Взрослая девочка

2

Жюльен ездил смотреть квартиру, которую снял для Одри, и чуть припозднился: когда он остановил свой «рено» перед домом мадам Дюшансе, его уже ждали. Едва он вышел из автомобиля, с крыльца навстречу ему сошло нечто.

Жюль не знал, плакать ему или смеяться. Конечно, за время работы в сфере модной индустрии он всякое повидал. Но на подиуме. Встречать подобное чудо в повседневной жизни ему еще не доводилось.

Бог бы с ним, с коротким топиком цвета салата из свежих овощей, который обнажал полоску молочно-белой кожи на плоском животе. И не страшно, что низ у штанин на джинсах, кое-как подрезанных, чтобы напоминать модные брючки-бриджи, распушился и с него свисают нитки. Можно не обращать внимания на красные туфли на огромных шпильках, которые портили и без того не слишком плавную походку своей хозяйки.

Но волосы — о небо, что она сделала со своими прекрасными блестящими длинными кудрями?

Кудрей не было. Точнее, не было волос. Вообще.

Она сбрила даже брови.

Если бы не правильные черты лица девушки, Жюль решил бы, что она изуродовала себя непоправимо. К счастью, природные данные Одри слегка подправляли шокирующее впечатление.

Да, девочка выросла. Соблазнительная фигурка, огромные светло-зеленые глаза, выразительные губы, которые не смогла испортить даже помада морковного цвета… Если бы Софи Дюшансе была жива, она, конечно, научила бы дочь и одеваться, и краситься со вкусом. Одри могла бы быть красавицей…

Что ж, все ясно. Долгое время вынужденная изображать уменьшенную копию чопорных тетушек, она наконец вырвалась из-под жесткой пяты. И теперь всем своим видом протестовала против унылых платьев и девчоночьих кудрей.

С юношеским максимализмом Одри метнулась в другую крайность. Берта Ведженс уже вышла из полуобморочного состояния, перестала нюхать нашатырь и теперь при взгляде на абсолютно лысую голову девушки испытывала нечто вроде злорадства. «Вот, посмотрите, что вытворяет это маленькое чудовище. Теперь вы понимаете, почему я умываю руки?» — словно говорила она всем своим видом.

Отчасти Жюль испытал нечто подобное на себе. В том же возрасте, что и Одри, он изо всех сил сопротивлялся тому, чтобы со временем продолжить семейный бизнес, и даже грозил сбежать из дома и стать уличным музыкантом.

Но потом он понял, какие перспективы открывает для него управление Фирмой, поставляющей ткани модным домам: где модная индустрия, там и длинноногие блондинки, брюнетки, шатенки… Не говоря уже о всеобщем уважении, положении в обществе, доходах…

Наверняка Одри тоже быстро образумится. Под его чутким руководством.

С другой стороны, что страшного в том, что подросток ищет свой имидж, сказал себе Жюль. Хуже было бы, если бы она увлеклась ЛСД. Но девочка, кажется, вполне адекватна, несмотря на экстравагантный вид.

Сначала на лице Одри засветилась радость при виде Жюльена. Потом она засмущалась и остановилась, ожидая, когда он подойдет поближе.

Жюль остановился в нескольких метрах от крыльца и молча рассматривал Одри, и теперь на ее лице явственно читались растерянность и тревога. Как? Неужели она настолько его шокировала, что он теперь развернется и уедет?

Она уже сожалела о той глупости, которую сделала, но отступать было поздно. Ничего не исправишь.

Он решил, что потом попробует по возможности мягко и тактично поговорить с ней по поводу ее внешнего вида. Но когда Жюль подошел ближе, он не смог не поморщиться. Пудра комками сыпалась с нежной девичьей кожицы — похоже, она извела на лицо целую банку — и пачкала одежду, а тушь слегка размазалась. На его взгляд, это было гораздо хуже наголо обритой головы.

— У тебя красивая кожа. Зачем ты портишь ее косметикой? — мягко заметил Жюль и протянул девушке носовой платок. — Сотри пудру, я пока схожу за твоими чемоданами.

Сначала Одри расстроилась и даже чуть не разрыдалась. Она была готова к нагоняю из-за волос. Но то, что Жюль раскритиковал ее макияж, стало для Одри полной неожиданностью. Если он придрался к пудре, что же она услышит по поводу прически, точнее, ее отсутствия? Но потом Одри вспомнила, что Берта вообще вскрикнула и повалилась на пол, когда она вышла из ванной и предстала перед бывшей домработницей во всей красе.

Пусть она сейчас не смогла произвести на Жюльена должного впечатления. Но у нее будет на это куча времени! Он еще увидит, как замечательно она может выглядеть, и удивится. Главное, что он не отказался от нее, не развернулся у порога. Скорее бы уехать! Одри воспринимала свой отъезд, как триумф. Эх, жаль, никто из коллежа не видит, как ее увозит шикарный мужчина на блестящем «рено»!

Жюль подошел к машине, открыл багажник и принялся укладывать туда чемодан Одри. Берта тоже вышла во двор, вслед за ней важно вышагивала ее новая горничная, которая несла забытое девушкой зимнее драповое пальто с траченным молью воротником, перешитое из старого теткиного.

— Что ж, считаю, что я выполнила свой долг, — торжественно произнесла Берта. — Я передала тебя в надежные руки. Это максимум, что я могу для тебя сделать.

— Да, мадам сделала все, что могла, — поддакнула горничная, желая выслужиться.

— Может быть, вам удастся сделать из нее человека. — Берта произнесла это так, словно заранее сомневалась в успехе подобного мероприятия. — Мы с мадам Дюшансе не смогли. Хотите — отдавайте ее в интернат, хотите — сами с ней мучайтесь, мне-то что за дело?

Одри похолодела. О такой возможности она не задумывалась. Неужели Жюль и правда отвезет ее в интернат? Ни за что! Лучше уж она сбежит и пойдет бродяжничать.

— Я не считаю для себя возможным сбыть с рук ребенка, который вырос у меня на глазах, — холодно произнес Жюльен. По его побелевшему лицу и трепету тонких ноздрей можно было определить, что он с трудом сдерживает гнев.

— Как вам будет угодно, — сухо ответила Берта.

Одри с облегчением вздохнула. Пусть Жюль говорил о ней как о младенце, словно разница между ними — не одиннадцать лет, а полвека. Главное сейчас не это. Она поняла, что ни в какой интернат ее не пошлют, и успокоилась.

— Ладно, Берта, не дуйся на меня! — На прощание Одри решила сделать шаг к примирению. — Не так уж все было и плохо.

Она подошла к Берте и попыталась ее обнять, но та отшатнулась, словно девушка позволила себе непростительное амикошонство, развернулась на каблуках и пошла в дом, бросив через плечо:

— Удачи, мсье Фермэ.

Какая тонкая, чувствительная натура! Такая прирежет и глазом не моргнет, подумал Жюль, укладывая в багажник ужасное пальто, пахнущее нафталином, которое всучила ему горничная.

— Давай остановимся у ближайшей помойки и выкинем этого монстра, — попросила Одри, имея в виду, конечно же, пальто.

Так они и сделали.

Вскоре автомобиль несся на другой конец Лиона, а Одри казалось, что она уезжает на другое полушарие, — такая пропасть была между ее новой и старой жизнью. Ура, свобода! Больше никто не станет одергивать ее на каждом шагу, никто не запретит ей смотреть телевизор, есть пирожные, слушать музыку и высказывать свое мнение. Никто не станет рыться в ее книгах и рисунках с вопросом: «А это еще что такое?», не сможет заставить ее носить мешковатые платья. Теперь ей будет, с кем поговорить и кому довериться. О, Жюль, я обожаю тебя, мой спаситель, ты вызволил меня из плена злой колдуньи!

Одри молчала, откинувшись на спинку сиденья, и наслаждалась ездой, словно полетом. Последний раз ей доводилось кататься в автомобиле год назад, когда у нее был приступ аппендицита и тетя Хелен на такси отвезла ее в больницу, всю дорогу ворча, что с племянницей «всегда все не слава Богу». Любуясь проносящимися за окном видами Лиона, Одри мечтала о том, какой теперь будет ее жизнь.

Жюль тоже молчал. Его поразила сцена прощания Берты с девочкой, которая лет десять прожила с ней бок о бок. Какой бы непредсказуемой ни была Одри, Жюлю было трудно вообразить, как же надо насолить старой даме, чтобы она прощалась с тобой столь бессердечно.

Притормозив у светофора, Жюль кинул взгляд в сторону своей подопечной и с тяжелым вздохом вспомнил, чего опасался его отец. За девочкой действительно придется приглядывать, поскольку она хороша и развита не по годам. Даже бритая голова ее не слишком портила, а ведь волосы быстро отрастут.

Джинсы плотно обтягивали стройные бедра, а тонкий узкий топик четко обрисовывал прелести взрослеющей девицы. Этого только не хватало — не ровен час, на нее польстится какой-нибудь беспринципный развратник! Жюль сердито фыркнул.

Пусть сам он не отличался строгими моральными устоями. Но он не был безответственным. Например, соблазнять малолеток — это не в его стиле. Партнерши Жюля были опытными женщинами, они прекрасно понимали, что их отношения никого ни к чему не обязывают и длятся лишь до тех пор, пока один из партнеров не увлечется кем-либо еще.

Он никогда не давал женщинам напрасных надежд, ничего не обещал и не скрывал своей привычки к непостоянству. Он не мог допустить даже мысли о том, чтобы увлечься невинной девицей и тем самым сломать ей жизнь, — Жюль отдавал себе отчет в том, что быстро охладеет к ней. Ведь на свете так много женщин с длинными ногами и аппетитными формами, а жизнь — одна.

Он вспомнил слова Сандрин о том, что ему пора жениться, и разозлился. Зажегся зеленый, и педаль газа чуть не ушла в пол под нажимом его ноги. Какая, к черту, жена? Это что, одно из адских наказаний — каждый день просыпаться в обществе одной и той же женщины, зная, что на всех остальных ему смотреть «не положено»?

Одри сидела рядом с ним, то глазея по сторонам, то откидываясь на спинку сиденья и блаженно щурясь. Она явно предвкушала сладкую жизнь, которая у нее теперь начнется. Жюль решил, что ему не мешает сразу развеять некоторые ее заблуждения.

— Знаешь, Одри, я считаю, что мне лучше объяснить тебе кое-что заранее, чтобы потом ты не была разочарована. Ты наверняка помнишь, как мы с тобой ходили в зоопарк, покупали мороженое, и считаешь, что теперь твоя жизнь превратится в праздник.

Одри удивленно воззрилась на Жюля.

— Но ведь ты уже не младенец и должна понимать, что жизнь — это не сплошная круговерть удовольствий и развлечений. Конечно, я буду о тебе заботиться. Это значит, что я прослежу, чтобы ты была обеспечена всем необходимым и получила нормальное образование.

При слове «образование» Одри поморщилась. Для нее это звучало как неудачная шутка. Между тем Жюльен продолжал:

— Мне доложили, что ты разузнавала, не можешь ли ты получить все свои деньги. Так вот, когда ты достигнешь совершеннолетия, мы с тобой обсудим, решишь ли ты оставить свой капитал в деле или захочешь забрать деньги и вложить их во что-либо другое. Подчеркиваю: вложить, а не спустить. Если тебе что-то понадобится, сразу говори об этом мне, и я куплю — если, конечно, сочту разумным. Это понятно?

Одри какое-то время молчала, шокированная тем, что только что услышала, и гневно смотрела на Жюля в упор. Даже сквозь остатки пудры было видно, что щеки ее пылают.

Наконец дар речи вернулся к ней.

— Какое ты имеешь право так со мной говорить? — Она с трудом удерживалась, чтобы не ввернуть пару словечек, принесенных еще из начальной школы. — Ты, сытый сынок благополучных родителей, да ты хоть представляешь, каково мне было? Тебя когда-нибудь унижали за то, что ты одет в старушечьи обноски? Травили целыми днями за то, что ты не так сидишь, не так ходишь, не так одеваешься и отвечаешь на вопросы? Меня ненавидели все вокруг! Надо было бежать, бежать немедленно! Я хотела уехать, и для этого мне нужны были деньги на билет. Бывало, тетушка даже запирала меня в сарае с крысами, если я делала что-то не так. Ты бы на моем месте не стучал в дверь и не орал, чтобы тебе открыли?

Слезы полились по ее щекам, размывая косметику, но Одри не замечала этого. Ей было все равно, как она выглядит. Кого она ждала, на кого уповала? Этого тупого самодовольного кретина, который думает, что ее главная проблема — это как бы выклянчить побольше конфет?

— Да, я позвонила в эту твою проклятую фирму, чтобы задать простой человеческий вопрос: могу ли я забрать МОИ деньги? — гневно продолжала она. — Деньги, которые означали для меня спасение, на которые я могла купить билет в другой мир. И что мне ответил твой чертов зам? Он посмеялся надо мной, как над ребенком, который просит у папы миллион франков, чтобы накупить шоколаду!

Жюль слушал ее, пораженный этим внезапным отпором. Ого, да девица, похоже, и правда не отличается покладистым характером! Он решил пока не перебивать ее: пусть выговорится и остынет. Одри вытащила из сумочки зеркальце и платок, который он ей дал перед этим, и принялась вытирать лицо.

— У меня иногда бывают каникулы, если ты не в курсе. — Ее лицо исказила горькая усмешка. — О, в прошлый раз это были очень веселые каникулы. Половину времени я просидела взаперти, вторую половину — мне удавалось удрать и пошататься по улицам. Я уже задыхалась в этом доме. Что толку от денег, которыми не можешь воспользоваться именно тогда, когда они нужны тебе больше всего на свете? Если бы ты не приехал за мной, куда мне было идти? Я же не на шмотки просила… Хотя надо мной столько раз смеялись, потому что у меня немодная куртка…

Дети, с усмешкой подумал Жюль. У них, чтобы завоевать авторитет, иногда достаточно яркой тряпки на плечах. Сколько ни объясняй, что главное в жизни не это. Но история Одри и впрямь напоминала сказки про злую мачеху. Ничего, может быть, в новом коллеже у нее появятся нормальные друзья, и все проблемы исчезнут сами собой.

— Я прекрасно понимаю тебя, Одри, — мягко начал он. — Я не собираюсь держать тебя в черном теле. У тебя будет все, что нужно, я просто не хочу, чтобы ты сгоряча наделала глупостей. Ну вот, смотри. Ты разревелась, и теперь у тебя на лице потеки всех цветов радуги. Это потому, что — извини за откровенность! — твой макияж никуда не годится. Мы купим тебе хорошую косметику, и я попрошу знакомого стилиста научить тебя правильно ей пользоваться.

— Честно-честно? Настоящего стилиста? — Одри смешно вытаращилась на Жюля.

— Честно-честно, — рассмеялся Жюль. — Займемся и твоим макияжем, и твоей одеждой. Волосы, надеюсь, скоро отрастут… И выкинь свои дешевые духи — я куплю тебе новые.

Господи, какой же она все-таки ребенок! От смеха до слез и обратно — считанные минуты.

— И зря ты считаешь, что все тебя ненавидят. Твою тетушку Хелен, царствие ей небесное, конечно, нельзя было назвать душевным человеком. Но она воспитывала тебя так, как считала правильным. Не ее вина, что ее представления… М-да… были далеки от идеала. Насколько я помню рассказы мадам Дюшансе о себе, она выросла в Англии, воспитывалась в чопорном пансионе «для настоящих леди», и если бы не вышла замуж за твоего дедушку, то до сих пор жила бы в замшелом доме викторианской эпохи. В обществе ее обожаемой замшелой Берты Ведженс, о которой я могу сказать примерно то же самое.

— Ха! Замшелая Берта! — Одри искренне взвеселилась, слыша такое удачное определение.

Ну как она могла разозлиться на своего дорогого Жюля? Замечательного, доброго и остроумного Жюля!

— Теперь вернемся к вопросу о твоем образовании, — как ни в чем не бывало, продолжил Жюль.

Улыбка сползла с лица Одри так же стремительно, как и появилась.

— Вот уж дудки! — заявила она с хищной гримасой, словно только что своими руками передушила всех преподавателей и одноклассников. — Они меня не заполучат! Эти злобные болваны меня больше не увидят никогда и ни за что! Я больше не буду ходить в этот чертов коллеж.

— Никто и не предлагает тебе снова ходить в твой коллеж. Пойдешь в нормальный, в котором я когда-то учился. Потом — в лицей, сдашь экзамены на бакалавра — и сама решишь, что делать дальше. Поживешь пока в квартире, которую я для тебя снял, а потом сама решишь, купить новое жилье или вернуться в дом твоей мамы, который пока сдается в аренду. Я попрошу присмотреть за тобой мсье и мадам Лезадо, которые служили в лионской квартире моих родителей, пока те не переехали на Ривьеру. Паскаль Лезадо будет отвозить тебя в коллеж и лицей, Мари поможет тебе по дому, а я буду постоянно вас навещать. Годится?

— Годится, — со вздохом согласилась Одри. Посмотрим, что это за новый коллеж. В конце концов, если ей там не понравится, никакой мсье Лезадо не помешает ей оттуда сбежать.

— И еще. — Жюль решил сказать это сразу, чтобы больше не возвращаться к неприятной теме. — Ты — симпатичная девочка, и тебе не надо раскрашивать лицо во все цвета радуги одновременно и выкидывать разные фокусы, чтобы привлечь к себе внимание.

Одри решила пропустить критику мимо ушей. Ведь милый Жюль назвал ее симпатичной!

— Завтра заедем в салон и отправимся по магазинам. Надо обновить твой гардероб. Девушка должна одеваться ярко, но со вкусом.

— Это как? — не поняла Одри.

— А об этом тебе завтра расскажет профессионал.

Все это было весьма заманчиво. Но Одри не понравился его категоричный тон. Жюль говорил с ней, словно отдавал приказания своим подчиненным. Она решила, что если сразу не поставит его на место, то уже не сможет добиться для себя никаких поблажек.

— Так. Останови здесь. Я выйду, — заявила она, поджав губы, как это делали ее воспитательницы, когда давали понять, что не потерпят возражений.

— Что еще случилось? — в изнеможении простонал Жюль. Если бы он не был за рулем, то закатил бы глаза. Положительно, эта девчонка из любого душу вынет.

— «Девушка должна — девушка не должна, учись, слушайся старших»! Я что, не наслушалась этого от тетушки Хелен и Замшелой Берты? Зачем мне менять шило на мыло? Лучше уж поселиться на улице в картонной коробке, зато быть свободной и жить своей жизнью! Что нового меня ждет на новом месте — новый замок?

— Что нового? — с усмешкой переспросил Жюль. — Ну, например, выходные в Сен-Тропе, каникулы в Альпах или где-нибудь на Сицилии, например… Любишь спорт? Ходи в бассейн или на теннисный корт. Любишь животных? Заводи, кого захочешь. Ты любишь фильмы и музыку? Отлично. Я с удовольствием свожу тебя в кино или на концерт. Ты не будешь скучать взаперти. Если, конечно, примешь мои условия: учиться и не сходить с ума, играя на нервах у окружающих. Кстати, у тебя есть какие-то увлечения? Кем ты хочешь стать?

— Художником, как мама, — ни с того ни с сего ляпнула Одри. — Я рисовать люблю.

— Отлично, найму тебе репетитора, — кивнул он. — Если окажется, что у тебя есть способности, подумаем о выборе учебного заведения. И больше не вздумай меня шантажировать, а то лишишься и того, что имеешь. Считай, что мы договорились. Идет?

— Идет. — Глаза Одри засверкали.

— Надеюсь, что твоя последующая жизнь покажется тебе лучше, чем предыдущая, — заметил Жюльен.

Одри в этом уже не сомневалась.