Второй урок. Земля (СИ)

Потерянное искусство

За обедом присутствовали и другие представители семьи Мацумото.

На самом почетном месте, за большим четырехугольным столом, восседал глава семейства, уважаемый Мацумото Кацуро. Справа сидела его дочь, Умэко, которую ребята видели раньше — именно она сообщила учителю о звонке. Невысокая, с собранными позади волосами на японский манер и абсолютно бесстрастным лицом, она держала прямо спину, глядя перед собой. Рядом с ней замерла еще одна японка немногим моложе — мать Рин.

До обеда их представили друг другу и та, воспользовавшись случаем, извинилась за отсутствие мужа — отца Рин.

Несмотря на то, что Кир провел среди незнакомого народа всего ничего, даже ему удалось уловить отголоски вины в том, как нервно молодая женщина дернула головой и отвела взгляд, словно будучи не в силах смотреть на главу дома, как чуть дрогнули ее сложенные впереди пальцы.

И секундой позже Кир убедился, что не ошибся в своих наблюдениях.

— Тебе не за что винить себя, Аризу. Твой муж и мой сын не впервые забывает о семье, полагая, что его работа может дать ему нечто большее. Не будем омрачать себе настроение. Наши гости прибыли из далеких стран и мне бы хотелось узнать, какое впечатление на них произвела Япония.

Облегченно вздохнув, мать Рин помогла дочери накрыть на стол и больше за весь обед не произнесла ни слова.

Она не напоминала каменное изваяние, как Мацумото Умэко, но казалась погруженной в собственные мысли, несмотря на то, что не забывала вежливо улыбаться, пока Кир и Азул делились мыслями о Японии, не забыв извиниться, если скажут что-нибудь необычное.

Рин сидела напротив деда и также внимательно внимала мальчишкам, не шелохнувшись ни разу, несмотря на неудобную позу на коленях за низким традиционным столом.

Парни находили такое долгое сидение настоящим испытанием, но ни один из них не изменил положения, стараясь выглядеть достойно в глазах учителя, который успел вызвать необъяснимое чувство уважение всего лишь за пару часов. И они, бесспорно, вздохнули с облегчением, выдавая признательность вежливым кивком, когда Мацумото Кацуро предложил сесть поудобней перед тем, как подали чай, и беседа потекла оживленней.

— Мне приятно слышать, что моя страна не оставила вас равнодушными, еще более согревает мое сердце ваш уровень владения языком. Вы так молоды и так прекрасно говорите на японском, чем не может похвастаться даже некоторая местная молодежь.

Подростки почувствовали себя неудобно из-за незаслуженной похвалы, ведь сенсей не мог знать, что хвалить следовало отнюдь не их, но небольшую систему, встроенную в уши и без труда адаптирующую нужную часть их мозга на восприятие и воспроизведение чуждого наречия. Хорошо, что ребята догадались заняться языком самостоятельно, это немного успокаивало совесть.

— Спасибо, — отозвался Азул и оба почтительно склонили головы.

— Они не напрасны, — отозвался дед Рин. — Из уст достойных молодых людей хотелось бы услышать мнение о кюдо.

Дальше разговор потек о необычном «будо» — боевом искусстве, с которым ребята познакомились раньше. Поделившись собственными наблюдениями, они принялись слушать историю стрельбы из необычно длинного лука.

Мацумото Кацуро рассказывал невероятно интересно.

Оказалось, что в истоках кюдо, что означало «путь стрельбы из лука», лежит «кюдзцу» — «искусство стрельбы из лука», получившее свое развитие во времена монгольских нашествий на земли «Ниппон» — так сами японцы называют свою страну. Хотя не следует заблуждаться, полагая, что луки возникли в это же время. На самом деле Японию часто зовут Страной Длинных Луков, потому что это самое старое оружие, могущее похвастаться своей простотой и дешевизной с самого своего появления.

Впрочем, как отметил сенсей, юми не выглядит ни тем, ни другим в современном мире.

Ранее юми пользовались самураи, делившиеся на конных, высокородных по рождению и от того имевших право, в эпоху сегунов, пользоваться луком во время езды, и пеших, более бедных и скромных по рождению.

Длина лука в среднем составляет два метра двадцать один сантиметр. При стрельбе большая его часть — почти две трети, располагается выше удерживающей его ладони, от того со стороны кажется, будто он немного заваливается вперед. Изготовка традиционного юми тоже перешла в разряд народных промыслов — редких и требующих особого навыка, и это, бесспорно, не могло не сказаться на цене.

В древние времена лук имел важное военное значение, особенно сильно это проявилось во времена набегов кочевников.

Тогда-то юми и находился в рассвете своей славы. После того, как монголы были изгнаны на свои земли, стали проводиться состязания-марафоны, когда от лучников требовалась стрельба на протяжении долгого времени, сохраняя при этом меткость.

Японские хроники повествуют о многих достижениях.

Кир был изумлен тем, что в тысяча шестьсот восемьдесят шестом году, в Киото, лучник по имени Вада Деихати выстрелил восемь тысяч стрел в течении двадцати четырёх часов, поражая цель, расположенную на расстоянии ста метров.

К сожалению, с приходом огнестрельного оружия, юми был вытеснен с полей сражений, навсегда потеряв собственное значение. Но самураи, происходившие из высоких родов, продолжали упражняться в стрельбе из юми, положив тем самым начало перехода искусства ведения войны на путь самосовершенствования.

— …потому я и спросил вас сегодня о лучшем выстреле, — закончил Мацумото Кацуро.

— Скажите, а много людей занимается кюдо в наши дни? — спросил пораженный услышанным Азул.

— Насколько мне известно, кюдо завоевывает уважение по всему миру и свыше полумиллиона человек увлечены этим видом стрельбы. В Японии число последователей юми около ста тридцати тысяч. Очень приятно знать, что люди не теряют интерес к духовному движению и поныне. Даже наше правительство поддерживает традиции, введя кюдо в обязательную программу некоторых школ и университетов. Конечно, мы должны понимать, что так у учеников есть возможность познать лишь азы, но если появляется интерес, то в дальнейшем они могут продолжить самосовершенствование, — сенсей посмотрел на внучку, их взгляды встретились.

— Должно быть, Рин добилась немалых успехов, — озвучил Кир собственные мысли.

Все сидящие за столом молчали.

Дед и внучка продолжали смотреть друг на друга. Это не было похоже на то, как люди ведут безмолвный разговор. Дед словно вглядывался в девочку, стараясь разглядеть что-то в глубине ее глаз, в глубине души. Рин смотрела непроницаемой преградой, не желая показывать деду то, что он стремился увидеть.

— Добилась, — произнес сенсей, когда внучка наконец опустила взгляд. — Пока не оставила практику.

Мальчишки с удивлением посмотрели на одноклассницу.

— Школа не менее важна, и если хочешь добиться в чем-нибудь успеха, необходимо прилагать все усилия, — ответила девочка, сумев скрыть напряжение лишь отчасти.

— Ты права, Рин, — ответил наставник и попросил подростков рассказать, откуда они приехали…

После вкусного обеда ребята, поблагодарив Мацумото-сенсея за ценный урок, попросили разрешения посещать воскресную группу. Тот сказал, что не против и будет рад видеть их на занятиях, но попросил хорошо подумать, и если они останутся тверды в своем решении, приходить. Но юми может оказаться не их путем и прежде следует действительно хорошо поразмыслить.

Рин провожала ребят по той же алее.

— Ну что, понравилось? — весело спросила она, словно избавившись от строгого взгляда деда мальчишки должны были сказать, что было неимоверно скучно и от занудства они чуть не заснули за обеденным столом.

— Очень, — ответил Азул и добавил уверенно, — жди в следующее воскресенье.

— О, смотрю кто-то полон решимости поработать над собственным дыханием и осанкой.

Азул чуть не споткнулся, заглядевшись на вредную девчонку.

— С моей осанкой все отлично, — цедя каждое слово, ответил он.

— Не могу согласиться. Неплохо, конечно, но далеко до совершенства.

Зеленые глаза сузились, губы сжались в полоску.

— Ой, — Кир остановился, ощупывая запястье, — я кое-что забыл в раздевалке.

— Давай, схожу, или могу принести завтра в школу, — отозвалась Рин.

— Не стоит, я сбегаю, — ответил Кир и ринулся обратно. Не хватало еще потерять кристалл.

Потускневший камень отыскался там, где Кир его оставил — на подоконнике.

Фризиец спешил присоединиться к друзьям, покинув раздевалку и пересекая пустую комнату для стрельбы, когда сзади его окликнули.

— Извините, Мацумото-сенсей, забыл в раздевалке браслет.

Тот кивнул в ответ, не собираясь задерживать его более.

Учитель успел переодеться. Теперь его украшали черные, в складку, шаровары и черное же кимоно, открывающее левую половину тела до живота.

Кир уже повернулся обратно, но…

— Мацумото-сенсей, — обратился он к будущему учителю. — Разрешите задать вопрос? — Старик кивнул. — Почему Рин бросила кюдо?

Вопрос был довольно личным, учитывая, что он спросил не саму девочку, и, более того, она уже успела ответить, что школа для нее стоит на первом месте.

Учитель рассматривал Кира несколько секунд, видимо, решая что ответить. Тяжело вдохнул и посмотрел вдаль, туда, где виднелись белые мишени.

— К сожалению, я не могу ответить на твой вопрос больше, чем сказала Рин. И не потому, что не хочу. Я и сам не знаю, — потянул он последние слова. — С раннего детства она обожала стрельбу и не могла дождаться, когда ей подарят собственный, взрослый юми. Она тренировалась каждый день, помогала мне на практиках, а когда готовилась к домашним заданиям, забиралась в уголок с тетрадками и учебниками и тихо сидела мышкой, боясь, что я ее выгоню или отчитаю за нарушение дисциплины.

Мацумото Кацуро прошел к стене, где на стенде висело несколько луков, и выбрал один, достал из ящика стрелу.

— Но я не выгнал ее, ни разу. Ни моя дочь, ни мой сын не продолжили заниматься кюдо и внучка стала моей надеждой. Я видел, что ее дух горит и крепнет, что юми тянется к ней, как и она к нему, но… Но однажды она просто перестала тренироваться. Я пытался с ней поговорить. Увы, она говорила то же самое, что и сегодня за обедом — школа и учеба для нее гораздо важнее, чем спорт.

Впервые Мацумото Кацуро назвал кюдо спортом, а не искусством, повторяя слова внучки.

Учитель молчал и продолжал смотреть вперед. Кир, ощутив себя лишним, тихо извинился и исчез.

Сенсей, продолжая смотреть вперед, сделал несколько шагов погруженный в себя, расставил плечи, положил стрелу на юми и поднял руки, тетива натягивалась медленно, оперение скрылось за ухом.

Он выстрелил.

И промазал.

Стрела застряла за мишенью.

Его дух словно изменил ему, не желая сливаться с благородным оружием, не чувствуя в нем былой силы. На тренировках, когда следовало демонстрировать собственное умение, он пользовался «тэпподзуке» — низшей формой кюдо, основываясь на памяти тела, которое могло совершить правильный выстрел. Он не мог подвести кюдо, потому что оно его никогда не подводило. В том, что ему изменил дух, виноват был лишь он.

Это случилось давно. Тогда, когда Рин вычеркнула искусство стрельбы из собственной жизни, разбив сердце своего деда.