Выше звезд

Глава 1

— Я же сказала, Ингрэм, что не пойду с вами на бал!

Граф Ардвик бросил удивленный взгляд на Элоизу Брук, медленно направлявшуюся к окну.

Каждое ее движение было исполнено грации. Рыжие волосы от солнца, заполнившего гостиную, казались золотыми. Изумрудно-зеленое платье подчеркивало божественные формы. В ней было что-то восточное и, несомненно, магическое, от чего члены клуба на Сент-Джеймс-стрит приходили в экстаз.

Даже Его королевское высочество принц Уэльский не обошел ее вниманием.

Наконец она остановилась у окна, и граф в недоумении повторил свой вопрос:

— Как это не пойдете? Неужели я чем-то расстроил вас?

— Депо вовсе не в том, что я расстроена, — мягко сказала Элоизу. — Это вы огорчены, дорогой Ингрэм.

— Конечно, я огорчился, услышав, что вы не пойдете со мной на бал, особенно после того как вы прожужжали мне все уши, что вам хотелось бы появиться там в совершенно особенном платье! — Граф уже не скрывал своего раздражения. — Боже, сколько пришлось потратить на него!

— Вы, конечно, пожалели денег для меня, — съязвила Элоиза.

— Мне вовсе не жаль денег на такое платье. Но, думаю, это слишком неумеренные расходы, если учесть, что вы наденете его всего один раз!

Элоиза промолчала, и он добавил:

— Так или иначе я купил это платье, на что же вы жалуетесь?

— Я просто пытаюсь объяснить, Ингрэм, что не пойду с вами на бал. Я выбрала другого партнера и для бала, и для жизни.

Последние слова она произнесла с расстановкой.

— Для жизни? — воскликнул граф, подумав, что не правильно понял ее. — Что вы хотите этим сказать?

— Боюсь, это вас огорчит, но я решила выйти замуж за Яна Данбриджа.

Граф, устремившийся было к ней, остановился как вкопанный.

— Выйти замуж за Данбриджа? Никогда не поверю! Ведь вы помолвлены со мной!

— Помолвлены? Да, но тайно. Мы же условились, что еще раз обдумаем наше решение, прежде чем объявим о помолвке.

Па мгновение граф потерял дар речи.

Придя в себя, он выкрикнул в бешенстве:

— Вы выходите замуж за Данбриджа только потому, что он герцог, а отнюдь не из-за любви к нему!

— Это мое дело!

Граф весь кипел от обиды, и слова его хлестали словно плеть.

— Вы меня держали на крючке, так как думали, с Данбриджем у вас может ничего не получиться, как со случайно приобретенной вещью, а теперь, когда с ним все ясно, вы решили посмеяться надо мной — только потому, что вам нужен более знатный титул!

— Герцог — всегда герцог, — тихонько вздохнув, пробормотала Элоиза.

— Проклятие! — воскликнул граф. — Бы делаете из меня круглого дурака. Вы ведете себя постыдно и беспринципно — это все, что я могу вам сказать.

Он направился к выходу и, задержавшись на миг у двери, произнес:

— Прощайте, Элоиза, надеюсь, я больше никогда не увижу вас! — и вышел, не дожидаясь ответа.

Неимоверным усилием воли он заставил себя тихо закрыть дверь, тогда как хотелось с грохотом ее захлопнуть.

Граф быстро шел через зал, не в силах поверить в реальность происходящего.

Элоиза Брук, за которой он ухаживал почти два месяца, дала ему отставку в последнюю минуту.

И все из-за того, что герцог Данбридж наконец решился на стремительный прыжок.

Будь он проклят, и да будут прокляты все женщины!

Его карета ждала у парадного входа.

Он предпочел ее автомобилю, которым мог управлять, надеясь привезти Элоизу назад, в центр Лондона, чтобы его видели вместе с ней.

Ее отец, лорд Пенбрук, имел дома в Рейнлафе, и Элоиза несколько раз позволяла графу сопровождать ее в Лондон, несмотря на то что общество сочло бы это неприличным.

Оправданием, однако, могло служить то, что оба бывали приглашены на один и тот же бал или обед.

Граф откинулся на заднем сиденье и вдруг увидел перед собой огромный дорожный сундук.

— Что это такое? — спросил он лакея.

— Мне велели поставить это в карету рядом с вашим сиятельством, — ответил лакей.

Граф стиснул зубы. Он знал, что там костюм, в котором Элоиза собиралась предстать на сегодняшнем балу у герцогини Девонширской.

Бал являлся частью программы празднования бриллиантового юбилея королевы Виктории.

Несколько месяцев светское общество готовилось к нему. Герцогиня просила всех гостей прийти в маскарадных костюмах, проявив максимум фантазии.

По этому поводу было много споров, предложений и обсуждений — кто во что будет одет.

Леди Уорбертон вознамерилась появиться в костюме, олицетворявшем Британию.

Леди Джерард выбрана Селену, богиню Луны.

Эти две леди беспокоились, что кто-нибудь опередит их в выдумке и что многие другие претенденты будут разочарованы.

Элоиза замахнулась на костюм Клеопатры.

Соперницы весьма неохотно согласились с этим ее требованием.

Графу соответственно предложили стать Марком Антонием.

Он полагал, что желание Элоизы облачиться в костюм Клеопатры было слишком экстравагантным, и это его несколько будоражило.

— Клеопатра была египетской царицей и потому носила фантастически дорогие драгоценности, — объясняла Элоиза графу. — Вспомните, как Клеопатра дала Марку Антонию вино, в котором растворила жемчужную сережку!

Разговоры об этом продолжаются до сих пор.

— В те времена жемчуг был самой дорогостоящей ценностью, а так как общество не прочь развивать легенду о сережке, я считаю это излишней эксцентричностью, — возражал граф.

— Я не сомневаюсь, дражайший Ингрэм, что вы не откажете мне в паре жемчужных сережек.

Конечно, такие сережки можно было приобрести на Бонд-стрит за баснословную цену.

Граф обнаружил, что само платье по указанию Элоизы было украшено гирляндами из драгоценных камней.

— В конце концов, вы наденете это платье только на один вечер и все эти перлы больше никогда не будете носить, — сопротивлялся граф.

— Я хочу выглядеть абсолютно достоверно, все должно быть подлинным, — не сдавалась Элоиза.

Граф вынужден был заплатить за все сполна просто потому, что Элоиза была самой красивой из всех когда-либо виденных им девушек, а он уверял себя, что его избранница непременно должна быть выдающимся явлением.

Элоиза, с ее рыжими волосами, зелеными глазами и прозрачной кожей, действительно была самой очаровательной молодой женщиной во всем Мэйфэйре .

Ее соперницами, полагавшими, что их красота могла бы затмить ее, были в основном замужние женщины, которых обожал принц Уэльский, позволивший себе завести интригу с женщиной не своего класса, за что подвергся остракизму со стороны остальных представителей светского общества.

Пилли Пэнгтри наперебой приглашали к себе именитые хозяйки известных домов Лондона.

Тогда же принц пополнил свой список графиней Варвикской, с которой у него была настоящая любовь, принцессой де Саган и множеством других красоток.

Позднее он испытал величайшее наслаждение, прельстившись чарами миссис Кеппел.

Графу также отнюдь не были чужды головокружительные увлечения красивыми замужними женщинами.

Но, только увидев Элоизу Брук, ом подумал, что бриллианты Ардвиков будут выглядеть потрясающе на ее ослепительных волосах.

И в свои двадцать восемь решил, что пора наконец остепениться, произвести наследника или, вернее, нескольких сыновей, которые унаследуют его обширные поместья.

Поколение за поколением Ардвики приумножали свое богатство.

И теперь десятый граф Ингрэм Ардвик являлся одним из крупнейших землевладельцев Англии.

Он едва мог осознать, что девушка, которую он выбрал себе в жены, предпочла ему герцога.

И тотчас вспомнил, что самолюбие Элоизы было задето, когда ее подруга вышла замуж за маркиза.

Он-то считал, что союз с человеком, на двадцать лет старше ее, нельзя назвать завидным браком. Зато у него заманчивый титул.

Разве Элоиза могла проигнорировать тот факт, что ее подруга пойдет на обед перед нею?

Для Элоизы стать герцогиней означало «быть бревном в глазу» для честолюбивых мам и отчаянно стремящихся показаться в свете дебютанток.

Они бегали за Данбриджем с тех пор как тот окончил Итон.

Конечно, граф был не настолько глуп, чтобы не замечать своих достоинств.

Помимо исключительной красоты, он отличался яркими спортивными достижениями; он слыл самым интеллигентным среди молодых придворных.

Он самостоятельно управлял имениями, обладая блестящими организаторскими способностями, что было предметом зависти для прочих землевладельцев графства.

Его лошади постоянно выигрывали классические скачки.

Он был экспертом во время игры в поло, проходившей в Хантинг-Филд.

Он так часто побеждал в забегах и скачках с препятствиями, что иные любители спорта отказывались состязаться с ним.

«С меня довольно! Я не хочу больше видеть, как вы обгоняете меня, — сказал один из них на прошлой неделе. — Гораздо проще преподнести вам кубок победителя еще до старта, чем доводить себя до изнеможения, мчась галопом по пересеченной местности, чтобы в результате вы первым приходили к финишному столбу».

Этот протест, высказанный полушутливо-полусерьезно, несколько смутил графа.

Он знал, что его успех предопределен не только его искусством наездника.

Он просто очень тщательно выбирал лошадей и сам тренировал их.

Свой дом, Ардвик-парк, которым владели несколько поколений его рода, он после смерти отца сделал произведением искусства.

Ко всеобщему изумлению, дом был перестроен не в позднем викторианском стиле, который входил в моду. Теперь он выглядел как строение начала века.

Необычность дома привлекала внимание множества людей. Они толпами ходили смотреть на новшества, столь изменившие его внешний вид. Многим казалось странным, что именно принц Уэльский пресек все критические высказывания, заметив:

— Вы создали замечательный фон для своего существования, который, должен сказать, достоин вас.

С тех самых пор все бурно приветствовали Ардвик-парк, продолжая декорировать свои интерьеры и фасады бесконечными растительными орнаментами и витыми украшениями, от чего их гостиные выглядели довольно старомодно.

Граф уже подумывал о том, какие изменения он произведет в спальне, которая будет принадлежать Элоизе после их свадьбы. На его взгляд, обилие розовых тонов в расцветке ковра и занавесок было бы несовместимо с ее огненно-рыжими волосами.

Он готовил ей приятный сюрприз, когда она войдет в Ардвик-парк в качестве хозяйки поместья.

Он хотел подарить ей массу красивых вещей, чтобы они еще больше оттеняли ее совершенства.

Мечтая осуществить свои щедрые планы, он зачастую чувствовал себя оскорбленным ее отношением к нему, ее сумасбродным расточительством, причудами и откровенной глупостью, ярко выраженной в пристрастии к огромному количеству кричащей мишуры.

Как большинство мужчин, он не любил костюмированных вечеров. Однако он знал, что для женщин всегда лучшим развлечением были всяческие переодевания. Поэтому спорить было бесполезно.

И вот теперь после объяснения с Эпоизой ему нет никакого смысла идти на бал.

И вдруг ему пришло в голову: если он не пойдет на этот бал, то все узнают, что Элоиза его бросила, хотя официально о помолвке еще не было объявлено.

Его отсутствие послужит доказательством того, о чем все подозревали и что было правдой.

Когда Элоиза настаивала на тайном обручении, граф согласился, хотя и был несколько озадачен.

Он не мог даже вообразить, что она .тянет время в надежде получить более выгодное предложение.

Отсрочка официальной помолвки давала ей гарантию, что она не унизит себя, дождавшись нужного кандидата.

Какой циничный расчет!

Он же думал, что тайное обручение придаст большую основательность их отношениям, что их любовь будет вечной. Что это будет та совершенная любовь, о которой мужчины и женщины грезили с начала времен.

В эту минуту граф вспомнил, как она изо всех сил старалась уберечься от сплетен и пересудов о них в свете.

— А я хочу, чтобы все знали! — протестовал граф на последнем балу, когда после второго танца Элоиза отказала ему в третьем.

— Люди будут болтать, — сказала она шепотом.

— Ну и пусть! — возразил граф. — А я хочу, дорогая, танцевать с тобой. Я хочу прижать тебя к себе!

— Этого-то и не надо делать! — широко распахнула глаза девушка. — Ведь люди наблюдают за нами. Да и как им не любоваться — особенно тобой!

Ты так красив! — Она бросила на него чарующий взгляд.

Он ответил тривиальным комплиментом:

— А ты так прекрасна, что любой способен потерять голову, глядя на тебя! Ты знаешь, как я хочу целовать тебя, Элоиза!

— Позднее! Гораздо позднее… — пролепетала она. — И уж по крайней мере не здесь!

Он даже оценил тогда ее благоразумие. В конце концов, до их помолвки он должен поговорить с лордом Пенбруком, а также со своей бабушкой. Остальные его родственники были бы тоже расстроены столь спешной помолвкой, так как лишились бы внимания к себе в свете.

— Давай хоть немного еще подождем, — умоляла Элоиза, когда он обсуждал все это с ней. — Ты знаешь, я люблю тебя, Ингрэм. Но все же — у тебя было так много любовных приключений до встречи со мной!

— О, они ровно ничего не значат, абсолютно ничего по сравнению с тем чувством, которое я испытываю к тебе! — решительно сказал граф. — Пет никого прекраснее тебя!

Элоиза улыбнулась, приняв его слова как должное. Почти те же самые слова говорили ей многие.

Самоуверенная, она блистала среди девушек своего круга, покоряя всех своими рыжими волосами и зелеными глазами.

Ее ровесницы ничем особенным не отличались. У них был вид обычных англичанок — с их светлыми волосами, голубыми глазами и бело-розовыми щечками.

Элоиза поражала такими народами, которые подчеркивали не только ее природные цвета, но и изгибы ее восхитительного тела. К счастью, лорд Пенбрук был весьма состоятельным человеком, и она могла себе многое позволить.

Никто не знал, сколько времени она проводила перед зеркалом, прежде чем показаться в свете. Никто не мог оторвать от нее взгляд.

Каждое ее движение, поворот головы, легкий взмах ресниц — все это она довела до совершенства, и эффект был поразительный.

Где бы то ни было, если речь заходила о ней и графе, естественно, не обходилось без сплетен и намеков, будто между ними что-то есть.

Только теперь граф ясно представил, какую сенсацию вызовет его отсутствие на балу у Девонширов. С другой стороны, если он появится там…

«Какое из двух зол меньше?»— мучительно размышлял он.

Граф был достаточно умен, чтобы понимать — большинство мужчин будут в восторге, когда узнают, что ему дали отставку.

Они расценят ее как возмездие за все его блистательные победы, богатство и красоту!

Конечно, многие ему завидовали. А как же иначе?

Матроны, мечтавшие увидеть своих дочерей графиней Ардвик, всегда были готовы к поимке подобной «дичи»!

«Что же мне делать?»— вопрошал он себя вновь и вновь.

Погруженный в эти горестные, думы, граф не сразу почувствовал, что карета остановилась.

Он выглянул в окно. Впереди, на узенькой улочке, царила невообразимая суматоха.

Видимо, несчастный случай — один из тех, которые теперь часто происходят из-за возросшего числа проезжающих.

Многие улицы Лондона стали слишком тесны для экипажей.

Высунувшись из окна, граф увидел, что сцепились колеса двух повозок. Он открыл дверцу и вышел.

В центре внимания оказались почтовый дилижанс и наемный экипаж.

Возницы громко переругивались. Наемный экипаж почти свалился набок.

Граф пошел вдоль мостовой. Толпа мальчишек и несколько пожилых жильцов окружили потерпевший аварию экипаж.

Застрявшие силились как-то продвинуться, чтобы дать графу проехать: поняли, что это один из власть имущих.

Он остановился как раз перед почтовым дилижансом. В нем он разглядел молодую девушку и маленького мальчика. Мальчик пытался вытащить оттуда спаниеля, перепуганного случившимся не меньше пассажиров.

Граф подошел к девушке.

— Могу я вам чем-нибудь помочь? — спросил он.

Девушка была маленькая и худенькая и смотрела на него широко распахнутыми глазами, как будто была удивлена, что он с ней разговаривает.

И он отметил про себя, что она необычайно прелестна, да, да, именно прелестна — самое подходящее слово!

Он понял, что она еще очень молода, смущена и испуганна.

— Мы тут столкнулись… — молвила она без всякой надобности. — И я просто не знаю, что делать…

— Боюсь, вы не сможете больше находиться в этом дилижансе, — сочувственно заметил граф.

— Нет… конечно, нет… Я полагаю, это невозможно.

У Мальчика на руках сидел спаниель.

— Брэкли так испугался, Люпита, — сказал он.

— Думаю, пес придет в себя, если ты спустишь его на землю, но держи крепко поводок, Джерри.

А между тем возницы продолжали осыпать друг друга проклятиями, употребляя слова, которые, по мнению графа, отнюдь не могли быть предназначены для ушей молодой девушки.

Улица, на которой они застряли, находилась в квартале бедняков.

Кроме пострадавших почтового дилижанса и наемного экипажа, по ней проезжали тяжелые телеги-фургоны.

— Я предлагаю вам и вашему, по всей видимости, брату, отдохнуть, прийти в себя, чтобы вы могли продолжить поездку и спокойно добраться до того места, куда вы направлялись.

— О, как вы… добры! — воскликнула девушка. — Но…

— У вас есть багаж? — прервал ее граф.

— Да, есть… — Она показала на маленький саквояж, приютившийся на ящике почтового дилижанса.

Граф жестом подозвал своего лакея, оставшегося у кареты. Тот сразу прибежал.

— Слушаюсь, милорд.

— Возьми саквояж, Джеймс, и перенеси его в нашу карету, поставь сзади.

Пакей снял саквояж, оказавшийся не слишком тяжелым.

— Теперь, я полагаю, вы перейдете в мою карету, а я пока постараюсь разнять бранящихся возниц и освободить дорогу, чтобы можно было проехать, — обратился граф к девушке.

Она взяла за руку мальчика, и они последовали за лакеем, который шагал впереди с багажом.

Граф поспешил к месту аварии.

Всего несколькими словами он утихомирил разъяренных возниц, уважавших власть и знатность. С кислыми физиономиями они продолжали оттаскивать повозки и погонять лошадей, чтобы открыть путь графу с его новыми знакомыми.

Вскоре дорога была свободна.

Граф вернулся в свою карету и закрыл дверцу.

Девушка с мальчиком расположились на заднем сиденье, собака устроилась напротив них.

Граф сел впереди, и девушка пролепетала:

— Вы так… добры к нам. Я и брат… очень благодарны вам.

— Общение с вами мне только доставило удовольствие… И куда же вы теперь намерены ехать?

Пакей стоял у дверцы кареты в ожидании новых приказаний.

Немного подумав, девушка сказала:

— Не знаете ли вы здесь гостиницу, где мы могли бы остановиться?

Граф посмотрел на нее с удивлением.

— Гостиницу? Но если вы прибыли в Лондон, у вас, вероятно, есть родственники или друзья, у которых вы собирались остановиться?

— Нет… нет. Боюсь, никого нет… — замялась девушка. — Так получилось, что Джерри и я должны где-нибудь поселиться… затаиться в тихом, достойном месте… где никто не сможет… нас найти.

Граф был изумлен и заинтригован.

Сложившаяся ситуация таила в себе некую загадку, которую следовало разгадать, что казалось ему весьма занимательным. С этими юными существами явно происходило нечто странное.

— Можешь быть свободен, Джеймс!

Лакей закрыл дверцу кареты и отошел.

Когда лошади тронулись, граф сказал:

— Первое, что нам стоило бы сделать, это, я полагаю, представиться друг другу. Я — граф Ардвик.

Девушка, легко вздохнув, произнесла:

— Я слышала о вас!.. Вы — знаток породистых лошадей и владелец замечательных скакунов. В прошлом году вы выиграли Золотой кубок… в Аскоте, Граф улыбнулся.

— В самом деле выиграл, но удивительно, что вы об этом знаете.

— Мой отец очень интересовался бегами и скачками. А когда у него сильно ухудшилось зрение, я читала ему в газетах репортажи о состязаниях и прочих спортивных новостях.

Речь ее была так искренна и безыскусна! А манера говорить свидетельствовала о том, что она выросла на природе, в провинции. О Лондоне знала крайне мало.

Хорошую гостиницу для себя и брата в Лондоне ей было бы трудно подыскать. Хозяев гостиницы наверняка насторожило бы, что молодая девушка путешествует без пожилой сопровождающей-наставницы, как это полагалось в обществе.

— Однако вы так и не назвали себя, — напомнил граф.

— Я Люпита Ланг, а это мой братик Джереми. Его все зовут Джерри.

Немного поколебавшись, она добавила:

— Возможно, я также не должна утаить от вас, что он граф Лангвуд.

Граф в изумлении посмотрел на нее.

— Граф Лангвуд? — опомнившись, сказал он. — Тогда я знал вашего отца.

Я слышал, он скончался.

— Он… он… умер прошлой зимой. — Люпита произнесла эти слова с такой скорбью, что не оставалось сомнений: смерть отца оказалась для нее страшным ударом.

— Глубоко сожалею… — промолвил граф. — Я встречал вашего отца два года назад в Нью-Йорке и уверен, что видел его в Аскоте в прошлом году, когда, как вы помните, я выиграл Золотой кубок.

— Да, да, он там был… А теперь, когда его нет, мы с Джерри вынуждены бежать из дома.

Граф в недоумении посмотрел на нее.

— Бежать? Почему и от кого?

Казалось, воцарившаяся тишина источала грусть. Наконец граф деликатно спросил, не намерена ли она рассказать ему всю правду.

В эту минуту неожиданно загремел оркестр.

Джерри быстро открыл окно.

Одетые в красные мундиры, по улице маршем шли солдаты, а перед ними — военный оркестр. К этому зрелищу лоидомцы уже привыкли: оно не раз повторялось, с тех пор как две недели назад был отпразднован бриллиантовый юбилей королевы Виктории.

Для Джерри это было новое, волнующее событие. Он далеко высунулся из окна, чтобы увидеть последнего солдата, замыкающего шествие.

И тогда граф услышал тихий голос Люпиты:

— Кто-то пытается убить Джерри.

Граф пристально посмотрел на девушку, но когда он хотел заговорить, она прижала палец к губам. Он понял, что она не хотела рассказывать свою историю в присутствии братишки.

Как только они вышли из кареты, граф сказал:

— Я думаю, вы совершили бы непростительную ошибку, леди Люпита, если б остановились в гостинице с Джерри одна. Поскольку я знал вашего отца, я чувствую себя в какой-то степени ответственным за вас с братом. Поэтому предлагаю вам остаться в моем доме на Гросвенор-сквер.

Предложение графа крайне удивило Люпиту.

— Остаться здесь у вас? Но ведь мы только что познакомились.

— Знаю, — ответил граф с улыбкой. — Но вы, вероятно, и не подозреваете, с какими трудностями вам пришлось бы встретиться, остановись вы в незнакомой гостинице в чужом месте. К тому же в связи с юбилеем королевы все хорошие отели переполнены.

— А я об этом и не подумала, — сказала Люпита с детской непосредственностью.

— Именно поэтому, — продолжал граф, — разрешите еще раз предложить вам пожить у меня — хотя бы до тех пор, пока вы не свяжетесь со своими родственниками. Вас всюду будет сопровождать моя бабушка, она как раз сейчас находится у меня, и вы с братом попадете под ее покровительство, и будут соблюдены светские традиции.

Граф улыбался, ожидая, как Люпита отнесется к этому предложению.

— Хотя бабушке под восемьдесят, она не пропустила ни одного юбилейного торжества и желает насладиться каждой минутой праздника.

— Благодарю вас от души! Огромное… вам спасибо… С вашей стороны это так… благородно! Если бы папа был жив, он по достоинству оценил бы ваш поступок.

Граф больше ничего не сказал, но был ошеломлен всем происшедшим и услышанным.