Выхожу на террасу, оставляя Марго в гуще чужих разговоров. Воздух прохладный, но мне это только на руку. Нужно проветрить голову, обсудить пару моментов с Женей. Он ждет меня у беседки. Надеюсь, это недолго.
— Ну что, Влад, как тебе вечер?
— Нормально, — резковато отвечаю, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
Мы говорим о делах, о сделках, но мои мысли постоянно возвращаются к ней. К тому, как Марго осталась одна. Или не одна? Что за ублюдство. С чего вдруг меня стало волновать, как там моя жена. Наверное, с тех пор, как пришлось окунуться в бездну. Раздражает все до кончиков пальцев. Разве это могло со мной случиться? Зачем? Переношу фокус внимания на Женю и ничего не слышу. Мне, вашу мать, неинтересно.
Ведь тот мужик не дремлет, да? Наверняка не упустил возможность посягнуть на мое. Почти уверен в этом. По спине продирает острыми крючьями. Я никогда не отдам свою игрушку. Пока не наиграюсь сам. А если и отдам, то только поломанной.
— В целом все ясно, — прерываю заливающего соловьем партнера. — Поговорим позже.
Возвращаюсь в дом, оставив стоять компаньона с разинутым ртом. Но мне наплевать. Какого-то хрена забираю ее манто, таскаюсь с накидкой наперевес.
Сердце сжимается от подступающего знакомого бесива. Оказывается, треклятая мышца у меня все же есть. Она есть, а Марго нет. Нет нигде. Я обхожу комнаты, заглядываю в каждый угол. Злость начинает подниматься, обжигая изнутри. Где она? С кем? С ним⁈
Уничтожу.
Игнорирую всех, кто пытается вылизать мне зад, останавливая по пути. Отмахиваюсь, как от надоедливой кошмары. Иду мимо.
Где. Она.
И тут я вспоминаю. Зимний сад. Там всегда тихо, уединенно. Размеренно иду туда, каждый шаг отдается гулким эхом во вспухшей голове.
Уничтожу…
Марго и ублюдок стоят рядом, разговаривают. Она выглядит не так, как я привык. Бледная, немного испуганная. И, кажется, очень замерзла. Меня переполняет лютость. Еще немного и рванет через край кипящей лавой. Я готов их растерзать. Скот смеет прикасаться к ней своим взглядом, своим голосом.
Кто-то давал разрешение?
Я подхожу, стараясь дышать ровно. Марго замерзла, он не видит очевидное? Даже я вижу. Ее плечи дрожат. Накидываю искрящийся мех.
— Марго! — она вздрагивает. Вбуриваюсь в зрачки собеседника. — Здесь слишком холодно для моей жены. Она не привыкла мерзнуть, — намеренно больно впиваюсь в плечи. Пусть чувствует боль. — Может объяснишь почему ты в саду. Наедине с мужчиной. И какого черта он зовет тебя в «не здесь»? — каждый вопрос прицельно посылаю.
— Всего лишь говорю со старым знакомым, — скрывает полыхающие эмоции.
В глазах горит сопротивление. Она по-женски боится уронить достоинство, переживает что может попасть в двусмысленную ситуацию. Я бы понял ее, будь она не с ним, а с любым другим. Неимоверными усилиями тушу внутри жестокость. С шипением поворачиваю на выход.
— Марго, уходи, — звучу глухо и властно.
Она поднимает на меня глаза, в них испуг. Транслирую ей, если поведет себя правильно, то все будет нормально. Не надо сейчас мне противостоять. Она делает правильный выбор. Уходит, и я поворачиваюсь к нему.
— Что тебе нужно от моей жены? — рычу, чувствуя, как кровь стучит в висках.
Чертова кровь толчками глушит. В ушах шумит.
Роман стоит спокойно, даже слишком спокойно.
— Мы просто разговаривали, Влад.
— Разговаривали? Я тебя предупреждаю. Еще одна попытка, и тебе не поздоровится. Понял?
— Нет.
— Ты забываешься, бастард. Рожденный ползать, взлететь не может. (М. Горький «Песнь о Соколе» — прим. авт.)
Сжав челюсти до хруста, ухожу в след за Марго. Оставляю его, пусть думает. Если не дурак, то навел обо мне справки. Слов на ветер никогда не бросал. В данном случае подавно. Так что, если решит нарушить мои правила в моем городе, можно повторить судьбу.
— Домой, — прохожу мимо жены.
Она послушно идет за мной. Я не хочу, но все равно беру ее за руку и веду к машине. Всю дорогу она молчит. Так лучше. Пусть молчит. Иначе никому не поздоровиться.
Сидим в полной тишине.
— Влад, я хочу развод.
Слово, как удар хлыста, пронзает тишину машины. Проникает в самые глубины, где недавно бушевала ярость, а теперь разливается ледяная пустота. Лениво поворачиваю голову. Смотрю на ее профиль, освещенный тусклым светом уличных фонарей, и не узнаю. Женщина, которая еще полчаса назад считалась собственностью, игрушкой, говорит о разводе.
— Что ты сказала? — мой голос похож на рык.
Побороть свои клокочущие эмоции не в силах.
— Я сказала, Влад. Ты не слышал?
Она произносит это спокойно, без истерики, без слез, что раздражает еще больше.
Моя бушующая ярость не знает границ. Со свистом рву воздух из легких. Это не та ярость, что была в зимнем саду, готовая разорвать на части. Это нечто другое. То, что еще никогда не испытывал. В глазах скачут красные круги.
— Думаешь, позволю тебе уйти? Ты думаешь, ты можешь просто взять и уйти? — говорю тише, но от этого не менее угрожающе. — Ты моя, Марго. Ты не можешь просто так решить, что тебе надоело.
Она вздрагивает, но не отступает.
— Я не игрушка, Влад. И я больше не могу так жить.
— Не можешь? — кровожадно усмехаюсь, но в усмешке нет веселья. — Ты думаешь, тебе будет лучше без меня? Без моей защиты, без моих денег. Подумала, что сделает твой папаша? Или решила, что я не в курсе психушки? Я твоя защита, Маргарита! — горланю на всю машину.
— Я не знаю, будет ли мне лучше, — тихо сипит перехваченным от слез горлом. — Но знаю, что мне будет хуже, если останусь.
— Хуже? — наклоняюсь, мои глаза ищут хоть что-то, за что можно зацепиться, но нахожу лишь пустоту. — Ты думаешь знаешь, что такое хуже? Ты не знаешь ничего, Марго. Ты не уйдешь, — повторяю не как угрозу, а как констатацию факта. — А этот спаситель, — кривлю губы в злой усмешке, — разве не знаешь, что люди со временем меняются? Уверена, что Роман все еще рыцарь? Власть и положение портят людей, Маргарита. Помни об этом.
— По себе судишь?
С интересом изучаю встревоженное лицо жены. В красных пятнах, губы искусаны, глаза нездорово блестят. С удовлетворением понимаю, что удалось посеять сомнения в душе. Это хорошо.
— По себе? — спокойно улыбаюсь. — Пожалуй, да. Я знаю о чем говорю.