Яд

2

Особняк был огромен. Поплутав по залам и комнатам, Кэтрин была вынуждена признать, что заблудилась. Подойдя к окну, она вычислила, что находилась на третьем этаже, а её спальня, кажется, на втором. Впрочем, она даже в этом не была уверена. Конечно, можно было бы обратиться за помощью к слугам, которые иногда мелькали бесшумными тенями, кланяясь, когда она обращала на них внимание, но Кэтрин не хотела признавать столь явно своё поражение. Ладно, решила она, разберусь сама. Сначала надо спуститься вниз, на первый этаж, и там, скорее всего, она сможет припомнить дорогу к своей комнате.

Первой задачей стало отыскать лестницу, и с этим она справилась на удивление легко. Сразу же почувствовав себя уверенней, Кэтрин пошла вниз, не имея сил отказать себе в удовольствии попутно разглядывать всё вокруг.

В конце концов, она вышла в прихожую, куда попала сразу же после приезда. Теперь она могла рассмотреть всё внимательно, чем и воспользовалась. Идти к себе в спальню Кэтрин пока не хотела. Она помнила, что Кингсли повёл их направо, и решила, что теперь поступит наоборот и пойдёт налево. Почти сразу же она очутилась в гостиной, которая своим великолепием напоминала скорее дворец. Заглянув в раскрытые двери, она увидела, что дальше идёт невероятных размеров бальный зал, в котором шли какие-то приготовления. Интересно, Кингсли говорил что-то про бал, или нет? Кэтрин честно призналась себе, что с трудом может вспомнить, что говорил ей хозяин дома. Но, вероятнее всего, бал будет, иначе к чему все эти приготовления?

Она не решилась войти в огромный зал и повернула обратно. Снова миновав прихожую, Кэтрин пошла разведывать дом направо. Оказывается, там была ещё одна лестница, по которой их и повёл любезный хозяин, так что сейчас Кэтрин решила посмотреть, где она окажется, если не пойдёт наверх. Пройдя по небольшому коридору, она вышла в галерею. Через окна, начинавшиеся у самого пола и заканчивавшиеся у потолка, проникал неяркий свет, и Кэтрин, заворожённая, смотрела на самое большое собрание живописи, которое видела когда-то в частном доме.

Она быстро разобралась, в каком порядке были развешаны картины. Очень жалела, что свет слишком тусклый, понимая, что вряд ли ещё когда-то ей придётся насладиться таким количеством шедевров. Она легко признала пейзажи Констебля и Тёрнера, Гейнсборо, конечно, и обнаружила гравюру Блэйка. Изумление стало ещё больше, когда она дошла до более ранних работ. Не веря глазам, уставилась на Вермеера, даже поискала подпись, чтобы убедиться. Но это же целое состояние! На этом чудеса не окончились, и Кэтрин, с гулко бьющимся сердцем, смотрела на полотна, которые видела лишь на репродукциях в книгах.

Чувствуя лёгкий шум в голове, Кэтрин дошла до конца галереи. К этому времени свет за окнами уже почти померк, и смотреть стало практически невозможным. С сожалением Кэтрин оторвалась от созерцания великолепных работ. Наверное, пора уже вернуться к себе в комнату и привести себя в порядок перед ужином.

Внезапно она услышала голоса, раздававшиеся из соседней комнаты, куда она не успела дойти, задержавшись в галерее. Один голос — женский — она признала без труда. Говорила мисс Дегри. Кэтрин одолело любопытство. Зная, что поступает не очень красиво, она тихо подошла к приоткрытым дверям и заглянула внутрь.

Одного взгляда оказалось достаточным, чтобы понять, что это была библиотека. Как и все остальное в особняке Кингсли она поражала воображение. Стеллажи, заполненные книгами, упирались в потолок. Библиотека была хорошо освещена многочисленными канделябрами с зажженными свечами.

Мисс Дегри — вот это да! Она переоделась в новое платье, видимо, уже приготовившись к ужину, и её вид снова вызвал у Кэтрин приступ ревности и чувство ступора: как кто-то может смотреть на другую женщину, если рядом такое совершенство? Великолепная девушка сидела в кресле, небрежно поигрывая какой-то безделушкой — кажется, шкатулкой.

— Драгон клянётся, что она необыкновенная, — голос мисс Дегри мог заморозить на месте кого угодно. Кэтрин поёжилась, надеясь, что речь идёт не о ней.

— Драгон так говорит о каждой второй. Хм, дай подумать, нет, о каждой первой.

Кэтрин обернулась на звук бархатистого голоса, раздававшегося с другой стороны, оттуда, куда смотрела мисс Дегри. Не веря глазам, она вцепилась в косяк двери так, что пальцы побелели. Честное слово, это какая-то кунцкамера — только не для уродов, а наоборот.

Мужчина, на которого она смотрела, являл собой образец красоты. Может, дело было в освещении, может, в разыгравшемся воображении Кэтрин, но он показался ей ожившим Давидом Микеланджело, только одетым в современный чёрный фрак — линии его тела были безупречны. У него была такая же, как у мисс Дегри, молочно-белая кожа, густые тёмно-каштановые волосы, которые наверняка вились бы крупными кольцами, если бы не были так коротко подстрижены. Кэтрин не могла сказать с уверенностью, но ей казалось, что глаза его того же холодного цвета, что и у его собеседницы. Впрочем, не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы сложить два и два и понять, что они родственники. Лицо говорившего было не просто привлекательно — оно было прекрасно. И удивительно холодно. Такого высокомерного выражения Кэтрин никогда ещё не видела. Внезапно она почувствовала озноб. И… отвращение. Она хотела уйти, но её имя вновь привлекло её внимание.

— Эта Кэтрин… — мисс Дегри произнесла это с нескрываемой неприязнью.

— Не переживай, — утешил её "Давид", откладывая книгу, которую держал в руках, и отошёл от окна, возле которого, судя по всему, читал. Он приблизился к девушке и положил руку ей на голову, слегка потрепав по волосам. Кэтрин поёжилась. Почему-то ей казалось, что у него должно быть прикосновение, как у ожившей статуи — тяжёлое и холодное. — Поиграет и забудет. Ты же всё понимаешь, детка.

Выражение "детка" настолько не вязалось с изумительной мисс Дегри, что Кэтрин не сдержалась и фыркнула. Она тут же зажала рот рукой и замерла, испугавшись, что этот едва различимый звук услышат. Но, кажется, пронесло.

— Он утверждает, что она фертида… — трудно поверить, но в голосе мисс Дегри ясно слышалась печаль.

Мужчина недоверчиво поднял бровь и пожал плечами, скривив губы в саркастической усмешке. Кэтрин снова поёжилась. Нет, как же хорошо, что Драгон Кингсли не похож на своих французских родственников. От них в дрожь бросает, а Кингсли такой доброжелательный и любезный.

— Даже если и так, что это меняет?

Мисс Дегри подняла на него взгляд, и Кэтрин увидела, как что-то блестящее и маленькое — слеза?! — скатилось по идеальной щеке. "Давид" провел пальцем по влажному следу и покачал головой, а потом поцеловал девушку в лоб.

— Елена, не надо. Хочешь, можешь уехать со мной, домой. Эдриэн скучает без тебя, и Оливия будет тебе рада. Эта Кэтрин… Это же не надолго, мы все это знаем.

— А если она, и правда, фертида?

— Значит, тебе придётся это принять, родная. Драгон имеет право. Как и ты, не забывай. Англия — сомнительное удовольствие, но и тут должны быть интересные экземпляры, просто обернись вокруг.

Мисс Дегри нервно засмеялась, вставала и прижалась к родственнику. Он обнял её за талию и прижал к себе. Кэтрин стало дурно. Она понятия не имела, что с ней творится, но бросилась прочь, словно от огня. Пересекла галерею, даже не взглянув на прощанье на полотна, которыми так восхищалась всего несколько минут назад. Выбежав в коридор, она помчалась вверх по лестнице и остановилась только у двери своей спальни, прижав руку к груди, пытаясь унять разбушевавшееся сердце. Её знобило, в висках пульсировало, руки тряслись. Она с трудом открыла дверь и скользнула внутрь, прислонившись к стене и тяжело дыша.

Голова едва соображала. То, что она только что подслушала, казалось бессмыслицей. Эти двое — Кэтрин снова задрожала — обсуждали её и Кингсли, это не подлежит сомнению. Но их слова, сказанные на хорошем английском — слишком хорошем, без малейшего акцента — никак не связывались во что-то внятное. Ну, одно понятно — она, Кэтрин, очень не нравится французским родственникам Кингсли. И эта мисс Дегри — Елена, ещё одно чудное имя… Она, кажется, влюблена в Кингсли, но почему-то скрывает это от него. Кэтрин нервно рассмеялась. Если бы эта Елена Прекрасная пожелала, любой мужчина в тот же миг оказался бы у её ног. Так что напрасно она тревожится. Стоит ей лишь поманить, и Кингсли про Кэтрин тотчас и думать забудет.

Раздался стук, Кэтрин вздрогнула и испуганно уставилась на дверь. Снаружи донёсся тихий голос горничной:

— Миссис Хэскил, позволите помочь Вам?

Кэтрин облегчённо выдохнула и дрожащей рукой открыла дверь, позволив служанке зайти и отдавшись в её искусные руки. Она выбрала вишнёвое платье с декольте, решив, что ужин в этом доме — событие достойное того, чтобы одеть что-то иное, кроме подобающих вдове одеяний.

Долго и критически Кэтрин рассматривала своё отражение в зеркале, в который уже раз испытывая недоумение. Нет, она знала, что привлекательна, и всегда чувствовала внимание мужчин, и это ей нравилось. Она не недооценивала себя. Просто не могла понять, как можно было сравнивать её с такой невыносимой красавицей, как мисс Дегри. Почему Кингсли не замечает страданий девушки? Он ведь не слепой. Кэтрин так и не решила, что делать с нечаянно раздобытыми сведениями. Наверное, пока что ничего. Просто посмотреть, что будет дальше. В конце концов, она же не вешается никому на шею. У них с Еленой равные шансы — даже сама эта мысль казалась Кэтрин смехотворной.

— Миссис Хэскил, пожалуйте к столу, — услышала она приглашение, переданное слугой, и поспешила на ужин.

Её проводили в столовую — большую пышную комнату, в центре которой стоял невероятных размеров круглый стол. Накрыто было, правда, всего на пятерых. Кэтрин чувствовала, что уже начинает привыкать к непомерной роскоши особняка, и почти не смущалась. Тем более что Кингсли уже ждал её, поддерживая вежливый разговор с миссис Экройд.

Глаза пожилой женщины кружили по комнате, не в силах задержаться долго на чём-либо. Кэтрин улыбнулась про себя. Да, она-то более подготовлена, чем миссис Экройд, которая проспала всю вторую половину дня, слишком утомлённая дорогой, чтобы, подобно молодой спутнице, исследовать потрясающий особняк.

— Миссис Хэскил, — раздался радостный возглас хозяина, едва она вошла.

Миссис Экройд замерла на полуфразе, Кингсли перебил её. Однако старая дама не обиделась, кажется, даже не заметила оплошности хозяина.

— Кэтрин, я говорю мистеру Кингсли, что восхищена его домом. Если бы Вы видели, дорогая, мою комнату.

Кэтрин подошла к Кингсли и миссис Экройд, немного смущённая слишком пристальным взглядом мужчины, который даже и не думал скрывать своё восхищение. Румянец залил щёки Кэтрин, ей казалось, что даже шея у неё пылает.

— А… — трудно было собрать мысли, чтобы сказать что-то внятное, но Кэтрин сделала усилие и натянуто улыбнулась. — Я думаю, что моя комната не уступает Вашей, миссис Экройд. Простите, — Кэтрин перевела взгляд на хозяина, который всё не спускал с неё восторженного взора, и замолчала, не в силах совладать с собой, не в силах отвести от него глаза.

Кингсли широко улыбнулся, чуть склоняясь к Кэтрин и подмигивая ей.

— Моя дорогая миссис Хэскил, Вам не за что просить прощения.

— Ну… — как же всё-таки трудно соображать в его присутствии. — Я позволила себе немного пройтись по Вашему дому. Должна признать, мистер Кингсли, у меня просто нет слов. И я видела Вашу галерею… У Вас есть Вермеер и Боттичелли!

С некоторой тревогой Кэтрин ожидала реакции хозяина на то, что так бесцеремонно позволила себе разгуливать по его дому. Но Кингсли ничуть не обиделся на её любопытство и с энтузиазмом подхватил:

— А Караваджо? Вы, конечно, видели моего Караваджо? Я так гонялся за этой картиной!

— Нет, я не заметила её, — признала Кэтрин, наконец, находя в себе силы, чтобы отвести глаза от Кингсли. А то она так глазела на него, что это становилось уже совсем неприлично. Уставившись в пол, она замолчала, потеряв нить разговора.

— Миссис Хэскил, Я покажу Вам завтра всю мою коллекцию. Миссис Экройд, конечно, прошу Вас присоединиться к нам. Завтра подъедут остальные гости, и, боюсь, я не смогу уделять Вам столько времени, сколько хотел бы, — Кингсли смотрел на Кэтрин в упор, она чувствовала это, даже не поднимая глаз от пола, и по спине у неё разливался жар. — Но прошу Вас, сударыня, не забывайте, что Вы самая желанная гостья в моём доме.

Чтобы устоять на месте и не поддаться какому-нибудь безумному порыву, Кэтрин прикусила губу. Она так не делала с самого детства. Что с ней происходит? Это что-то ненормальное, неправильное… Кингсли просто любезен, а она с ума сходит, наверное.

— Ах, вот и они, — ворвался в её сознание голос хозяина. — Разрешите мне представить Вам моего кузена — Роберт Дегри. Роберт, это миссис Экройд и миссис Хэскил. Ну, а мою кузину я Вам уже представлял, — говорил Кингсли. — Елена, ты прекрасно выглядишь.

Кэтрин подняла голову и столкнулась взглядом с кузеном Кингсли — оказывается, "Давида" зовут Роберт. Глаза у него, действительно, были тёмно-голубые и холодные, словно два кусочка льда. Дегри не задержал на ней взгляд и на секунду, кажется, даже не кивнул в ответ. Какой высокомерный тип! — невольно подумала Кэтрин, чувствуя, как в душе утверждается антипатия к французу.

Кингсли взял её под руку и повёл к столу, любезно показав, где она может сесть — рядом с ним, если, конечно, расстояние в ярд можно считать "рядом", ведь стол был просто огромный. Кингсли также проводил и миссис Экройд. Кэтрин краем глаза заметила, что Дегри не отпускал руку сестры. Елена, на удивление, была всё так же холодна, надменна и как будто безмятежна, словно не она плакала полчаса назад в библиотеке.

— Миссис Хэскил, миссис Экройд, приношу Вам мои извинения, я не знал, что Вы предпочитаете, и позволил себе заказать блюда на мой собственный вкус, — сказал Кингсли, снова обращаясь к Кэтрин.

— Спасибо, — только и смогла она выдавить из себя. Присутствие Кингсли рядом — а ведь и правда рядом, несмотря на дистанцию между их стульями она всё так же остро ощущала, что он совсем близко — кружило голову, как бокал крепкого вина. Кэтрин очень боялась, что ляпнет что-нибудь неподходящее.

— О, мистер Кингсли, я уверена, что нам не придётся жаловаться, — поспешила исправить её немногословность миссис Экройд, бросая на Кэтрин недовольный и многозначительный взгляд. Кэтрин рассеянно кивнула и решила собраться с мыслями, чтобы вести себя более прилично.

Им подавали закуски, но аппетит Кэтрин, несмотря на обилие и роскошь блюд, куда-то пропал. Она осмелилась бросить взгляд на Кингсли. Он смотрел на неё и улыбался каким-то своим мыслям. По спине опять прошёл жар, рука дрогнула, и вилка упала на стол, задев тарелку. Раздался негромкий мелодичный звон. Миссис Экройд вздрогнула и осуждающе уставилась на Кэтрин. Та не знала, куда деть глаза. Нечаянно она заметила презрительный взгляд француза, и это придало ей смелости. Она повернулась к хозяину и мило улыбнулась. Кингсли ответил ей самой радушной улыбкой.

— Я вижу, Вы не голодны, а жаль. Я так старался угодить Вам, — произнёс он тихо, словно они были в столовой вдвоём.

— Нет, что Вы, — поспешила заверить его в обратном Кэтрин, слишком быстро и слишком энергично. — Всё необыкновенно вкусно. Просто, я, наверное, немного устала.

Кингсли смотрел на неё сияющим взглядом, и Кэтрин поспешила опустить глаза, чтобы не наговорить лишнего. Слава Богу, французы выбрали именно этот момент, чтобы покинуть столовую, и она с благодарностью воспользовалась представившейся возможностью посмотреть куда-то ещё, а не на хозяина дома.

Елена улыбнулась ей замораживающей улыбкой, небрежно кивнула Кингсли и гордо ушла под руку с Робертом Дегри. Кэтрин смотрела на их удаляющие великолепные фигуры, борясь с двумя чувствами в душе: невольным восхищением и глубокой антипатией. И в который раз с облегчением подумала, как хорошо, что Кингсли не такой чопорный и надменный.

— Ваши родственники почти ничего не попробовали, — тихо сказала Кэтрин, бросая быстрый взгляд на хозяина. — Мне кажется, они не в восторге от нашего присутствия.

Кингсли покачал головой, обезоруживающе улыбаясь.

— Простите их, миссис Хэскил, — сказал он с заметным снисхождением. — Ну, что взять с французов? — прибавил он насмешливо.

Кэтрин невольно посмеялась, хотя слова Кингсли ничего не объяснили ей. Она, честно говоря, мало общалась с французами, но принадлежность к этой нации вряд ли могла оправдать заносчивость Дегри. Однако настаивать было бы невежливо, и она сделала вид, что принимает объяснения хозяина.

Теперь, когда брат с сестрой покинули столовую, атмосфера стала значительно легче и приятнее. Миссис Экройд постоянно что-то говорила, не переставая нахваливать Кингсли, тот любезно кивал и соглашался, не забывая оказывать Кэтрин все возможные знаки внимания. И Кэтрин чувствовала себя на седьмом небе. Её восхищение Кингсли всё возрастало.

Желая угодить любезному хозяину, Кэтрин постаралась попробовать всё, что ей предлагали, и к десерту уже чувствовала, что не может больше съесть ни кусочка. Она позволила себе выпить пару глотков лёгкого вина, в голове кружилось, она горела, и не только снаружи, но и внутри, и была практически не способна поддерживать непринуждённый разговор. Усталость вдруг обрушилась на неё, она чувствовала, что ещё немного, и она закроет глаза, и тогда… Ей вдруг стало страшно.

— Большое спасибо, мистер Кингсли, — сказала Кэтрин, резко поднимаясь и прерывая на полуслове миссис Экройд. — Вы необыкновенно гостеприимны, но, боюсь, я слишком устала.

Кингсли тут же поднялся, ничуть не расстроенный её внезапными словами. Интересно, у этого человека вообще есть недостатки?

— Но, Кэтрин, ещё совсем не поздно, — недовольно возразила миссис Экройд. Пожилая дама явно пересмотрела своё отношение к невестке подруги и теперь чаще всего смотрела на Кэтрин с осуждением.

— Нет, нет, это ничего, — засмеялся Кингсли. — Думаю, миссис Хэскил и правда устала. Завтра будет утомительный день, много народу, так что, пожалуй, эта верная мысль — хорошенько выспаться. Позвольте мне проводить Вас, дорогая миссис Хэскил?

— Да, конечно, — пролепетала Кэтрин, заливаясь краской.

Господи, да она совсем погубит свою репутацию, если будет и дальше вести себя, как глупая девчонка! Надо взять себя в руки, надо взять себя в руки, — твердила она себе. Кингсли взял её под руку, мило улыбнувшись миссис Экройд на прощание, и повёл Кэтрин к выходу. Кэтрин шла, не чуя под собой ног.

— Так Вам понравилось у меня? — негромко, почти шёпотом, спросил Кингсли, пока они поднимались по лестнице на второй этаж.

Кэтрин подняла на него глаза лишь на мгновение и тут же уставилась обратно в пол.

— Очень, — дрогнувшим голосом ответила она.

— Я надеюсь, миссис Хэскил… Кэтрин… — он замолчал, вглядываясь в неё, чтобы понять, не рассердилась ли она на фамильярное обращение. Кэтрин молчала, не в силах ни возразить, ни поддержать его. Она просто боялась, что если откроет рот, то скажет что-нибудь совершенно неприличное. — Я надеюсь, Кэтрин, что Голубые кедры так понравятся Вам, что Вы не захотите уезжать.

Кэтрин молчала, кусая губу, замерев у двери в спальню. Кингсли долго смотрел на неё, ожидая ответа, но, поняв, что она ничего не скажет, склонился и легко коснулся её руки губами. Кэтрин показалось, что сердце выскочит у неё из груди. Если бы он задержался хоть на миг, она бы просто набросилась на него. Но — Господи, хвала тебе! — он тут же ушёл, не оборачиваясь.

Кэтрин не помнила, как вошла в свою комнату, как сбросила тесное платье. Тело горело, жар расходился по нему горячими волнами. Она посмотрела в зеркало и поразилась своему виду: дикий взгляд, трясущиеся руки, искусанные до крови губы. Как в тумане она прошла в ванную, оборудованную по самому последнему слову, выкрутила до конца кран с холодной водой и добавила совсем немного тёплой. Залезла в прохладную воду и долго лежала, закрыв глаза. Безумные фантазии лезли в голову, она боролась, как могла, стараясь придти в себя.

Она не знала, сколько времени прошло. Наконец, она почувствовала, что ей стало лучше, жар спал, сознание прояснилось. С сожалением покинув гостеприимную ванную, Кэтрин кое-как закуталась в большое полотенце и упала на кровать королевских размеров.

Что с ней происходит? Это что-то… Это неправильно, так не бывает. Кингсли приворожил её, наверное. Хотя… Он-то ведь тоже смотрит на неё горящими глазами. Вспомнив этот взгляд, Кэтрин мелко задрожала. Отчего-то ей стало страшно. Да, она поняла, в чём дело. В её голове снова прозвучал надменный голос Роберта Дегри: "Поиграет и забудет… Это всё не надолго… Он говорит так о каждой второй. Хм, дай подумать, нет, о каждой первой…"

Неужели всё это — притворство? Игра, странная, неясная, может, даже опасная? Кэтрин сжала веки и стиснула зубы, теперь ей стало холодно так же, как совсем недавно было жарко. Она не знала, что думать, во что верить. Разум говорил ей, что Кингсли слишком хорош. Нереально хорош, откровенно говоря. Красив, богат и так явно увлечён ею… А она… А что она? Ну, довольно привлекательна, ну, ещё молода… Но бедна, как церковная мышь, и не может похвастаться ничем особенным. Есть какое-то несоответствие во всём этом. Так не бывает, — повторила себе Кэтрин.

Но разве он не мог просто влюбиться в меня? — возразила она сама себе с неожиданным пылом. Я-то, кажется, просто таю, когда он рядом. Неужели я не могу вызывать у него такие же чувства?

Ей очень хотелось верить собственным страстным доводам, но прояснившийся рассудок протестовал. Простонав, она постаралась отрешиться от тягостных размышлений и уснуть, но сон не шёл, и она проворочалась до утра.