Глава тридцать первая
Лилиана
Мне не следовало идти на игру вчера вечером. Я хотела поддержать Трэвиса. Хотя я надеялась, что он не заметит мое присутствие. Когда отец вручил мне свитер и сказал, чтобы я надела его, что мы идем на игру, я не стала с ним спорить. Не после того, как я весь день боролась сама с собой по этому поводу.
Мне определенно не следовало идти в раздевалку, и я не должна была позволять Трэвису обнимать меня так, как он это делал. Мне хотелось прижаться к нему и никогда не отпускать. Я хотела слиться с ним воедино, почувствовать себя в безопасности в его объятиях.
Я не могу этого сделать. Не могу рисковать его безопасностью. В моей голове сейчас такая неразбериха. Я понятия не имею, как поступить правильно.
Я беру телефон, перехожу в групповой чат с моими кузинами Тилли и Авророй и нажимаю на значок видеозвонка. Может, они смогут образумить меня — ну, по крайней мере, Тилли. Она у нас умная и рассудительная. Не то чтобы Аврора была глупой. Просто она не использует свои мозги ни для чего хорошего.
— Привет, незнакомка, как поживает Канада? — Тилли отвечает первой.
— Холодно. Как дела дома? — спрашиваю я, и мое сердце слегка замирает, когда я произношу это слово.
Дом. Этот город должен был стать моим новым домом. Я должна была начать здесь жизнь с Трэвисом. А теперь я понятия не имею, что мне делать. Я уволилась с работы в Нью-Йорке. На всю следующую неделю у меня были назначены собеседования с рекламными агентствами.
— Тихо, учитывая, что все в Ванкувере с тобой, — говорит Тилли.
— Сучка, почему ты так долго не звонила? — Аврора вступает в беседу со своей обычной бравадой.
— Извини... Я была... ну, я была... ну, вы знаете. — Я пожимаю плечами.
— Что случилось? Кого мне нужно заставить исчезнуть? — спрашивает она.
— Никого, — говорю я ей.
— Как Трэвис? — спрашивает Тилли.
— Он сказал, что сможет снова играть не раньше, чем через два месяца.
— Но как он? — спрашивает Тилли. Я смотрю на Аврору, а она смотрит прямо на меня, внимательно изучая каждую черточку моего лица.
— Я порвала с ним, — шепчу я.
— Какого хрена ты рассталась с этим парнем? Ты его видела? Черт, Лил, он безумно горяч. И по тому, как он двигается на льду, я могу сказать, что он отлично трахается. Так что, повторюсь, какого хрена ты с ним порвала? — Аврора с вызовом поднимает бровь. — Если только он не сделал тебе что-то плохое?
Я знаю, что она делает. Она провоцирует меня. Ждет, как я отреагирую. Но я слишком измотана, чтобы играть с ней.
— В него стреляли, Аврора. Из-за меня, — говорю я ей. — Я не могу быть с ним и рисковать тем, что из-за меня его убьют.
— Чушь. Это самая глупая вещь, которую я когда-либо слышала. Тилли, ты же умная. Скажи ей, что это глупо.
— Во-первых, я не самая умная из вас. Вы обе очень умные. А во-вторых, в кои-то веки я с ней согласна, Лил. Это глупо. Это не повод расставаться с кем-то, — говорит Тилли.
— Беречь его — это не глупость. Я не смогу жить дальше, если из-за меня с ним что-то случится. — Я вздыхаю.
— Почему ты продолжаешь настаивать на том, что ты имеешь к этому отношение? Разве в того парня, Кинга, не стреляли не так давно? Ты тут ни при чем.
— Я подслушала разговор папы и мистера Монро, и они сказали, что тот, кто стрелял в Трэвиса, сказал ему, что это из-за меня.
Девочки дружно ахают.
— Подожди, но я думала, что твой отец не имел к этому никакого отношения? — спрашивает Аврора, и я пожимаю плечами.
— Он не имел.
— Тогда кто же это был? Кому понадобилось стрелять в Трэвиса из-за тебя? — спрашивает Тилли.
— Я не знаю. — Я качаю головой. — Я пыталась это выяснить. Но безрезультатно. Мы не смогли найти нападавшего.
— Мне так жаль, Лил. — Тилли вытирает слезы. Она всегда была эмоциональной — девушка плачет из-за рекламы салфеток. Хотя я ценю всю работу, которую проделывают для хорошей рекламы, это уже слишком... даже для меня.
— Не плачь. Ты заставишь плакать меня, а я уже достаточно нарыдалась на этой неделе, — говорю я.
— Ну, я все еще думаю, что расставание с Трэвисом было дерьмовым шагом. Если хочешь знать мое мнение, ты должна быть с ним. Помочь парню восстановиться. Обтирания губкой и все такое. — Аврора взмахивает рукой в воздухе с дьявольской ухмылкой на лице. Я смеюсь, когда она начинает махать на себя, словно веером.
— Прости, Лил. Мне нужно идти. Скоро начнутся занятия. — Тилли оглядывается по сторонам, и только сейчас я замечаю, что она находится в лекционном зале.
— Спасибо, что поболтали. Мне все равно нужно вытаскивать свою задницу из постели, — вздыхаю я.
— До скорой встречи, — говорит Аврора, отключаясь от чата первой.
— Мне очень жаль, Лил. Ты должна делать то, что подсказывает тебе сердце. Если оно хочет, чтобы ты была с Трэвисом, то иди к нему. Если нет, то возвращайся домой, и мы сможем напиться.
— Спасибо, Тилли.
Экран гаснет, и я откидываюсь на подушку. Не знаю, как долго я смотрела в потолок, но в конце концов урчание в животе заставило меня сползти с кровати.
— Что ты здесь делаешь? И что, черт возьми, случилось с твоей головой? — раздается голос дяди Маттео из холла.
— Я здесь, потому что я нужна своей кузине. А волосы я покрасила, потому что тетя Иззи сказала, что с блондинками веселее. Кстати, она была права, — отвечает Аврора, с ухмылкой засовывая в рот жевательную резинку. — Мне было очень... весело.
Я бегу по коридору, как только слышу ее голос.
— Аврора? — Я только утром разговаривала с ней, а теперь она здесь. Моя кузина протискивается мимо отца, бросается ко мне и обнимает руками мою шею. Она крепко сжимает меня. Даже немного слишком.
— Я не могу дышать, — говорю я ей.
— Прости. Я просто скучала по тебе, — говорит она, отстраняясь.
Я протягиваю руку и провожу пальцами по ее волосам.
— Мне нравится.
— Правда? Мне тоже, — говорит Аврора и поворачивается к отцу. — Я хорошо выгляжу, правда, папа?
— Ты всегда выглядишь прекрасно, Аврора. Для этого тебе не нужно быть блондинкой, — говорит он.
— Мама — блондинка, — напоминает ему Аврора.
— Твоя мама — натуральная блондинка, — возражает он. — И перестань пытаться сменить тему. Как ты сюда попала?
— Я прилетела самолетом. Первым классом, разумеется. Это не то же самое, что частный самолет, но вполне неплохо. — Аврора улыбается.
— Одна?
— Да, совсем одна. Кто бы мог подумать, что я способна на такое? — Аврора закатывает глаза и хватает меня за руку. — Пойдем, нам столько всего нужно успеть, — говорит она, таща меня обратно вверх по лестнице.
— Аврора, мы еще не закончили говорить об этом, — зовет ее дядя Маттео.
— Хорошо, папочка. Я найду тебя, когда закончу с Лил.
Я поворачиваюсь и слабо улыбаюсь дяде, а он лишь качает головой.
Как только мы закрываемся в спальне, Аврора поворачивается ко мне с дьявольской ухмылкой на лице.
— Ладно, мы обсудим, как вернуть этого мальчика, — говорит она.
— Нет, мы не будем этого делать. И в Трэвисе О’Ниле нет ничего мальчишеского — поверь мне.
— Нет, обсудим. Ты чертовски несчастна, и я не собираюсь сидеть сложа руки и смотреть, как ты причиняешь себе боль, потому что придумала себе какую-то ерунду.
— Аврора, все не так просто. — Я издаю протяжный вздох и падаю на кровать. — Его подстрелили из-за меня.
— Ты же знаешь, что дядя Лука бросился под пули ради тети Кэти? И у них все хорошо.
— Это другое.
— Почему?
— Дядя Лука всегда был частью нашей жизни. Он знал о рисках. И кроме того, в него всегда стреляли. Для него это не было чем-то новым.
— Он был футболистом, когда прыгнул под пули. Я смотрела несколько новостных роликов. Он повел себя как настоящий герой, правда. Но дело не в этом. Дело в том, что... в Трэвиса стреляли, но он выжил, Лил, а ты ведешь себя так, будто парень мертв.
— Нет, поверь мне, меня бы тоже уже не было, если бы он действительно умер. — Я качаю головой.
— Твои волосы выглядят так, словно ты не мыла их неделю, а под глазами у тебя темные мешки. Но, конечно, давай притворимся, что все в порядке, — говорит она, указывая на мое лицо.
— Спасибо большое. — Я толкаю ее в плечо.
— Ты знаешь, что я люблю тебя, но должна сказать, что ты ведешь себя как идиотка. Ты любишь его. Он любит тебя. Конец. — Аврора хлопает в ладоши. Как будто только это важно. Как будто все решено.
Я бы хотела, чтобы все было так просто. Если бы любви было достаточно, чтобы преодолеть все. Но это не так.
— Ты строишь из себя мученицу, потому что боишься, что тебе будет больно. Но вот в чем дело, дорогая... Ты — Валентино. Мы ни от чего не убегаем. Мы смотрим своим страхам в глаза и душим их. И мы не даем им возможности расти и душить нас.
Я смотрю на нее и фыркаю.
— Кто наделил тебя этой мудростью?
— Дедушка. — Она улыбается. — И он прав. Никто не может быть страшнее дедушки, — говорит она. — Ну, кроме, может быть, дяди Тео. Твой отец на том же уровне.
— Так и есть. — Я смеюсь.
Но права ли она? Неужели я бегу от того, что у нас с Трэвисом есть, только потому, что мне страшно? Я знаю, что ужасно боюсь, что с ним что-то случится, что я потеряю его навсегда. А оттолкнуть его... ну, это практически то же самое. В любом случае его больше нет в моей жизни.