Кто бы мог подумать, что Судьба живет в стеклянной коробке? Пол был сделан из темных плит, настолько отполированных, что я могла увидеть свое отражение, а толстое оконное стекло выступало в качестве стены в передней части комнаты. Тонкие белые простыни покрывали остальные три стены ― чья-то жалкая попытка придать комнате уединенности.
Я опустилась в кресло с откидывающейся спинкой. Сиденье и спинка состояли из ряда цилиндрических подушек толщиной в шесть дюймов. Скорее стильное, чем удобное. Я надвинула хитроумное металлическое устройство себе на голову. Оно было похоже на защитную экипировку, которую мы носили в течение занятий на Основах Физической культуры, с узкими полосками и хорошей вентиляцией, и было подключено к машине, расположенной на столе.
Охранник ткнул на машине несколько кнопок. На его бейдже было написано «Уильям», и он казался молодым, едва старше меня. Цвет его волос был самым красивым, который я когда-либо видела ― насыщенный красновато-коричневый с проблесками золота. Был соблазн спросить его, в какой салон он ходит, но он застегнул что-то наподобие перчаток и вставил в машину маленький металлический чип.
Я сделала неуверенный вдох. Компьютерный чип, который запишет мое воспоминание. Тот, который позднее будет вживлен мне под кожу.
― Не волнуйся, ― сказал он. ― Это безболезненно, я обещаю.
Я облизала губы.
― Как ты получил эту работу? Ты видел это в своем воспоминании о будущем?
Он усмехнулся.
― Не-а. Будущий я ― заботящийся о детях родитель с вареньем в волосах и целым выводком детей. Но воспоминание моей девушки показало ее главой АВоБ через тридцать лет. В настоящее время она личный помощник Председателя, и я думаю, они решили вести себя мило со мной на случай, если она решит выйти за меня замуж.
Он потянулся под стол и достал поднос со средствами для медитации.
― Что бы ты хотела? Свечу, белый шум, ароматические масла?
Я посмотрела на свечку, наполовину растекшуюся по подносу. Как много воспоминаний вызвал этот капающий воск? Меня беспокоила мысль, что я как будто разделяю что-то личное с этими безликими людьми. Зеленая бутылка с ароматическим маслом заставила меня вспомнить о моих предках, живших до Бума и дышавших неочищенным воздухом.
― Что в качестве белого шума? ― спросила я.
― Птичий щебет.
Серьезно? Это расслабляет людей? Обилие писка вызывает у меня желание ударить саму себя электрическим током.
― Наверно, я проигнорирую их все.
Уильям нахмурился.
― Ты уверена? Большинству людей требуется что-нибудь, что поможет достигнуть достаточного состояния открытости.
― Я успешно прошла курс Основ Медитации. И я практиковалась каждое утро в течение последних шести месяцев.
Он пожал плечами и отрегулировал приспособление у меня на голове.
― Ладно. Открой свое сознание и сконцентрируйся на получении твоего воспоминания. Я буду неподалеку, приглядывая за тобой. Удачи.
Прежде чем я успела что-нибудь сказать, он вышел из комнаты, оставив дверь открытой.
Дверь не затворена, не закрыта на ключ, не перегорожена решеткой. Она открыта. Дверь, сделанная из стекла, широко распахнута. Как мой разум. Как мое будущее.
Напор чего-то непонятного пошел через меня. Я ощущала его везде ― в пальцах на ногах и в локтях. За ушами. В кончике носа. Какого черта? Это облегчение? Стресс? Ожидание?
Я заерзала на подушках, и моя концентрация улетучилась. Что, если мое воспоминание не придет? Может, следовало выбрать свечу. Во мне поднималась паника, и я вонзила ногти в ладони. Нет. Нельзя об этом думать. Нужно сосредоточиться.
Хорошо. Что еще бывает открытым? Необъятное голубое небо, расстилающееся над полями. Овощные консервы, которые открывает для ужина кухонный комбайн. Распахнутое окно в жаркий летний день.
Воспоминание из будущего, которое проникает в мой податливый, открытый разум. Откройся. Откройся. Откройся.
Я снова почувствовало это нечто, на этот раз сильнее. Вот это да. Это не мои эмоции ― это мое воспоминание. Мое воспоминание. ОТКРОЙСЯ.
Я иду по вестибюлю. Пол покрыт зеленым линолеумом, компьютерные мониторы вмонтированы в плитку. Осветительные стены светятся так ярко, что я могу разобрать одинокий след от обуви на полу. Едкий запах антисептика обжигает мой нос.
Я повернула за угол и обогнула раздробленные осколки керамического горшка. Земляная дорожка вела подобно хлебным крошкам к сломанному стеблю и оторванным зеленым листам. Я прошла по идентичному коридору. И еще по одному. И еще.
Наконец, я остановилась перед дверью. На золотистой табличке со спиральными узорами в каждом углу был написан номер 522. Я вошла внутрь. Солнце светило сквозь окно, первое окно, которое я увидела в этом месте. Плюшевый мишка с красным бантом сидел на подоконнике, кроме него все было по-больничному белым. Белые стены, белые шторы, белая простынь на кровати.
Посреди простыни лежала Джесса.
Она молода, едва старше, чем была, когда я видела ее вчера. Ее волосы падают на плечи, спутанные и не заплетенные. Провода тянулись от ее тела подобно змеям Медузы Горгоны, каждый чертил свой собственный путь по дороге к одному из нескольких аппаратов.
― Келли! Ты пришла! ― губы моей сестры изогнулись в красивой улыбке.
Я что-то сжимаю в руке, что-то жесткое, маленькое и цилиндрическое.
― Конечно, я пришла. Как они с тобой обращаются?
Джесса поморщилась.
― Еда отвратительна. И они не позволяют мне играть снаружи.
Я напрягла руку и покатала предмет по ладони. Это шприц с прозрачной жидкостью. Игла. Я держу иглу.
― Когда ты выйдешь отсюда, ты сможешь играть столько, сколько захочешь, ― я сдвинула провода у нее на груди и положила руку прямо над ее сердцем. ― Я люблю тебя, Джесса. Ты знаешь это, не так ли?
Она кивнула. Ее сердце ровно билось под моей рукой, сильный, устойчивый ритм абсолютного доверия ребенка старшей сестре.
― Прости меня, ― прошептала я.
Прежде чем она успела среагировать, моя рука резко взлетела в воздух и погрузила иглу прямо в ее сердце. Прозрачная жидкость влилась в мою сестру.
Джесса уставилась на меня с широко распахнутыми глазами и открытым ртом.
Громкий писк наполнил комнату. А затем линия на кардиомониторе стала прямой.