Забыть завтра

Глава 26

Я проснулась с тяжело бьющимся сердцем. Джесса — самая младшая в ее классе. Ее день рождения — тридцатое января. Если это будет систематическое обследование, то она будет последней.

Ее волосы в моем воспоминании о будущем падали ей на плечи. В воспоминании, которое я только что получила, они были заправлены за уши и щекотали подбородок.

У меня есть время. У меня есть время. У меня есть время.

Но не имело значения, как часто я себе это напоминала, мой желудок взбунтовался и, казалось, вращался вокруг рагу, которое я съела прошлой ночью.

Я моргнула, уставившись на изогнутые стволы молодых деревьев, поддерживающие крышу. Анжела все еще спала в противоположной части хижины, оленья кожа была скинута, а ее рука лежала поверх глаз. Если бы у меня были какие-либо сомнения, что два агентства неразрывно связаны, то вот доказательство. Почему еще Председатель Дрезден, глава АВоБ, стала бы разговаривать с учителем Джессы о делах АпИТ?

Я побрела к двери и выскользнула наружу. Ветер охладил слой пота на моей коже и всколыхнул полог за моей спиной. Приближался рассвет. Небо выглядело так, словно кто-то зажег фонарь за темно-синим одеялом. Свет расползается по краям и наполняет полосу у горизонта равномерным светом.

Деревенский квадрат был пуст. Щебетало несколько птиц, но даже они не заливались песней, словно было еще слишком рано для такого уровня веселья.

На другой стороне квадрата появилась человеческая фигура. Когда она приблизилась, я увидела, что это Логан, несущий деревянное ведро. Он остановился передо мной и поставил ведро на землю. От воды в нем шел пар, рассеивающийся в воздухе.

— Горячая вода, — сказал он. — Только с огня.

Я перевела дыхание. Цистерны с водой нагреваются солнцем в течение дня, так что люди в Хармони могут по очереди ополоснуться в тепловатой воде. Логана и меня добавили в конец расписания, но наш черед в ближайшие дни не настанет.

— Для меня?

Я помылась в реке, но не так. Без горячей воды, которая омоет мою кожу, дав мне ощущение, что в первый раз с тех пор, как меня арестовали, я по-настоящему чистая.

Он кивнул.

— Не мог уснуть, так что у меня было время, которое надо было убить.

Уйма времени, по-видимому. Анжела объяснила, что горячая вода — личное излишество, так что хворост, необходимый для разжигания огня, не должен быть взят из общей кучи. Чтобы принести мне это ведро, Логан должен был собрать собственный хворост, разжечь огонь, вскипятить воду, а затем тащить ее через всю деревню.

— Логан… У меня нет слов. Спасибо.

Он подмигнул и стал уходить.

— Мне стоит уйти прежде, чем вода остынет.

Но мне не хотелось, чтобы он уходил. Я хотела, чтобы он побыл здесь, со мной, еще пару минут.

— Подожди, — без раздумий окликнула его я.

Он обернулся.

— Да?

«Ты мне настолько нравишься, — хотелось сказать мне. — Может быть, я даже влюблена в тебя. Может, всегда была, с того момента, когда ты дал мне красный лист, как напоминание о солнце. Что бы ни произошло, я хочу, чтобы ты знал об этом».

Я могла услышать слова в своей голове. Я могла увидеть себя, произносящую их, представить его резкий вдох и проблеск света в его глазах, когда он скажет «Да, да. Я тоже это чувствую».

Но что, если нет? Что, если он принес мне горячую воду, потому что ему действительно было скучно?

— Я получила очередное воспоминание этой ночью, — сказала я вместо этого. — Когда я спала.

Отодвину в сторону невысказанное признание, я рассказала ему про классную комнату и план Председателя Дрезден по проверке каждого ребенка.

— Ты когда-либо слышал о «Ключе» или «Первом Инциденте»?

Он потряс головой.

— Нет, но звучит знакомо. Тебе следует поспрашивать вокруг. Я уверен, что кто-нибудь здесь знает что-нибудь об этом.

Мы оба посмотрели на ведро с водой. Струйка пара, кажется, уже стала тоньше.

— Мне пора в душ, — неохотно сказала я. — Ради твоих тяжелых трудов.

— Наслаждайся каждой каплей, — сказал он. — Я найду тебя позже.

Я пронаблюдала, как он огибает избушку, а затем подняла ведро. Оно оказалось тяжелее, чем я думала, и моя рука заскользила по веревочной ручке. Вода плеснула через край. Я стиснула зубы и ухватилась крепче.

Когда я проходила мимо хижины, Анжела вышла наружу, вытянув руки над головой.

— Ну и ну. Что это тут у нас?

— Логан принес мне горячей воды.

— А он не теряет времени, не так ли?

Я покраснела.

— Может, он просто думает, что мне не помешает надлежаще помыться.

Она погрузила руку в ведро.

— Знаешь, таким же образом за мной ухаживал Майки. Приносил мне ведро горячей воды каждый день, пока не взял меня измором, и я не приняла его растительный браслет.

— Сколько на это потребовалось времени?

Она засмеялась.

— Дня три, наверно? Очарованию Расселов трудно сопротивляться.

Я была полностью согласна, но это не было тем, что мне бы хотелось признавать. Так что вместо этого я попрощалась и, торопясь, пошла между хижинами в «душевую» зону, представляющую из себя клочок земли, огороженный циновками, свисающими с ветвей деревьев. Внутри стоял деревянный ящик, содержащий брусок хозяйственного мыла и несколько старых футболок, использующихся в качестве тряпок.

Я сорвала с себя одежду. В ту секунду, когда на мою кожу закапала горячая вода, я застонала. Анжела права. Способ с горячей водой лучше, чем декламация стихотворений по памяти. Более романтичен, чем приглашение посмотреть чип с воспоминанием. Нахмурившись, я выжала футболку у основания шеи, так что вода ручейками побежала по моей спине. Я предположила, что Логан ухаживает за мной. Но почему? Он не думает о долгой перспективе. Через четыре или пять дней он уже вернется в город Эдем, а я буду здесь, в изгнании, до конца своих дней. У нас нет будущего. У нас никогда не будет будущего. Неважно, как сильно мне этого хочется, пока он необходим дома, нам никогда не быть вместе.

Я потерла мылом живот, руки, ноги. Это временное. Это временное. Это временное. Может, если я произнесу это достаточное количество раз, то вобью себе это в голову.

Даже несмотря на то, что мое сердце отказывается слушать.

Я развесила полоски из оленины на трех длинных палках, лежащих на рамке в форме буквы А. Теперь, когда олень был разрезан на удобные кусочки, теперь, когда он выглядел как мясо, а не как животное, мой желудок больше не выкручивало.

— Выглядит хорошо. — Зед складывал камни вокруг слабого дымящего огня. Кольцо из камней нагреется и начнет источать жар, высушивая оленину, вместо того, чтобы жарить ее. — У тебя природный талант.

— Это было одним из первых уроков на курсе «Ручное Приготовление». После кипячения воды и жарки яиц.

— Так что приготовление вяленой оленины не вызывает у тебя проблем. Но не та часть, где ты свежуешь животное?

Я наморщила нос.

— Ты видел мое лицо, да? С моим желудком все было даже хуже. Если я действительно хочу быть Мануальным Шеф-поваром, я, вероятно, должна перестать быть такой брезгливой.

Я произнесла слова, не подумав. Конечно, я не стану Мануальным Шеф-поваром, не с тем воспоминанием, что я получила. Даже если я каким-либо образом разберусь со своим статусом беглеца, никакая передача в здравом уме не допустит меня. Эта профессия слишком состязательная, чтобы дать шанс кому-то без подтвержденного будущего.

Каким-то образом во всем этом хаосе от того, чем оказалось мое воспоминание, я забыла о сожалении по поводу того, чем оно не оказалось — видением, где я — преуспевающий шеф-повар. Я никогда не буду готовить для богатых людей города Эдем — или любого другого города. Я никогда не обзаведусь своим собственным пищевым заведением для тех, кто может позволить себе избегать пищевого комбайна.

И в то же время жители Хармони не будут беспокоиться о моем резюме. Все, что их волнует — это каково на вкус мое рагу. В конце концов, вот то, что важно — а не какие-то награды. Не свойственная элитам идея успеха. Все, чего я когда-либо хотела — это готовить для людей, которые будут ценить мою еду.

Так что, может быть, мечта все-таки не умерла.

— К свежеванию животных надо привыкнуть. Если ты хочешь, я мог бы показать тебе, — сказал Зед. — Я начну с чего-нибудь маленького, например, рыбы, а затем перейдем к белкам и оленям. Мы сделаем тебя не брезгливой в кратчайшие сроки.

Я улыбнулась.

— Мне бы этого хотелось.

Он закончил с камнями и начал сооружать заслон из дерева вокруг огня, чтобы защитить его от ветра. Никогда не думала, что скажу это, но для совершающего в будущем насилие над женщиной он казался милым парнем.

И как ответственный за назначения на дежурства в Хармони, он, вероятно, многое слышал.

— Ты ведь уже много времени в Хармони, правильно? — спросила я.

— Почти с самого начала. Анжела и я пришли сюда на несколько месяцев позднее Майки.

Я перевела дыхание. Все утро воспоминание о Председателе Дрезден воспроизводилось у меня в голове.

— Ты когда-нибудь слышал, как кто-нибудь говорит о «Ключе»? Или о «Первом Инциденте»?

— Я не уверен по поводу «Первого Инцидента», — он махнул рукой, чтобы отогнать мух. — Но я думаю, что «Ключ» имеет отношение к человеку, выяснившему, как отправлять воспоминания назад по времени.

Я нахмурилась.

— Нет. «Ключ», о котором я говорю — это что-то, что произойдет в будущем, не в прошлом.

— Тогда я не знаю. Но знаешь, кто может знать? Лорел. Она — наш местный поэт, и она ведет весь учет дел общины. Вероятно, нет таких преданий, касающихся паранормального, которых она бы не слышала. После выполнения своих обязанностей ты можешь найти ее в круглосуточном магазине в избушке.

— Спасибо, Зед. Я ценю это.

Оленина стала съеживаться по мере того, как высыхала, и он помог мне сдвинуть полоски ближе друг к другу на палке. Трудно поверить, что будущая версия этого мужчины изобьет какую-либо женщину. Может, так же тяжело, как поверить в мое собственное будущее.

— Могу я задать тебе вопрос? — я облизала губы. — Кем она была?

Он застыл, его руки сжались на темных полосках белка. Он абсолютно точно не сомневался, кого я имею в виду под «она». Женщину, которую будущий он избил.

Он опустил кусок оленины.

— Я не знаю, — его голос царапал по горлу, как плоть об разбитое стекло. — Я очень заботился о ней. Я точно знаю. Когда я вошел в комнату, на ней не было никакой одежды, так что я предполагаю, что она была моей девушкой. Но я не видел ее лица.

Я сама почти сжала руки на полосках оленины. Это самое опустошительное в воспоминании о будущем. Ты получаешь фрагмент из своего будущего, настолько многомерный и живой, что он ощущается словно реальная жизнь. Но в нем нет контекста. Нет причины или объяснения. Ты остаешься наедине с фактами, с чем-то, что ты не можешь ни отстаивать, ни оправдать.

Как ни ужасны воспоминания Бэкс или Салли, по крайней мере, в них есть причина. Грабитель убил бабушку Бэкс, мужчина изнасиловал Салли. У меня и Зеда нет ничего.

— Как ты с этим живешь? — прошептала я.

Он втянул воздух, дым и все остальное.

— Я делаю все, что в моих силах, чтобы избежать Судьбы. Я ушел сюда. Я не позволяю себе связь с женщиной. Это, вероятно, самый длинный разговор, который я вел с девушкой, если не считать Анжелу. И с каждый проходящим днем я дышу чуть легче, потому что это еще один день, в который мое воспоминание не сбылось.

Он посмотрел вверх, и мой пульс подскочил от узнавания. На его лице — это выражение не совсем веры. Сама вера слишком страшна, слишком недосягаема. Оптимизм доступен только хорошим людям, тем, кто идут по жизни, не причиняя никому боли. Но выражение лица Зеда — это что-то приближающееся к вере, что-то, что может в конечном итоге стать верой, если обстоятельства позволят это.

— Иногда я вижу милую девушку и испытываю соблазн, как и все остальные, — сказал он. — Но внутри меня раздается голос и удерживает меня от совершения чего-либо глупого. Он напоминает мне, что я не имею права встречаться с девушкой. Не имею права искушать Судьбу, не тогда, когда я прошел весь этот путь, чтобы избежать ее. Что если я совершу ошибку? Что если мой контроль ослабнет, даже всего на секунду, и я совершу немыслимое? — его голос упал до шепота. — Что если я причиню боль кому-то, о ком я забочусь?

Я задрожала, несмотря на то, что моей коже было жарко из-за дыма, поднимающегося от огня. У меня не было ответа, потому что тот же голос поднимал голову внутри меня. И он недвусмысленно говорил: сейчас Джесса в безопасности. Убежав от цивилизации, я наконец-то получила гарантии. Пока я остаюсь в Хармони, мое воспоминание не может сбыться.

Ясно, что я буду дурой, если вернусь в город Эдем. По любой причине.