Антон
— Ты сегодня до восьми? — голос матери в трубку суетливый.
— Да.
По спине под майкой пот катится.
— Черт. Ладно… — слышу сокрушенный вздох из трубки.
Прикрыв за собой заднюю дверь сервиса, сажусь на самодельную скамейку, которая под моим весом ноет, и щурюсь от солнца.
— Че случилось? — спрашиваю, сжимая и разжимая кулак.
— В саду карантин. Варьку нужно забрать, у бабушки давление. Ладно, разберусь.
— Дай подумать…
— Не надо. Я сама. Все-таки это я вас родила, а не вы меня.
— Слава богу… — бормочу.
Детородная функция для меня — уважаемое, но стремное предназначение. Мне не понять, как это психологически и физически работает.
Издает смешок и рассуждает:
— Сегодня что-нибудь придумаю, а дальше… придется отгул просить завтра. Все планы насмарку.
— Говно.
— Антон, — пеняет.
— Мне идти нужно.
— Как у тебя дела?
— Отлично.
— Ну, ладно… не вижу тебя совсем.
— Все нормально.
— Можно подумать, ты признаешься, — еще один вздох. — Люблю тебя, сынок.
Когда-то, еще до мелкой, нас с мамой было двое. Пока она пыталась выбить из моего отца алименты, от которых он свалил почти во Владивосток, мне было четырнадцать, и я пытался как-то переварить тот факт, что отцу, которого знал всю жизнь, мы оказались не нужны.
Процесс прошел легче, чем планировалось.
Мы с ней просто собрались и уехали на юг, на все лето. Нас там никто не знал, и нам было в кайф. Она работала в отеле горничной, а я на аттракционах при том же отеле. Это было потрясное время. Вернулись мы оттуда уже втроем. Условно. Кто отец моей сестры я не спрашивал, да и насрать.
— И я тебя, — отвечаю матери.
Она кладет трубку, а я подбираю с земли камешек и запускаю им в кирпичную стену прямо по курсу.
Все дико бесит.
Два дня в башке помойка.
Я не звоню и не пишу, и ОНА не звонит и не пишет.
Вариант вот так расстаться — лучше не бывает.
Она мне мозг выносить не собирается. Просто ушла в офлайн.
С Полиной Абрамовой я, кажется, даже трахаться уже не хочу. Это просто стопроцентно вызовет привыкание. Нет у нас с ней будущего. Никакого нафиг. Тереться возле нее бедным родственником? У нее в соцсетях очередное пати, где-то за городом. Тачки, лакшери паровоз со всеми примочками, от места до состава и вискаря импортом с его родины.
Я выяснял отношения только с одной девушкой в жизни — моей первой и единственной постоянной девушкой Женькой. Встречались весь первый курс и половину второго. Мы почти не ссорились. Ладно, вообще не ссорились. Она странным образом копила в себе эмоции, чтобы потом в один день слить их на меня все разом.
Я ее уже два года не видел, даже в универе не пересекаемся. Меня быстро отпустило, быстрее, чем за сутки. Офлайн любые привязанности гасит, мне после отца не привыкать. Тогда какого хрена я сейчас такой психованный? Какого хрена так ломает?
Пульнув в стену еще один камень, слышу скрип двери.
— Тоха! — зовет меня Макс, мой напарник. — На три часа запись приехала. Надо резину продуть.
— Иду… — встаю, убирая телефон в нашивной карман убитых шорт.
До пяти вечера латаю большой порез на шине, которую в любом другом шиномонтаже посоветовали бы выкинуть, но колесо здоровое, найти второе такое для комплекта будет проблемой. Я туплю над задачей минут двадцать. Я технарь, даже такая банальная задача — для меня повод мозгами поиграть, поэтому мне не лень, тем более, мне за это платят, и неплохо. Плюс ко всему, почти тупая и механическая работа отлично переключает мозги.
Успеваю поставить колесо на место и снять еще четыре на другой тачке для раскатки дисков, которой занимается Макс, когда в цех заглядывает мойщик и чешет к умывальнику.
— Бля, народ, — фонтанирует. — Там такая краля прикатила.
Сидя в углу на покрышке, перестаю жевать свой бутер, глядя на то, как чувак плещет себе в лицо водой.
По мозгам растекается хреновое, очень хреновое предчувствие.
Из пластикового стаканчика запиваю свой ужин чаем и хрипло спрашиваю:
— Че за краля?