Вязание по пятницам

Глава 1　

Рабочие дни: вторник — воскресенье

с 10.00 до 20.00

без перерыва и выходных

Часы работы клуба вязания «Уолкер и дочь» были четко обозначены черными буквами на белой доске, вывешенной на лестничной площадке. Хотя на самом деле Джорджия Уолкер, обычно допоздна собиравшая и раскладывавшая по полкам разбросанные мотки шерсти и спицы, открывала дверь магазина только в четверть одиннадцатого или немного позже.

Джорджия сидела за конторкой, отвернувшись от окна, за которым шумел озабоченный делами и суетой Бродвей. В это время здесь проводились ежедневные распродажи, куда она, однако, не могла попасть, поскольку послеполуденное время целиком посвящала тем, кто нуждался в ее советах и наставлениях по части вязания. Делая аккуратные пометки в блокноте, она тихо вздыхала. Бизнес шел хорошо, но все могло быть еще лучше. В волнении она намотала на палец прядь каштановых волос — привычка, от которой она так и не избавилась с возрастом; из-за этого прическа к концу дня теряла форму. Откинув волосы с лица, Джорджия стерла карандашные записи в ежедневнике, стряхнув мусор от ластика с джинсов и мягкого шерстяного свитера, внесла изменения в бухгалтерские сводки и встала из-за стола, выпрямившись во весь рост — шесть футов плюс трехдюймовые каблуки коричневых ковбойских ботинок.

Она медленно прошлась по магазину, проводя рукой по уложенным в специальные отделения на полках моткам шерсти всех цветов и оттенков, какие только можно себе вообразить, — от белоснежного, темно-зеленого, ярко-малинового, кобальтово-синего, теплого янтарного, серого, кремового и до иссиня-черного. Шерсть была мягкая как шелк — и жесткая, колючая, вызывавшая зуд при соприкосновении с кожей, тонкая и толстая, узловатая и скользкая — все это ее, Джорджии, сокровища. Ее и Дакоты, разумеется, девочки, уже в двенадцать лет игнорировавшей советы матери и любившей слишком вызывающие и режущие глаз сочетания, ослеплявшие радужными переливами.

Дакота служила своего рода талисманом этого заведения и являлась одним из главных экспертов по цвету, может, даже самым зорким и предусмотрительным из всех: она умела подбирать тона и оттенки так, что они смотрелись неожиданно и изысканно. Джорджия давно уже заметила: ее дочь угадывает самые лучшие пути для воплощения замыслов и предлагает наиболее оптимальные варианты по выбору материала и фурнитуры. Наверное, больше всего в жизни Джорджия удивилась в тот момент, когда обнаружила, что Дакота уже не маленькая девочка, а фактически равноправный партнер, способный сказать: «Я помогу тебе решить эту проблему. Надо взять хороший крючок и исправить вот тут некоторые ошибки…» Магазин пользовался успехом, и одна из причин этого успеха и процветания — Дакота.

Джорджия направилась к выключателю, чтобы зажечь свет в магазине, и, нахмурившись, прислушалась к шагам потенциальной клиентки на лестнице. И действительно, через минуту прозвучал традиционный вопрос: «Можно заглянуть к вам?» Разумеется, Джорджия никогда не отказывала — ни самым ранним, ни припозднившимся посетителям. Она открыла дверь чуть шире, понимая, что ей не удастся сделать вид, будто чем-то занята и не слышала прозвучавшей просьбы, к тому же она и в самом деле свободна — не читает книгу, не красит волосы и даже не прилегла отдохнуть. «Что вас интересует?» — всегда готова была она произнести, проводя гостью в скромно обставленное помещение. Единственное, чего она　никогда никому не позволила бы, — это оставаться в ее владениях после девяти вечера: Дакота в это время приступала к выполнению домашних заданий. В любые другие часы Джорджия ни за что не упустила бы потенциального покупателя.

Да и вряд ли она вообще была способна выставить кого-нибудь за дверь без веской на то причины.

«Ты можешь идти домой, Анита», — каждый вечер говорила Джорджия своей верной подруге, присматривавшей за Дакотой, пока сама она беседовала со своими заказчицами, отнимавшими у нее массу времени. Но Анита, всегда в безупречном костюме от Шанель, только отрицательно качала в ответ седой головой и оставалась. А Джорджия продолжала обхаживать клиенток, уделяя им все внимание и терпеливо глядя на них зелеными глазами; лицо ее при этом всегда выражало доброжелательность, неизменную приветливость и симпатию к незнакомым людям.

«В торговле каждый твой шаг предопределяет будущий успех; будь неизменно вежлива с покупателями, — наставляла она Дакоту, стараясь приучить ее к основным принципам своей бизнес-теории. — От тебя всегда ожидают самого лучшего совета».

Анита, ее наставница и помощница, прекрасно чувствовала, когда Джорджия уставала и нуждалась в ее участии, особенно в последние минуты перед закрытием магазина.

«Для меня в радость помогать тебе», — говорила она.

Анита не хуже Джорджии разбиралась в палитре красок и текстуре нитей — они обе очень рано выучились основам мастерства у своих бабушек и знали множество секретов. Анита испытывала огромное удовольствие, рассказывая завсегдатаям магазина «Уолкер и дочь» о тайнах искусства вязания; еще большее наслаждение она, пожалуй, получала только тогда, когда вязала сама.

Анита впервые ощутила очарование процесса создания новых вещей в тот самый момент, когда няня попросила ее подержать в руках полновесный, мягкий и теплый моток шерстяных ниток. Под руководством своей бабушки она очень быстро освоилась со спицами и связала красивый зеленый кардиган, украсив его крупными пуговицами. А когда бабушка подарила ей еще и свитер, то будущая мастерица окончательно определилась со своими пристрастиями. Очень скоро она стала так же хорошо ощущать спицы и крючок в руках, как и ее наставница, а еще чуть позже выучила самые сложные петли и плетения, так что для нее уже не было ничего невозможного в сказочном шерстяном королевстве. В юности она обвязывала своих родителей, снабжая их свитерами и жакетами из ангоры, а после замужества — детей и мужа, слишком занятого на работе, чтобы тратить время на поиски подходящих вещей в магазине. Тогда ей приходилось заниматься вязанием по необходимости, дабы одевать детей и других членов семьи. И когда ее муж наконец стал преуспевающим бизнесменом, Анита не рассталась со своим увлечением. Уже будучи женщиной средних лет, она перестала покупать журналы с готовыми моделями и принялась создавать уникальный авторский дизайн.

Мать троих взрослых сыновей и бабушка семи очаровательных внуков-подростков, Анита, несмотря на свой возраст — слегка за семьдесят, все еще продолжала вязать.

«Анита — художник по натуре; вязание для нее не просто увлечение — это образ жизни», — говорил ее муж Стэн, когда его коллеги и люди, приходившие в офис, спрашивали, откуда у него такой роскошный пуловер. Стэн так ею гордился. Он поддерживал ее, когда она начала работать вместе с Джорджией — приходила раз в неделю в магазин, чтобы давать консультации и обучать вязанию тех, кто об этом мечтал. Анита не нуждалась в деньгах, она занималась всем этим только ради удовольствия, по зову сердца.

— Ты счастлива? — спрашивал ее Стэн в самом начале ее деятельности.

И она честно отвечала ему:

— Да.

Тогда он успокаивался и понимающе кивал ей. Он всегда был на ее стороне, во всех жизненных ситуациях.

Дакота оказалась ее единственной «приемной» внучкой, которую в отличие от всех остальных своих внуков и детей, живших кто в Израиле, кто в Цюрихе, кто в Атланте, Анита могла видеть как угодно часто. Со всеми остальными она обменивалась открытками и телефонными поздравлениями, но это были малоутешительные заменители настоящей семейной близости. Анита не на шутку опасалась, что разлука в конце концов негативно скажется на их отношениях. К тому же они виделись очень редко, и между этими встречами внуки вырастали настолько, что она каждый раз испытывала неловкость, обнимая их.

А потом она потеряла и Стэна. Внезапно и так неожиданно; она долго не могла опомниться. Они, как обычно, сели завтракать за стол, на котором стояли вазочки с вареньем, тарелки с тостами, кофе и сливки, когда у ее мужа случился сердечный приступ. Анита даже не успела подбежать к нему, прежде чем он упал на пол. Но когда она в ужасе позвонила своей невестке Бет в Израиль, то услышала в ответ, что, мол, это естественно, он старый человек и когда-нибудь все закончилось бы именно так.

Стэн оставил ей приличное состояние; заботы о муже, в которых она проводила свои дни, исчезли, и у нее появилось много свободного времени. Но ее обеспеченность вовсе не казалась утешительной — Анита остро переживала свое одиночество. По ночам в постели ей хотелось плакать от безнадежности, заснуть удавалось только к утру, и она читала журналы, грудами сваленные на ее ночном столике. Через месяц после похорон Стэна Анита заставила себя накрасить губы, надеть жемчуг и отправиться к Джорджии.

— Посмотри, покупателей у тебя все больше и больше; как ты собираешься справляться со всем этим в одиночку? — спросила она подругу. — Тебе нужен постоянный помощник, а не один раз в неделю.

Это было справедливое замечание. Дакота требовала внимания, и Джорджия разрывалась между магазином и повседневными бытовыми мелочами. Она прилагала немало усилий, чтобы удержать на плаву свой бизнес, и работала с шести утра до двенадцати ночи, раздражая обитателей нижних этажей постоянным шумом и восполняя свои энергетические затраты булочками и крепким кофе. Если бы у нее появилась надежная помощница, она больше времени уделяла бы дочери. Она будет очень рада, если Анита сможет приходить к ней каждый день после обеда. Джорджия не хотела нанимать сотрудницу, готовую работать только ради денег, и Анита в этом смысле оказалась бесценной компаньонкой — ее интересовал только сам процесс, а не вознаграждение.

— Вот когда бизнес пойдет в гору и станет приносить хорошую прибыль, тогда ты и начнешь мне платить, — сказала Анита Джорджии десять лет назад, в тот день, когда они договорились работать вместе.

Разумеется, магазин подавал большие надежды, в будущем продажи могли возрасти, а хорошо составленный бизнес-план гарантировал рано или поздно успех и популярность. Через некоторое время стали даже появляться заметки и упоминания в прессе, статьи об «удачном семейном предприятии “Уолкер и дочь”».

«Вот увидишь, тебе придется давать уроки вязания мамам твоих одноклассниц, которые будут приходить поначалу только из любопытства или за советом», — предупредила Джорджия Дакоту, когда та вознамерилась рекламировать магазин среди своих школьных подруг. Джорджия каждое утро провожала дочь в школу, а затем возвращалась назад и открывала магазин. Они обнимались с Дакотой и желали друг другу удачного дня, и девочка не раз изумлялась тому, что мать успевала все делать не только по работе, но и по дому. Едва наступала осень, как Джорджия уже заканчивала для дочери зимнее вязаное пальто, брюки и свитер самого модного кофейного оттенка. Дакота гордилась матерью и, высоко подняв голову, вышагивала по школьным коридорам в своих чудесных нарядах, чувствуя, как на нее с восхищением и завистью смотрят другие девчонки. Возможно, именно гордость и любовь дочери помогала Джорджии пережить самые тяжелые времена и никогда не показывать никому своих слез. «Я горжусь нами, мама», — повторяла ей Дакота, и эти слова служили для Джорджии настоящим утешением.

Анита продолжала работать у нее, а вместо платы принимала только подарки в виде отменной шерсти. Она по-прежнему вязала жилеты, свитеры и пуловеры, несмотря на то, что со смерти Стэна прошло уже десять лет. Ей казалось необходимым хоть чем-то занимать себя. А если Анита нуждалась в ласке, то всегда могла заключить в объятия Дакоту — этой любви было вполне достаточно. Но когда она смотрела, как за последним покупателем в магазине затворялась дверь, к горлу внезапно подступал комок — приходило время возвращаться в Сан-Ремо, в свою огромную пустую квартиру, пропитанную одиночеством.

«Пожалуйста, останься отдохнуть с нами», — говорила ей Джорджия, мягко протестовавшая против ее ухода, догадываясь, как одиноко ее подруге по вечерам, но Анита не хотела обременять ее своим присутствием после того, как отпадала вместе с закрытием магазина необходимость помогать Джорджии.

Дверь магазина «Уолкер и дочь» теперь была гостеприимно распахнута. Как всегда, в конце долгой рабочей недели случился наплыв покупателей. Несколько постоянных клиенток донимали Джорджию вопросами по поводу своих задумок и проектов — свитеров, шарфов и чехлов для телефонов. Вопросы касались тех ошибок, которые они уже успели сделать.

— Я теперь совсем не могу нажимать кнопки!

— А зачем здесь надо добавлять лишние петли?

— Как вы думаете, я успею закончить его к Рождеству?

Клуб любительниц вязания возник сам собой, без всяких рекламных объявлений и вывесок на дверях. Просто несколько женщин стали приходить в магазин регулярно в одно и то же время и просить помочь им сделать что-нибудь оригинальное или, наоборот, достаточно простое — в зависимости от их навыков и амбиций. В центре помещения появился большой круглый стол, за которым они и собирались, и Анита — их бессменный учитель, — переходя по очереди от одной к другой, терпеливо давала объяснения и при необходимости наглядно демонстрировала рекомендуемые в каждом конкретном случае приемы. Через какое-то время оптимальным днем для таких собраний негласно признали пятницу.

Люси — немолодая дама с короткими песочно-желтыми волосами, носившая очки в черепаховой оправе, сквозь стекла которых смотрели ее веселые наблюдательные глаза, — как и многие, первый раз в магазин «Уолкер и дочь» попала совершенно случайно, решив просто заглянуть на минутку. Теперь, став завсегдатаем, регулярно появлялась уже в течение нескольких месяцев и всегда сидела за столом на одном и том же месте. Обычно она вязала ажурный свитер или пончо из толстой шерсти. Среди первых посетителей клуба было немало людей с очень высокими запросами, и лишь немногие из них оставались и пытались чему-то научиться, поняв, что придется затратить порядочно времени и труда на освоение техники, чтобы реализовать свою мечту.

Но Люси, наоборот, не отступилась и приходила в клуб постоянно, иногда даже за несколько часов до начала, и с удовольствием копалась в образцах ниток, неизменно предпочитая шерсть недорогую, но очень хорошего качества. Временами она появлялась в деловом костюме, с кожаной папкой в руках, как будто только-только вырвалась с работы; порой Люси одевалась проще — в свободную накидку или свитер, пропахшие сигаретным дымом. В такие дни у нее в руках была простая сумка и пакеты из бакалейного отдела супермаркета; их содержимое указывало на весьма скромные кулинарные предпочтения. Большую часть сэкономленных на покупках денег она тратила в магазине Джорджии. Люси оказалась благодарным покупателем — это Анита поняла уже давно, заметив также, что у той всегда были сложности с выбором подходящих спиц.

«Вы всегда можете приходить и консультироваться у нас по поводу вязания», — неоднократно любезно повторяла Анита, не задумываясь над тем, как будут истолкованы ее слова. Но однажды в пятницу Люси просто уселась за стол и начала вязать, так, словно находилась дома в своей комнате. И Дакота, слонявшаяся от скуки из угла в угол и перебиравшая шерсть, мечтая убежать в кино, села рядом с ней и стала внимательно наблюдать за ее работой.

— Симпатичное! — внезапно воскликнула она, прикоснувшись к блестящему камешку в кольце, которое Люси носила на правой руке.

— Да, я его очень люблю, — отозвалась Люси со счастливой улыбкой, свидетельствовавшей о приятных воспоминаниях, но никаких объяснений по этому поводу не дала. Дакота кивнула и снова уставилась на быстро увеличивавшийся лоскут, свисавший со спиц Люси.

— А как вы считаете, я хорошенькая? — продолжила Дакота, наблюдая за соскальзывавшими петлями.

Люси рассмеялась в ответ на это простодушное кокетство.

— Да, ты прелестна, — кивнула она девочке.

Анита обошла вокруг стола и тоже присела рядом. И тогда словно по наитию все покупатели, находившиеся в то время в магазине, тоже расселись на свободные стулья — получилась целая группка.

Расщедрившись, Люси вытащила из сумки коробку печенья, которую купила с расчетом, чтобы ее хватило до конца недели, и положила ее на стол, предложив всем угоститься. Взрослые как-то смущенно принялись отказываться с возгласами: «Ой нет, спасибо! Ну что вы!» — а Дакота протянула руку и положила в рот сначала одно, а затем второе печенье, расхваливая его вкус и весело смеясь. А потом она стала серьезно, словно признанный мастер, рассказывать всем, как выбирать нитки и что с ними делать, причем получалось у нее это весьма увлекательно, и женщины слушали с огромным удовольствием. Анита тоже принялась делиться опытом, показывая на спицах редкие разновидности петель, и наконец предложила всем выпить кофе.

Напиток появился почти сразу же и вместе с печеньем еще больше сплотил небольшой кружок поклонниц вязания. Поздно было извиняться и ссылаться на чрезмерную занятость, чтобы выставить компанию за дверь; всем уже казалось, будто так оно и должно быть и это место специально предназначено для приятного времяпрепровождения и мастер-классов. К тому же Дакота громогласно объявила всем, что к следующей встрече непременно испечет для гостей маффины. К следующей встрече? Кто-то возразил, что может быть занят в это время. Кто-то добавил, что вряд ли успеет прийти. Кто-то полез в карманный календарик. Но встреча все-таки состоялась. Дакота испекла свои маффины, и даже Джорджия присоединилась к компании. Вот так и возник вечерний клуб вязания по пятницам.

Через полгода клуб стал работать регулярно, и даже зимние сумерки не стали для него помехой. Люси закончила свой свитер и принялась за новый. Дакота увлеклась изучением рецептов выпечки и деталями украшений чайных кружек.

— Это у тебя рецепт от Джейн Кливер? — как-то спросила ее Джорджия, задумавшись о том, что ее дочь стала почти взрослой и сама умеет готовить.

— Да, я вчера видела ее по телевизору, — отозвалась Дакота и добавила: — Мама, это для клуба — ведь гости будут голодные! — И, помедлив еще минуту, спросила: — Как ты думаешь — может, со временем стоит пирожные продавать?

Джорджия улыбнулась: в Дакоте уже зарождалась независимость деловой женщины. И это хорошо.

Но планы Дакоты по продаже кондитерских изделий так никогда и не осуществились.

— Дорогая моя, я все еще финансовый директор «Уолкер и дочь», поэтому повременим с твоими начинаниями.

Но так уж случилось, что слухи и рассказы расползались с невероятной быстротой. Покупательницы делились новостями с друзьями и родными и предлагали им, в свою очередь, прийти выпить чаю или поболтать. В конце концов все поняли: вечерний клуб вязания по пятницам — идеальное место для отдыха и раскрепощения в кругу единомышленниц, поскольку там можно было не опасаться встретить мужчин.

Но бывали и курьезные происшествия. Однажды в магазин зашла женщина, которая больше там никогда так и не появилась, зато через несколько дней в гости заглянула ее подруга Дарвин Чжу. Она появилась вечером и заговорила с Джорджией с каким-то необычным покровительственно-снисходительным тоном, уселась за стол и достала блокнот. Как выяснилось позднее, она не была покупательницей или любительницей вязания — ее интересовала специфика женских клубов, поскольку именно ее она избрала в качестве объекта исследования для своей диссертации по социологии и психологии. Дарвин оказалась очень молода, не больше двадцати лет, и выглядела как американка азиатского происхождения. На все вокруг смотрела со снисходительной улыбкой и, видимо, относилась к посетительницам клуба как к предмету исследования, отделяя себя от них непроницаемым барьером. Понаблюдав за ними некоторое время, она обратилась с вопросами к женщинам за столом, чтобы уяснить причины «их одержимости вязанием».

— Как вы полагаете, интерес к вязанию как-то затрагивает ваши представления о роли женщины в обществе? — спрашивала Дарвин у одной тихой дамы, вязавшей женскую кофточку. Та затруднилась с ответом на такой сложный вопрос, и исследовательница, смутившись, оставила ее в покое.

У Аниты Дарвин спрашивала о вещах не менее неожиданных.

— Скажите, пожалуйста, вы чувствуете, что ваша страсть к вязанию — проявление старомодности и непонимания современного молодежного стиля одежды и жизни?

— О нет, — рассмеялась Анита, — наоборот: вязание заставляет меня чувствовать себя моложе — ведь я создаю нечто красивое и очень удобное.

Джорджия поначалу восприняла приход Дарвин весьма терпимо и даже обрадовалась ей. Настойчивость девушки ей импонировала, а серьезность, с которой она относилась к занятиям участниц клуба, вызывала у Джорджии гордость за свое предприятие, сделавшееся объектом научного исследования.

Но затем энтузиазм хозяйки магазина сошел на нет.

— Вы мешаете моим посетительницам и клиенткам, Дарвин, — заметила Джорджия, — вам не следует постоянно донимать их расспросами и понапрасну раздражать.

— Может быть, в вас говорит защитница коммерческих интересов и вы не хотите признать, что все эти женщины попусту тратят силы и время на старомодное увлечение рукоделием, вместо того чтобы профессионально самосовершенствоваться и делать карьеру? — парировала Дарвин не без вызова.

— Защитница коммерческих интересов? Вы что-то недопонимаете, Дарвин. Это моя работа, я занимаюсь своими клиентками, а насчет карьерного роста могу сказать: свою дочь я собираюсь отправить учиться в Гарвард, — ответила Джорджия с весьма недовольным выражением лица. Слова Дарвин показались ей оскорбительными — ведь вязание для нее не только источник доходов, но и интерес всей ее жизни. — Дорогая моя, хочу вам напомнить, что в моем магазине уроки вязания преподаются на профессиональном уровне.

Обе женщины с неприязнью уставились друг на друга. Дарвин нахмурилась, закусила губу и ушла.

Но через пару недель она появилась снова — как раз когда клуб только-только открылся. Обменявшись взглядами с Джорджией, она поняла, что та как бы говорит ей: «Вы можете оставаться здесь, но не беспокойте моих клиентов».

Дарвин нехотя кивнула в знак согласия. Она даже выбрала один из морковных маффинов Дакоты и попробовала его.

— Ого, очень вкусно! Потрясающе! — воскликнула она удивленно, а Дакота, необычайно гордясь собой, сообщила, что может снова угостить ее на следующей неделе.

— Мы будем рады, если вы придете, — мягко добавила Анита, посмотрев на Дарвин. Девушка поначалу решила, будто та издевается над ней и предложение это не более чем сарказм, но поняла свою ошибку, когда посмотрела в глаза Аниты и обнаружила там лишь участие и симпатию. Дарвин улыбнулась в ответ немного сдержанно, хотя втайне обрадовалась, что ей разрешили прийти вновь. Она скучала по этому странному заведению.

Однако эти собрания по пятницам, не принося никакой выгоды, не слишком радовали Джорджию.

— Они сидят тут по полдня, и никто ничего не покупает, — как-то раз заявила она Аните.

Конечно, это было не совсем справедливое замечание — магазин иногда ломился от наплыва покупателей, но период вечерних заседаний действительно в основном проходил в болтовне и развлечениях. Джорджия в такие моменты особенно остро чувствовала, как время и жизнь, посвященные исключительно работе и заботам о маленькой дочери, утекают сквозь пальцы. Она совершенно не успевала даже подумать о чем-то, кроме этой повседневной рутины. Все ее интересы сводились к тому, чтобы подсчитывать, сколько мотков продано и сколько осталось, какой шерсти стоит заказывать побольше, а от какой лучше совсем отказаться. Но она прекрасно понимала, что Аните эти собрания необходимы как воздух — они позволяли ей почувствовать себя нужной и востребованной. Для Дакоты же они являлись полезным развлечением и давали девочке возможность побыть некоторое время подальше от экрана телевизора, перед которым она привыкла просиживать часами.

Сам факт того, что Дакоте интересно заниматься чем-нибудь рядом с ней и она рада находиться дома, приносил Джорджии безграничное удовлетворение. Отношения с дочерью оказались для нее гораздо важнее собственных амбиций и сожалений о несостоявшейся карьере. Магазин сблизил их, появилось немало общего, и они стали гораздо лучше понимать друг друга. В конце концов, они обе были заняты делом с утра до вечера и их бизнес приносил прибыль, а значит, Джорджия кое-чего достигла за последние десять лет. С тех пор когда, работая за нищенскую зарплату помощницей редактора в небольшом издательстве, она в ужасе обнаружила, что беременна, ее жизнь сильно изменилась. Ее бойфренд Джеймс тогда решил расстаться с ней, сообщив, будто у него «есть серьезные планы на будущее и их отношениям пора положить конец». Но истинная причина состояла в другом: он завел себе любовницу в офисе, куда поступил на работу, — спал с владелицей крупного строительного агентства на Манхэттене.

Джорджия чувствовала себя виноватой в случившемся — она слишком привязалась к этому темнокожему высокому красавцу, с которым познакомилась как-то в баре. Она чересчур много бегала за ним и выказывала ему свое расположение. Ей нравились его развязность и самоуверенная манера держаться. Джорджии и в голову не приходило, что она стала для него лишь временным развлечением. Джеймс расценивал ее как особу, вполне подходящую для недолговечной постельной связи, и спутницу в его ночных похождениях по клубам — и только. Они не обсуждали ни вопросы совместной жизни, ни будущее своих отношений — просто стали жить вместе. Джорджия познакомила его со своими родителями. Энергичный Джеймс обладал необычайными амбициями. К тому же он привык жить на широкую ногу, и поэтому они ужинали в самых дорогих ресторанах и частенько покупали не слишком дешевые билеты на бродвейские шоу. Если они оставались дома, Джорджия, лежа в постели, читала рукописи, которые ей поручали просмотреть в издательстве, а ее любовник работал, сидя за столом в гостиной. Они были молоды, свободны, а Нью-Йорк дурманил головы обещанием огромных перспектив. Их связь казалась им приятным развлечением, доставлявшим обоюдное удовольствие. И Джорджии хотелось, чтобы все это продолжалось как можно дольше. В течение восьми месяцев они бродили по магазинам, строили планы по поводу покупки большой квартиры, рассматривали мебельные гарнитуры и предметы интерьера, прикидывая, как будет выглядеть их дом. Наконец они надумали купить жилье в Вест-Сайде. Однажды в постели с Джеймсом, положив голову на его широкую грудь, Джорджия, размышляя о будущем, вдруг спросила:

— Скажи, а твоя семья не будет против меня из-за того, что я белая?

Джеймс рассмеялся и ответил: все это чепуха. Потом они долго и весело болтали, пили и занимались любовью. Их отношения тогда представлялись ей идеалом взаимопонимания.

Но ей так и не суждено было познакомиться с его родителями. Она поняла это, лишь когда он бросил ее.

Она не могла поверить, что это случилось, но вскоре после того, как они расстались на время, Джеймс привез все ее вещи, оставшиеся в его квартире.

Когда он положил пакеты на диван, у Джорджии перехватило дыхание от ужаса. Она плакала и умоляла Джеймса не покидать ее, потом перестала есть и спать, а затем начала есть слишком много. «Сникерсы» и чипсы, гамбургеры и булки, пирожные с кремом, мороженое, пицца и торты… Она ела все, что покупала или находила в холодильнике. Даже самый дешевый фастфуд.

«Если ты столько ешь, то стоит задуматься, не беременность ли тому причиной?» — предположила как-то одна ее подруга, поборница здорового питания и экзотических диет.

Джорджия насторожилась. Месячные у нее действительно запаздывали. Даже слишком. И это уже само по себе было тревожным симптомом.

И что ей оставалось делать после этого? Вернуться назад в свой маленький городишко в Пенсильвании? Можно ли вообще пережить унизительное возвращение к родителям и в двадцать четыре года признать, что ее карьера летит к черту? Или ей все же стоило немедленно обратиться к врачу и сделать аборт? Джорджия проводила все свое время за чтением и разбором рукописей и писем в редакцию и поеданием самых сладких и высококалорийных маффинов.

Она решила ничего не предпринимать, просто пустила все на самотек и продолжала жить так, словно ничего не произошло, пока ее положение не стало очевидным для всех. Перед тем как купить билет на поезд, чтобы возвратиться к родителям, Джорджия отправилась прогуляться в Сентрал-парк. Она не видела иного выхода, кроме как обратиться за помощью к отцу и матери, однако ее гордость была уязвлена, а самолюбие изранено необходимостью признаться в случившемся.

— Мы очень счастливы, что ты вернешься домой, — сказал ей по телефону отец, опередив тяжелый вздох матери.

— Ты совершила ошибку, поверив обещаниям мужчины, — вмешалась мать. — Это же очевидно: ему нужно от тебя только одно. Ты не подумала о последствиях и ступила на скользкую дорожку; не все родители повели бы себя так снисходительно по отношению к опозоренной дочери.

Джорджия представила недовольное выражение на лице Бесс, сурово сжатые губы — она неоднократно видела это в детстве — и молча слушала их спор о том, на каком поезде ей лучше ехать. Она была настолько измотана физически и морально, что готова была согласиться с любыми их требованиями.

Лето выдалось жаркое. Кондиционер в ее жилище в Вест-Сайде работал не слишком исправно, и ей ничего не оставалось, кроме как компенсировать нехватку прохлады питьем ледяного сока. Волосы ее все время мокли от пота и прилипали к щекам, тяжесть живота казалась невыносимой, пальцы на руках распухли и болели, а покрасневшие глаза слезились. В конце концов она не вытерпела и однажды ночью позвонила Джеймсу, сообщив ему о своем положении. Он был не просто рассержен, скорее взбешен. Лежа в постели со своей новой подружкой, он коротко ответил ей, что у него нет времени с ней беседовать, и предложил встретиться завтра в парке. Она прождала его там почти целый день, сидя на скамейке с вязаньем и думая о ребенке, который скоро должен появиться на свет, но Джеймс так и не пришел.

— Какая любопытная модель! Вы выбрали довольно сложный вариант.

Джорджия подняла голову и посмотрела на элегантно одетую пожилую даму, стоявшую прямо перед ней и разглядывавшую ее вязанье. Шляпа почти полностью скрывала ее лицо. И Джорджии вдруг сделалось ужасно стыдно за свою неопрятность, за большой живот, за свою молодость и глупость.

Незнакомка села с ней рядом и принялась рассказывать, как она вязала когда-то для своих детей и какое важное место занимали спицы в ее жизни в течение длительного периода. Джорджии очень хотелось, чтобы она поскорее ушла, но, как человек воспитанный и тактичный, она слушала эту женщину и не прерывала ее. Джорджия молчала, в прострации уставившись в землю, и слезы ручьем текли по щекам.

— Не много найдется людей, способных связать такой рисунок, — услышала она, внезапно очнувшись и увидев, что женщина указывает на ее работу. — Вязание — старое, почти утраченное искусство, и ваша работа дорогого стоит.

Незнакомка покосилась на ее левую руку, ожидая увидеть кольцо, которого у Джорджии никогда не было.

— Знаете, будь я на вашем месте, я не стала бы сидеть сложа руки, если бы умела делать такие вещи. Я попыталась бы узнать, кому нужны шарфы и свитеры с необычными рисунками и узорами. Вам ничего не стоит стать настоящим профессионалом; если уж вы взялись за такую сложную работу, то сможете и все остальное. На Бродвее в одном из магазинов продаются отличные журналы с интересными моделями для вязания.

Джорджия совершенно потерялась от смущения; она даже не знала, что сказать в ответ — то ли поблагодарить незнакомку за совет и участие, то ли сделать вид, будто все это ей безразлично.

Женщина поднялась со скамейки, завидев мужчину, появившегося в начале аллеи.

— Дорогая моя, поверьте, у вас есть талант, я не ошибаюсь в подобных вещах. — Она положила на вязанье Джорджии визитку. — А чтобы вы не сомневались в том, что я говорю правду, вот вам мои координаты. Я хочу купить у вас первый же свитер, который вы свяжете. Возьмите для него кашемир и постарайтесь сделать все поскорее. Я буду ждать вашего звонка.

Она улыбнулась и, кивнув девушке на прощание, направилась прочь.

Джорджия взяла визитку и поднесла ее к заплаканному лицу: «Анита Ловенштайн. Сан-Ремо, 212-555-9580».