В тот вечер подул ледяной ветер — во всех смыслах. В гостиных зажгли камины. Мы сменили гольфы на теплые колготки. Окна замерзли напрочь, и за ними не видно было улицы. Но больше всего меня леденил взгляд Лизы. Вот уже несколько дней нас словно по-прежнему разделяло стекло витрины. Она вела себя так, будто мы едва знакомы.
Когда я пришла в химическую лабораторию во вторник вечером, Лиза была там.
— Я знала, что застану тебя здесь, — сказала я бодро, раскладывая вещи на столе напротив нее.
Ее глаза были скрыты за защитными очками. Голову она не подняла.
— Бог в помощь, Лиза, — снова попыталась я, но она отвернулась.
— У меня нет времени помогать тебе с домашним заданием, Ками, — сказала Лиза. Может, это мое воображение разыгралось, но мне показалось, что даже пробирки покрылись инеем от ее слов.
— Да ладно. Я сама справлюсь.
Мы долгое время работали в тишине. Потом Лиза все же заговорила:
— Он ведь друг Джоша, так?
Я поняла, кого она имеет в виду.
— Да, они соседи. Я его видела пару риз, поэтому мне нельзя было раскрывать…
— Хороший дружок, — взорвалась Лиза.
— Болтун, — сказала я, повторяя слова Джоша. — Он безобиден.
Голос Лизы задрожал от гнева:
— Иди спроси у Анны, какой он безобидный.
Слух о столкновении в аптеке быстро облетел всю академию, и Анна стала почти героем — во многом благодаря тому, что Бекс и Макей уверяли всех, что когда они вошли, Анна держалась молодцом.
Но мы с Лизой знали правду.
— Если бы ситуация вышла из-под контроля, я бы могла…
— Могла бы или сделала? — резанула Лиза. Разница между этими словами никогда не казалась такой огромной, как сейчас.
— Сделала! Я бы остановила все это.
— Даже если б это значило, что ты потеряешь Джоша? — Лиза не задала главный вопрос, который не давал ей покоя: а если бы на месте Анны оказалась она, Лиза? Вмешалась бы я тогда? Если бы столкнулись мое настоящее я и моя легенда, что бы я выбрала?
Стеклянные двери химической лаборатории скользнули в стороны, и вошла Макей.
— Так и подумала, что застану вас обеих здесь…
— Все это зашло слишком далеко, Ками. — Лиза яростно смешивала какие-то ингредиенты, наконец, эта адская смесь запузырилась и стала менять цвета, как варево в котле колдуньи. — Ты зашла слишком далеко.
— Я зашла слишком далеко? — вскричала я. — По-моему, это не я взрывала учебную машину.
— Но мы же думали, что он приманка!
— Нет, — покачала я головой. — Мы думали, что он обычный парень. — Я начала собирать вещи. — Мы думали, что он того стоит. И знаешь что? Так оно и оказалось.
— Да? — крикнула мне вслед Лиза. — Что ж! Не думала, что ты из тех, кто променяет друзей на парня!
— Эй, полегче, — попыталась образумить нас Макей.
— А я не думала, что мои друзья заставят меня делать такой выбор!
Я подходила к двери, когда Лиза снова заговорила, но Макей перебила ее:
— Послушай, маленький гений! Ты и понятия не имеешь, на какие жертвы она идет ради своих друзей.
— О чем ты… — Голос Лизы чуть смягчился. — Что? Что ты знаешь?
Макей ответила так, что не оставила ей никаких сомнений:
— Достаточно, чтобы сказать, остынь! Двери открылись, и я выскочила в коридор, но еще услышала, как Лиза сдалась:
— Ладно.
Добежав до кладовки в конце восточного коридора, я отодвинула длинные трубки люминесцентных ламп, схватила фонарь с верхней полки и нажала на кирпич. Этот потайной ход я обнаружила еще на первом курсе, когда разыскивала Оникс, кошку Патриции Букингэм.
Потянуло сыростью и прохладой — стена медленно отъехала в сторону. Под дверью в коридоре мелькнула полоска света, но вскоре все поглотила бесконечная темнота.
Час спустя я стояла, дрожа от холода, на улице Белис, у дома Джоша.
Зачем? Я и сама не знала. Просто стояла в темноте, как дура. Именно как дура — какой прок от моих гениальных способностей?
Могло показаться, что я следила за его домом, но это не так. Следят жутковатые типы с редкой растительностью на лице, в заляпанных пятнами рубашках. А гении, прошедшие трехгодичную спецподготовку суперагентов, не следят — они ведут наблюдение.
Впрочем, может, я немного и следила.
Белые занавески на кухне были отдернуты, и я видела, что мама Джоша моет посуду. Когда Джош вошел в кухню, она дунула на него пеной, и он засмеялся. Я подумала о Бекс, которая сейчас, вполне возможно, тоже смеется. О своей маме, которая плачет только украдкой. О своей реальной жизни и той, какую бы хотела. И тогда, стоя на холодном ветру и глядя, как смеется Джош, я заплакала.
Но девчонки имеют на это право, так ведь? Плакать иногда без всякой причины? На самом деле такое даже должно быть записано в Конституции. Надо будет как-нибудь взломать код Национального архива и вписать поправку. Бекс мне точно в этом поможет. Вряд ли отцы-основатели возражали бы.