Глава 26. Макс
По просьбе Маши я отвёз её на кладбище. По пути она попросила заехать в цветочный, из которого вышла с цветами и устроилась на своём месте, молча разглядывая лепестки.
На кладбище я не пошёл за ней. Не сговариваясь, мы решили, что на могиле матери ей лучше побыть одной. Наверняка, есть что-то, о чём она готова рассказать только матери.
- Подожди, - остановила меня Маша едва слышно, когда на кладбищенском перекрестке мы решили разойтись в разные стороны. Отсчитав четыре красные розы от букета, она передала их мне. – Ты не зашёл в цветочный… я подумала, что они тебе пригодятся. Ты говорил, что хочешь зайти к родителям…
Темные заплаканные глаза на несколько секунд сосредоточились на мне.
- Спасибо, - ответил я несколько растерянно, понимая, что сам частенько заходил на кладбище, даже не вспоминая о цветах. Обычно, это была бутылка алкоголя, которую я распивал, молча глядя на фотографии на черном камне.
Поправив шапку, Маша обняла букет, купленный для матери, и двинулась по кладбищу. Несколько секунд я провожал её взглядом, а потом пошёл к своим, чтобы не смущать девушку свои присутствием.
Много людей захоронено с момента похорон моих родителей. Если раньше я находил их быстро, зная, что они где-то с краю от приметной для меня берёзы, то сейчас приходилось потрудиться, чтобы найти берёзу, а затем, сориентировавшись по ней, и могилу, где лежали мои родители.
- Привет, мам, пап, - улыбнулся я фотографиям. Смахнул с них тонкий слой пыли и положил на могилки по два цветка каждому. – Это вам не от меня. Сам бы я о них даже не вспомнил, наверное… Да, мам, я совсем не меняюсь, - хохотнул я и тут же затих.
Странно разговаривать с ними вслух. С годами я всё чаще обращался к ним мысленно и, обычно, в самые сложные моменты. Последний раз обращался, когда Лёльку, младшую сестрёнку, приспичило поступить в университет, находящийся в совершенно другом городе. Она твёрдо решила учиться там, жить в общаге, а не в квартире, которую я мог бы ей купить в качестве компромисса с моей стороны. Скандал тогда был большой. Ни один аргумент в пользу здравого смысла о том, что она должна учиться и жить в том же городе, где находятся её братья, не сработал. Тогда она твёрдо упёрлась в то, чего хочет, и переубедить у меня её не удалось. Она живёт, учиться, и работает в другом городе, а я чувствую себя матерью-наседкой, которая ищет подходящий момент, чтобы забрать её обратно под своё крыло.
- Что вам рассказать?... – спросил я мысленно и поджал губы. – У Лёльки парень через неделю служить уходит. Лёлька плачет, но, вроде, смирилась и приняла, что так надо. Лёха всё тот же балбес. Ни капли серьёзности. Но он пытается что-то делать. Крутится-вертится, схемки какие-то пытается мутить, которые, в итоге, разгребаю я. Всё как обычно, в общем.
Ещё минут двадцать я стоял перед родителями, гоняя в голове мысли о своей жизни. Пытался рассказать много, но так, чтобы они не волновались. Привычка.
Рассказал и о Марьяне. Немного, конечно. потому что сам много чего ещё не знаю. Но не упомянуть о ней я не смог. Всё-таки, сейчас эта девушка занимает достаточно значимое место в моей жизни.
Я попрощался с родителями и медленно пошёл в сторону перекрёстка, где мы с Марьяной разошлись. Пройдя немного дальше, я увидел её с опущенной головой, а рядом с ней мужчину, который что-то говорил ей со слезами на глазах, а затем неуверенно положил ладонь ей на плечо и приобнял так, будто боялся, что Марьяна сможет его за это побить.
Но Марьяна не шелохнулась, не отпрянула, но и не обняла в ответ. Она будто замерла, превратившись в одинокую свечу, и позволила себя обнять. Но её руки при этом оставались спрятанными в карманах голубой куртки.
Я насторожился, не понимая, кто этот мужчина такой, а потом прочитал по его губам «прости». Наверное, это был тот самый отец, который бросил маму Марьяны умирать.
Понятно, почему Марьяна не отвечала ему взаимностью. Но непонятно, почему не оттолкнула. Я ведь помнил, насколько она была на него обижена.
Отец отпустил Марьяну из своих объятий и перевел виноватый взгляд на деревянный крест, так же сказав «прости».
Марьяна отёрла щёки от слёз, погладила кончиками пальцев крест и ушла, оставив отца с его горем и совестью наедине.
Встретив Марьяну, я обхватил её руку и спрятал в свой карман, на что она мило улыбнулась сквозь слёзы и вновь опустила взгляд на землю под ногами.
Я проводил её до машины, помог сесть на пассажирское, а затем сам устроился за рулем. Включил обогрев салона и несколько минут мы молча сидели в тишине, чтобы Марьяна могла прийти в себя.
- Ты простила? – спросил я тихо, когда её отец прошёл мимо машины, утирая слёзы с уголков глаз.
Марьяна проследила за моим взглядом и нахмурилась. Решительно мотнув головой, вновь опустила взгляд.
- Нет, - выронила она безэмоционально. – Я попыталась понять, но простить пока не могу.