Шпионская подготовка — навык, который нельзя включить и выключить по желанию. Он уже в крови. Наверняка какой-нибудь ген отвечает за нее, как за тусклые волосы или слабость к ореховым конфетам. Хочу напомнить об этом, прежде чем рассказывать дальше.
Представьте, что вам пятнадцать лет, вы стоите на пустынной улице поздним вечером, готовясь к тайной встрече, и вдруг перестаете видеть, потому что кто-то закрывает руками глаза. Вот вы стоите и думаете, как хорошо, что прихватили с собой шоколадный батончик, а в следующий момент — БАМС… и темнота.
Именно это и случилось. Запаниковала ли я? Ничуть. Я сделала то, чему меня учили — схватила руки нападавшего, перенесла центр тяжести и применила силу инерции обидчика против него же.
Все произошло быстро. Очень быстро. Пугающе быстро, словно эти руки были смертельным оружием.
Я была горда собой, но лишь до той минуты, как взглянула вниз и увидела распростертого на земле Джоша.
— Боже! Прости, пожалуйста! — вскричала я. — Мне так жаль. С тобой все в порядке?
— Ками? — прохрипел он. Голос его был так слаб, что я тут же подумала: ну вот, убила единственного человека на свете, которого могла полюбить, и теперь мне предстоит выслушать его предсмертное признание. Я наклонилась к нему. Мои волосы попали ему в рот, и он поперхнулся.
М-м-м… да… на своем первом псевдосвидании я не только физически оскорбила возможного спутника жизни, но и вызвала у него тошноту — причем буквально.
Я убрала волосы за уши, присела рядом с ним и потрогала его грудь и живот, проверяя, нет ли повреждений. (Кстати, выглядело все очень естественно — можете взять на вооружение!)
— О-ох. Что?
— Можно попросить тебя об одолжении?
— Что угодно! — Я склонилась ниже, боясь пропустить хоть одно драгоценное слово.
— Не рассказывай моим друзьям об этом.
Джош улыбнулся, и я вздохнула с облегчением. Он думает, что я когда-нибудь встречусь с его друзьями! Что это может значить?
Объект продемонстрировал необычайную выносливость, поскольку быстро восстановился после падения на асфальт.
Еще Объект оказался очень тяжелым.
Я помогла Джошу подняться и отряхнуться.
— Ну и ну! Где ты научилась такому?
Я пожала плечами, соображая, что ответила бы девочка, обучающаяся на дому и имеющая кошку по имени Сьюзи.
— Мама считает, что девушка должна уметь постоять за себя. — Истинная правда.
Он потер затылок:
— Тогда мне очень жаль твоего отца.
Даже пуля не ударила бы меня больнее. Но Джош ничуть не смутился — не попытался взять свои слова обратно, как-то замять неловкость. Просто смотрел на меня и улыбался. Впервые за долгое время мне тоже захотелось улыбнуться при мысли о папе.
— Он говорит, что и сам силен, но мне кажется, мама и его могла бы уложить.
— Что мать, что дочь, да?
Он и понятия не имел, как дорог мне его комплимент. И что характерно — никогда не узнает об этом.
— Ты не хочешь… ну… — он обвел рукой площадь, — погулять немного?
— Конечно.
Мы пошли по улице. Как странно: оказывается, трудно гулять, когда хочешь быть незаметным. Мы молчали. Вдруг меня посетила мысль. Разговор. Разве мы не должны разговаривать? Что бы такое сказать? В голову приходило только: «Как тебе новые детонаторы, контролируемые со спутника, с двадцатикилометровым радиусом действия?» или «Ты читал «Искусство войны» в новом переводе? Лично мне больше нравится оригинал…» Мне даже захотелось, чтобы он набросился на меня, или вытащил нож, или заговорил по-японски. Но ничего такого он не сделал, и я не знала, как себя вести. Он шел. И я шла. Он улыбался, и я улыбалась. Он свернул на углу, не использовав технику Стрембески по обнаружению слежки. Явная небрежность! Я шла за ним, как будто он тянул меня на веревочке.
Мы еще раз свернули, и я вспомнила из своих уроков по вождению, что там дальше должна быть игровая площадка.
— Я как-то раз тут руку сломал. — Он показал на обезьянью решетку и покраснел. — Такая заварушка была — кругом тела, тела. Ты бы видела второго парня.
— Звучит устрашающе.
— Для Розевиля — точно. — Он засмеялся и пнул камешек. Тот проскакал по пустынной улице и попал прямо в решетку водостока. — Мама тогда так перепугалась. Кричала, носилась и все пыталась запихать меня в машину. — Он хохотнул и провел рукой по волосам. — Она у меня как наседка.
— О, да, знаю таких, — улыбнулась я.
— А твоя мама, наверное, клевая. Вот я даже представить не могу, что попаду когда-нибудь в те места, где ты побывала. Моя мама только и знает, что целыми днями готовит. Можно подумать, одного пирога мало! Нет, ей обязательно надо, чтобы было три с разной начинкой, и… — Он замолчал и посмотрел на меня. — Готов спорить, твоя мама такого не делает.
— Еще как делает! — заверила я. — Прямо повернута на домашних делах.
— Хочешь сказать, я не единственный ребенок, которого пичкают обедом из восьми блюд?
— Шутишь? Да мы все время так делаем! — Если пять баночек кока-колы и три пачки печенья могут сойти за восемь блюд.
— Правда? Я думал, работа в Корпусе мира…
— Да нет, ты что! Для них самое главное — время с семьей, — я вспомнила огромную стопку каталогов с домашней керамикой, — и украшение интерьера.
— Точно! Это мне знакомо. Знаешь, они за ночь вдруг могут решить, что мне в комнату срочно нужны новые шторы… Как будто со старыми комната получилась какая-то незаконченная, и теперь просто необходимо повесить полосатые.
Полосатые шторы? Куда я попала? Мне положены дополнительные баллы за изучение стран мира! Мы брели по улице с подстриженными газонами и великолепными клумбами. А ведь все это не больше чем в миле от Академии Галлахер. Меня повели на экскурсию только для своих, за заборчик из штакетника. Я входила туда, куда не ступала ни одна воспитанница академии (по крайне мере, я — точно) — в нормальную американскую семью.
— Красиво. Чудесный… вечер. — Так оно и было. Воздух прохладный, но не стылый, и лишь легкая дымка облаков затуманивала ночное звездное небо.
— Ну и как тебе? — спросил он. Интересно, что именно? — Монголия? Таиланд? Наверное, как…
— Другой мир, — ответила я. И это было правдой: я из другого мира, хотя он и расположен совсем рядом с его.
А потом Джош сделал потрясающую вещь. Мы остановились под фонарем, и он сказал:
— Погоди-ка, у тебя тут… — он протянул руку и нежно коснулся пальцем моей щеки, — …ресничка. — Он протянул ее мне. — Загадывай желание.
Но в тот момент мне ничего другого не хотелось.
Не знаю, сколько мы бродили по городу, потому что впервые за многие годы я потеряла счет времени.
— У тебя-то, наверное, нет сумасшедших учителей, — поддразнил он меня, закончив рассказ о своем психопате-тренере.
— О, ты удивишься.
— Расскажи что-нибудь о себе, — попросил Джош. — Я-то тебе уже все рассказал о своей сумасшедшей маме, гиперактивной сестренке, об отце.
— Что, например? — спросила я, внутренне сжавшись. Наверное, это даже было заметно.
— Да что угодно. Какой у тебя любимый цвет? Любимая группа? — Он спрыгнул с тротуара и, резко развернувшись, ткнул в мою сторону пальцем. — Что ты больше всего любишь есть, когда болеешь?
Как вам вопросик, а? Я всю жизнь отвечаю на вопросы — на трудные вопросы, — но этот поразил меня больше всего.
— Вафли, — ответила я и сама удивилась, что это правда.
— Я тоже! — воскликнул Джош. — Они намного лучше блинов. Мама говорит, что это чушь, ведь тесто одно и то же, но я ей внушаю, что все дело…
— В текстуре! — закончили мы в один голос.
О ГОСПОДИ! У него тоже идет война вафель с блинами!
Он улыбался. Я таяла.
— Когда у тебя день рождения? — словно дротик, метнул он в меня вопрос.
— Э-м-м… — Доля секунды, которую вы потратите, чтобы вспомнить какую-то мелочь из жизни вашего персонажа, это то мгновение, когда плохие люди могут сделать вам что-нибудь очень плохое. — Девятнадцатого ноября, — брякнула я без всякой веской причины, дата просто всплыла у меня в голове.
— Какое самое любимое мороженое?
— Мятно-шоколадное с печеньем, — ответила я, вспомнив, что именно такую банку мы нашли в его мусоре. Он просиял.
— Я тоже! — Ну надо же! — У тебя есть братья или сестры?
— Сестры, — ответила я, не задумываясь. — У меня есть сестры.
— Чем занимается твой отец? Ну, когда не занят спасением мира?
— Он инженер. Он замечательный. — Я ответила без заминки. Слова вылетели сами собой, и мне вовсе не хотелось брать их обратно. Из всего вранья за вечер это было единственное, что мне не пришлось бы вспоминать с трудом. Мой отец строг, но он любит меня. Он всегда заботится обо мне и маме. Когда я приду домой, он уже вернется.
И он действительно спасал мир — и не раз.
Я посмотрела на Джоша, который ничуть не сомневался в моих словах, и поняла: все, что я говорю здесь и сейчас — правда. Легенда начала жить.
— Но это у вас не семейный бизнес? — спросил Джош. Я покачала головой, досадуя, что опять вру.
— Это хорошо. Радуйся, что никто не пыхтит тебе в затылок и не требует, чтобы ты продолжал дело своих предков. — Он пнул камешек. — Как они там называют эту штуку — ну, в Библии — насчет того, что мы можем делать все, что нам хочется?
— Свобода воли, — подсказала я.
— Точно, — кивнул Джош. — Радуйся, что у тебя есть эта самая свобода воли.
— А разве у тебя ее нет?
Мы дошли до угла площади, на которую я раньше никогда особо внимания не обращала. Джош ткнул в вывеску над темными окнами: «АПТЕКА АБРАМС И СЫН, СЕМЕЙНЫЙ БИЗНЕС С 1938 года».
И вот тут я поняла, зачем нам нужна полевая работа. Конечно, я и так знала, что его отец — городской аптекарь. Но компьютерные файлы и налоговые декларации не могли подсказать нам, как Джош относится к этому. Я растерялась, когда он признался:
— Я не очень-то люблю беговую дорожку. Просто она дает мне возможность не ходить сюда после школы.
По тому, как он это сказал, я поняла, что он никому еще в этом не признавался. Но ведь меня не знает никто из его друзей. От меня это точно не дойдет до его родителей. Я — просто никто.
— Вообще-то на меня тоже немного давят, чтобы я пошла по следам отца, — признала я.
— Правда?
Я кивнула. Большего я сказать не могла. Ведь неизвестно, куда бы это меня завело.
Часы на башне над библиотекой пробили десять. Для меня это было все равно что полночь для Золушки.
— Мне пора… — Я направилась в сторону библиотеки (и дальше, к высоким стенам, окружавшим мой настоящий дом). — Я больше не могу… Мне надо… Извини.
— Подожди. — Он схватил меня за руку (нежно). — Ты ведь скрываешь свое настоящее имя, правда? — Он ухмыльнулся. — Да ладно, признавайся! Ты — внебрачная дочь Чудо-женщины? Нет, правда, я к этому нормально отнесусь. Главное, чтобы твой отец не был Акваменом[14], потому что, сказать по правде, он не внушает мне доверия.
— Я серьезно, — выдавила я сквозь смех. — Мне надо идти.
— А кто убедится, что я добрался домой в целости и сохранности? Эти улицы темны и опасны. — На другой стороне улицы стайка пенсионерок как раз выходила из кино. — Видишь, мне опасно оставаться тут одному.
— Думаю, ты выживешь.
— Я увижу тебя завтра? — Дурашливого тона как ни бывало. Если бы он не держал меня за руку, я бы грохнулась в обморок, точно.
Да, кричало мое сердце, но разум напоминал о контрольной по биохимии, семи главах по странам мира и двухнедельном отчете о лабораторных работах для доктора Фибза.
Порой я просто ненавижу свой мозг.
Но самое главное, я буквально слышала голос мистера Соломона, и он внушал мне, что хороший шпион всегда меняет свои маршруты. Два вечера меня еще могли не хватиться в Академии Галлахер, но сбегать третий вечер подряд — это уже испытывать судьбу.
— Извини. — Я отстранилась. — Заранее не знаю, когда у мамы будут занятия, и когда смогу приехать. Мы живем за городом, и я пока не умею водить, поэтому… прости.
— Но я вообще еще увижу тебя? Чтобы брать уроки самообороны и все такое?
— Я… — Я запнулась, понимая, что дошла до края обрыва, и теперь должна решить, стоит ли с него бросаться.
Я учусь в лучшей школе страны, говорю на четырнадцати языках! И не могу поговорить с этим парнем? Какой тогда прок в высоком 10? Зачем учить нас тому, что мы и так знаем? На кой черт нам…
И тут я увидела кое-что:
— Ты любишь фильмы про шпионов? Джош внимательно посмотрел на меня.
— М-м-м… конечно.
— Так вот… — Я шагнула поближе к бельведеру, выстроенному в типично американском стиле. Как в «Звуках музыки», как в «Девчонках Гилмор». Но самое главное в розевильском бельведере было кое-что получше мигающих огней — расшатанный камешек в цоколе. (К вашему сведению, шпионы очень любят расшатанные камни.) — Я видела один фильм, очень старый… еще черно-белый… и там девушка очень хотела общаться с одним юношей, но они не могли, потому что это было очень опасно.
— Почему? Потому что он был шпионом?
Он? Порой мужской шовинизм меня поражает! Впрочем, склонность общества недооценивать женщин — один из главных козырей Академии Галлахер. Раздражение прошло, когда я вспомнила, как в две секунды скрутила Джоша и уложила на асфальт.
— Да, — ответила я. — Он был шпионом.
— Клево, — кивнул Джош.
— Ты можешь оставлять мне записки вот тут. — Я вынула камешек, под ним открылось небольшое углубление в известке. — Переворачивай камень, и я буду знать, что здесь записка. — Я вставила камень на место другой стороной — на идеально белой поверхности появилось темное пятнышко. — А когда я оставлю записку, я поверну его, как было. Видишь? — Я была очень горда собой. — Мы все время так делали… в Монголии.
Она что, не знает, что существует электронная почта? — представила я, как недоумевает Джош. Аська? Мобильный телефон? Да даже консервные банки на веревке покажутся высокими технологиями по сравнению с тем, что предлагала я. Наверное, он решит, что я сумасшедшая или участвовала в диком эксперименте, где людей замораживали на десятилетия. Хотя я-то знаю, что наука до такого еще не дошла.
Он и правда посмотрел на меня, как на сумасшедшую, поэтому я сказала:
— Ты прав. Это глупо. Ну, мне пора. Было…
— Ками, — остановил он меня. — Ты ведь не обычная девушка, я прав?
Что ж, возможно, Джош тоже очень умен.