Глава 4, в которой Катрин открыла глаза

Катрин открыла глаза и счастливо улыбнулась. Рядом спал Леон. Как же он красив, подумала она, даже эта проседь только подчеркивает изысканность его лица: широкий лоб, картинный изгиб бровей, точеный нос с элегантной горбинкой, небольшой решительный рот…

До чего же восхитительно поцеловали Катрин вчера его уверенные, но такие ласковые губы, когда священник замковой капеллы объявил их мужем и женой! Какое глупое слово «муж»! Разве оно способно выразить то, чем на самом деле является для нее Леон? И неужели теперь каждый день она будет просыпаться с ним рядом? И так будет всегда «в горе и в радости, пока смерть не разлучит вас»? Нет, нас ждут только радости, думала она. Разве возможно какое-то горе, когда рядом Леон?

Она боялась пошевелиться, чтобы не разбудить Леона, но ей так хотелось запустить пальцы в его волосы и поцеловать его губы! Но эти самые губы тронула улыбка, открылся один глаз, потом другой, и Леон громко прошептал:

— Доброе утро маркиза де Коссе-Бриссак и ла Тремуй! — Звонко поцеловал жену и удивленно сообщил:

— Как же я хочу есть!

Он протянул руку к переговорному устройству, и оно зарапортовало голосом дворецкого:

— С пробуждением, мсье маркиз де Коссе-Бриссак и ла Тремуй, виконт д'Аркур, барон де Лонгевиль, граф Ла Мейре и сеньор де Мелен! Как изволили почивать?

Леон терпеливо выслушал придворного, поблагодарил и попросил принести «чего-нибудь поесть, мадам маркиза очень голодна».

— А теперь под дождик! — Леон встал, набросил халат и пару раз с силой взмахнул руками, от чего халат упал. — Спорт, — сказал он, наклонившись за халатом, но возле кровати зазвонил телефон. — Кто это еще в такую рань? — Леон снял трубку. — Да! А, доброе утро, Вернье, что это вам не спится? Неужели одиннадцатый час? Нет-нет, увольте, никаких интервью в замке, имею я право на личную жизнь? Через денек-другой, приеду в Париж. Эскизы? Да, конечно, кое-что уже набросал. — Леон подмигнул Катрин. — А «Гранд Опера» перечислила нам предоплату? И мы сняли уже мерки со всей труппы? Отлично, молодчина, Вернье. Держите меня в курсе. Пока. «Под таким же дождем мы стояли в июле…» — запел Леон, направляясь в ванную, — «и как ласковый душ он хлестал по ногам…» Присоединяйтесь, мадам маркиза!

Катрин отрицательно покачала головой и с улыбкой подумала: до чего же он хорош!

В дверь осторожно поскреблись. Катрин сказала:

— Войдите! — и горничная, вкатив тележку, сделала неумелый реверанс.

— Доброе утро, мадам маркиза! Ваш завтрак…

— Спасибо, можете идти, — смущенно произнесла Катрин.

Ну какая я маркиза? — подумала она. Я всего лишь сорокалетняя училка физики из муниципальной школы. Маркиза! Нет, я действительно маркиза и живу в самом настоящем замке. Катрин восторженно обвела взглядом спальню размером со школьный класс, в которой огромная двуспальная кровать выглядела детским креслицем. Катрин встала, надела пеньюар и налила себе кофе.

Боже, какое чудо, она никогда не пила ничего подобного! Она еще раз наполнила тончайшую чашечку и уже медленно, наслаждаясь ароматом, маленькими глоточками начала запивать бисквит. В ванной в полный голос распевал Леон. Господи! Катрин откинулась в кресле. Неужели теперь она может ни о чем не думать, а просто жить? И ничего больше от нее не требуется? Никаких пустых воскресений, никаких ночных взрывов музыки у соседей, никаких уроков, планов и контрольных, никаких долгов до получки? А всего-то нужно любить Леона… Но как же его не любить? Это невозможно, немыслимо!

— Моя королева уже пьет кофе? — Леон наклонился и поцеловал Катрин, она прикоснулась к его влажным волосам, почувствовала их аромат и невольно задохнулась от нахлынувшей волны любви. Ей захотелось сказать: «Я люблю тебя», — но это прозвучало бы по-киношному банально, и она просто сильнее прижалась к нему, обхватив за шею руками.

— Леон, — она с трудом оторвалась от его губ, — Леон, какой замечательный кофе…

— Правда? Значит, я опять угодил своей королеве! — он выпил из чашки Катрин. — Налей мне сока! — И жадно набросился на буженину. — Так, а что пишут? — Свободной от еды рукой Леон развернул одну из прибывших вместе с завтраком газет. — Похоже, я с прошлого года не держал в руках никакой прессы! Бог мой! Ты только послушай, Катрин! «Ведущие музеи Англии, Португалии, Франции и Америки соперничают между собой в попытке приобрести остатки каравеллы Колумба, найденные в индейском храме в лесах Амазонки Ричардом Вонахью, „Шлиманом наших дней“, который в январе обнаружил неизвестный индейский город, почти поглощенный джунглями». Ты только взгляни на фото!

— «Носовое украшение колумбовой каравеллы „Нинья“, — прочитала Катрин. — Чем она тебе не нравится? По-моему, красивая!

— Нет, Катрин, но это же чушь! Как это португальская фигура пятнадцатого века может быть одета по английской моде конца восемнадцатого века! Так, подробности, связанные с находкой… Ага! «Подлинность останков каравеллы вызвала сомнения британского академика Шмерлотта, но сейчас он занял нейтральную позицию». Корифей Шмерлотт? Нейтральную позицию? Да невооруженным глазом видно! Платье, прическа! Я сейчас же позвоню ему!

Леон бросился в кабинет, и Катрин с изумлением услышала, как он по телефону бойко заговорил с кем-то по-английски.

— Я не понимаю Шмерлотта, — сказал Леон, вернувшись в спальню, — старик не хочет ничего знать про эту «Нинью», потому что его дочка в круизе по Средиземноморью и он переживает за нее. Как одно может быть связано с другим? Неужели ему все равно, что этот Вонахью морочит своей «Ниньей» весь мир? А куда смотрят остальные светила? Нет, я не потерплю такое! Я сейчас же поеду в Париж, дам всем газетам интервью, выступлю по телевидению! Я обязан разоблачить этого шарлатана!

Опять полдня тащиться в Париж? Мы же собирались вдвоем провести несколько дней в Монтрей-Белле, слегка обиженно подумала Катрин, какие еще разоблачения, зачем?

— А тебе совсем неинтересно, что сейчас происходит с твоей дочерью?

— Она учится в Оксфорде, что с ней может случиться?

— Что угодно. Кстати, сколько ей лет?

— Она совсем взрослая, моя маленькая пампушка… — Леон мечтательно улыбнулся.

— Неужели такая же маленькая, как я, да еще полненькая?

— Нет, она высоченная, чуть пониже меня. Настоящая модель с обложки. Вот такие белокурые волосы, — Леон провел рукой по бедру. — Моя маленькая королева! А характер! Я сейчас покажу тебе снимки. — Он опять направился в кабинет, но телефон в спальне зазвонил снова. — Мой Бог! Кто еще? — Леон снял трубку. — А! Гутен таг, герр Транзит!

Теперь он говорил по-немецки, еще больше изумив Катрин, которая, к своему стыду, не знала никаких иностранных языков вовсе.

— Я пойду в ванную, — шепнула она Леону.

Загрузка...