Люпита проснулась, когда служанка раздвигала гардины. Затем она внесла поднос с завтраком и поставила его рядом с кроватью.
— Завтрак в постели? Что за роскошь! — воскликнула Люпита.
— Его сиятельство граф приказал, чтобы вас проводили в парк, если вы спуститесь к одиннадцати тридцати.
— Я спущусь сразу после завтрака.
Она взглянула на часы над кроватью и удивилась, что как раз одиннадцать часов.
«Я быстро привыкну к лондонским порядкам», — подумала она.
Во время завтрака в комнату вбежал Джерри и пожаловался, что ему не разрешали войти, пока она спала.
— Ты лентяйка, раз спишь так долго!
— Я вчера очень поздно легла — я танцевала на балу.
Джерри это совсем не интересовало.
— У меня появилось несколько новых игрушек, ты обязательно их посмотри!
— Обещаю тебе! Я сейчас встану.
Джерри обошел ее комнату, разглядывая разные предметы. Но было видно, что он спешит вернуться к своим игрушкам.
Как мило, что граф разрешил Брэкли сколько угодно гулять в саду и не забыл дать указание экономке, какие игрушки она должна принести с чердака дня Джерри. До чего же граф внимателен! Эти игрушки хранились про запас и вот теперь оказались нужны.
«Я так счастлива, так счастлива», — повторяла про себя Люпита.
Она вспоминала комплименты, услышанные вчера вечером от мужчин, которым граф разрешил танцевать с ней. Друзья графа настаивали, чтобы их представили самой прекрасной Клеопатре, какую только можно себе вообразить.
Люпита решила, что люди восторгались не ею, а ее нарядом и спектаклем.
В то же время мысль об ошеломительном успехе волновала кровь.
Люпита надеялась, что граф вчера был ею доволен.
Пришла миссис Филдинг помочь ей принять ванну и одеться. Люпита надела лучшее из привезенных ею платьев и самую красивую шляпку.
Она не могла не чувствовать, что граф находится под впечатлением от минувшей ночи на балу, и хотела, чтобы у нее и дома была более заметная внешность.
Когда она спускалась с лестницы, граф смотрел на нее оценивающим взглядом.
Вероятно, она выглядела так провинциально, что он изменил свое решение покатать ее на автомобиле…
Возле дома стоял элегантный фаэтон, запряженный парой под масть тщательно подобранных коней.
Грум, в живописной ливрее и высокой шляпе с кокардой, сидел сзади.
Перед отъездом на прогулку граф дан указание лакею, чтобы тот неусыпно следил, чем занимается Джерри. Он предложил заинтересовать мальчика игрой в мяч ракетками, находившимися в игровой комнате.
Уже в фаэтоне Люпита сказала:
— Как вам удается обо всем подумать? Вы и умны, и добры, и внимательны одновременно!
— Ну, ты мне льстишь! Я с удовольствием выслушиваю твои похвалы, но на самом деле это я должен говорить тебе комплименты.
Люпита с тревогой взглянула на него.
— Я… боялась, вы найдете меня недостаточно модно одетой, чтобы кататься с вами…
— На мой взгляд, ты выглядишь очаровательно. Я теперь официально считаюсь твоим опекуном, потому что твой отец скончался, и теперь я буду заботиться о вас обоих. Я послал на Бонд-стрит за продавцом; он посмотрит на тебя сегодня вечером и определит, какие платья будут тебе необходимы, если ты захочешь принять хотя бы часть приглашений, которые отныне потекут рекой.
К удивлению графа, она рассмеялась.
— Я не могу поверить в возможность этих приглашений.
— Вот погоди немного и увидишь, что я прав, — доказывал он.
Граф погонял лошадей с лихостью заправского грума, и Люпита подумала, что подобное знание дела было бы приятно ее отцу.
Когда они повернули на Роттен Роу, ей показалось, что их фаэтон красивее всех.
В открытых двухместных экипажах сидели изысканно одетые леди, подняв маленькие изящные зонтики.
Было также немало верховых джентльменов, знакомых с графом. Они ехали медленно.
Вдруг граф увидел в открытой карете Элоизу с герцогом Данбриджским.
Граф поехал позади них, зная, что она наблюдает за его фаэтоном.
Поэтому он решительно повернул голову в другую сторону, как бы приветствуя верхового джентльмена.
Граф представил себе, как ее должно раздражать, что каждый проезжающий смотрит на Люпиту.
Все, конечно, узнали в ней Клеопатру минувшей ночи, и он не сомневался, что, наблюдая, они обмениваются новостью, будто теперь граф и Люпита тайно обручены.
Их прогулка по Роттен Роу только подтверждает догадки светских львов и львиц. К тому же с Люпитой нет сопровождающей дамы, что идет вразрез с общепринятыми правилами, и это еще красноречивее говорит о характере их отношений.
Граф с удовлетворением отметил, как искусно он пропустил Элоизу в Виннинг-пост.
Хотя она сидела на переднем сиденье открытой кареты, а Данбридж — позади нее, рядом с ней восседала пожилая женщина, исполняя, вероятно, роль дуэньи.
Должно пройти от четырех до семи дней, прежде чем Элоиза сможет объявить о своей официальной помолвке с герцогом.
В то же время ей все без конца твердили, что граф Ардвик тайно помолвлен с очень красивой девушкой, которая сейчас сидит в фаэтоне. Да, он нанес Элоизе весьма чувствительный удар.
Этого она ему никогда не простит.
Прогулка по парку заняла около часа.
Вернулись они ко второму завтраку. В столовой к ним присоединилась графиня Дауджерская. Ей не терпелось узнать обо всем, что произошло на балу.
Граф поведал ей, как он играл роль Юлия Цезаря и как Люпиту-Клеопатру вынесли завернутую в ковер, — так было в подлинной истории.
Бабушка зааплодировала.
— Только ты, Ингрэм, мог придумать такое оригинальное представление.
Уверена, о нем еще долго будут говорить как о гвозде программы.
— Надеюсь, — скромно ответил граф.
Затем они перешли в гостиную, и граф сказал, что ему еще надо написать несколько писем.
Он обещал пригласить герцогиню Девонширскую.
— Передай ей мою любовь и сообщи, что я надеюсь встретиться с ней завтра; хочу услышать ее версию о том» что и как было на маскараде, — попросила бабушка.
Граф улыбнулся.
— Не сомневаюсь, это займет очень много времени.
Он направился к двери, но внезапно вернулся и подошел к девушке. — Ты не забыла, Люпита, что продавец приезжает сегодня вечером?
Отбери все, что покажется тебе наиболее подходящим. А когда я вернусь, я решу, хорош ни твой выбор модной одежды.
— Я… конечно, не могла бы решить ничего самостоятельно… Что, если я сделаю ужасную ошибку… и вы не одобрите то, что я… выберу?
— Ты просто отложи выбранную тобой одежду до моего возвращения.
Я пробуду у Девонширов совсем недолго и явлюсь прежде, чем ты закончишь наряжаться и украшаться.
Граф уехал.
Люпита беспомощно посмотрела на графиню Дауджерскую и тихо произнесла:
— Я чувствую, что… не должна позволять его светлости покупать мне одежду… И в то же время я не хочу, чтобы он меня стеснялся.
— Я уверена, этого никогда не будет, дорогая. — Графиня улыбнулась. — Мой внук уже говорил мне, что после смерти ваших родителей он чувствует ответственность за вас с братом. Пусть внук делает то, что считает нужным, и все будет хорошо. Он всегда серьезно продумывает свои решения.
Немного погодя Люпита спросила:
— Ваш внук рассказал вам, почему мы убежали из дома?..
— Да, он мне все рассказал, и я в ужасе от того, что человек, которого считают джентльменом, способен на столь чудовищные поступки!
Она даже задохнулась от волнения. Едва оправившись, графиня продолжала:
— К сожалению, подобные люди, пустившие на ветер огромные суммы и погрязшие в долгах, опасны своей непредсказуемостью.
Графиня говорила так резко, что Люпита не могла отделаться от ощущения своей вины.
— Чувствую, что я… навязалась его сиятельству… — пролепетала она, — но я была так напугана… я просто не знала, что мне делать.
— Вам надо делать одно — слушаться во всем моего внука, который будет заботиться о вас обоих! Он очень умный, надежный человек, и я уверена, вы никогда не пожалеете, что обратились к нему за помощью.
— Большое вам спасибо. Я уже чувствую себя гораздо спокойнее. Я никогда не жила в городе… поэтому боюсь наделать… ошибок.
— Будьте спокойны и радуйтесь жизни, — посоветовала графиня.
Когда сообщили, что приехал продавец самого модного магазина, Люпита безотчетно обратилась к графине:
— Пожалуйста, пойдемте со мной…
Вы всегда так красиво… одеты, у вас такой безупречный вкус, как мне кажется… Я боюсь ошибиться.
— Конечно, я пойду с вами, раз вы желаете. Поспешите в свою спальню, где продавец ждет вас. Я приду туда через несколько минут.
Графиня, оставшись одна, произнесла благодарственную молитву, чтобы это прелестное, чистое дитя отвлекло внимание внука от Элоизы Брук.
Графиня никогда не любила эту женщину.
Конечно, Элоиза очень красива, но она из тех, кто хочет получить от жизни все.
Не о такой жене для своего внука мечтала бабушка.
И вот в последний момент, когда графиня была уверена, что Элоиза готова подцепить его, самым волшебным образом граф спасен. Ведь ее внук вряд ли бы обратил внимание на особу, столь скромную, бесхитростную и наивную, как ребенок, которую сейчас взял под свое крыло, В то же время графиня Дауджерская понимала, что новая знакомая спасает графа от позорной роли отвергнутого поклонника, о чем вскоре узнало бы общество.
«Все к лучшему, — думала она, медленно поднимаясь по лестнице, — и чем дольше у Ингрэма будет сохраняться интерес к этой девушке, тем отраднее».
Все платья, привезенные с Бонд-стрит, были так прекрасны, что Люпита не могла ни одному из них отдать предпочтение.
Графиня сказала, что наиболее разумным было бы прежде остановиться на утренних туалетах. После этого они отобрали несколько домашних платьев, которые носят после обеда, и, наконец, перешли к вечерним.
Каждое платье из отобранных ими казалось Люпите роскошнее предыдущего.
Девушка постоянно руководствовалась советами графини, прежде чем попросить продавца отложить какое-нибудь платье в сторону.
Наконец в результате долгих обсуждений они выбрали три утренних платья, три послеобеденных и четыре вечерних.
— Неужели мне понадобятся все? — воскликнула изумленная Люпита.
— Я совершенно уверена, через две-три недели ты скажешь, что тебе нечего надеть, — возразила опытная графиня.
Продавец согласился.
— Вы очаровательны в любом из них, миледи, — сказал он Люпите, — и я нисколько не преувеличиваю, утверждая, что много лет уже не одевал столь прелестную женщину, как вы, ваша светлость!
— Не могу в это поверить, но приятно слышать такие слова от вас, — в смущении промолвила Люпита. — Это так мило с вашей стороны!
Графиня сказала, что должна написать несколько писем, и вышла в будуар, куда вела дверь из спальни.
Люпита быстро сбежала вниз, с трепетом ожидая графа.
Продавец с миссис Филдинг убирали платья, отобранные для «одобрения».
Продавец не сомневался — графу понравится все, что они выбрали.
У входа в гостиную дворецкий Доукинс передал Люпите письма на серебряном подносе.
— Вам поступило много писем, миледи, но я не хотел вас беспокоить, пока вы не закончите свои дела.
— Письма? Для меня? От кого же они могут быть? — поразилась она.
Доукинс улыбнулся.
— Думаю, миледи, вы найдете в них приглашения.
Люпита вспомнила слова графа.
Она не могла себе представить, что гора писем на серебряном подносе — действительно адресованные ей приглашения.
Взяв письма, она вошла в гостиную.
Доукинс оказался прав. Многочисленные знаменитости, видимо, друзья графа, желали видеть ее у себя на балах и обедах.
Тогда ей действительно понадобятся вечерние платья.
Она перечитывала приглашения, когда открылась дверь в гостиную и кто-то из лакеев возвестил:
— Высокочтимая Элоиза Брук, миледи!
Крайне удивленная, Люпита должна была принять посетительницу.
В дверях стояла изысканно одетая, красивая женщина.
Люпита вспомнила, что видела ее на балу; она ошеломила всех тиарой, украшавшей ее голову, и невероятным количеством бриллиантов, их было, наверное, больше, чем на королеве.
Она встала, наблюдая, как Элоиза вихляющей походкой идет к ней через комнату.
Нежданная гостья была потрясающе хороша собой, однако на лице ее было явно враждебное выражение.
Глядя на Люпиту с надменным видом, Элоиза презрительно сказала:
— Я видела вас вчера на балу, где вы появились в очень странном обличье. Не могу себе представить, что женщина, претендующая, чтобы ее называли «леди», способна так вульгарно развлекаться.
Люпите казалось, будто она не говорит, а выплевывает слова ей в лицо, и в полнейшем изумлении, широко раскрыв глаза, взирала на пришедшую.
Затем отступила инстинктивно назад, как будто боялась, что Элоиза может ее ударить.
— Я… была с графом… Ардвиком, — запинаясь, ответила ома.
— Мне это очень хорошо известно, — резко прервана ее Элоиза. — Он, видно, где-то подобрал вас и привел на бал специально для того, чтобы меня унизить! Он, приведя вас, нанес мне оскорбление.
— Я не понимаю… — пролепетала Люпита.
— Вы должны бы уяснить, что вели себя с графом возмутительно и совершенно неприлично для леди. Не понимаю, как только ваши родители могли вам разрешить такое…
— Мои родители умерли…
— Полагаю, вы достаточно ловкая, чтобы вцепиться в графа и устроить представление, которое рассмешило всех собравшихся на праздник.
Люпита не знала, что ей ответить.
Она молча рассматривала эту красивую женщину, не понимая, чем она, Люпита, могла вызвать у нее такое негодование.
— Подозреваю, вы понимаете, что граф влюблен в меня, — продолжала Элоиза. — Он хочет, чтобы я стала его женой. И эта смешная шарада с Клеопатрой должна была рассказать мне, как сильно он обо мне тоскует.
Она перевела дух, чтобы набраться сил для новых обвинений.
— А если вы думаете втереться к нему в доверие и вызвать его любовь, то глубоко ошибаетесь. Он любит меня!
Вы можете понять это своей глупой головой? Я знаю, он никогда никого другого не полюбит так, как меня!
Она возвысила голос почти до крика и, окинув Люпиту взглядом сверху донизу, вызывающе добавила:
— Убирайтесь, идите к привычному вам окружению — к тому обществу, которому принадлежите; эти люди сами делают себя посмешищем в глазах высшего лондонского общества.
С этими словами, не попрощавшись, она быстро вышла из гостиной.
Люпита опустилась на коврик перед камином и закрыла лицо руками.
Она вспомнила, как весело было прошлой ночью, когда граф сказал ей, что хочет получить от нее радость, а это будет зависеть от того, как она станет себя вести, слушаясь его.
Каждая минута была для нее счастьем — и когда переодевалась в костюм Клеопатры, и вообще… как замечательно было ехать с ним на бал!
Казалось, будто все, что с ней происходило, — это волшебная сказка и она вступает в этот мир прекрасной героиней… Как всех потрясло, когда ее внесли в танцевальный зал и она вышла из ковра, как когда-то реальная Клеопатра!
Люпите не казалось, будто она делает что-то не так, как полагалось бы.
Почему эта красавица назвала ее «вульгарной»?
Теперь же она вдруг подумала, что папа и мама не одобрили бы ту роль, которую она играла, даже если бы это происходило в частном доме, а не у Девонширов.
«Я должна уехать домой», — решила она. Но она понимала, что не может уехать отсюда из-за Джерри.
Слезы сами собой полились из глаз.
Она из-за них ничего не могла видеть, только услышала, как отворилась дверь.
Она подумала, что это слуга и он объявит о новом визитере. По дверь закрылась, и чьи-то шаги направлялись к ней.
Она вытирала слезы тыльной стороной ладони, но они все текли и текли по щекам.
Вдруг кто-то остановился позади нее.
— Что случилось? Я слышал, Элоиза Брук была здесь. Это она расстроила тебя?
Люпита была не в состоянии отвечать.
К ее изумлению, граф подхватил ее на руки и перенес на диван.
Он вынул из кармана носовой платок и вложил его в ее руку.
— А теперь расскажи, почему ты так горько плачешь, отчего Так несчастна? Когда я уходил, ты была весела, смеялась и радовалась всему, что мы с тобой делали.
Она долго не могла справиться со слезами, но, понимая, что граф ждет ее признания, наконец попыталась рассказать о происшедшем. Голос ее был очень тих и прерывист.
— Сюда приходила красивая леди, она сказала, что я вульгарна, что мне в их обществе нет места и все смеялись над тем, как я себя вела прошлой ночью.
Граф издал какой-то непонятный возглас.
— Леди сказала, что я должна убираться туда, откуда приехала… Но как же я могу уехать домой, когда там кузен Руфус?
Ее слова звучали так горестно, что граф невольно обнял ее, и она уткнулась в его плечо.
— Леди сказала, что я делаю вас посмешищем в вашей среде, — произнесла она рыдая.
Граф прижал ее к себе.
— На самом деле она имена в виду, что это я сделал ее посмешищем, именно ее.
Он говорил это как бы в раздумье.
— А теперь, Люпита, послушай, что я тебе скажу. И, по-моему, я уже говорил тебе это раньше.
Она слушала, все так же уткнувшись в его плечо.
— Мне казалось, что Элоиза Брук очень красива, и впервые в жизни я решил жениться и осесть здесь, в поместье. Позднее я понял, что ее красота лишена души и не может меня затронуть. Под красивой внешностью — коварство и интриги. И все, о чем она мечтает в жизни, — это знатный титул, а не любовь.
Люпита была крайне удивлена услышанным и подняла лицо. Ее ресницы все еще были влажны, на щеках — следы слез.
Пристально глядя на нее, граф подумал, что Люпита гораздо красивее Элоизы.
В то же время в душе его пробудилась нежность к ней от необходимости защищать ее, предотвращать все, что могло сделать ее несчастной.
— Особенно меня бесит моя глупость: как я мог так обмануться и увлечься ее красотой, не поняв других ее свойств!
Граф задумался на минуту.
— Я не осознавал, — продолжал он, — что она скрывает под красивой маской лишь стремление выйти замуж за наиболее высокопоставленного аристократа, а меня держит про запас, на тот случай, если герцог Данбриджский не сделает ей предложения.
— Я с трудом… в это верю… Как ома могла не захотеть жениться на вас?
Граф счел ее вопрос наивным и мягко ответил:
— Некоторым женщинам бриллианты нужны больше, нежели любящие сердца.
— Но если она собирается замуж за герцога… почему же тогда она так злится на меня?
— Уверен, твое появление из ковра твой папа счел бы просто шуткой, и это не более вульгарно, чем въезд в бальный зал на паланкине.
Люпита вздохнула с облегчением.
— Но Элоизе тоже аплодировали за ее костюм — так же, как нам…
Он увидел на ее коленях промокший носовой платок и очень нежно вытер последние слезинки.
— Не принимай близко к сердцу грубые слова Элоизы и больше не плачь. Мне хочется, чтобы у тебя был такой же счастливый вид, как на маскараде.
Он увидел разбросанные на попу приглашения и с улыбкой сказал:
— Вот видишь, я был прав! Ты уже получила уйму приглашений, а завтра пришлют еще больше.
Немного подумав, Люпита спросила:
— А вы действительно уверены, что, если я пойду, люди не будут судачить обо мне как об ужасном, чуждом существе, как говорила эта леди?
— Пожилые люди, которые помнят твою маму, говорят, что ты так же очаровательна, как она. И их не удивляет, что у твоего папы, — а он был исключительно красив, — такая прелестная дочь.
Люпита покраснела.
— Вы это говорите просто дня того, чтобы поднять мне настроение. И я не должна огорчать вас. Возможно, кузен Руфус вскоре уедет, и мы сможем вернуться в наше поместье.
— А обо мне ты подумала? — вдруг спросил граф.
— Ну конечно же! Разве могла бы я поступить по-своему, если мы с Джерри видим от вас столько добра и заботы?
В глазах графа мелькнуло выражение, какого она у него раньше не замечала.
Он был покорен искренностью ее слов, ее непосредственностью.
— Хорошо бы нам провести еще несколько дней в Лондоне, — сказал он, — а в конце следующей недели вы с Джерри отправитесь к себе домой. Но я поеду с вами, и моя бабушка будет сопровождать нас.
— Вы хотите поехать с нами в Вуд-Холл?..
— Конечно, если ты нас пригласишь. Я хочу увидеть твой дом, и уверен, кузен Руфус будет при мне вести себя достойно. Я хочу удостовериться, что, если я уеду, он уедет тоже.
Люпита тяжело вздохнула.
— Нет ничего умнее и прекраснее вашего решения! Благодарю вас! Как вы добры! Я знаю, если вы выгоните кузена Руфуса, он, возможно, побоится вернуться.
— Предоставь эти дела мне. А теперь я хочу, чтобы ты наконец улыбнулась и выглядела, как всегда, прехорошенькой.
Надо подняться наверх и посмотреть, какие платья ты выбрала.
Люпита спросила с улыбкой:
— Мне надеть их дня вас? Ведь вы истратили такую кучу денег! Но можете не сомневаться, все они мне подходят.
— Пу, теперь ты стала весьма практичной, а это качество я очень ценю.
Иди и примеряй все платья одно за другим. Я зайду в будуар к бабушке, и там мы тебя подождем.
Люпита с готовностью вскочила.
— Я все сделаю для вас!
Затем с минуту поколебалась и смущенно произнесла:
— Вы уверены, что я не доставлю вам никаких неприятностей?
— О, вполне, вполне уверен!