НА БИОЛОГИИ ШЕВЕЛЕНКО подводит к концу свою лекцию о доминантных и рецессивных генах. Она заставила нас нарисовать квадратные ячейки и записать в них разные сценарии наследования цвета глаз у людей.
– Я позвал пару ребят сегодня вечером к себе домой, – говорит Рэм, пока мы выполняем задание. – Хочешь присоединиться?
Хоть Рэм и из богатой семьи, он классный. На прошлой неделе он дал мне переписать все конспекты с начала учебного года, а его истории о том, как зимой ездил кататься на лыжах, просто уморительны.
– A qué hora?[34] – спрашиваю я его.
– Часов в шесть. – Он вырывает из своей тетради листок и пишет на нем. – Вот мой адрес.
– У меня нет машины. Это далеко?
Он переворачивает листок и дает мне свою ручку.
– Ничего страшного, я просто заеду за тобой. Где ты живешь?
Пока я записываю на листке адрес Алекса, к нашему столу подходит Шевеленко.
– Карлос, ты ведь переписал конспекты у Рамиро?
– Да.
– Хорошо, потому что на следующей неделе будет контрольная. – Она раздает листки с заданиями, когда из громкоговорителя разносится пять коротких сигналов.
Кажется, все в комнате одновременно затаили дыхание.
– Что это такое? – спрашиваю я.
Рэм напрягся.
– Черт возьми, чувак. Нас тут заперли.
– В каком смысле «заперли»?
– Если это какой-нибудь псих с пушкой, я прыгаю из окна, – говорит другой мой одноклассник по имени Джон. – Вы со мной, ребята?
Рэм закатывает глаза.
– Это не псих с пушкой, чувак. Тогда бы дали три долгих сигнала, а не пять коротких. Это обыск на наркотики. Должно быть, просто учения, потому что я ни о чем таком не слышал.
Джон явно заинтригован.
– Позвони своей маме, Рэм. Спроси, знает ли она что-нибудь об этом.
Обыск на наркотики? Я искренне надеюсь, что Ник Гласс не носит пу-пу ассорти дурь с собой в школу. Я бросаю взгляд на Мэдисон, которая опоздала на урок. Она достает из сумки телефон и начинает кому-то строчить эсэмэс под лабораторным столом.
– Всем успокоиться, – говорит Шевеленко. – Большинство из вас уже проходили через это. Если вы еще не догадались, школу закрывают для обыска. Ни один студент не может покинуть здание.
Мэдисон поднимает руку.
– Могу я выйти в уборную?
– Прости, Мэдисон.
– Но мне и правда нужно! Я быстро, обещаю.
– Пока обыск не закончится, никакого шатания по коридорам. – Шевеленко бросает взгляд на свой компьютер. – Начните пока готовиться к контроль ной в следующую среду.
Пятнадцать минут спустя в дверь нашего класса стучится коп.
– Как думаете, кого арестуют? – шепотом спрашивает парень по имени Фрэнк, когда наша учительница выходит в коридор, чтобы поговорить с полицейским.
Рэм разводит руками.
– Не смотри на меня, чувак. Я не рискну вылететь из футбольной команды. Кроме того, моя мать сама бы меня арестовала, узнай она, что я употребляю или приторговываю чем-то нелегальным.
Шевеленко заходит обратно в класс.
– Карлос Фуэнтес, – громко и четко говорит она.
Carajo![35] Почему она зовет меня?
– Да?
– Подойди сюда.
– Чувак, ну ты и влип, – говорит Фрэнк.
Я подхожу к Шевеленко, и все, на чем я могу фокусировать свои мысли, – это ее усики, двигающиеся вверх-вниз, пока она говорит.
– С тобой хотят поговорить. Пойдем.
Я знаю, что все, с кем я хожу на биологию, понимают, почему меня вызвали. Но ни в моих карманах, ни в моем шкафчике нет наркотиков. Может быть, они узнали, что я переехал из Мексики, и хотят меня депортировать, несмотря на то что я родился в Иллинойсе и у меня американское гражданство? В коридоре ко мне подступают два копа.
– Ты Карлос Фуэнтес? – спрашивает один из них.
– Да.
– Можешь показать нам свой шкафчик?
Мой шкафчик? Я пожимаю плечами.
– Конечно.
Я иду, policía[36] следуют за мной, держась так близко, что я чувствую их дыхание на своей шее. Я поворачиваю за угол нужного коридора и вижу собаку-ищейку, лающую на мой шкафчик. Раздается команда «сидеть», и пес усаживается возле своего дрессировщика. Рядом стоит мистер Хаус.
– Карлос, это твой шкафчик? – спрашивает меня он.
– Да.
Он выдерживает драматичную паузу, прежде чем продолжить:
– Я спрошу только один раз, Карлос. У тебя там есть наркотики?
– Нет.
– Тогда ты не будешь против открыть его, правда?
– Не-а. – Я ввожу комбинацию и открываю дверцу.
– Что это такое? – спрашивает один из копов, показывая на магнитные печенья Киары. Он подходит ближе, чтобы рассмотреть их, и служебная собака заходится лаем. Коп тычет пальцем в печенье. – Да это же печенье, – делает он поистине гениальный вывод.
– Думаю, ваша собака голодна, – говорю им я.
Коп смеряет меня суровым взглядом.
– Помолчи, парень. Ты, скорее всего, напичкал их наркотиками и продаешь.
Наркотическое печенье? Он что, шутит? Это просто несвежее шоколадное печенье. Я захожусь смехом.
– Думаешь, это забавно, сопляк?
Я прочищаю горло и стараюсь сохранить серьезность на лице.
– Нет, сэр.
– Это ты приготовил печенье?
– Да, сэр, – лгу я, потому что их совершенно не касается, кто на самом деле его испек. – Но вам вряд ли стоит пробовать достать их оттуда.
– Почему нет? Боишься, что мы поймем, что ты в них добавил?
Я качаю головой:
– Нет, просто поверьте мне, они ничем не накачаны.
– Хорошая попытка, – говорит коп.
Игнорируя меня, директор пытается оторвать одно из магнитных печений от стенки шкафчика. Печенье крошится в его руке. Я снова кашляю, пытаясь скрыть смех, когда он подносит шоколадные крошки к носу и нюхает их. Мне становится интересно, что бы подумала Киара, узнай она, что ее печенье попало под подозрение. Один из копов крошит еще одно печенье и берет в рот маленький кусочек, чтобы проверить, есть ли в тесте какие-то нелегальные добавки. Он пожимает плечами.
– Я ничего не чувствую. – Он подносит остатки печенья к носу ищейки – и та стихает. – Дело не в печенье, – говорит он, – там внутри есть еще что-то. Доставай все вещи, – приказывает он, скрещивая на груди руки.
Я беру пару книг с верхней полки и кладу их на пол. Затем вынимаю еще пару книг с нижней. Наконец, я достаю из шкафчика свой рюкзак, и собака вновь принимается лаять. Да этот пес бешеный. Не удивлюсь, если через некоторое время он свернет себе шею и его глаза завалятся внутрь черепа.
– Достань все из своего рюкзака и выложи на пол перед собой, – говорит Хаус.
– Слушайте, – отвечаю я Хаусу. – Я понятия не имею, почему эта собака так бросается на мой рюкзак. У меня там нет наркотиков. С ней, должно быть, что-то не так.
– Проблема не в собаке, сынок, – рявкает дрессировщик ищейки.
Мой пульс учащается, когда он называет меня «сынком». Мне хочется наорать на него, но у него на привязи психованная псина, которую он легко может спустить на меня. Хоть я и считаю себя крепким орешком, но прекрасно понимаю, что натренированная служебная собака надерет мне зад. Одну за другой я достаю вещи из своего рюкзака и выкладываю их в ровную линию. Один карандаш. Две ручки. Одна тетрадь. Одна книга на испанском. Одна банка колы.
Собака снова начинает лаять. Погодите-ка, у меня не было с собой колы. Директор подбирает банку, скручивает крышку и… о, черт. Это не банка колы. Это фальшивка, внутри которой… один пакет травки. Большой пакет. И… еще один пакет с горсткой белых и голубых таблеток внутри.
– Это не мое, – говорю я им.
– Тогда чье? – спрашивает директор. – Назови нам имена.
Я более чем уверен, что это Ник, но я не собираюсь его закладывать. Если я чему и научился, пока жил в Мексике, так это тому, чтобы держать рот на замке перед копами. Всегда. Мне плевать на Ника, но я в любом случае приму удар на себя.
– Да нет у меня имен. Я живу здесь всего неделю, сделайте мне скидку.
– Мы никому не делаем скидок. Особенно на школьной территории, имея дело с уголовным преступлением, – говорит один из полицейских, изучая мои тату. Он забирает пакеты у директора и открывает тот, что с таблетками. – Это оксиконтин. А здесь, – он открывает пакет с травкой, – столько марихуаны, что очевидно: ты не только сам ее куришь, но и другим продаешь.
– Ты понимаешь, что это значит, Карлос? – спрашивает директор.
Да, я понимаю, что это значит. Что Алекс меня у бьет.