Полина
Я спрыгиваю с мотоцикла на траву, которая через пять метров мягко вливается в песок, и стягиваю с головы шлем. Картинка, не отфильтрованная тонированным стеклом, вызывает у меня тихий выдох:
— Ух ты… красиво…
Пахнет водой, свежий, но совсем нехолодный ветерок, прогуливается по моим ногам и забирается под юбку.
Антон взмахивает ногой, перебрасывая ее через мотоцикл, и тоже снимает шлем. Бросает взгляд на открыточную картинку заката, расчесывая пальцами растрепавшиеся волосы.
— Да, ничего, — отзывается, забирая у меня шлем.
Пока он копается в багажнике, пристроенном на мотоцикле сзади, я осматриваюсь, приложив к глазам ладонь домиком. Вдалеке вижу цветную базу серферов. Серфы там воткнуты в землю как декорации. Там люди и, кажется, там какой-то пикник. До нас долетают голоса и музыка. Смех.
Смотрю на Антона. Он достает из багажника свой рюкзак и клетчатое одеяло, взамен них укладывает туда шлемы.
— У нас пикник? — спрашиваю его.
— Угу. Только без еды.
— Я бы взяла, если бы знала.
— Я не подумал.
Он смотрит на меня, чуть повернув голову.
— Зря, — говорю ему.
Я чувствую неправильность того, что он «не подумал».
Та дистанция… та самая, которая гложет меня с нашей первой встречи, сейчас… меня она просто злит. Я хочу ее сломать. И злюсь, потому что не знаю, как. Сегодня мне претит прятать от него свои эмоции, но и высказывать все, что я думаю, не хватает смелости. Что хочу звонить ему, когда мне приспичит, и чтобы он звонил тоже. Чтобы я знала, где и с кем он проводит свое время. И чтобы он был только моим, когда он со мной, и когда не со мной тоже. Вместо этого я отворачиваюсь и говорю:
— Пойду, погуляю.
Делаю один шаг, развернувшись на пятках, но Антон ловит мой локоть и удерживает на месте. Еще раз окинув взглядом пляж поверх моей головы, говорит:
— Не разувайся. Я давно здесь не был, не знаю, что там можно в песке словить. Стекло или еще какую-нибудь лажу.
— Не буду, — высвобождаю свою руку.
Кеды тонут в песке, как только на него ступаю. Не оглядываясь, иду к воде, замечая в лесу, с другой стороны, костер.
Я видела много разных побережий. Я видела даже океан. Но здесь ничуть не хуже, чем где-то на другом континенте или в другом климате. В этом месте своя красота, понятная, поэтому я достаю из сумки телефон и делаю фото. Нажимая на кнопку камеры, я понимаю, что делаю их на память. Этот день еще даже не закончился, но я уже не хочу его забывать.
Мне хорошо. Так хорошо, что сердце в груди порхает.
Развернувшись, чтобы сделать селфи, вижу, как метрах в десяти Антон бродит по траве, собирая возле чьего-то потухшего костра оставшиеся там неиспользованные дрова, и посматривает на меня.
Отлично.
Пикник без еды.
Подняв руки, делаю селфи, демонстративно поправляя волосы и улыбаясь в камеру. Снимок за снимком. Пока мне это не надоедает, потому что в кадре я не хочу быть одна.
Клетчатое одеяло расстелено на песке, рядом большой черный рюкзак. Снимаю с себя толстовку Антона и кладу сверху, усаживаясь на плед полубоком.
Антон осматривает меня, задержав мимолетный взгляд на моем топе.
Моя грудь покрылась мурашками, и в этот раз ему не приходится спрашивать, замерзла ли я, свои выводы по поводу моих проступающих сосков он оставляет при себе.
Он знал, что я замерзну, поэтому и разводит костер.
Свалив рядом с нами дрова, садится на корточки и принимается укладывать деревяшки в каком-то особом порядке, после чего достает из кармана рюкзака зажигалку и кусок ваты. Солнце садится так быстро, что уже через пять минут от заката ничего не остается.
— С кем ты здесь бываешь? — спрашиваю, исподлобья глядя на его склоненное лицо.
— С друзьями.
Беспричинный укол ревности ранит меня под ребрами. Я ревную его к тому времени, которое он проводил здесь с друзьями. Возможно с девушками, которых наверняка полно в его компании.
— Чей это мотоцикл?
— Моего друга.
— Какие у тебя планы на лето?
— До него еще дожить надо, — отзывается, хмуря брови и сосредоточенно глядя вниз, на костер, который начал разгораться.
Фыркаю, погружая пальцы в песок. Набрав горсть, запускаю им в его спину.
Антон вскидывает голову, глядя на меня с вопросом. С удивлением, от которого его брови поползли на лоб!
Я не собираюсь извиняться. Все, что скопилось во мне за эти дни, превратилось в несчастную горстку песка, которую я в него бросила.
Он сощуривает глаза, глядя в мое лицо.
Я тоже вскидываю брови, рассматривая его в упор.
Те секунды, в течение которых он решает, что со всем этим делать, почти не дышу, не зная, чего ожидать.
Он думает. Решает. Смотрит на меня через эту проклятую дистанцию. Решает, переступить через нее или нет. Не представляю, что стану делать, если он решит не переступать!
Умру от разочарования?
Оно уже подкатывает комом к горлу, но не успевает на него надавить, потому что Матвеев вдруг выбрасывает вперед руку, собираясь поймать мою, но я падаю на плед, и его пальцы хватают воздух.
Вскочив на ноги, с тихим писком бегу к воде, швырнув в него своей сумкой, и взвизгиваю еще громче, когда меня со спины настигает большое каменное тело, сгребая в охапку под грудью.
Ноги отрываются от песка и взмывают вверх. Антон громко дышит, вжимаясь носом в мое ухо.
Сердце стучит от адреналина, который еще не выветрился из меня после поездки на мотоцикле, и я начинаю дрожать, сопротивляясь в его руках и слыша хрипловатые слова:
— Ты превысила полномочия.
— Отвали… — ударяю его обутую в кроссовок стопу своей пяткой.
— М-м-м… — тихо взвывает.
Крутанувшись на месте вместе со мной, тащит меня к костру, и, мне кажется, что нашу возню слышно на весь пляж, но не могу сказать наверняка, ведь Антон валит меня на одеяло и усаживается сверху на мои бедра, вдавив в песок запястья над головой.
Ерзаю под ним, смеясь и суча по одеялу ногами.
Боже, какой же он сильный…
— Ты же умная блондинка, — усмехается, нависнув надо мной и склонив ко мне свое лицо. — Не сопротивляйся, только пупок надорвешь…
— Я врежу тебе… по яйцам… — шепчу, ощущая его дыхание на своем лице. — Как только бдительность потеряешь…
Его губы так близко, что в кедах я подворачиваю пальцы.
Он склоняет голову еще чуть ниже, проводя носом по моей щеке.
Опускаю веки, чувствуя еле заметное касание его губ в уголке своих.
Антон отрывает мою правую руку от одеяла и тянет ее вниз.
— По этим? — спрашивает, прикладывая мою ладонь к своему паху.
По моей руке бежит электрический разряд, отдаваясь притоком крови во всех частях тела. Особенно между ног, которые я с выдохом сжимаю, соединяя бедра.
— Да… по этим… — мой голос дрожит.
Я сжимаю его через грубую ткань джинсов.
Антон издает глухой стон и, проведя носом по щеке, накрывает мои губы своими.
Я падаю с обрыва.
Голова кружится. Мир отключается. Исчезает! Только вкус, напор его языка, который он сплетает с моим в глубоком, голодном поцелуе.
Я тоже голодная.
Приклеиваю руку к его ширинке, дрожью откликаясь на то, как он твердеет под моими пальцами. Целуя меня опять и опять.
Тянусь к нему, отрывая от одеяла голову.
Он вдавливает ее обратно, захватывая мои губы, отпуская и снова захватывая.
Освобождает меня от тяжести своего тела.
За секунду мы меняемся местами, и теперь я седлаю его бедра, усаживаясь на него верхом, лицом к лицу.
Его торс принимает вертикальное положение, рука сжимает мою талию, и когда обвиваю своими руками его шею, свободная ладонь Антона ныряет под мой топ и накрывает голую грудь, прижатую к его груди.
Со стоном откидываю голову и глотаю ртом воздух.
Он давит на меня снизу. Я ерзаю по каменному бугру у него в штанах, от этого он сам стонет, сжимая мою грудь, обводя пальцем окаменевший сосок…
Накрываю его ладонь своей поверх топа и выгибаюсь. Двигаю бедрами, боясь того, что наши звуки услышать посторонние, но заглушить их не получается.
— Подожди… — Антон отстраняется и падает назад.
Приоткрыв губы, смотрит на мои бедра поверх своих и сжимает до боли мои ягодицы под юбкой, хрипя:
— Подожди.
Упираюсь ладонями в его живот, тяжело дыша в такт его тяжелому дыханию.
Облизывая губы, осматриваюсь вокруг, но вокруг никого. Сумерки, дальние голоса и огни костров.
Антон вдыхает через нос, забрасывает назад голову, выставляя вперед кадык, и снова вдыхает, рыча:
— Я не хочу опять в трусы кончить.
Сглотнув, я принимаю в себя это откровение, как сухая земля воду.
— Ты сказал… что… обычно так не делаешь…
Он смотрит на меня, опустив подбородок. Его глаза такие черные, что у меня крутит низ живота.
— Обычно нет… — от напряжения на его скулах проступают желваки.
— Только во время вспышек на солнце? — мой голос хриплый.
— Вспышки ни при чем…
— А что при чем?
— Магнитные бури… и ветер от воды… — он издевается, точно зная, что хочу от него услышать.
Что я заставляю его делать то, чего обычно он не делает! Но он водит меня за нос, и блеск его глаз говорит мне о том, что он прекрасно все понимает. И у него… просто отличное настроение… веселится и ему… хорошо…
Губы растягиваются в улыбке.
— Как ты с этим живешь? — спрашиваю.
— Терплю…
Еще раз осмотревшись по сторонам, я смотрю на него сверху вниз.
Антон убирает руки с моих бедер и забрасывает себе за голову.
Сердце барабанит по ребрам. От волнения пот выступает на висках. Жарко.
Стаскиваю с плеч джинсовую куртку, отбрасывая ее в сторону и оставаясь в одном топе.
Черные глаза наблюдают за мной из-под полуопущенных век, провожая каждое движение.
Как отбрасываю за спину волосы и поддаюсь вперед, прошептав ему на ухо:
— Я тебе помогу.
Выпрямившись, провожу ладонями по его груди и задираю вверх футболку, открывая плоский мускулистый живот. Он вздрагивает, а тело Антона подо мной каменеет, когда, двигаясь вниз по его ногам, я берусь пальцами за пуговицу на его джинсах.
— Полина… — хватает меня за запястье, прожигая во мне дыру чуть бешеным взглядом. — Что ты делаешь? — приподнимает голову, осматриваясь по сторонам.
— Спасаю тебя…
Воздух со свистом вырывается из его носа, грудь поднимается и опадает. Приоткрыв губы, он их облизывает и роняет голову назад, на одеяло, пробормотав:
— Блять…