произошло между нами до этого.

Последними шли показания самой Люсиль. И поскольку она представляла саму себя, на первоначальном допросе некому было задавать ей вопросы, и она могла говорить всё, что угодно.

— Я всегда выделялась и жила в окружении завистников... — начала она драматически.

Почти тридцать минут мы выслушивали о том, как я всегда завидовала Люсиль: её друзьям, одежде, успеху у других. Наши отношения дали трещину, но Люсиль пыталась их восстановить, множество раз, даже сама пекла кексы. И только когда Макс влез между нами, Люсиль поняла, что отношения двух подруг не спасти.

— Мисс Браун ненавидела меня… очень долго, тихо завидовала, так как никто её не видел. И после того, как Максвэлл обратил на меня внимание, она окончательно обезумела и решила уничтожить мою репутацию и подать на меня в суд, — её глаза увлажнились, голос дрогнул, и если бы мы все не видели, как она до этого выходила из себя, я могла бы даже поверить.

Макс на своём месте едва сдерживался, чтобы не вскочить и не наговорить грубостей, но тогда его сразу же вывели бы из зала. Поэтому он молчал, хотя я видела, что рука, лежащая на кресле перед ним, была сжата в кулак.

— Мисс Бэксли, несколько свидетелей ранее упоминали о том, что вы публично унижали мисс Браун, это так? — мистеру Симменсу дико надоела Люсиль, и он решил подчеркнуть все нестыковки и ложь, которую она пыталась навязать присяжным на этом заседании.

— В каждой дружбе бывают свои взлеты и падения, — ответила Люсиль.

— Пожалуйста, ответьте да или нет. Вы публично унижали мисс Браун?

После очень долгой паузы она ответила, нехотя:

— Да.

— Эти же свидетели ранее отметили что сама мисс Браун никогда не начинала конфликт с вами первой.

— Это не так. Это случалось множество раз, — сразу же возразила Люсиль.

— Не могли бы вы привести конкретный пример, когда это случилось, и что сказала мисс Браун? — не сдавался мистер Симменс.

Люсиль нахмурила брови а потом состроила жалобное выражение лица:

— Я очень нервничаю сейчас и мне трудно вспомнить... Когда я сделаю это, я обязательно вам расскажу.

— Теперь что касается фотографии с мистером Маршем, на которой, согласно его показаниям, находитесь вы. Где вы были в этот момент?

Люсиль блеснула глазами. Она собиралась врать.

— Я была с Джаредом, нашим однокурсником.

— Согласно судебным документам, — продолжил мистер Гаилли, — его вызывали как свидетеля с вашей стороны, но он отказался. Это правда?

— Да, — ответила Люсиль, нагло глядя на моего законника. — Он не хочет быть связан с судебными делами. Это портит репутацию. Именно для этого Айви и организ…

— Я не спрашивал вас, почему он отказался, я просто спросил, правда это или нет.

Люсиль сердито выдохнула, но нехотя ответила:

— Да.

— Мистер Марш утверждает, что накануне защиты диплома вы передали ему значительную сумму денег, с условием, что он покинет страну. Кроме того, вы попросили его встретиться с лордом Максвэллом Фуллагаром, строго после заряда артефакта истцом, и сообщить, что он и мисс Браун состояли в интимной связи, а также, что он помогал ей похищать ваш артефакт. Это правда?

— Что? Конечно же нет. Это бредни, придуманные Айви! Она сама и работала с мистером Маршем. А может, она на самом деле с ним спит, — Люсиль демонстративно возмущалась. Макс снова вскочил с кресла, но Эмма положила руку ему на плечо, пытаясь усадить обратно.

— Хотите сказать, что мисс Браун попросила мистера Марша соврать о том, что они были в интимной связи, чтобы лорд Фуллагар потом публично её в этом обвинил? — интересно, Люсиль сама понимала, насколько нелепо это звучало?

— Вы правы, это не реалистично. Скорее всего, они на самом деле спали.

— Замолчи! — Макс наконец не выдержал. — Ты лгала мне обо всём, говорила, что ты ликвидатор, поливала Айви грязью, хотя ты являешься самым бесполезным артефактором, который когда-либо учился в Ардонской Академии. В тебе нет ничего настоящего и ценного и ты знаешь об этом!

— Лорд Фуллагар! Немедленно покиньте зал заседаний, вы нарушили протокол! — судья не собирался терпеть нарушения дисциплины.

Макс, бросив на меня взгляд, полный извинений, стремительно покинул комнату и скорее всего, он будет ждать за дверью.

Я безумно хотела, чтобы заседание наконец закончилось, чтобы наши дни в академии не обсуждались на всю Астурию, как дешевая драма. Пока же мои законники методично допрашивали Люсиль, подтверждая, что она действительно была с миссис Шортен тогда, когда я написала жалобу, что у неё нет подтверждённого алиби на момент съёмки фотографии, что именно она первой обвинила меня в похищении артефакта на дипломе, и сделала это письменно.

Она не могла лгать о том, что было известно всем, и эта правда совсем не сочеталась с версией, которую пыталась представить Люсиль.

— Дорогие присяжные, — начала своё заключительное слово Люсиль. — Наша дружба с Айви Браун была не идеальной. Мы временами ссорились, но почти сразу мирились. Но я никогда бы не решилась украсть артефакт у своей дорогой подруги. На дипломе я просто пыталась сохранить лицо, когда поняла, что мой артефакт совсем не удался. Я очень гордый и скрытный человек, и мне трудно было признать, что мой дипломный проект был провальным. Я хочу, чтобы вы услышали своё сердце.

Люсиль жалобно и пронзительно смотрела на присяжных.

— Сегодня я — жертва, а не преступница. Моя бывшая лучшая подруга не смогла отпустить ситуацию и создала долгий хитроумный план, в результате которого меня пытаются обвинить в попытке хищения интеллектуальной собственности. Сегодня у Айви Браун огромные связи, и я уверена, каждый из вас встречал тех, чьи ресурсы намного превосходят ваши. Вы сможете понять, насколько тяжела для меня борьба с такой известной женщиной. Айви Браун уже отобрала у меня мужчину, который был во мне заинтересован, оболгала перед всеми, но этого ей недостаточно. Сейчас она хочет отобрать и мою свободу, — лицо Люсиль отражало скорбь и страдание, она была в своём элементе и играла свою роль великолепно.

Ей бы пойти в актрисы театра.

Я не позволила ни одной мышце на своём лице дрогнуть. Мы знали, что Люсиль попытается оправдать себя и унизить меня, в очередной раз, но даже я не ожидала, насколько сильно она будет готова лгать и изображать жертву, играть на эмоциях присяжных.

И сейчас я боялась, что её игра посеет сомнение. Одного сомневающегося присяжного было достаточно.

Надеюсь, мистер Симменс готов.

— Дорогие присяжные, Ваша честь. Здание суда — это место для установления истины, основанной на фактах и доказательствах, а не на эмоциях и оскорблениях. Ваша задача, уважаемые присяжные, — объективно оценить представленные доказательства, а Ваша, Ваша честь, — обеспечить соблюдение закона. Тот факт, что мисс Бэксли пыталась проникнуть в комнату мисс Браун с целью забрать ящик с артефактом, уже является достаточным основанием для признания её виновной. В нашем распоряжении имеются документы, заверенные свидетелями, которые подтверждают, что мисс Бэксли как минимум один раз незаконно проникала в комнату мисс Браун. Кроме того, миссис Шортен подтвердила, что такие инциденты происходили неоднократно. Сегодня мисс Бэксли выбрала ложь в качестве своей защиты. Подумайте сами: если бы мисс Браун действительно подговорила миссис Шортен, как утверждает ответчик, разве мисс Браун подала бы жалобу в академию, в результате которой миссис Шортен была уволена? И стала бы после такого миссис Шортен поддерживать мисс Браун?

Он прошёл вперёд и назад перед присяжными, сделал глоток воды и продолжил:

— Так и с обвинением в краже артефакта: мисс Бэксли забыла о том, что именно она первая обвинила мисс Браун в краже, ещё до того, как её, как она утверждает, неудачный артефакт, был показан комиссии. Она сделала это, когда увидела артефакт мисс Браун, словно она видела его… множество раз. В дополнение, на протяжении всего судебного процесса мы неоднократно наблюдали, как именно ответчик, а не истец, пытался прибегнуть к оскорблениям и унижениям.

Пока мистер Симменс излагал своё заключение, развенчивая ложь Люсиль, я чувствовала, как груз падал с моих плеч — настолько убедительно он говорил. В какой-то момент Люсиль крикнула: «Протестую», но судья тут же остановил её:

— Мисс Бэксли, никто не перебивал вас во время вашего заключительного слова, пожалуйста, проявите уважение к этому заседанию.

Присяжные совещались почти два часа, пока я с волнением ожидала результата. Родители Люсиль сидели очень бледные, ожидая худшего — они уже поняли, что решение представлять себя на суде, скорее всего, обернулось для Люсиль катастрофой. Её поведение никак не походило на поведение оболганной жертвы. Напротив, закатывание глаз и срывы лишь демонстрировали её привычку доминировать и манипулировать.

Когда человек, представляющий присяжных, вернулся и встал, чтобы зачитать вердикт, мне казалось, что от волнения моё сердце почти не бьётся.

Эмма и Билли, сидевшие на значительном расстоянии друг от друга, Элайджа и Зак — все они были бледны, и все они слегка привстали на своих местах, волнуясь за результат.

Сейчас.

Пожалуйста, пусть всё закончится.

— Мы, присяжные, в деле Айви Браун против Люсиль Бэксли признали ответчика виновным в попытке похищения интеллектуальной собственности.

С другой стороны зала раздался громкий всхлип — Люсиль услышала вердикт и теперь едва сдерживала слёзы, а её мать, не скрываясь, громко плакала. Губы Люсиль беззвучно повторяли: «Этого не может быть». Я же сначала застыла, не веря, что всё наконец-то закончилось, а затем почувствовала невероятное облегчение. Мне больше не нужно будет думать о суде, законниках, доказательствах, грязи, которую на меня могут вылить прилюдно.

Друзья радостно хлопали в ладоши, и судья тут же потребовал тишины.

Мистер Симменс пожал мою руку. А через минуту — и мистер Гаилли.

Мы выиграли? Мы выиграли!

Усилитель был внесен в лист критически важных артефактов и оценён в огромную сумму, из-за этого наказанием Люсиль было шесть лет тюрьмы, с правом условно-досрочного освобождения через четыре года, которое, я уверена, она получит. Она не была убийцей, и вряд ли её поведение в заключении будет неудовлетворительным. И я почти уверена, что в заключении она пойдёт на сделку со следствием и расскажет правду о профессоре Диксоне, которого она шантажировала, и… о профессоре Лазарусе, который, как я подозреваю, и посеял эту идею в её голове. Выдал ей секрет профессора Диксона и намекнул что мой артефакт будет стоить очень, очень дорого. А потом, профессор Диксон, пытаясь сохранить свой секрет, придумал схему с похищением.

Все это, конечно, никак не уменьшает её вины.

Четыре года жизни — огромный срок, однако главным наказанием для неё будет судимость, которая станет известна всем будущим работодателям.

Для семьи Люсиль это тоже не пройдёт бесследно. Их семья была уважаемой и обеспеченной, они вращались в серьёзных кругах, и происходящее станет огромным ударом по их репутации, особенно учитывая, сколько денег они вложили в законников до этого.

Люсиль могла забыть о том, чтобы вернуть себе магию в этом году, и, скорее всего, о хорошей карьере тоже.

— Мисс Браун, довольны ли вы результатом?

— Мисс Браун, на пару слов!

— Мисс Браун, пожалуйста, расскажите нам, как вы себя чувствуете?

— Мисс Браун, вы с Максвэллом Фуллагаром обручены?

Я прошла мимо репортёров к друзьям, которые тут же бросились меня обнимать. От облегчения мне хотелось смеяться, выпить, гулять и отметить произошедшее вместе с ними.

Теперь у меня будут свободные деньги, наконец-то, и я хотела отблагодарить каждого из них за поддержку.

А за дверью меня ждал Макс — и не один, а с красивым букетом цветов. Увидев моё довольное лицо, он сразу же закружил меня в объятиях.

— Ты смогла. Ты сделала это, сама! Молодец, Айви!

Да, я справилась. Конечно, показания мистера Марша сыграли огромную роль, но я верила, что и без них дело закончилось бы в нашу пользу. Хотя сейчас, когда у Люсиль не было законников, выиграть суд оказалось чуть проще.

А потом Макс поставил меня на землю, обхватил моё лицо ладонями и поцеловал — глубоко, при всех.

— Прости меня за… то, что тебе пришлось выслушать. Если бы я знал, что она будет так тебя унижать, ни за что не дал бы тебе давать показания, — бормотал он, поглаживая меня по волосам.

Я только покачала головой.

— Я знала, на что шла. Знала, что так и будет. Это был мой выбор. Я хотела рассказать правду, то, что я пережила.

Макс кивнул, понимая, а потом внезапно отошёл на шаг, взял мою руку в свою и посмотрел на меня с невероятной серьёзностью.

— Айви Браун... не хочешь ли ты пойти со мной на свидание? Настоящее. Как моя девушка.

От его слов внутри разлилось тепло, эйфория и небольшое волнение. Макс стоял напротив меня, такой близкий и серьезный, такой родной, ветер раздувал его непослушные волосы и в темных глазах светилась надежда. Надежда, что я готова сделать следующий шаг.

Я очень хотела этого.

И была готова.

— С удовольствием.