Яд

4

Неброская красота севера Франции разворачивалась перед глазами Кэтрин мягкими очертаниями холмов, покрытых молодой весенней порослью, пашен и лугов, на которых во всю пробивалась свежая сочная зелень. Она завораживала взор голубым шатром неба, по которому плыли невесомые кучевые облачка, и небольшими аккуратными домиками в посёлках, мимо которых они проезжали. Впервые Кэтрин видела чужую страну, и это зрелище не могло не волновать её. Она с любопытством выглядывала из окошка экипажа, рассматривая всё, что попадалось на глаза.

Два ветряка возникли вдалеке, когда они поднялись на вершину очередного холма, следуя за петляющей дорогой, уводящей всё дальше и дальше от побережья, от Кале, от всего того, что ещё связывалось в мыслях Кэтрин с родным туманным островом.

Глаза Кэтрин скользнули по фигуре всадника, сопровождавшего её то слева, то справа, то обгонявшего экипаж, то вдруг возникающего прямо у её окна. Она избегала думать о Роберте, решив, что надо сделать передышку, благо сегодня была на то прекрасная возможность — целый день, посвящённый переезду от Кале к окрестностям Рюменгема, небольшого городка в Нор-Па-де-Кале, близ которого находилась усадьба Роберта.

И всё-таки волей неволей Кэтрин опять вспомнила, как они поговорили днём, когда она, наконец, проснулась после ночи, проведённой в сомнениях и размышлениях. Она приняла решение вести себя, как подобает леди, а не влюблённой школьнице. Раз Роберт так ясно даёт ей понять, что их взаимное притяжение — не более чем плод её отравленного воображения, раз утверждает, что надо сопротивляться этому чувству, которое успело захватить её целиком и безвозвратно, она попробует. Она ведь верит ему, он не лжёт ей, никогда.

Кэтрин снова увидела его перед своим мысленным взором, таким, каким застала в холле помпезного отеля, где он ожидал её, чтобы пуститься в путь. Роберт сидел в кресле, у самого выхода, мимо туда и сюда сновали какие-то люди — прибыл большой корабль из Дувра, и в гостинице было много новых постояльцев. Она шла к нему через холл, стараясь убедить себя, что он не лучше, чем все остальные, но очевидная правда так бросалась в глаза, что, видимо, надо было зажмуриться и не смотреть вовсе, чтобы поверить.

Он так поспешно встал, завидев её. Его лицо, его глаза — как можно забыть, с каким выражением он смотрел, пока она шла к нему? Что сказать себе, чтобы уверить, что тепло его взгляда — лишь обман, морок, наваждение, которым она обязана действию яда?

— Прости, я вчера был очень груб с тобой, — сказал он так тихо, что она едва могла услышать его. — Ты ни в чём не виновата, Кэтрин. Это твоя беда, а не твоя ошибка.

Она молчала, чувствуя, что на глазах появляются слёзы. Если бы они были обычными людьми — просто парой влюблённых, а не игрушками слепого провидения — она бы обняла его и сказала всё, что испытывает — или думает, что испытывает — по отношению к нему. Но прикасаться к нему — нельзя, верить себе — нельзя. Можно только сомневаться — во всём.

— Ты ведь не умеешь ездить верхом? — спросил он, отвлекая Кэтрин от тоскливых мыслей.

— Умею, но плохо и совсем недолго, — машинально ответила она, пытаясь справиться с нахлынувшими чувствами, глядя в пол, чтобы не попасть опять в плен синих глаз.

— Так я и думал.

Роберт показал ей на выход из отеля, она послушно пошла в указанном направлении. Это так легко — делать то, что он говорит. У гостиницы их уже ожидал экипаж, кучер помог ей сесть внутрь. Она и не надеялась, что Роберт поедет вместе с ней, и оказалась права: он предпочёл сопровождать её верхом. И вот она едёт по дороге, которая кажется ей бесконечной. И занимает себя любыми мыслями, кроме тех, которые действительно волнуют её, смотрит куда угодно, кроме того, на кого желала бы смотреть всё время. В общем, любуется пейзажами севера Франции и старается убедить себя, что всё совсем не так, как ей кажется.

Поскольку выехали они не рано — Роберт никого не прислал будить её, позволив выспаться, за что она была ему благодарна — вечер застиг их ещё в пути. Кэтрин ощущала себя усталой и разбитой и морально, и физически. Долгая дорога, новые впечатления, масса переживаний утомили её. Солнце скрылось за горизонтом, на небе появился месяц и засияли первые звёзды, когда они подъехали к лесу.

Стена деревьев стала для неё полной неожиданностью. Регион, по которому они ехали весь день, представлял из себя холмистую равнину, и этот лес был первым, который они повстречали на пути.

Роберт уверенно въехал под своды деревьев, экипаж покатил следом за ним. Кэтрин заинтересованно смотрела в окошко, но мало что могла разглядеть в сгустившейся темноте. Они довольно долго петляли по лесной дороге, и Кэтрин представила себя героиней её любимого Дюма, которую похитили и везут в тайный замок, принадлежащий какому-нибудь аристократу. Хмыкнув, она вдруг подумала, что её представления не так уж далеки от истины. Роберт, наверняка, аристократ, ну, или как там у них это называется. Как он ей сказал… мой род чистокровный, почти без примеси вашей крови. Так что, можно считать, что он — дворянин.

Наконец, экипаж остановился. Она услышала, как Роберт что-то говорит, затем увидела, как распахнулись в темноте створки красивых кованых ворот. Экипаж прокатил внутрь по аллее и, в конце концов, остановился. Во мгле, обступавшей её со всех сторон, она смутно различала очертания большого здания.

Дверца экипажа раскрылась, ей подали руку и помогли выйти. Всё тело Кэтрин онемело от долгой поездки, и она с непередаваемым удовольствием распрямилась и повела плечами, не забывая озираться по сторонам.

Луна, как назло, укрылась за облаками, но и в темноте она догадалась, что её предположения оправдались. Перед ней возвышался самый настоящий замок, с готическим шпилем, с башенками и высокими стрельчатыми окнами. Вполне подходящий приют для аристократической фамилии.

— Ты не говорил, что живёшь в замке, — не скрывая восторга в голосе, сказала она Роберту. Тот уже спешился, подошёл к ней и стоял рядом, по привычке не спуская с неё внимательного взгляда.

— Ты любишь старину? — Кэтрин не видела его лица, но чувствовала лёгкую насмешку в его голосе.

— Обожаю, — искренне ответила Кэтрин.

Он сделал ей пригласительный жест рукой, указывая на распахнувшиеся перед ними двери. С замирающим сердцем Кэтрин вошла внутрь. Она позабыла про усталость, про голод и затёкшие мышцы. Внутреннее убранство вполне соответствовало её представлениям о настоящем аристократическом гнезде. Здесь, насколько она могла судить, всё было старинным, начиная от мебели, заканчивая огромными золочёными канделябрами, в которых горели высокие толстые свечи. Она словно очутилась в одном из своих любимых романов, только наяву.

Очарованная, поражённая, с трудом веря собственным глазам, Кэтрин стояла, замерев, у самого входа. Она машинально скинула пелерину на руки подошедшему слуге, и, наконец, перевела сияющий восхищением взгляд на Роберта. Всё это время он смотрел на неё так, словно был не в силах отвести глаз. Кэтрин только открыла рот, желая выразить вслух свой восторг, как услышала мелодичный грудной женский голос.

— Роберт? Я не ждала тебя так рано. Ты не один?

С нехорошим предчувствием Кэтрин обернулась на звук прекрасного голоса. Так, начинается, пронеслось у неё в голове.

К ним навстречу по широкой парадной лестнице спускалась женщина, ну, или как там они называют своих дам. Она была высокая, с королевской осанкой, умопомрачительной фигурой, облачённой в откровенное облегающее платье. Её длинные густые пшеничные волосы, вьющиеся на концах, были распущены, дополняя впечатление царственности. Когда она подошла, Кэтрин смогла разглядеть, что у неё светло-голубые глаза, обрамлённые пушистыми и очень длинными ресницами, загнутыми вверх, и капризно изогнутые светлые брови. Даже Елена померкла бы рядом с такой красотой.

— Оливия, это Кэтрин. Кэтрин, это Оливия, — представил их друг другу Роберт.

Оливия настороженно рассматривала незнакомку, и Кэтрин, чувствуя, как внутри всё сжалось, попыталась выдавить улыбку. Наверное, результат вышел плачевный, так как ответной реакции она не дождалась.

— Подожди минутку, — тихо сказал ей Роберт. Кэтрин бросила на него растерянный взгляд, и он, словно угадав её состояние, чуть заметно покачал головой, как будто желая рассеять сомнения.

Он отошёл вместе с златовласой богиней к окну, и они о чём-то говорили несколько минут. Кэтрин смотрела на них с отчаянием. Хорошо, Елена, положим, его дочь, тут всё ясно. Но эта… сирена, кто она? Почему так запросто расхаживает по его дому, заявляя, что не ждала его так рано?

Великолепная Оливия смотрела на Роберта в упор, тот что-то говорил, потом отвёл взгляд, словно ему было стыдно смотреть на неё. Вид у него был почти виноватый. У Кэтрин потемнело в глазах. Она увидела, как Роберт повёл плечом и, так и не подняв взгляд на напряжённо разглядывающую его красавицу, поднёс руку ко лбу, поморщившись от её слов, словно хотел прикрыться от настойчивого взгляда.

Всё ясно, мрачно подумала Кэтрин. С учётом того, что у этих существ, судя по всему, мораль на нулевом уровне, это, наверняка, его жена. Нет, жёны у него нет, он сам ей говорил. Значит, близкая подруга, в общем, как ни назови, суть от этого не изменится.

Хмуро переминаясь с ноги на ногу, Кэтрин довольно живо вообразила себе их диалог.

"Роберт, дорогой, что это такое?"

"Это? Ах, ну, понимаешь, это фертида, которую я отвоевал у Драгона. Ты не волнуйся, милая, мы же знаем, что это всё не надолго"

"Дорогой, как я устала от твоих интрижек с этими людишками. Заканчивай с ней побыстрее"

"Не волнуйся, любимая. Ах да, она всё время падает в обморок и потом вешается мне на шею, но ты не обращай внимания"

Кэтрин увидела, как красавица поднесла руку к лицу Роберта, взяла его за подбородок и заставила взглянуть ей в глаза. А затем провела указательным пальцем по щеке, покачав головой. Роберт чуть отступил и отвернулся, что-то сказал напоследок и пошёл к Кэтрин.

— Идём. Я отведу тебя в комнату Елены. Думаю, она долго тут не появится, — сказал он, показывая на лестницу и поднимаясь вверх, как всегда уверенный, что Кэтрин безропотно последует за ним.

Конечно, она пошла за ним — а что ей оставалось делать? На душе скребли кошки — штук сто, не меньше. Когда-то — Боже, как давно, целых четыре дня назад! — она сидела на берегу и думала, что ей не важно, есть у него жена или нет. Теперь, увидев всё так, как оно есть на самом деле, Кэтрин понимала, что очень ошибалась. С каждым шагом ей становилось всё хуже, она кусала губу и смотрела в пол, забыв любоваться старинными интерьерами.

— Эдриэн уехал к другу, так что опасаться тебе нечего, кроме меня, разумеется. Но я обещаю держать себя в руках, — доносились до неё слова Роберта. Подумайте только, он ещё шутит.

Она увидела, как он распахнул перед ней дверь, и вошла, даже и взгляда не бросив вокруг.

— Если что-то будет нужно, скажи, — Роберт, наконец, посмотрел на неё и замолчал, а потом сказал совсем другим тоном:

— Кэтрин, что-то случилось? Тебе плохо? Присядь, а лучше, приляг.

Беспокоится, мрачно усмехнулась про себя Кэтрин. Притащил её в семейное гнёздышко, и думал, что она и бровью не поведёт?

— Кто такая эта Оливия? — спросила Кэтрин таким хмурым и напряжённым тоном, что он уставился на неё в замешательстве. — Я спрашиваю у тебя, кто такая эта Оливия? — повторила Кэтрин зло, чувствуя, что бледнеет от гнева. — И по какому праву она трогает тебя и расхаживает по твоему дому?

В глазах Роберта блеснуло понимание. Он вдруг широко и самодовольно ухмыльнулся, чем окончательно вывел Кэтрин из себя. Она молча вперила в него горящий негодованием взор.

— Ревность? — протянул он насмешливо. — Кэтрин, это всё действие яда. Сопротивляйся, не позволяй ему командовать тобой.

Перед глазами у Кэтрин вспыхнули красные круги, руки сжались в кулаки, она сверкнула глазами и крикнула, не в силах больше сдерживать себя:

— Ты самодовольное, высокомерное чудовище! Я тебя ненавижу! Убирайся к своей Оливии, а я завтра же уеду.

— Кэтрин, — слышала она сквозь шум в ушах, чувствуя, как подкашиваются ноги. — Кэтрин, успокойся. Приди в себя. Оливия — моя… родственница, сестра по матери. Она здесь потому, что это её дом тоже. Успокойся, — повторил он несколько раз.

— Почему ты не предупредил меня? — Кэтрин никак не могла отойти от вспышки гнева. Что с ней творится, Господи? Она уже сто лет не закатывала такой истерики. Генри приучил её к любым сюрпризам, и она считала, что у неё канаты, а не нервы. Значит, ошибалась.

— Да я забыл про неё. Даже не думал, пока не увидел. Я волновался, что Эдриэн может оказаться дома, думал, куда отвезти тебя в таком случае. Мне и в голову не могло придти, что Оливия может тебе чем-то помешать.

Роберт говорил быстро и взволнованно — всё ещё думает, что у неё истерика, понятно. Кэтрин прислонилась к стене и, прикрыв глаза, сделала несколько глубоких вдохов, чтобы окончательно придти в себя. Открыв глаза, обнаружила, что Роберт стоит рядом, опершись рукой о косяк двери, и смотрит на неё. Ей показалось, что он не дышит.

— Ты должен был предупредить, — повторила она совсем другим тоном, очень мирно.

— Извини.

— Ладно. Забудем.

Он отвёл глаза и собирался выйти, и Кэтрин, как всегда, почувствовала, что не может отпустить его.

— Подожди, — попросила она, догоняя его. — Когда я увижу тебя снова?

— Ты устала и наверняка проголодалась, — он развернулся к ней, и Кэтрин остановилась в дверях, замерев. С минуту они молча смотрели друг на друга, а потом он тихо проговорил:

— Отдохни, поешь. Я приду попозже, если не уснёшь.

— Обещаешь?

— Да.

Его нельзя трогать, твердила себе Кэтрин. Это было мучительно.

Он с трудом оторвал от неё взгляд и пошёл к лестнице, не оборачиваясь, быстро исчезнув из вида.

Несколько минут она стояла, прижавшись к стене, закрыв глаза и успокаивая себя. Затем открыла глаза и осмотрелась. Роберт, кажется, сказал, что это комната Елены. Что ж, у снежной королевы превосходный вкус.

Огромная спальня с большой нишей-альковом, отделённым полупрозрачным занавесом, была словно иллюстрация к описанию какого-нибудь дворца прошлого столетия. Стены были обиты тканью цвета слоновой кости, поблёскивавшей при свете свечей. Три узких окна от пола до самого потолка, с витражами, которые, наверное, отбрасывают блики по всей спальне в солнечный день. Несколько гобеленов в пастельных тонах украшали комнату, дополняя впечатление совершенства и продуманности каждой детали. Кэтрин провела рукой по стене, вздыхая. Елене повезло, что она родилась в таком прекрасном доме.

Пришла служанка — пожилая женщина с невозмутимым лицом — и помогла Кэтрин раздеться. Она открыла небольшую дверцу, которую Кэтрин до того и не замечала, и спросила, желает ли гостья принять ванну с дороги. Конечно, Кэтрин согласилась. Служанка безмолвно исчезла за дверцей, и Кэтрин услышала плеск воды. Хм, дворец с современной ванной — просто мечта.

Признаться, она немного робела в присутствии служанки, которая держалась с таким достоинством и важностью, словно служила при дворе королевы. Та стояла, ожидая, пока Кэтрин заберётся в воду, и Кэтрин ничего не оставалось. Скинув рубашку, которую она ненавидела не меньше, чем своё убитое платье, Кэтрин быстро погрузилась в воду и зажмурилась. Когда она открыла глаза, служанка уже исчезла, оставив на столике рядом с ней купальные принадлежности и большое полотенце.

Расслабившись, Кэтрин просто наслаждалась. Откинувшись, она мурлыкала детскую песенку, которую напевала обычно дочери, с любопытством разглядывая роспись на высоком потолке. Наверное, раньше здесь было что-то другое, а не ванная комната, иначе потолок не стали бы так украшать.

Звук раскрывшейся двери отвлёк её. Испуганно дёрнувшись, Кэтрин обернулась и увидела Оливию. Та непринуждённо вошла и, словно ни в чём не бывало, приблизилась к ней. Присев рядом с ванной — Кэтрин чувствовала себя страшно неуютно, пытаясь прикрыть руками грудь — красавица с сосредоточенным видом потрогала кончиками пальцев синяк на щеке Кэтрин, а затем потянулась к её руке. Кэтрин, отпрянув, сжалась в комок и затравленно смотрела.

Оливия взглянула ей в глаза, и Кэтрин чуть успокоилась. Вид у Оливии был совсем не угрожающий. Светлые глаза, которые оказались совершенно бездонными при ближайшем рассмотрении, смотрели внимательно и пронзительно, словно заглядывали прямо в душу.

— Роберт сказал, у тебя есть повреждения, — голос богини тоже был успокаивающим и мягким, внушающим невольное доверие.

— Ничего особенного, — пробормотала Кэтрин, всё ещё чувствуя себя неуютно — она совершенно голая под пристальным взглядом самой совершенной женщины, которую можно себе вообразить. — Пара синяков. Пройдёт.

— Можно посмотреть? — с мягкой настойчивостью попросила Оливия.

Кэтрин, скрепя сердце, вытянула руку. Оливия взяла её так бережно, словно младенца качала. Осмотрев багрово-синий след, оставленный далеко не таким нежным прикосновением Елены, Оливия перевела на Кэтрин понимающий взгляд. Внезапно Кэтрин смутилась и торопливо сказала:

— Это сделала Елена, а не Роберт.

— Ах, Елена, — Оливия кивнула. — Да, девочка бывает несдержанной. Встань, пожалуйста.

— Зачем? — Кэтрин снова почувствовала укол подозрительности.

— У тебя есть ещё повреждения. На рёбрах и на ноге. Хочу осмотреть.

— Да не надо, уже почти прошло, — слабо запротестовала Кэтрин, но под пристальным взглядом Оливии поднялась. Сжавшись и обхватив себя руками, она прикрыла глаза, чувствуя, что краснеет. Никто никогда так внимательно не рассматривал её. Правда, надо отдать должное Оливии, она смотрела только на её синяки.

— В общем, ничего страшного, — выдала вердикт Оливия, протягивая ей простыню-полотенце. — Как вы говорите, до свадьбы заживёт. Я пришлю тебе мазь, будешь втирать перед сном. Да, Роберт что-то говорил про лодыжку. Ты, кажется, неудачно упала и подвернула ногу?

— Это уже совсем прошло, — поспешила заверить Кэтрин, заворачиваясь в полотенце, чувствуя неимоверное облегчение, что осмотр закончен.

Оливия ещё раз внимательно посмотрела ей в глаза, затем кивнула и вышла. Кэтрин выдохнула. Оливия совсем другая, чем Елена. Елена похожа на великолепную статую изо льда, а эта представительница поистине прекрасного пола… Она чем-то ещё хуже. Заставляет проникаться ничем не оправданным доверием к себе. Да, Роберт прав, они все крайне опасны. И невозможно доверять собственным ощущениям в их присутствии.

Путаясь в невероятной величины полотенце, Кэтрин прошла обратно в спальню, пытаясь подготовить себя, что снова придётся влезть в свою одежду. Едва войдя, она застыла. Оливия по-хозяйски копалась в огромном шкафу, спрятанном в нише у входа.

— Вот, пока надень-ка это, а завтра съездим в Рюмингем, купим тебе одежду по фигуре.

Оливия вытащила что-то полупрозрачное с кружевами и протянула Кэтрин. Та взяла молча.

Оливия поймала её настороженный взгляд, улыбнулась и сказала успокаивающе:

— Не буду тебе мешать. Франсина скоро принесёт ужин. Прости, я не ждала в гости людей, так что придётся тебе сегодня удовольствоваться тем, что есть. Завтра будет нормальная еда. Отдыхай. Если что-то нужно, попроси Франсину, или позови меня. Или Роберта, — последнее она прибавила со странной полуулыбкой, взглянув на Кэтрин так, что у неё колени подогнулись.

Оливия бесшумно вышла, тихо прикрыв за собой дверь, и Кэтрин упала в кресло, удачно оказавшееся рядом. Руки дрожали, и в голове был туман. Эта Оливия… Когда она обращалась к ней, Кэтрин охватывало непонятное ощущение, будто она ребёнок малый, который смотрит с восторгом и опаской на нечто, не поддающееся пониманию. Господи, сколько ей лет, интересно? У неё такой взгляд… Она словно насквозь видит. Кэтрин не удивилась бы, узнав, что Оливия умеет читать мысли.

Развернув легчайший клубок ткани, который выдала ей Оливия, Кэтрин обнаружила одеяние, напоминавшее нечто среднее между рубашкой и платьем. Оно струилось и переливалось, и, когда она надела его, обволокло тело, словно вторая кожа. Оно было длинновато — ведь Елена выше её ростом — зато слишком туго обтягивало грудь и бёдра. Но было так красиво, что Кэтрин легко смирилась с недостатками, тем более, что это избавляло её от необходимости надевать снова собственную одежду.

Чувствуя, что засыпает, Кэтрин пощипывала себя, чтобы не провалиться в сон. Служанка — Франсина, вроде бы — принесла поднос, на котором стояло большое блюдо с нарезанным тонкими ломтиками ароматным сыром с травами и пряностями и душистые свежие булочки. Поставив поднос на столик у кресла, служанка налила в высокий бокал красного вина, от которого тут же пошёл умопомрачительный аромат корицы и гвоздики.

Чуть поклонившись, служанка с достоинством удалилась. Кэтрин почувствовала, что страшно голодна, и принялась за еду. Вино оказалось подогретым и побежало по телу горячей волной, сыр и булочки были такими аппетитными, что Кэтрин и не заметила, как смела всё, что было на подносе. Удовлетворённо вздохнув, Кэтрин откинулась в кресле, ощущая себя чистой, сытой, довольной и почти счастливой. Почти, потому что кое-чего — а точнее кое-кого — не хватало рядом.

Это всё яд, пробормотала она себе, устраиваясь в кресле, чтобы дождаться Роберта. Раз он обещал придти — значит, придёт. Главное — не уснуть до этого времени. Она лениво рассматривала узоры на гобеленах, рассеянно размышляя, к какому столетию они относятся.