Ярмарка невест

12

Марджори села на стул рядом с сэром Литон-Джонсом, пытаясь успокоить неистово колотившееся сердце. У этого джентльмена были все мыслимые и немыслимые достоинства. Ум ее работал так напряженно, что она с трудом воспринимала его слова. Ей казалось, что он напрасно так подробно ей объясняет, почему он пользуется тростью. Важно было то, что говорил сэр Литон-Джонс именно с нею.

Миссис Вэнстроу танцевала с распорядителем, а Дафну пригласил на танец красавец в военной форме, майор Хит, которого ей представили как племянника миссис Причард. Сэр Литон-Джонс около трех недель назад, к несчастью, упал с лошади в Гайд-парке, все еще ходил, опираясь на трость, поэтому и не мог танцевать.

Марджори подумала, как же ей повезло, что из-за своего ушиба ему приходится с ней разговаривать, а не выплясывать замысловатую кадриль. Ведь иначе ей не удалось бы узнать и половины того, что она теперь знала об этом красивом баронете.

Он, безусловно, был очень мягким человеком. Марджори искала для Дафны мужа именно с таким характером. Он говорил спокойным тенором. Его добрые карие глаза смотрели прямо и внимательно, когда он слушал. Когда он улыбался, то выглядел сердечным и великодушным. Он был высокого роста, довольно худой, носил элегантный костюм в стиле Бруммеля, который она горячо одобряла: черный сюртук из отличного сукна, в треугольном вырезе прекрасно накрахмаленные кружева рубашки и белый галстук, красиво повязанный. Миссис Вэнстроу сразу после представления прошептала Марджори весьма ценные сведения: у сэра Литон-Джонса был очень неплохой ежегодный доход — четыре тысячи!

Ему не хватало всего лишь одной незначительной мелкой вещи, которой Марджори охотно бы его обеспечила, — жены! И сейчас Марджори мечтала, что он женится на Дафне!

— Так вы и ваша сестра до конца лета будете гостить у тети? — вежливо спросил сэр Литон-Джонс, поворачиваясь к ней и опираясь рукой о спинку стула, чтобы лучше ее видеть.

Марджори, очнувшись, пыталась осмыслить, что же он сказал.

— Тетя? — уточнила она, помня, что он наверняка ее упомянул в своем вопросе.

— Да, миссис Вэнстроу. Вы будете жить у нее? Ах, вот он о чем. Слава богу, дело прояснилось.

— Что до этого, — весело ответила Марджори, раскрывая веер и обмахиваясь им, — мы еще не знаем, захотим ли остаться с ней или найдем компаньонку и собственное жилье. Эти вопросы надо решать с большой осторожностью.

Сэр Литон-Джонс многозначительно посмотрел на Марджори и кивнул с видом пожившего и все понимающего человека.

— Да, вы правы! И я уверен, что, если вы снимете дом на лето, миссис Вэнстроу с радостью поможет вам упаковать вещи!

Марджори ахнула от изумления, прикусила губу и изо всех сил постаралась не улыбаться. Бесполезно. Он был очарователен и только что сказал нечто неуместное, но очень забавное. Очевидно, он хорошо понимал, что за характер был у их тети.

Он наклонился к ней поближе и прошептал:

— Смейтесь, если хотите. Хотя я нахожу совершенно очаровательными и ваш румянец, и улыбки, которые вы так неумело скрываете.

Марджи опустила глаза и посмотрела на носки своих туфель.

— Вы не должны подвергать подобным испытаниям мои чувства, сэр Литон-Джонс. Моя тетя оказалась так добра, что приютила нас на эти несколько дней. Если я улыбаюсь, то виноваты в этом только вы.

— Вините меня, в чем пожелаете. Продолжайте улыбаться, и я буду доволен.

Марджи посмотрела на него. Она слегка прищурилась, увидев его дразнящий взгляд.

— Вы флиртуете со мной, — сказала она со смехом.

Он кивнул:

— Наконец-то вы это заметили.

Марджори засмеялась и почувствовала, что у нее кружится голова и она очень счастлива. Уже довольно давно она не позволяла себе просто наслаждаться обществом джентльмена. Она настолько была поглощена борьбой за существование, что много раз думала, сумеет ли когда-нибудь вновь смеяться, танцевать на балу, улыбаться и говорить глупости. Теперь она убедилась, что ничего не потеряно.

Еще несколько минут он ее поддразнивал, потом рассказывал анекдот, связанный с недавним лондонским сезоном. Марджори позволила ему свободно вести беседу, но попыталась все же направить его мысли и внимание к Дафне.

— Разве вам не кажется, что моя сестра очень красива? — спросила она, глядя, как Дафна улыбается офицеру, склоняющемуся над ее рукой в то время, как танец близился к концу.

— Действительно, это любой вам подтвердит, — совершенно искренне ответил сэр Литон-Джонс. Он посмотрел на Дафну оценивающим мужским взглядом, отметив каждую черточку лица, каждый белокурый ангельский локон волос, каждую деталь голубого кисейного платья с вышивкой, ниспадавшего до ее точеных лодыжек. — Без сомнения, она напоминает Грацию с Олимпа. Скажите мне, почему она не появляется в Лондоне. Такая необыкновенная внешность. Все окружили бы ее вниманием, ухаживаниями. Кто-нибудь ежеминутно объяснялся бы ей в любви. Ее бы обожали.

Марджи очень ясно и четко объяснила причину их несчастий. Она хотела, чтобы баронет с самого начала узнал, в каком положении находились они с Дафной. Она не собиралась его обманывать.

Сэр Литон-Джонс слушал внимательно и с интересом.

— Я могу лишь гадать, сколько же вам пришлось выстрадать, — сочувственно заметил он. — Но, по-моему, вы очень разумно поступили, приехав в Бат. Наверняка здесь вам вновь улыбнется удача. Вам, без сомнения, станет покровительствовать ваша тетя. Я со своей стороны сделаю все, что в моих силах, чтобы облегчить ваше пребывание здесь.

— Вы очень добры, — ответила Марджори, довольная достигнутыми результатами.

Она уже хотела пригласить его в гости к тете завтра, как вдруг услышала голос мистера Раштона.

— Мисс Чалкот, — сказал он вежливо, улыбаясь ей со знакомым блеском в глазах. Затем он поклонился ей и Литон-Джонсу и продолжил:

— Я здесь, чтобы пригласить вас на танец, который вы обещали мне. Или вы об этом забыли?

Марджори уставилась в удивительно синие глаза Раштона и почувствовала, что сердце ее снова заплясало в груди. Почему она чувствует себя как глупая девчонка всякий раз, когда смотрит на этого человека?! Это ведь нелепо!

— Нет, я не забыла, — ответила она.

Затем она посмотрела на сэра Литон-Джонса и с раздражением подумала, что ей придется его покинуть именно тогда, когда у них так мило шла беседа.

Но оставалось лишь улыбнуться и извиниться. Она обещала танец Раштону и вовсе не собиралась разочаровывать сэра Литон-Джонса, ведя себя невежливо с кавалером.

Взяв Раштона под руку и направляясь к танцующим парам, чтобы занять свое место перед очередным танцем, Марджори впервые заметила, как здесь красиво.

Залы для приемов состояли из бальной комнаты, комнаты для чаепитий и комнаты для концертов или для игры в карты, которые располагались вокруг центральной передней. Длина бальной комнаты составляла свыше ста футов. Она была продолговатой формы, с высокими коринфскими колоннами. На сводчатом потолке горели пять люстр. Оркестр играл на возвышении лицом к танцующим. В комнате чувствовалась элегантность, там было собрано лучшее батское общество. Повсюду виднелись драгоценности, перья, накрахмаленные кружева и отменного качества фраки. Мистер Раштон, к ее немалому удовольствию, пригласил ее на вальс, которому Дафна, проявив несвойственную ей предусмотрительность, обучила Марджори примерно два года назад. В то время Марджори не считала необходимым повторять уроки сестры. Она полагала невероятным, что это ей когда-нибудь понадобится. Но теперь, когда мистер Раштон обнял ее за талию и легко взял за руку, она была благодарна сестре, но все же некоторую неуверенность испытывала.

Когда он мягко увлек ее в нежно льющийся ритм музыки, Марджори притихла и первые несколько минут лишь коротко отвечала на его различные вежливые вопросы и замечания. Она усердно старалась ни в чем не ошибиться.

Через несколько минут она услышала:

— Вам со мной скучно?

Марджи испугалась и взглянула на него, впервые осознав, какими сухими могли показаться ее ответы. Она засмеялась:

— Откровенно говоря, мистер Раштон, не знаю, скучно мне с вами или нет! Я все время думала о фигурах танца. Видите ли, я не привыкла танцевать при всех, особенно вальс, хотя признаюсь, что благодаря вашему умению мне очень легко применить на практике мои небольшие знания.

Мистер Раштон посмотрел в ее улыбающиеся фиалковые глаза и почувствовал, что у него почему-то пропадает способность рассуждать здраво. Его прежнее намерение пофлиртовать с ней растворилось само по себе. В том, как она ответила на его несколько обиженный вопрос, откровенно и не притворяясь, было что-то такое, что сделало нелепой саму мысль об этом. Ее признание в том, что она плохо танцует, в буквальном смысле слова вывело его из равновесия.

— Не сказал бы, что вам чего-то недостает как партнерше, мисс Чалкот. Вы танцуете, сохраняя непринужденность и легкую поступь, которые я нахожу удивительными и восхитительными.

Марджори с трудом удержалась на ногах. Взгляд Раштона ее беспокоил. А в его словах, пусть даже он говорил вежливо и с наилучшими намерениями, звучало нечто, выходящее за рамки обычного внимания. Он покружил ее, потом еще. Ее сердце порхало, как бабочка, а в голове мелькали опасные мысли. Кажется, у нее кружилась голова, вернее, нет. Хотя легкое головокружение было, без сомнения. Ее захлестывала волна эмоций, не поддающихся определению. Что же такое было в Раштоне, что лишало ее способности думать и при этом заставляло ее сердце так быстро биться, что она едва могла дышать? Надо бы что-нибудь сказать. Но фраза никак не желала становиться сколько-нибудь осмысленной, и слова не шли с языка. Почему она в таком смятении? Почему он так красив? Почему он так свирепо на нее смотрит?

— Зачем вы приехали сюда? — спросил он, видимо, и не желая получить ответ. Наконец он отвел от нее взгляд, и беспокойство отразилось на его лице.

К Марджори медленно возвращался слух, как будто до этого кто-то приглушил все звуки. Музыка оркестра достигла ее ушей, окружающее пространство вновь заполнили смешки и хихиканья, обычно характерные для бального зала, донеслось даже еле слышное шарканье ее туфель по гладкому деревянному полу.

Только тогда она поняла, что больше не следит за своими движениями. Казалось, что ее ноги в точности усвоили манеру мистера Раштона танцевать, и легко следовали за ним повсюду. Хотела бы она понять, почему Раштон действовал на нее подобным образом. Может быть, тогда она сумела бы сопротивляться тому, что она начинала получать удовольствие от его общества. Это приводило ее в ужас.

Пытаясь отвлечься от странных нашептываний своего сердца, она спросила Раштона, знаком ли он с сэром Литон-Джонсом.

Казалось, ее вопрос вызвал у Раштона чувство облегчения.

Он ответил:

— Да, и уже много лет. Он достойный джентльмен, выдающийся человек и известен энергичной заботой о своих землях. Я не мог не заметить, что он довольно долго беседовал с вами!

— Почти все время. Я нашла его весьма приятным. Как раз такой человек… — она внезапно замолчала, краснея при мысли о том, что собиралась так прямо и выпалить, — из него получится прекрасный муж для Дафны, — то есть как раз такой человек и способен развлечь даму в бальном зале, даже когда не может танцевать с ней Мистер Раштон слегка сузил глаза.

— Ведь вы не это собирались сказать, не так ли?

Марджори пожалела о такой проницательности и, покачав головой, ответила:

— Прошу вас, не будем об этом говорить. Я бы не хотела обсуждать с вами такие вещи.

— Могу я угадать суть ваших мыслей?

Марджори с каждым так-том музыки, кружившей их по длинной комнате, все больше и больше смущалась. Она взглянула на него и с ноткой раскаяния в голосе вновь попросила его:

— Я бы хотела, чтобы вы этого не делали!

— Я думаю, что мне следует это сделать, — отпарировал он. — Вы уже поставили меня в известность относительно того, с какой целью приехали в Бат. Но я полагаю, что вы делаете большую ошибку, когда пытаетесь связать вашу сестру, пусть даже без ее участия, с первым попавшимся мужчиной. Это попросту неприлично.

Марджори не понравилось содержание его речи, как она полагала, этого ни в коем случае не позволил бы себе произнести ни один истинный джентльмен. И уж совсем ни к чему был пристальный взгляд, которым он как будто намеревался ее запугать.

— Думаю, что с вашей стороны несправедливо устраивать мне головомойку за то, что я пытаюсь устроить дела моей сестры.

— Вы отрицаете свои корыстные мотивы?

— Ах, корыстные?! В конце концов, они не так уж отличаются от мотивов большинства присутствующих здесь дам — не говоря уж о некоторых джентльменах, которым не хватает средств и которые стремятся заключить союз с состоятельными женщинами.

— Но разве вы должны брать с них пример?

Марджори глубоко расстраивала эта тема.

— Вы думаете, это доставляет мне удовольствие? Если бы у меня было достаточно денег, мы бы не только сейчас не танцевали друг с другом, осмелюсь сказать, я бы даже никогда на вас не взглянула. Что бы я стала делать в Бате?! Я бы не выезжала из Лондона и, как и вы, получала удовольствие, ведя праздный образ жизни!

— Как и я, получали удовольствие? — спросил он с холодным смешком. — Я, значит, должен жалеть о том, что моим предкам хватило здравого смысла и ума позаботиться о своей собственности? Думаю, что нет.

Марджори обиделась. Раштон мог бы и не напоминать, каким образом ее отец потерял свое состояние. После его смерти она поняла, что всем было известно о его страсти к азартным играм.

— С какой легкостью вы меня осуждаете, — тихо ответила она, чувствуя себя уязвленной его словами. — Но вот что я вам скажу: я никогда в жизни не встречала более недоброго человека. Позвольте мне предложить вам приберечь свои мнения и обвинения для тех, кто находится не в таком отчаянном положении, как я. А пока что, признаюсь, я очень рада, что этот вальс скоро закончится.

У Раштона был такой вид, как будто она ударила его по лицу.

— Я не собирался… о, черт возьми, Марджори! Я вовсе не собирался… я всего лишь хотел дать вам понять, что мне не нравятся любые махинации.

— Что ж, вы и в самом деле все прекрасно мне объяснили, не так ли? — прошептала она.

Поскольку танец и в самом деле заканчивался, Марджори высвободилась из его объятий и сделала медленный, подходящий к случаю реверанс. После этого она с величавым видом отошла от него, надеясь, что их спор остался незамеченным для множества зрителей, сидевших в зале. Она заняла место возле тети, глубоко вдохнула и приняла спокойный вид. Она обвела взглядом длинную комнату и заметила, что все же привлекла к себе некоторое внимание. Ей не хотелось поддаваться смущению, но она чувствовала, что щеки явно становятся горячее.

Миссис Вэнстроу заметила, что она краснеет.

— Честное слово, Марджори! — заявила она хриплым шепотом. — У тебя на каждой щеке два довольно безобразных красных пятна. Что такое, скажи на милость, ты наговорила нашему доброму мистеру Раштону, что он выглядит скованным и несчастным?

Надеюсь, ты его не обидела. Ты должна знать, что большинство считает его законодателем моды здесь, в Бате. Его обязательно всюду приглашают. Знаешь ли, если тебе хочется пристроить Дафну, совсем не стоит с ним ссориться. Тебе надо перед ним извиниться при первой возможности!

Марджори внезапно рассердил совет искать расположения Раштона, и она ответила, упрямо вздернув подбородок:

— Я скорее покрашу волосы в рыжий цвет!

К немалому ее удивлению, миссис Вэнстроу рассмеялась.

— Что ж! — воскликнула она. — У тебя, без сомнения, нет недостатка в мужестве! Следует отдать тебе должное!

Раштон вышел из бального зала, чтобы подышать воздухом, и остановился у самого входа. Многочисленные завсегдатаи приемов сновали туда-сюда. Некоторые уходили, некоторые как раз только что прибыли, а некоторые, как Раштон, наслаждались отдыхом от утомительных танцев.

Он стоял и смотрел на тех, кто наконец-то прибыл, здороваясь с теми, с кем был хорошо знаком, приветствуя и тех, кого едва помнил, и не обращая внимания на всех остальных. Его спокойствие серьезно нарушил неудачный разговор с Марджори. Он не знал, что о ней и думать, или, вернее, как расценивать непонятные чувства к ней.

Дело было в том, что она заставила его испытывать совершенно новые ощущения. Подумать только, когда он танцевал с Марджори вальс, то на мгновение утратил способность думать, выражать свои мысли, здраво размышлять! Просто наваждение какое-то. Особенно когда она смотрела на него своими очаровательными глазами, которые, казалось, заглядывали ему в душу. Он понял, что больше всего на него действовала ее откровенность. Никогда в жизни он не был знаком с женщиной, которая, подобно Марджори, так спокойно признавала свои недостатки и объявляла о своим стремлениях.

И ему это нравилось! Помоги ему небо, ему это очень нравилось.

Почему же тогда он так свирепо обрушился на нее? Он знал, что ее обидел, и жалел об этом. Но будь он проклят, если когда-нибудь скажет ей об этом.