Я призываю любовь

4

Конечно же Скотт знал, что приглашать Розалин лететь вместе с собой в Лондон было ошибкой. То, что начиналось как стремление вытащить Розалин Паркер из Лондона туда, где ей место, хотя бы на время, сменилось легким любопытством, желанием узнать побольше об этой сдержанной, деловой особе, некогда бывшей его соседкой.

Теперь Скотт был настроен не менее решительно. Откровенно говоря, он не видел ничего, что могло бы изменить его мнение о Розалин, но почему-то любопытство все больше охватывало его…

Скотт приехал домой, обеспокоенный тем, что не может не думать об этой женщине. Хуже всего было то, что он действительно не понимал, почему она не выходит у него из ума. Он вовсе не лгал, когда говорил, что его не привлекают особы, подобные ей. Он уже обжегся один раз и с тех пор старался держаться подальше от женщин, делающих карьеру. Это не означало, что его отныне привлекали лишь пустоголовые вертихвостки. Однако Скотт вынужден был признать, что его последние подружки, как бы ни были они приятны в общении, к труду умственному никакого отношения не имели.

Не включая света, Скотт поднялся по ступеням. По прежнему опыту он знал, что женщины никогда не занимали много места в его мыслях. Всегда главенствовала работа. Это не так волновало воображение, но было достаточно увлекательно.

Странно, что сейчас он уделял столько времени размышлениям о Розалин Паркер, поскольку ее общество не сулило обычного отдохновения. Всегдашняя непринужденность начала оставлять Скотта с той минуты, когда он увидел ее. А все его старания выглядеть обаятельным были встречены с неприятием.

Он разделся на ходу, бросая вещи как попало. Эту привычку искореняла его бывшая жена, но он вернулся к ней, едва за Ребеккой захлопнулась дверь. Приняв душ, он в одних трусах забрался под одеяло.

Вообще-то Скотт собирался перед сном заняться счетами, которые Майк, управляющий имением, оставил для него на столе. Но понял, что не сможет сосредоточиться ни на чем, пока начисто не выкинет из памяти Розалин Паркер.

Он лежал на кровати, заложив руки за голову, и смотрел в потолок. Возможно, если бы Скотт подумал о бывшей жене, то смог бы найти несколько полезных сравнений с Розалин, чтобы избавиться от нежеланных образов.

Одной мысли о Ребекке было достаточно, чтобы прийти в отвратительное настроение. Скотт не мог вспомнить, что же хорошего было в их жизни, хотя знал, что что-то должно было быть, иначе о женитьбе и речь бы не зашла. Дело заключалось в том, что плохое случалось значительно чаще. И в основном это было связано с тем, что Ребекка была всецело поглощена своей карьерой, словно у нее отсутствовал своеобразный выключатель — устройство, позволяющее большинству людей забывать о работе, едва за ними закроется дверь их конторы.

— А ты, Розалин Паркер, — громко сказал Скотт в потолок, — точно такая же!

Нет, еще хуже, пожалуй, подумал он. Врачи особенно славятся тем, что никогда не могут отключаться. Вероятно, лишь крохотная часть ее сознания занята тем, что не имеет отношения к работе. Он со злорадным смешком представил Розалин и Роджера, занятых обсуждением симптомов болезней. О чем же еще разговаривают врачи перед сном, лежа каждый на своей половине кровати!

Розалин, вероятно, уже забыла — если и знала когда-то, — об искусстве получать удовольствие. Удовольствие ради самого удовольствия. В общем, скучная личность. Не столь беспросветно скучная, как Ребекка, потому что медицина, по меньшей мере, предполагает сочувствие, но все равно скучная.

Скучная и эгоистичная. Скотта удивило, почему старый доктор Паркер так не хотел, чтобы его единственная дочь приехала, когда его хватил удар. Он предполагал, что их отношениям недоставало тепла, но это нисколько не оправдывало в его глазах Розалин, пренебрегающую дочерним долгом все последние годы. Скотт с неудовольствием припомнил, что заставил ее остаться едва ли не под дулом пистолета. И даже сейчас, согласившись пробыть здесь какое-то время, она торопится хоть на день уехать. Какой бы ни была внешняя упаковка, все деловые женщины по сути одинаковы — они свихнулись на своей работе.

И тем не менее несколько последующих дней мысли о Розалин Паркер посещали его в самые неподходящие моменты.

Когда один из его сотрудников после обычной встречи с клиентом спросил: «С тобой все в порядке, Скотт? Ты выглядишь странно», — он неожиданно сорвался. Ему всегда удавалось сдерживать свои эмоции — зачем кричать, если того же самого можно добиться тихим голосом?

— Наверное, это из-за погоды, Дилан, — пробормотал он в свое оправдание. — Может быть, я простудился.

Дилан посмотрел на него с облегчением.

— Слава Богу! А то в какой-то момент мне показалось, что ты утратил интерес к сделке.

— Ни в коем случае! — с преувеличенной живостью возразил Скотт.

Они вышли из комнаты для совещаний, и он постарался припомнить, как шли переговоры. Скотт знал, что убедил клиента, но не помнил как. Возможно, действовал автоматически.

— Может, тебе лучше полежать в постели пару дней? — посоветовал Дилан, задерживаясь возле выхода из офиса. — Пусть эта зараза пройдет. А Лондон подождет.

Лондон? Подождет? Скотт с огорчением вспомнил, что ему предстоит этот чертов полет с этой чертовой бабой, и от этого настроение у него испортилось еще больше. Он заставил себя улыбнуться.

— Ты излишне беспокоишься, Дилан. А это признак старости.

Дилан был всего на четыре года старше Скотта, но небольшая разница в возрасте служила поводом для добродушного подшучивания друг над другом.

— Но раз уж ты летишь, — ответил тот, усмехнувшись, — то не перенапрягайся. Никакого вина, никаких женщин, никаких развлечений.

— Ну не знаю, — покачал головой Скотт, вспомнив длинные, светлые волосы и удивительно правильные черты лица. — Вино, женщины и развлечения — это лучшее лекарство против надвигающейся болезни.

Дилан был счастливо женат, имел троих детей. Но тем не менее с тоской узнавал об очередных успехах Скотта у представительниц прекрасного пола, словно судьба его чем-то обделила.

Позже, в тот же вечер, Скотт понял, что тоже завидует своему помощнику. Например, постоянству его супружеских отношений. Скотт считал, что избавился от иллюзий относительно брака. Однако теперь задумался, каково это — быть счастливо женатым, защищенным от множества мелких домашних забот, досаждавших ему порой.

Пора взять себя в руки, решил Скотт. Избавиться от эмоциональных терзаний подростка. Когда утром он увидит Розалин, то поймет, что любопытство его удовлетворено. Она для него полностью прочитанная книга. Тем более что у нее есть кто-то другой, весьма ей подходящий.

Скотт позволил себе усмехнуться собственной глупости. Возможно, его женское окружение в последнее время было слишком однообразно. Избыток внешнего блеска привел к тому, что появление женщины, отличной от остальных, вызвало у него такой же интерес, как у ученого — открытие новой формы жизни…

Но едва ли он сам заинтересовал ее. Эта мысль пришла утром, когда Скотт одевался. Он перестал завязывать галстук и посмотрел в зеркало. Что ж, подумал он, в конце концов, выигрыш невелик, проигрыш — тоже. Эта женщина не имеет для меня никакого значения, так что нет смысла бороться за то, чтобы внести ее имя в список моих побед.

Это верно, он поцеловал ее после обеда, но только вроде как на прощание. Скотт вспомнил свои ощущения после прикосновения своих губ к ее и поспешил поскорее одеться…

Когда незадолго до семи он заехал за Розалин, она была готова и ждала его. Волосы туго стянуты сзади. Ни одной свободной пряди. Костюм темно-серый, с длинным жакетом и юбкой такой длины, которая не казалась ни провоцирующей, ни старомодной. Единственное, чего не хватало, — это очков и стетоскопа… да, и белого халата.

— Мы можем идти? — вежливо спросила Розалин.

Но Скотт посмотрел на часы и поинтересовался, где ее отец.

— Я бы хотел повидаться с ним до отъезда. У нас еще много времени.

— Он в кухне, пытается уговорить себя съесть омлет.

Роналд выглядел лучше, чем в первое время после удара. Его щеки порозовели, он был заметно бодрее. Но Розалин, похоже, этого не замечала.

— Терпеть не могу омлет, — пожаловался отец, ковыряя вилкой в тарелке.

— Это тебе полезно, — сказала Розалин из-за плеча Скотта.

— Как и большинство того в этой жизни, чего не стоит иметь, есть или делать.

— Тебе видней, папа, — кротко отозвалась дочь.

— Ты должна обзавестись какими-нибудь недостатками, девочка моя. Это пойдет тебе только на пользу.

Розалин густо покраснела.

— Я и так слишком скучная, ты знаешь об этом.

Ответ был вроде бы простым и искренним, но Скотт почувствовал в нем какой-то подтекст. Отец — тоже, потому что прекратил есть и пристально посмотрел на дочь.

— Я так понимаю, это была шутка, Рози, — серьезно сказал он.

Розалин, покраснев еще больше, отвернулась и кивнула.

Скотт подумал, что позднее задаст ей несколько вопросов, чтобы разобраться в сути этих странных разногласий между отцом и дочерью. Но потом он спросил себя: «А зачем мне все это нужно?» И решил, что незачем…

Едва они оказались в самолете, Розалин с беспокойством оглянулась и сказала:

— Эта штука безопасна?

— Вы нервничаете? — удивился Скотт. Сидя так близко к ней, он мог разглядеть маленькие морщинки возле глаз, но, если не считать этого, Розалин выглядела моложе своих лет. Странно, подумал Скотт, учитывая стрессы, связанные с ее работой.

— Надеюсь, ваш пилот знает что делает.

— Я тоже надеюсь, — рассмеялся Скотт, решив, что может расслабиться, но потом заметил на ее лице крайнее беспокойство и добавил серьезно: — Я летал с ним уже тысячу раз.

— А что, если ему станет плохо?

Известно ли ей, что когда она, подняв брови, задает подобные вопросы, то становится похожей на пятнадцатилетнюю девочку?

— В таком случае, я думаю, вы — единственная, на кого он может рассчитывать.

— А что тем временем случится с самолетом? — спросила Розалин, поворачиваясь к нему. — Пока я буду заниматься пилотом? Только не говорите, что самолет будет лететь сам по себе!

— Не беспокойтесь. Я могу управлять им.

— Вы сказали это только для того, чтобы успокоить меня? — спросила Розалин, с подозрением глядя на него.

— Ну, если вам угодно, то да.

Она слегка улыбнулась. И Скотт быстро отвернулся, опасаясь, что его взгляд обязательно скользнет с ее лица ниже, туда, где в вырезе строго костюма угадывались очертания груди.

— Не ожидал, — пробормотал он, — что вы боитесь летать.

— Я не боюсь летать, — поправила она. — Просто немного нервничаю из-за того, что нахожусь в таком маленьком самолетике. Большие выглядят более…

— Просторными?

Скотт не смотрел на нее, он положил голову на спинку сиденья и прикрыл глаза. Ему очень хотелось испытать ее реакцию, пощипать ей нервы. Но уступить искушению означало снова поддаться любопытству, а ведь всем известно, что бывает расплатой за излишнее любопытство.

— Очень смешно!

— Не нужно вас видеть, чтобы догадаться, что вы сейчас поджали губы, — усмехнулся Скотт. — Но вы так и не рассказали мне, как чувствуете себя в приемной практикующего врача.

— Это кажется отдыхом после больничной суеты.

Сейчас, подумал Скотт, она смотрит в окно, возможно, молится о хорошей погоде, безветрии, чтобы на пути не попалась крупная птица и чтобы горючее не потекло из баков.

— И это не требует такой самоотдачи, — продолжила она все так же задумчиво. — Когда каждый день общаешься с больными, это…

— Страшно?

— Пожалуй. Но награда за труд несравнима с этим. — Они повернулись лицом друг к другу одновременно, и их взгляды встретились. — Я начала искать замену. Надеюсь, очень скоро найду то, что нужно.

— Деловой подход.

— Я вообще деловой человек.

Однако выглядела она слегка смущенной, и Скотт ощутил странное удовлетворение от этого.

— А как ваш отец? Он сказал, что пару раз был в приемной.

— Да, был.

Скотт почувствовал в голосе Розалин напряженность и понял: она прикидывает, что рассказывать, а чего не рассказывать ему. Это обеспокоило его сильнее, чем следовало. «В чем дело?» — хотелось ему спросить. Не считает ли она, что он способен использовать эту информацию против нее? Или скрытность стала такой неотъемлемой частью ее натуры, что она об этом даже не задумывается?

— Просто у отца все валится из рук, и я была вынуждена сказать ему, чтобы он не спешил действовать самостоятельно. Терпеть не могу, когда думают, будто я придираюсь.

— Но ваш отец, кажется, достаточно оправился, так что ваши замечания не должны сильно раздражать его.

Розалин одарила его ледяным взглядом. Боже, до чего ему не нравился такой взгляд! Избавиться от него можно было двумя способами: убив ее или поцеловав.

— Откуда вам известно, что мой отец достаточно оправился? Я с ним живу, а не вы. Уверяю вас, он… он такой же, как всегда…

— Вам виднее. Во всяком случае, он уже не безразличен к окружающему. А это, как мне кажется, хороший признак, — сказал Скотт, глядя ей в лицо.

— Наверное. — Розалин пожала плечами и уставилась в пространство перед собой. — Самое ужасное, что может сделать человек, выздоравливающий после инсульта, — это неожиданно сломаться. Вы бы удивились, узнав, до чего можно дойти.

Она продолжала рассуждать на эту тему, а Скотт тайком разглядывал ее. Несколько прядей выбилось из тугого узла, и ему безумно хотелось поправить их, вернуть на место. Сдержавшись, он выждал и спросил:

— Угадайте, что случилось?

— Что?

— Мы не разбились.

Розалин посмотрела на него и неожиданно широко улыбнулась.

— Разве я не говорил вам, что летать на самолете безопаснее, чем сидеть дома на диване?

— Нет, не говорили. Но оказались совершенно правы.

Наступила тишина, которая длилась до тех пор, пока самолет не приземлился и не вырулил на стоянку. Они спустились по трапу и направились к ожидавшему их «бентли».

Скотту пришлось уговаривать Розалин, чтобы она позволила высадить ее из машины непосредственно перед домом. У нее привычка, заметил он, спорить по любому поводу, но ему почему-то доставляло удовольствие настоять на своем. Женщины, с которыми он встречался, никогда не спорили с ним. Неужели это так ему нужно?

— Итак, — спросил Скотт, когда машина остановилась, — каковы ваши планы на сегодня?

Она даже не посмотрела на него. Но когда наклонилась, чтобы взять с сиденья сумку, он заметил ложбинку между ее грудей и снова ощутил себя подростком с головой, забитой непристойными мыслями.

— Больница, больница и еще раз больница, — сказала Розалин, выпрямляясь. — Большое спасибо, что подвезли. Это было весьма кстати.

— Как насчет раннего ужина сегодня вечером? До вашего отъезда? — спросил Скотт и удивился своим словам.

— Очень любезно с вашей стороны, — ответила Розалин, порозовев, — однако, боюсь, ничего не получится.

Скотт и не надеялся, что она примет его приглашение. Она должна была непременно придумать какой-нибудь предлог, даже вымышленный, чтобы избавиться от него. Тогда какого черта он навязывается? Наверное, я мазохист, подумал Скотт со злостью.

— Жаль.

— Я ужинаю с Роджером.

Показалось ли ему или в ее голосе действительно прозвучала нежность, когда она сказала это? Неожиданно Скотта охватила ярость. Он еле смог пробормотать что-то вроде: «Желаю приятно провести время» — и изобразить жалкое подобие улыбки.

Когда «бентли» отъехал, Скотт сделал огромное усилие над собой, чтобы заставить себя открыть кейс и вытащить документы, из-за которых прилетел в Лондон. При этом он заметил, что шофер с удивлением смотрит на него в зеркало заднего вида, и еле сдержался, чтобы не посоветовать ему заниматься своим делом.

Розалин вежливо отказала ему. Скотт решил, что именно вежливость, с которой она отвергла приглашение, больше всего разозлила его.

К шести часам у Скотта уже не было никакого настроения работать. Он сидел в своей фешенебельной квартире с видом на парк и лениво перелистывал записную книжку. И хотя в этой книжке были телефонные номера очаровательных женщин, старых его приятельниц, некоторые из которых были замужем, но тем не менее не возражали бы встретиться с ним, он все еще не решил, что будет делать вечером.

Его мысли занимала женщина, которая относилась к нему, как к ядовитой рептилии. Роджер наверняка жертва. Или сумасшедший.

Скотт встал, прошелся по квартире, потом выглянул в окно.

Было бы забавно, неожиданно подумал он, нагрянуть к ней домой, чтобы только взглянуть на этого замечательного Роджера. Заскочить, так сказать, мимоходом. Задержаться всего минут на пять. В конце концов, какой толк от любопытства, если его нельзя удовлетворить? К тому же будет небесполезно узнать, насколько серьезно у нее с этим самым Роджером. Предлогом может быть все тот же вопрос о работе в приемной отца.

Я вторгаюсь в ее частную жизнь, подумал Скотт, но пусть она с этим смирится, а Роджер сдержит свои собственнические инстинкты, если они у него есть. Да, неожиданный визит будет определенно кстати.

Скотт принял душ и оделся попроще — бежевые брюки, бежевая рубашка и светло-коричневый джемпер. Из дому он вышел, чувствуя себя бодрым, воодушевленным и готовым к бою. Только уже стоя возле дома Розалин и держа руку на кнопке звонка, подумал, что его идею вряд ли можно было назвать удачной. Однако отступать слишком поздно, решил Скотт. Да и такси уже уехало.

Скотт позвонил, отступил на шаг и засунул руки в карманы. За опущенными шторами горел свет, так что кто-то в доме был. Дверь открылась, и Розалин появилась на пороге. Ее лицо выразило удивление, потом тревогу.

— Что вы здесь делаете?

Скотт не знал этого и не нашел, что ответить.

— Не смотрите на меня так испуганно, — пробормотал он, и Розалин неохотно посторонилась, пропуская его в дом.

— Я вас не ждала, — сказала она и посмотрела на него, а потом через плечо — в сторону кухни.

— Я проезжал мимо… — У него не было причин находиться в этом районе, поэтому приходилось сочинять на ходу. — Был у клиента, который живет неподалеку.

— Правда? И где же?

Скотт заметил, что она постоянно посматривает то на него, то на дверь кухни, и ему стало ясно, что от него не прочь избавиться.

— На Керзон-стрит, — коротко ответил Скотт. — Я бы не отказался выпить чего-нибудь.

Явное желание Розалин как можно быстрее выпроводить его оказало на Скотта противоположное действие. Вместо того чтобы развернуться и уйти, он решил остаться во что бы то ни стало.

На лице Розалин появилось выражение покорности судьбе, и она кивнула в сторону кухни.

— Роджер и я как раз собирались перекусить. Можете присоединиться к нам, хотя у нас не так уж много всего…

— Роджер здесь? — изобразил удивление Скотт.

— Да. — Розалин нахмурилась. — Мне кажется, я утром говорила вам об этом.

— Возможно. Не помню. — И он пошел за ней в кухню. — Я бы не хотел мешать… никому.

Она не ответила, просто открыла дверь, и Скотт увидел высокого, стройного, очень симпатичного парня с каштановыми волосами, который стоял у плиты и помешивал что-то в сковородке. Его лицо раскраснелось от жара, и, когда он поднял голову и увидел Скотта, то улыбнулся и сказал:

— Чертовски трудная работа, вся эта стряпня…

Розалин сбивчиво представила мужчин, и они пожали руки друг другу.

Обстановка семейная, подумал Скотт. Не хватает только одинаковых фартуков. Он уже жалел о том, что пришел.

— Садись, старина, — сказал Роджер, обернувшись через плечо.

— Спасибо, — ответил Скотт, — старина.

Это вызвало пристальный взгляд Розалин, но никакой реакции у Роджера, занятого сервировкой стола.

— Розалин говорила мне, что ты врач.

Скотт сел, наблюдая, как Роджер проглотил приманку и пустился рассказывать о своей профессии. Достаточно мил, подумал он спустя десять минут, но скучен.

За едой Скотт пытался перехватить взгляд хозяйки дома, но она упорно не смотрела в его сторону. Интересно, что за отношения связывают их? — гадал он. Неужели Розалин сама не видит, что этот парень совершенно неинтересен?

В конце концов, подумал Скотт, она тоже не самое возбуждающее создание на свете. Он улыбнулся этой мысли, ощутив собственное превосходство.

Да, они стоили друг друга. Возможно, оставшись наедине, они обсуждают медицинские проблемы, читают профессиональные журналы. Скотт не мог представить Роджера, сердящимся на свою подружку за то, что та решила на время уехать из Лондона.

Когда с едой было покончено, Розалин стала убирать на кухне, а мужчины прошли в маленькую гостиную в ожидании кофе.

Лицо Роджера раскраснелось.

— Обычно я не пью так много, — сказал он. — Но сегодня особый случай.

Они сели. И Скотт подумал, что, возможно, сейчас ему сообщат что-то очень важное.

— Правда?

Вошла Розалин с подносом, подала кофе и села на диван рядом с Роджером. Ее волосы были собраны в хвост, который она перебросила через плечо, играя пальцами с кончиками красивых светлых прядей. Скотт оторвал взгляд от этого зрелища и откинулся в кресле.

— И что за особенный случай сегодня, Роджер? А… старина?

Розалин нахмурилась, как он и ожидал. Улыбнувшись ей, Скотт отпил кофе.

— Сказать ему все, Рози? — спросил Роджер, глядя на Розалин; та смутилась.

Скотт положил ногу на ногу и с любопытством приподнял брови. Определенно они подходят друг другу, подумал он. Возможно, у них даже одинаковые ночные рубашки и купальные халаты. Скотт представил Розалин в ночной рубашке, потом поймал себя на том, что его воображение рисует куда более фривольные картины.

Он быстро прогнал видения, от которых ему неожиданно стало жарко, и сказал, заставив себя улыбнуться:

— Вы не можете держать меня в неведении.

— Роджер и я, — начала Розалин, слегка волнуясь. — Мы тут подумали…

— Успокойся, Рози, — слишком громко произнес Роджер. — Позволь сказать мне. — Он посмотрел на Скотта. — Ты будешь первым, кто узнает об этом, старина: Рози и я обручились.

Молчание длилось слишком долго. Скотт продолжал улыбаться, понимая, что должен произнести что-то приличествующее случаю, но не мог.

— Поздравляю, — сказал он наконец, поднимая чашку с кофе. — Однако по такому поводу принято пить шампанское!

Как неожиданно изменилась ситуация, подумал он.

— Но для этого… — сказал Роджер, глядя на Розалин, как теперь понял Скотт, не совсем трезвым взглядом, — для этого прежде всего нужно время.

— Ах да, — вспомнил Скотт, оборачиваясь к Розалин. — Во сколько ваш самолет?

— Я не смогла взять билет на сегодня, — виновато призналась она. — Слишком замоталась с делами. Но я договорилась с миссис Брустер, чтобы она побыла сегодня с отцом.

— Тогда, — весело воскликнул Роджер, — давайте праздновать!

Розалин нервничала, что, как подозревал Скотт, было непривычно для нее.

— Да, в самом деле, почему бы нам не отметить это событие? — сказал он, чувствуя необходимость проявить мужскую солидарность.

— Потому, — сказала Розалин, вставая, — что я устала и собиралась сегодня пораньше лечь спать. Полагаю, вам обоим пора уйти… Кстати, Роджер, — она посмотрела на жениха и вздохнула, — сколько ты сегодня выпил?

— Да оставьте вы его в покое! — вмешался Скотт, и Розалин бросила на него испепеляющий взгляд.

— Вы никуда не торопитесь? — многозначительно поинтересовалась она. — На какую-нибудь встречу? Или свидание?

Я оказался прав, подумал Скотт. Бедняга Роджер! Шаг в сторону от обычного, предсказуемого поведения, и она возьмет его за горло. Неужели он не понимает, что единственно возможный брак для Розалин Паркер — это тот, который будет способствовать ее карьере?

— Ничего такого на горизонте, — заверил он ее с улыбкой, однако поднялся и направился к двери.

— Роджер, ты уверен, что тебе не нужно вызвать такси? — спросила Розалин с тревогой, и Скотт подавил в себе желание зевнуть.

Ну почему этот парень не видит, что его ждет в недалеком будущем? Роджер энергично затряс головой, отчего лицо покраснело еще больше.

— Прогулка до метро меня взбодрит, дорогая.

Он наклонился и слегка коснулся губ Розалин. Скотт заметил, как у нее порозовели щеки. Вечная проблема с такими женщинами, подумал он. Они краснеют, ты воображаешь, что они ранимы. Но каждый дурак должен знать, что на самом деле они страшнее барракуды.

Как только Роджер вышел, Розалин повернулась к Скотту, посмотрела на него, потом — на дверь.

Намек был ясен, но Скотт как ни в чем не бывало направился обратно в гостиную. Теперь ему стало ясно, что он должен сделать — тактично, но серьезно поговорить с ней об этом браке, напомнить, что в настоящий момент она отвечает не только за себя.

Да и не подходят они с Роджером друг другу. Конечно, это его не касается, но каково будет им понять через пару лет, что их жизнь превратилась в кошмар?

Скотт сел, не говоря ни слова. Розалин в молчании застыла у двери. Наконец он сказал:

— Я могу рассчитывать еще на одну чашечку кофе?