Забыть завтра

Глава 1

— Следующий лист, который упадет, будет красным, — объявила моя шестилетняя сестренка Джесса. Спустя мгновение багровый лист заскользил по воздуху, словно перо из хвоста кардинала.

Джесса поймала его и положила в карман своей школьной униформы — комбинезона в клетку серебристого цвета — уменьшенной версии моего. Хрустящие листья покрывают сквер — единственный всплеск красок в пейзаже города Эдем. Вне нашего кусочка парка в электромагнитных вакуумных трубах проносятся сверхскоростные поезда, а здания из стекла и металла соперничают за каждый дюйм свободного пространства. Их блестящие спирали не просто скребут небо — они пробиваются через него.

— Теперь оранжевый, — сказала Джесса.

Дерево уронило лист цвета перезрелого кабачка.

— Коричневый.

Будьте уверены, коричневый как грязь и настолько же мертвый.

— Идешь на рекорд? — спросила я.

Она повернулась ко мне и усмехнулась, и из моей головы исчезли все мысли о завтрашнем дне и о том, что скоро произойдет. Мой разум занят моей сестрой. Голос, подобный музыке. То, как локоны завиваются у ее подбородка. Ее глаза теплы и притягательны, как жареные каштаны.

Я почти могу чувствовать участки сухой кожи на ее локтях, где она отказывается применять лосьон. А затем этот момент уходит. Во мне просыпается знание, как когда человек приходит в сознание после сна. Завтра мне исполнится семнадцать. Я стану, согласно декрету КомА, официально взрослой. Я получу свое воспоминание из будущего.

Иногда мне кажется, что я всю свою жизнь жду, когда мне исполнится семнадцать. Я измеряю свои дни не своими переживаниями, а временем, которое осталось до того момента, когда я получу свое воспоминание, то единственное, которое должно дать смысл моей жизни.

Они говорят мне, что тогда я больше не буду чувствовать себя так одиноко. Я буду без тени сомнения знать, что где-то в другом пространстве и времени существует будущая версия меня, у которой все благополучно. Я узнаю, кем я должна стать. И я больше никогда не буду чувствовать себя потерянной.

Жаль, что сначала мне пришлось прожить семнадцать лет без этого знания.

— Желтый, — Джесса вернулась к своей игре, и от ветки отделился лист желтого цвета. — Оранжевый.

Десять, пятнадцать, двадцать раз она правильно предсказывала цвет листа, который упадет следующим. Я аплодировала и подбадривала ее, даром что до этого я видела такое представление или нечто подобное множество раз.

А затем я увидела его. Парня в такой же школьной униформе, как у меня, сидящего на изогнутой металлической скамье в тридцати футах от нас и наблюдающего за нами.

У меня закололо в основании черепа. Было невозможно, чтобы он нас слышал. Он слишком далеко. Но он смотрит. Почему он смотрит? Может, у него сверхчувствительный слух. Может, ветер подхватил наши слова и донес до него.

Как могла я быть настолько глупа? Я никогда не позволяла Джессе останавливаться в парке. После школы я всегда отводила ее прямо домой, именно так, как велела моя мама. Но сегодня я хотела, я нуждалась в солнце, даже если всего на несколько минут.

Я положила руку на плечо сестры, и она остановилась.

— Нам нужно идти. Сейчас. — Мой тон подразумевал остальную часть предложения: пока этот парень не сообщил о твоих паранормальных способностях властям.

Джесса даже не кивнула. Она знала, что надо делать. Она подстроилась, чтобы идти в ногу рядом со мной, и мы направились к железнодорожной станции на другой стороне сквера. Краем глаза я увидела, как парень встал и пошел за нами. Я закусила губу с такой силой, что почувствовала вкус крови. Что теперь? Бежать со всех ног? Поговорить с ним и попытаться спасти положение?

Его лицо попало в поле зрения. У него были коротко остриженные светлые волосы и до смешного очаровательная улыбка, но мои колени задрожали не от этого.

Это был мой одноклассник, Логан Рассел, капитан команды по плаванию и обладатель, со слов моей лучшей подруги Марисы, «лучших грудных мышц в этом пространстве и времени». Безвреден. Конечно, он имеет наглость улыбаться мне, после того как игнорировал меня на протяжении пяти лет, но он не представляет угрозы для благополучия Джессы.

Когда мы были детьми, его брат Майки отправил мяч для игры в ракетбол через весь корт. Не дотрагиваясь до него. КомА забрал его, и с тех пор его никто не видел. Логан никому не сообщит о моей сестре.

— Калла, подожди. — Он сказал это так, как будто прошли дни, а не года, с тех пор как мы сидели рядом друг с другом в классе «5 лет до».

Я остановилась, и Джесса схватила меня за руку. Я трижды сжала ее ладонь, чтобы дать понять, что мы в безопасности.

— Мои друзья зовут меня Келли, — сказала я Логану. — Но если тебе это еще неизвестно, то, может быть, ты должен использовать мой день рождения.

— Тогда ладно. — Он остановился перед нами, засунув руки в карманы. — Ты, должно быть, нервничаешь, Двадцать Восьмое Октября. Я имею в виду завтрашний день.

Я выгнула бровь.

— Что навело тебя на подобную мысль о моих эмоциях?

— Мы были друзьями.

— Правильно, — сказала я. — Я все еще помню тот раз, когда ты обмочил свои штаны по пути на прогулку на открытом воздухе.

Он не отвел свой взгляд.

— А я так же помню часть, где ты облила нас обоих водой из фонтана, чтобы никто об этом не узнал.

Он помнит? Я отвела взгляд, но уже слишком поздно. Я могу учуять запах протеиновых гранул, которые мы договорились никогда не есть, чувствую прикосновение к плечу, когда Эми Виллоуз сравнила мои волосы с соломой.

— Забудь о ней, — прошептал двенадцатилетний Логан во время вступительных титров к документальному фильму о методах ведения сельского хозяйства времен до технологического бума. — Страшилы всегда лучшие.

Тогда я пришла домой и мечтала о том, как я получу свое воспоминание от себя-из-будущего, а в нем Логан Рассел будет моим мужем. Конечно, это было до того, как я поняла, что девушки постарше ждут, пока парень не получит свое воспоминание о будущем, чтобы решить, является ли он хорошей партией. Кого волнует, имеет ли Логан ямочки на щеках, если его будущее не покажет достаточный уровень заработка для обеспечения его семьи? Сейчас у него может быть телосложение пловца, но через двадцать лет он вполне может расплыться от жира.

К тому моменту, когда я поняла, что мое увлечение было преждевременным, было уже неважно. Парень моей мечты уже перестал со мной разговаривать.

Я скрестила руки.

— Чего ты хочешь, Двадцать Шестое Октября?

Вместо того чтобы ответить, он подошел к Джессе. Она достала листья из своего комбинезона и скручивала их вокруг друг друга, чтобы они выглядели как лепестки цветка. Логан опустился перед ней, чтобы помочь скрепить ее «бутон» при помощи крепкого черешка.

Джесса просияла, как будто он подарил ей радугу на тарелке. Потребуется нечто большее, чем жалкий черенок, чтобы компенсировать пять лет молчания.

Они придуривались с листьями — сделали больше «розочек», собрали их в букет. Мне казалось, что это будет длиться целую вечность. А затем Логан протянул одну из роз мне.

— Вчера я получил свое воспоминание.

В тот же момент у меня распахнулся рот и упали руки. Конечно, он получил. Я же только что использовала его школьное имя. Как я могла забыть?

День рождения Логана за два дня до моего. Именно поэтому мы сидели рядом друг с другом все эти годы. Так школы распределяют нас — не по фамилии или росту, или оценкам, а по времени, которое осталось до получения нашего воспоминания о будущем.

Я заметила знак в виде песочных часов в полдюйма шириной, вытатуированный на внутренней стороне его запястья. Каждый, кто получил свое воспоминание о будущем, имеет такой. Под татуировку имплантирован компьютерный чип, который содержит твое воспоминание о будущем, оттуда оно может быть просканировано потенциальными работодателями, работниками банка, даже родителями потенциального супруга.

В городе Эдем твое воспоминание о будущем — это твоя лучшая рекомендация. Больше, чем твои отметки, больше, чем твоя кредитная история. Потому что твое воспоминание — это больше, чем прогноз. Это гарантия.

— Мои поздравления, — сказала я. — И с кем я говорю? С будущим чиновником КомА? Профессиональным пловцом? Может, мне стоит попросить у тебя автограф уже сейчас, пока у меня еще есть такой шанс.

Логан поднялся на ноги и смахнул грязь со штанов.

— Я увидел себя пловцом с золотой медалью. Но там также было кое-что еще. Кое-что… неожиданное.

— Что ты имеешь в виду?

Он подошел ближе. Я уже и забыла, что у него зеленые глаза. Они цвета травы незадолго до наступления лета, оттенок меняется от яркого до тусклого, как будто цвет не может решить — расцветать ли под солнцем или завянуть от его тепла.

— Это отличалось от того, чему нас учили, Келли. Мое воспоминание не дало мне ответов на мои вопросы. Я не чувствую спокойствия или гармонии с миром. Я просто чувствую, что я растерян.

Я облизала свои губы.

— Может быть, ты не следовал правилам. Может, будущий ты запутался и послал неправильное воспоминание.

Я не могла поверить, что сказала это. Все наше детство мы провели, постигая, как выбрать верное воспоминание, то единственное, которое поможет нам пройти через все трудности жизненного пути. И вот она я, говорю другому человеку, что он запорол тот единственный тест, который имеет значение. Не ожидала такого от себя.

— Может быть, — сказал он, но мы оба знаем, что это неправда. Логан умен, слишком умен, чтобы я одержала верх над ним в конкурсе на лучшее правописание в «7 лет до» классе, и слишком умен, чтобы так ошибаться.

А потом я поняла.

— Ты разыгрываешь меня. В будущем ты лучший пловец, которого когда-либо видела наша страна. Правильно?

Что-то, чего я не смогла распознать, промелькнуло на его лице. А затем он сказал:

— Правильно. У меня настолько много медалей, что мне потребовалось построить пристройку к моему дому, чтобы выставить их все.

Что-то внутри меня кричало, что он не разыгрывает. Он пытается тебе что-то сказать.

Но если Логан оказался одной из тех аномалий, о которых я слышала — одним из тех, кто получил плохое воспоминание или хуже, вообще никакого — я не хочу знать об этом. Мы не были друзьями пять лет. Я не собираюсь беспокоиться о нем просто из-за того, что он снова счел меня достойной его внимания.

Внезапно я больше не смогла ждать окончания беседы. Я потянулась за рукой Джессы и прикоснулась к ее локтю.

— Прости, — сказала я Логану, — но нам нужно идти.

Джесса протянула ему букет из листьев, и я потянула сестренку прочь. Мы были уже почти вне пределов слышимости, когда он позвал:

— Келли? Веселого кануна Дня Воспоминания. Пусть радость будущего поможет тебе пройти через испытания настоящего.

Стандартное пожелание, произносимое каждому за день до семнадцатилетия. В прошлом фраза Логана заставила бы мои щеки запылать, но сейчас от его слов у меня по спине побежали мурашки.

Мы вошли в дом, наполненный запахом шоколадного торта. Моя мама в столовой, ее каштановые волосы стянуты в пучок, она все еще одета в свою униформу с символом КомА поперек кармана. Она работает оператором системы управления ботами в одном из государственных учреждений, но платит ей Комитет Агентств, или КомА, государственная организация, которая управляет нашим государством.

Мы бросили наши школьные сумки и сорвались с места. Я обняла маму со спины, а Джесса атаковала ее ноги.

— Мамочка! Ты дома!

Моя мама обернулась. Сахарная пудра оставила след на ее щеке, а шоколадная глазурь сделала одну бровь темнее. Красный огонек, который обычно мигает на нашем пищевом комбайне, не горел. Необходимые ингредиенты — пачки с мукой, небольшой пакет молока, настоящие яйца — были разбросаны по всему обеденному столу.

Мои брови взлетели вверх.

— Мамочка, ты готовишь? Вручную?

— Не каждый день моей дочери исполняется семнадцать. Я решила, что попробую приготовить торт в честь моего будущего мануального Шеф-повара.

— Но как ты… — у меня пропал голос, когда я увидела маленькую прямоугольную машину на полу. У нее была стеклянная дверца с кнопками на одной стороне, две металлические полки и спираль, которая становится красной, когда нагревается.

Печь. Моя мама купила мне рабочую печь.

Рука сама взлетела ко рту.

— Мамочка, это должно было обойтись в сотню кредитов. Что если… что если мое воспоминание не покажет меня успешным шеф-поваром?

— Ее было не так-то просто найти, признаюсь тебе. — Она развязала тряпку, повязанную на талии, и встряхнула ее. Облако муки взмыло в воздух. — Но я абсолютно уверена в тебе. Веселого кануна Дня Воспоминания, милая.

Она посадила Джессу к себе на бедро и притянула меня в свои объятия, так что мы оказались в кольце ее рук, именно так, как было всегда. Только мы трое.

У меня осталось мало воспоминаний о моем отце. В моей жизни он представляет из себя не столько зияющий пробел, сколько тень, притаившуюся за углом, просто вне зоны досягаемости. Раньше я приставала к маме с деталями, но сегодня, в канун моего семнадцатого дня рождения, тяжелого знания о нем было достаточно.

Мама стала очищать стол от ингредиентов, на голую, сверкающую кожу ее запястья попал свет, исходящий от стен. У нее татуировки нет. Еще несколько лет назад воспоминания о будущем не приходили систематически, и мама не оказалась достаточно удачливой, чтобы получить свое.

Может быть, если бы оно у нее было, она бы не потеряла свою работу. Моя мама раньше была санитаркой, но так как приходило все больше соискателей с чипами воспоминаний, показывающими их в будущем компетентными диагностами, то было лишь вопросом времени, когда ее понизят до оператора системы управления ботами.

— Вряд ли можно винить их, — говорила она, пожимая плечами. — Зачем брать на себя риск, когда можно выбрать наверняка?

Мы приступили к ужину, который обычно устраивали только на Новый год. Все имело легкий привкус пластика, что свойственно еде из пищевого комбайна, но даже в лучших учреждениях с ручной готовкой не было ужинов, равных этому. Целый жареный цыпленок с золотисто-коричневой хрустящей корочкой. Воздушное картофельное пюре с маслом. Стручки сахарного горошка, обжаренные с зубчиками чеснока.

Большую часть ужина мы не разговаривали — не могли, наши рты были заняты едой. Джесса смаковала горох, как будто это конфеты, грызла кончики и гоняла его во рту перед тем, как проглотить целиком.

— Мы должны были пригласить того парня на ужин, — произнесла она, из ее рта торчал стручок гороха. — У нас так много еды.

Мамина рука с сервировочной ложкой застыла.

— Что за парень? — полюбопытствовала она.

— Просто один из моих одноклассников. — Я чувствовала, как краснеют мои щеки, и потому напомнила себе, что у меня нет причин смущаться. Логан меня больше не интересует. Я взяла себе еще одну куриную ножку. — Мы столкнулись с ним в парке. Ничего особенного.

— Прежде всего, почему вы вообще там оказались?

Внезапно курица во рту показалась мне сухой. Я облажалась. Я знала это. Но сегодня я была неспособна терпеть нахождение в помещении. Мне было необходимо ощутить лицом солнечное тепло, посмотреть на листья и представить мое будущее.

— Мы разговаривали с ним только около минуты, мамочка. Джесса называла цвет листьев до того, как они упадут, и я хотела убедиться, что он этого не слышал.

— Подожди секундочку. Что она делала?

Оу, неправильный ответ.

— Ничего серьезного.

— Сколько раз?

— Порядка двадцати, — призналась я.

Мама достала цепочку из-под форменной рубашки, под которой она обычно находится, и стала теребить пальцами крестик. Мы не должны носить религиозную символику прилюдно. Не то чтобы религия была вне закона. Просто… в ней нет необходимости. До Бума религиозные традиции давали их последователям ощущение комфорта, надежду и утешение. Короче, все то, что теперь нам обеспечено воспоминанием о будущем. Единственная разница в том, что мы действительно имеем доказательство существования будущего. Когда мы молимся, то обращаемся не к какому-нибудь Богу, а к самой Судьбе и тому предопределенному пути, который она задает.

Но мою мамочку можно простить за приверженность одному из старых верований. В конце концов, она не видела ни мгновения из своего будущего.

— Калла Анна Стоун. — Она крепко сжала крестик. — Я полагаюсь на тебя, чтобы уберечь твою сестру. Это значит, что ты не позволяешь ей общаться с незнакомцами. Вы не останавливаетесь в парке, идя из школы домой. И ты никому не позволяешь увидеть ее способности.

Я рассматривала свои руки.

— Извини, мамочка. Так случилось только в этот раз. Джесса в безопасности, я обещаю. У самого Логана КомА забрал брата. Он никогда бы не стал доносить о ней.

По крайней мере, я не думаю, что стал бы. Почему он заговорил со мной сегодня? Кто его знает, он мог шпионить за Джессой. Может, сейчас он работает на КомА. Может, его рапорт будет тем, из-за которого Джессу заберут.

А может оказаться и так, что это никак не связано с Джессой. Может, падающие листья напомнили ему о других временах, когда мы были друзьями. Это навеяло мне мысль о старом сборнике стихотворений, который мамочка подарила мне на двенадцатый день рождения. Там, рядом со стихотворением Эмили Бронте, лежит раскрошившийся красный лист, заложенный между страниц. Первый подаренный мне Логаном лист. Маленький кусочек сердца, о существовании которого я уже и забыла, забился у меня в груди.

— Вам повезло. — Мама широкими шагами подошла к кухонному столу и подхватила этажерку для выпечки. — В следующий раз все может не разрешиться настолько хорошо.

Она резко опустила этажерку на обеденный стол и сняла куполообразную крышку. Одна сторона шоколадного торта была выше другой, глазурь легла неровно и неряшливо. Каждый признак ручной работы был мне упреком. Видишь, как кропотливо работала твоя мама? И этим ты ей отплатила?

— Этого больше не повторится, — сказала я. — Я сожалею.

— Не извиняйся передо мной. Подумай, как бы ты себя почувствовала, если бы никогда больше не увидела свою сестру снова.

Изображение шоколадного торта плыло у меня в глазах. Это так несправедливо. Я бы никогда не позволила им забрать у нас Джессу. Маме это известно. Я просто хотела посмотреть на солнце. Жизнь продолжается.

— Этого не произойдет, — говорю я.

— Ты этого не знаешь.

— Я узнаю. Вот увидишь. Завтра я получу свое воспоминание, и в нем мы будем счастливы, и в безопасности, и вместе навсегда. Тогда ты больше не сможешь на меня кричать. — Я вскочила на ноги и задела рукой этажерку для выпечки. Она полетела на пол, разбив торт на сотню маленьких кусочков.

Джесса закричала и выбежала из комнаты. Я забыла, что она все еще тут.

Мама вздохнула и обошла стол, чтобы положить руку мне на плечо. Напряжение схлынуло, оставив после себя обоюдную вину за спор на глазах у Джессы.

— Что ты выбираешь? Убрать этот беспорядок или поговорить со своей сестрой?

— Я поговорю с Джессой. — Я, как правило, оставляла мамочке более сложное, но я не вынесу перебирание остатков шоколадного торта в поисках кусочков, которые еще можно спасти.

Мама стиснула мое плечо.

— Хорошо.

Я повернулась, чтобы уйти, и увидела обеденный стол с пустыми тарелками, красиво разложенными салфетками и крошками, покрывающими пол, как будто здесь уронили горшок с цветами.

— Прости за торт, мам.

— Я люблю тебя, милая, — сказала моя мама. Это не было ответом, но это единственное, что имело значение.

Джесса свернулась калачиком на своей кровати, ее фиолетовая набивная собачка, Принцесса, была зажата под подбородком. Стены в ее комнате были затемнены, так что комната была освещена только лунным светом, проникающим сквозь жалюзи.

— Тук, тук, — произнесла я от двери.

Она что-то пробормотала, и я вошла в комнату. Присев на кровать, я погладила ее по спине между лопаток. С чего начать? Мамочка в этом настолько лучше меня, но с тех пор, как она взяла на работе дополнительную смену, я заменяла ее все больше и больше.

Раньше я волновалась, что не смогу подобрать нужные слова. Когда я сказала об этом маме, она сдула челку со лба.

— Думаешь, я сама знаю, что делаю? Я импровизирую по ходу дела.

Так я дала моей сестре миску с мороженым, когда Алиса Биттерман сказала ей, что он больше не будут друзьями. А когда Джесса сказала мне, что боится монстров под кроватью? Я дала ей игрушечный тазер и сказала пристрелить их.

Может быть, это не лучший способ исполнения родительских обязанностей, но я не родитель. Джесса повернула голову, и под светом от стен я разглядела слезы в ее глазах. У меня сердце перевернулось. Я бы отказалась от каждого съеденного сегодня за ужином кусочка, лишь бы убрать эту грусть. Но уже слишком поздно. Еда уже устроилась у меня в животе, тяжелом и плотном.

— Я не хочу уходить, — сказала она. — Я хочу остаться здесь, с тобой и мамочкой.

Я обхватила ее руками. Ее колени впились мне в ребра, а голова не совсем поместилась под подбородок. Принцесса свалилась на пол.

— Ты никуда не отправишься. Я обещаю.

— Но мамочка сказала…

— Она напугана. Люди говорят самые разные вещи, когда они напуганы.

Она засунула костяшку пальца в рот и прикусила ее. Мы отучили ее сосать большой палец много лет назад, но старые привычки тяжело уходят.

— Ты не пугаешься.

Если бы она только знала. Я боюсь всего. Высоты. Маленьких, замкнутых пространств. Я боюсь, что никто никогда не полюбит меня так, как мой папа любил мою маму. Я боюсь, что завтрашний день не даст мне тех ответов, которых я ждала.

— Это неправда, — вслух произнесла я. — Одного я боюсь.

— Чего?

— Щекоточного монстра. — Я атаковала. Она закричала и стала извиваться, ее голова металась из стороны в сторону. Я вздрогнула, так как она почти врезалась лицом в металлическое изголовье. Но это было то, чего я добивалась. Смеха, сотрясающего все тело. Криков, которые исходят из глубины её живота.

Через целых двадцать секунд я остановилась. Джесса плюхнулась на подушку, руки бессильно лежали по краям. Если бы только я могла уничтожить тему разговора так просто.

— Для чего я им? — сказала она, когда ее дыхание пришло в норму. — Мне всего шесть.

Я вздохнула. Нужно было щекотать ее дольше.

— Я не уверена. Ученые полагают, что паранормальные способности — это передовой рубеж для технологии. Они хотят исследовать их, так что они хотят понять.

Она села и стала болтать ногами над кроватью.

— Понять что?

— Понять больше, я полагаю.

Я смотрела на ее худые ноги, ее колени были покрыты ссадинами из-за падений с ее ховеркрафта (Прим: транспорт на воздушной подушке). Она права. Это смехотворно. Способность Джессы — это дешевый трюк, ничего более. Она может предвидеть на пару минут вперед, но она никогда не была способна сообщить мне что-либо по-настоящему важное — как я справлюсь с большим тестом, речью, или когда я получу свой первый поцелуй.

Нахмуренный лоб Джессы разгладился, когда она устроилась на подушке.

— Тогда скажи им, хорошо? Скажи им, что я ничего не знаю, и тогда они оставят нас в покое.

— Непременно, Джесса.

Она закрыла глаза, и парой минут позднее я услышала ее тихое, ровное дыхание. Встав, я уже была готова незаметно уйти, когда она позвала.

— Келли?

Я обернулась.

— Да?

— Ты можешь остаться со мной? Не только пока я не засну. Можешь остаться со мной на всю ночь?

Сейчас канун моего семнадцатого дня рождения. Мне нужно позвонить Марисе, обсудить с ней еще раз, каким будет мое воспоминание — увижу ли я себя мануальным Шеф-поваром или у меня будет совсем другая профессия.

Известны случаи, когда такое происходило. Посмотрите на Риту Ричардс, которая сидит передо мной в классе. Никогда в жизни не прикасалась к клавишам, но ее воспоминание показало ее искусной концертирующей пианисткой. Сейчас она учится в консерватории, все расходы оплачиваются.

Чуть раньше в этом году, Тиана Рей явилась в школу с покрасневшими глазами, когда ее воспоминание показало будущую карьеру в качестве учителя вместо профессиональной певицы. Однако мы все согласились, что лучше обнаружить сейчас, что этому не суждено сбыться, чем провести всю жизнь, пытаясь и терпеть неудачи.

Независимо от того, какие есть варианты, ясно одно: мне необходимо сегодня ночью быть в своей собственной постели, наедине со своими мыслями. Но Джесса не заметит, если я уйду через десять минут после того, как она заснет. А завтра она не вспомнит, что просила меня остаться.

— Хорошо.

Я развернулась к ее кровати.

— Пообещай, что ты не уйдешь. Пообещай, что ты всегда будешь рядом.

— Обещаю. — Это ложь, но небольшая, настолько безобидная, что почти не считается. Я не могу быть занята. Вот оно. Момент, который я ждала всю свою жизнь. Завтра все изменится.