Глава 9

Полина

В надежде, что Хасанов и все его дерьмо испарится вместе с ним к тому времени, когда я вернусь, сворачиваю на развилке, выбирая лесную тропинку — большую петлю, которая огибает все озеро. Это почти восемь километров.

Я дура.

Дура, и еще раз дура, потому что вспоминаю о том, что семьдесят процентов этой дистанции — глухая для сети зона, только когда музыка в наушниках глохнет, как и сигнал моего телефона.

— Твою мать! — вытираю со лба пот, проклиная все на свете и глядя на полное отсутствие «антенок» в правом верхнем углу дисплея.

Если Антон решит перезвонить, я буду недоступна в течение часа, не меньше, потому что последнюю часть этого маршрута я всегда прохожу пешком. Там ужасная дорога, и один раз я подвернула там ногу.

По шее градом стекает пот, и легкие горят, ведь я несусь по лесу, как безмозглый спринтер, в попытке поскорее добраться до цивилизации. К тому времени, как это происходит, моя одежда абсолютно мокрая от пота, волосы тоже.

Перезагрузив телефон, выдергиваю из рюкзака бутылку воды и жадно пью, глядя на то, как по озеру гоняют водные мотоциклы. Визг и шум моторов заполнил весь пляж. Я слышала этот шум даже там, в лесу. И мне не приходится видеть Хасанова, ведь он там, на одном из этих мотоциклов.

Я возвращаю бутылку в рюкзак, и ищу в кармане брелок сигнализации от своей машины.

На моем телефоне нет пропущенных звонков.

Я дура втройне!

Неслась, как ненормальная…

— Уже уходишь? — оборачиваюсь на голос Милы за спиной.

Она натягивает на себя гидрокостюм, стоя у ящика со снаряжением в паре метров от меня, и игнорировать ее уже не получится.

Это именно то, что я делаю. Ухожу.

Я никогда не была душой компании, но и затворницей тоже, а в последние две недели со мной творится черт-те что. Все, что происходит вокруг, перестало меня интересовать. Все мои мысли просто втемяшились в Антона Матвеева, и прямо сейчас я внутренне психую оттого, что он не перезвонил мне в течение этого часа.

Ведь он не мог не заметить звонка от меня.

— Да, — отвечаю, плавясь от жары.

— На свидание с тренером?

Смотрю в ее полное язвительности лицо.

Я не знаю, какого черта всем вдруг стала так интересна моя личная жизнь, но чувствую выворачивающую наизнанку потребность брыкаться и сопротивляться в ответ всем и каждому.

— Там в клубе еще полно тренеров, — говорю ей. — Заведи своего, если МОЙ тебе покоя не дает.

— Обязательно, но этот так на тебя смотрит, просто чума какая-то. Расскажи, что нужно делать, я в тренерах ни бум-бум. Ты уже видела его член? Или у вас только милые поцелуйчики под луной?

Тряхнув волосами, она собирает их в хвост и смотрит на меня, выгнув брови.

— У него фантастический член, — говорю почти сипло. — Произведение искусства.

Слова царапают небо, как долбаная наждачка, но я даже в бреду не расскажу ей о том, что он… другой. Что я никогда не видела его голым, и даже не трогала ниже талии. Я никогда не расскажу ей о том, что его поцелуи — самая вожделенная мною вещь за двадцать прожитых лет! Что влюблена… безумно…

— Надеюсь, — фыркает Мила. — Иначе, зачем еще этот Антон нужен. Так ты с ним спишь?

В ее вопросе больше интереса, чем она пытается показать, но я чувствую его «липкость» даже на расстоянии и с удовлетворением оставляю ее вопрос без ответа.

— Может быть… — размазываю любые ее предположения, как краску по стеклу.

Взяв рюкзак, ухожу, мечтая попасть в душ, но до дома целый час пути, и я успеваю «высохнуть», хотя волосы, собранные в хвост, остаются мокрыми, даже когда паркую свою машину рядом с машиной отца во дворе нашего дома.

Мой телефон молчит, как немой.

Срываю его с панели и бросаю в рюкзак. Злясь-злясь-злясь!

Что я должна подумать? Что ему не до меня? Меня гложет ощущение, что ему почти всегда не до меня.

— Полина, — слышу вкрадчивый голос отца, когда захожу в дом.

Окна на кухне выходят во двор, так что он знает — это я, а не мама.

— Привет… — вхожу на кухню, видя, как, сгорбив плечи, папа разогревает себе еду в микроволновке.

На нем тенниска и строгие брюки. Так никто не носит, разве что те, кому на свой стиль плевать.

Его плечи всегда чуть опущены, как будто под грузом ответственности и обязанностей. Возможно, это и из-за возраста тоже, но я не хочу думать о том, что ему почти шестьдесят.

Всю свою жизнь я старалась не доставлять ему проблем. Он занят. Загружен. В его голове всегда какие-то мысли. Не о погоде, конечно же. О судьбах мира, так когда-то в детстве объяснила мне мама. Моего отца нельзя «грузить». Тем более, всякой чушью.

Я люблю его. Уважаю и… боюсь. Он никогда не читал мне на ночь сказок, но я тянусь к нему. И не знаю, как выразить это словами, ведь фамильярности он не любит.

Оценив мой внешний вид, хмурит кустистые брови и спрашивает:

— Ты почему не на учебе? Сегодня вторник, я ничего не путаю?

Опускаю руку, и рюкзак съезжает с моего локтя, шмякаясь на пол.

— У меня зачеты, — объясняю. — На этой неделе все автоматом.

— Хорошо, — кивает, усаживаясь с тарелкой за стол. — Как Юрий Глебыч? Мне за тебя краснеть не нужно?

— Нет… — выдыхаю с улыбкой. — Он передавал тебе, что «всем нужно отдыхать», — цитирую «передачку» от своего декана.

Они вместе учились.

Папа не хотел, чтобы я училась в Москве, сказал, что юриспруденцию на университетском уровне я освою и здесь. Что у нас хорошая база и сильный преподавательский состав. Он сказал это категорично. Так, что я даже не пыталась спорить, как и мама.

— Если его увидишь, — папа рассеянно улыбается, глядя в свою тарелку. — Передай то же самое.

Прямо на моих глазах он уходит в себя, и я тихо ретируюсь, оставляя его одного.

Загрузка...