Марина
Я сдалась почти сразу, как он начал меня целовать. Разбуженное ласками тело вопит, что ему мало. Разум отключается и не думает подавать признаки жизни. Под умелым напором его ласк даже мои страхи и неуверенность отступают.
Чувствую себя в его руках красивой и желанной. Он смотрит так, что хочется плакать. Разбивает своим взглядом мою броню. Заставляет мои нервные клетки работать на себя. Он точно знает, как нужно целовать и прикасаться, чтобы я захлебывалась от удовольствия. Чувствую себя пьяной, пьяной от тех эмоций и ощущений.
С Ромой я последние годы не могла расслабиться в постели, ждала каждый раз критики или оскорблений. То слишком громко застонала, словно шлюха, то слишком мокрая, сама виновата, что не могу кончить...
А ведь в начале супружеской жизни я пыталась проявлять инициативу, хотела сделать мужу приятно. Но после первого неудавшегося минета, когда я встала на колени и потянулась к его члену, получила оплеуху, а следом:
— Шлюха! Моя жена конченая шлюха! Где ты этому научилась? Кому сосала?
— Никому, я прочитала на женском форуме, что мужчинам это нравится. Что супружеская жизнь крепче у тех пар, у кого в сексе разнообразие...
— Разнообразия захотела? — еще одна обжигающая пощечина. — В следующий раз ты еще кому-то захочешь отсосать, сука?!
Инициатива вышла боком. Со временем во мне выработалось отторжение к сексу, я не хотела ложиться в супружескую постель, до поздней ночи находила занятия по дому, ждала, когда Рома уснет. Секс стал ненавистной обязанностью. Но ведь вначале мне нравилась близость с мужем, мое тело помнит эти ощущения. Ахмед не станет утверждаться за мой счет.
Удивляюсь, с какой легкостью он несет меня по лестнице. Мне не с кем особо сравнивать, но мой бывший муж и брат всухую проигрывают рельефному телу Ахмеда. Красивая мужская фигура без капли жира. Чтобы находиться в такой форме, нужно много времени проводить в спортзале. Есть ли на это время у Ахмеда? Скорее нет, чем да. Но ведь все успевает. Потому что не лежит на диване все свободное время...
— Ты что притихла? — спрашивает Ахмед, занося меня в спальню. Губы почти невесомо касаются виска, а по мне искры удовольствия разбегаются. Упиваюсь новыми для меня ощущениями, на Рому я так не реагировала даже в начале наших отношений. Я вообще не думала, что такое бывает. Мужчина прикасается, а ты волю теряешь.
Опускает меня на пол. Скидывает резким движением покрывало, подхватывает меня и укладывает поперек кровати. Спиной касаюсь прохладных простыней, по коже идет легкий озноб.
— Самая красивая и желанная женщина, — смотрит на меня сверху вниз. Ласкает и обжигает взглядом. Пытаюсь скрыть волну дрожи, но это ведь Арданов. Я знаю, что привлекательна, но взгляд Ахмеда поднимает мою самооценку на запредельный уровень, в данный момент я чувствую себя невероятно красивой и сексуальной.
«А если ему не понравится?» — возвращается неуверенная, запуганная девочка. И это Ахмед тоже считывает. Считывает раньше, чем я успеваю запаниковать.
Одну ногу ставит на край кровати, матрас под его весом проседает. Накрывает собой мое тело, удерживая вес на локтях. Наши тела не касаются друг друга, а по моему телу рассеиваются мурашки, внизу живота растет тяжесть.
Глаза в глаза, а потом его губы опускаются на мой рот. Целуя, он жадно всасывает мою нижнюю губу, царапает ее зубами, тут же заглаживая кончиком языка. Закидываю руки ему на плечи, пальцами зарываюсь в короткие волосы. Невыносимо. Сладко. Томительно. Ведет губами по щеке, спускается к шее. Стискивает в крепких объятиях. На моих рецепторах оседает его запах. Вжимает в свое тело, заставляет соски тереться о его торс. Ширинкой упирается в живот. Он там такой твердый... и большой. Немного даже пугаюсь. После мужа у меня никого не было, смогу ли я его принять в себя?
— Выключай голову, Мариш! — душу трогает его ласковое «Мариш». Тянется к застежке бюстгальтера на спине, расстегивает с первого раза, стягивает лямки с плеч, локтей, отбрасывает в сторону. — Шикарная грудь, — пожирая ее голодным взглядом. — Если бы я не был собственником и ревнивцем, заказал бы твою обнаженную картину художнику, — в его голосе восхищение и ревность, мне как женщине приятно. — Но кроме меня такой тебя больше никто не увидит.
Наклоняется к груди и проходится языком сначала по одной груди, потом по второй. В трусах становится влажно. Смущаюсь, потому что не знаю, как на это отреагирует Ахмед, но без смазки я не смогу его принять.
Прикусив сосок, втягивает его в рот, бьет по нему кончиком языка, потом принимается кружить. Если бы он меня не удерживал, я бы выгнулась мостиком. Моя грудь как оголенный нерв, стону от каждого прикосновения, а их Арданов дарит много, самых острых и разнообразных.
Губы Ахмеда перестают терзать грудь. Целуя живот, он опускается все ниже и ниже. Проходится носом по кромке трусов.
— Охренительно пахнешь, — громко втягивает носом воздух, а я заливаюсь краской. Поднимает на меня взгляд, в нем столько огня, что я боюсь сгореть.
— Ахмед... — выдыхаю. Что я хотела сказать? Попросить не смотреть на меня так? Не мучить и продолжить? У меня в крови кипит лава, каждый нерв оголен. Мне никогда не было так хорошо с мужем, а ведь я его любила.
— Хочу попробовать тебя, — поддевает резинку стрингов, тянет вниз. Запоздало понимаю, о чем сказал Ахмед.
— Не надо, — остановить Арданова невозможно, приподняв меня под ягодицы одной рукой, одним движением избавляет от трусов.
— Хочу на тебя смотреть, — расталкивая бедра в стороны, поднимает мои колени, заставляет их согнуть, чтобы я полностью открылась для него. —
Не сомневался, что ты здесь тоже окажешься красивой, — в Ахмеде столько довольства, будто это его заслуга.
— Ахмед, не надо, — пищу, когда он отрывает от моего лица взгляд и наклоняется к моей промежности. Я понимаю, что он собирается делать, мне стыдно. Рома никогда меня там не касался губами, он считал, что только извращенцы и слабаки будут лизать женщине.
— Твой муж полный дол@б: — со злостью произносит Ахмед, его пальцы впиваются в мои бедра, но он тут же гасит свою злость. Опять он читает мои мысли? Откуда он знает о Роме? Порой мне становится страшно, что я для Арданова раскрытая книга. — Мужчина обязан заботиться об удовольствии своей женщины. Нет ничего противного или зазорного в том, чтобы поласкать свою женщину здесь языком, — растирает пальцами влагу между гладкими складочками. То, как он выделил слово «свою», говорит о многом. Не каждую женщину, с которой у него был секс, он считал своей. — Ароматная, вкусная, сладкая. Моя... — проникая в меня пальцем, проходится языком по промежности.
Стыдно и сладко одновременно. Ахмед добавляет второй палец, растягивает гладкие мышцы. Находит точку удовольствия внутри меня, при каждом толчке задевает ее. Кончик языка кружит вокруг чувственного бугорка, пока он насаживает меня на свои пальцы.
— Ты очень узкая и тугая, Марина, — лаская меня там языком. — Хочу, чтобы вместо пальцев ты принимала мой член, — не могу ничего ответить, горло сдавило, но он видит, что я совсем не против.
Мои стоны перерастают во всхлипы. Ноги дрожат, пальцы комкают простыню. Так остро... так сладко...
Кричу, выгибаясь над постелью...
Его плечи не позволяют мне сомкнуть бедра, а я порой не выдерживаю всплеска наслаждения. Меня всю выворачивает наизнанку. По щекам катятся слезы от избытка эмоций, от вибраций нервных окончаний. Не думала, что может быть так крышесносно, когда забываешь обо всем, даже свое имя.
— Готова кончить? — словно через толщу воды прорывается его голос.
— Да, — не узнаю свой голос, он просел от криков и стонов.
«Да! Да! Да!» — кричу мысленно. По телу проходит предоргазменная дрожь. Внизу живота растет напряжение, скручивая наслаждение в тугой узел.
— Тогда отпускай себя, Мариш! — звучит четкий приказ. Вдавливая подушечкой большого пальца клитор, он продолжает ласкать меня там языком. Нажимает на какие-то точки, и я, взлетая в темное небо, рассыпаюсь фейерверком...