Заложница

Глава 1

Услышав стук в дверь, Норина обернулась.

— Войдите, — сказала она.

Дверь отворилась, и вошел лакей. Небрежно поставив поднос на край стола, он удалился, не сказав ни единого слова.

Норина горько вздохнула: ее мать никогда не допустила бы такого поведения со стороны слуги. Мачеха же отбирала прислугу по внешним данным, и с некоторых пор Норина стала замечать, что дом полон совершенно незнакомых людей. И что самое странное, для этих новичков не имел ни малейшего значения тот факт, что она является дочерью лорда Седжвина.

В былые времена немыслимо было накрыть обед в спальне. И даже если по каким-либо причинам она не могла выйти к обеду в общую столовую, то на этот случай существовала специальная комната на первом этаже.

Но мачеха использовала любые предлоги, чтобы помешать Норине появляться на обедах, которые она устраивала очень часто. И Норине были хорошо известны причины столь дурного с ней обращения.

«Ничего не поделаешь», — думала она, разглядывая собственное отражение в зеркале.

Она была столь привлекательна, что мачеха возненавидела ее с первого взгляда. Эта ненависть была столь очевидна, что казалась Норине почти осязаемой, когда она оказывалась с мачехой рядом. Порой ей казалось, что волны этой злобы проникают сквозь самые толстые стены.

Ее мать умерла два года тому назад, и отец, обожавший жену, был сражен горем, — та была так хороша собой, так добра и приветлива, что дарила счастье всем, кто окружал ее.

Шестнадцатилетней Норине трудно было найти слова утешения для отца. Она не знала, чем занять его время, чтобы отвлечь от тягостных мыслей.

Они жили в деревне, и единственным их развлечением были прогулки верхом, с которых он возвращался еще более грустным и подавленным, чем раньше.

Наконец, поняв, что жизнь в этом доме без жены для него невыносима, он решил отправиться в Лондон, тем более что необходимо было встретиться с нотариусом по поводу оставленного ему женой состояния. Предупредив Норину, что уезжает на два дня, он отправился в путь.

Но два дня продлились два месяца, и Норина была поражена, найдя его по возвращении в прекрасном расположении духа. Ей показалось, что от былой печали не осталось и следа.

Однако она замечала, какое волнение охватывало отца, когда он заходил в комнату покойной. Не прошло и недели, как он объявил о своем намерении снова отправиться в Лондон.

Она была еще слишком молода, чтобы представить себе, что отец может снова жениться. Но в один прекрасный день, после пяти месяцев своего вдовства, он объявил дочери, что намерен просить некую молодую и очень красивую особу занять место ее матери.

Это потрясло Норину, но отец выглядел таким счастливым или, уж во всяком случае, не таким убитым, как раньше, и она не стала осуждать его решение в надежде, что он найдет счастье со своей новой женой.

Виолетта Мередит — именно так ее звали — уже была однажды замужем. Ее покойный муж оставил ее практически без денег, а так как она ничего в финансовых вопросах не понимала, то призвала на помощь лорда Седжвина, чтобы тот помог ей разобраться в сложившейся ситуации.

По прошествии шести месяцев траура лорд Седжвин женился на Виолетте Мередит, и уже тогда Норина впервые почувствовала, какое страшное несчастье обрушилось на их семью.

После свадьбы, отпразднованной в узком кругу, отец с молодой женой отправился в свадебное путешествие, которое завершилось в Седжвин-холл, где Норина и была представлена новой жене отца.

Норина еще долго не могла забыть взгляд мачехи, те волны ненависти, которые излучало все ее существо во время их первой встречи. Однако новоиспеченная леди Седжвин была достаточно умна, чтобы не открывать свои подлинные чувства. Она не преминула сказать мужу, что нашла свою падчерицу абсолютно обворожительной.

— Восхитительное дитя! — прощебетала она. — Да и что же в том удивительного, дорогой, ведь это ваша дочь.

Норина замечала, что отец с наслаждением слушает лесть своей новой жены. Было совершенно очевидно, что он попал под ее обаяние. Однако Норина была достаточно прозорлива, чтобы понять — страсть отца к Виолетте не имела ничего общего с тем чувством, которое он питал к ее матери.

Он испытывал к Виолетте физическое влечение, а она своей ежеминутной лестью и вкрадчивыми манерами внушала ему уверенность в его мужественности и силе.

«Как случилось, что Господь свел меня с таким прекрасным человеком?» — повторяла она двадцать раз на дню.

Каждое свое обращение к Норине она сопровождала словами: «Как блестяще сказал ваш умнейший отец…» или «Всякая девушка была бы счастлива иметь такого благородного и щедрого отца! Как бы мне хотелось, чтобы мой отец хоть немного походил на него!»

Норина прекрасно понимала, что присутствует на представлении великолепно поставленной комедии. Виолетта же утверждала, что спасла лорда Седжвина от убогого и печального существования, но Норине все эти заявления казались сомнительными и лишенными всяких оснований.

Не вызывало сомнения лишь то, что Виолетта стремилась любым способом удалить дочь от отца. Она настаивала на отправке Норины в колледж для завершения образования, но лорд Седжвин не пожелал даже слышать об этом:

— Я терпеть не могу все эти новомодные школы, где головы прелестных девушек забивают трескучими идеями, и, вообще, я хочу, чтобы Норина всегда оставалась со мной.

Виолетте пришлось покориться. Тогда она занялась поисками бесконечных учителей и наставников для девушки. Она надеялась, что постоянные уроки и занятия не оставят падчерице времени для общения с отцом.

Впрочем, Норина впоследствии нашла в этом и положительный момент — она получала блестящее образование, значительно более полное, чем большинство ее сверстниц. Следуя традиции, знатные родители посылали своих сыновей в Итон, потом в Оксфорд. Девочек же, как правило, оставляли на попечении домашних учителей, чьи познания редко существенно отличались от познаний их учениц.

Таким образом, Виолетта создала для падчерицы чрезвычайно перегруженную занятиями жизнь, так что у девушки почти не оставалось свободного времени. Единственным удовольствием, в котором ей никто не мог отказать, были прогулки верхом.

К счастью, Виолетта была плохой наездницей, поэтому эти утренние прогулки безраздельно принадлежали Норине и ее отцу. Только здесь у них появлялась возможность свободно говорить друг с другом, как в те счастливые времена, когда ее мать была жива.

Девушка понимала, что хотя отец никогда не говорил ей об этом прямо, он ни на секунду не забывал о том, что с ним нет той, кого он любил безумно.

Они еще несколько месяцев провели в деревне, пока в один прекрасный день Виолетта не пожелала вернуться в Лондон и не настояла на том, чтобы лорд Седжвин вновь открыл свой дом на Парк-стрит. Этот дом уже давно был закрыт по той простой причине, что, несмотря на смерть жены, лорд Седжвин и сейчас предпочитал жить там, где когда-то был счастлив с нею, — в деревне.

Норину оставили в Седжвин-холле одну, на попечении репетиторов и учителей, которые ежедневно приходили давать уроки. Помимо гувернантки, у нее еще был преподаватель французского и преподаватель итальянского, не говоря уже об учителе танцев и стареньком преподавателе литературы — предмета, который она предпочитала всем прочим.

Это был умнейший старик, который знал наизусть не только английскую литературу, но не хуже и литературу других стран, во многих из которых он побывал в течение своей долгой жизни. Норина была по-своему счастлива, несмотря на отсутствие отца, которого ей очень недоставало. Она с большим трудом привыкала к жизни без матери. Как часто ей хотелось, как в былые времена, посоветоваться с ней или просто поведать свои маленькие секреты.

Наконец пришел конец обучению Норины, и сделала это ее гувернантка.

Лорд Седжвин приехал на несколько дней в деревню, чтобы обсудить текущие дела с управляющим и, к величайшей радости Норины, чтобы побыть с дочерью.

Мадемуазель Грехэм, которая воспитывала Норину уже многие годы, еще задолго до смерти матери, сделала решительный шаг:

— Милорд, я хотела бы поговорить с вами о вашей дочери.

Он улыбнулся в ответ:

— Надеюсь, мадемуазель Грехэм, моя дочь не совершила ничего ужасного, или она была недостаточно трудолюбива в последнее время?

— Наоборот, милорд, — ответила мадемуазель Грэхем. — Я считаю своим долгом сообщить вам, что Норина слишком взрослая и образованная девушка, чтобы нуждаться в гувернантке.

Лорд Седжвин внимательно смотрел на свою собеседницу не говоря ни слова, а она тем временем продолжала:

— Ее общество доставляет мне большое удовольствие, и она в самом деле самая блестящая моя ученица, но, откровенно говоря, ей уже пора начинать взрослую жизнь.

— Что вы хотите этим сказать? — растерянно пробормотал лорд Седжвин.

— В свои восемнадцать с половиной лет Норина намного умнее и образованнее своих сверстниц. — Мадемуазель Грэхэм понизила голос и мягко добавила: — Я уверена, что будь ее мать жива, она отвезла бы девочку в Лондон и вывела ее в свет, чтобы она могла встречаться с молодыми людьми ее возраста, вместо того чтобы терять здесь время со старыми перечницами вроде меня и остальными учителями.

Лорд Седжвин поднял растерянный взгляд на старую гувернантку.

— Теперь я должен признаться, что пренебрегал своими обязанностями, — сказал он. — Я и в самом деле не заметил, что Норина превратилась во взрослую девушку. Вы абсолютно правы, мадемуазель Грэхэм, необходимо вывезти ее на зиму в Лондон.

— Именно это я и надеялась от вас услышать, — ответила гувернантка.

Лорд Седжвин был необычайно великодушен по отношению к гувернантке, которая вскоре объявила о своем намерении взять продолжительный отпуск, пока не найдет себе новое место.

После ее отъезда все воспитатели были уволены, и лорд Седжвин объявил о том, что Норина отправляется в Лондон.

Открывшаяся перспектива восхитила Норину, но, приехав в дом на Парк-стрит, она обнаружила, что мачеха откровенно недовольна ее приездом. Она уже долго не виделась с отцом и его новой женой и даже представить себе не могла, до какой степени жизнь ее отца переменилась.

Она заметила, что дом был полностью отделан заново и что это, вероятно, стоило немалых денег. По дому сновали многочисленные слуги, большую часть которых она видела впервые. Мачеха проводила дни на званых обедах и завтраках, причем вскоре стало ясно, что Норина исключена из ее светского круга.

Лорд Седжвин попросил свою сестру, жену графа Уинтертона, представить Норину ко двору. Благодаря тетушке, Норина была приглашена вместе с другими знатными дебютантками на роскошные балы. К собственному изумлению, она обнаружила, что остальные девушки моложе ее и, вероятно, поэтому ей не так весело на этих балах, как она ожидала. Она заметила также, что мачеха жалеет денег на ее наряды, что показалось ей подозрительным. И в конце концов Норине стало ясно, что мачеха вытягивает из отца деньги, когда Виолетта впала в необычайный гнев по поводу расходов, связанных с выходом Норины в свет. Тогда девушка поняла, что мачеха готова промотать состояние, которое почти полностью принадлежало первой леди Седжвин — ее матери.

Однажды Виолетта неожиданно явилась в комнату к Норине. Это была просторная комната со столом и двумя креслами, и здесь Норина обедала, когда по каким-либо причинам ее присутствие за общим столом было нежелательно. Собственной, гостиной у девушки не было. Норина оторвалась от книги и, взглянув на мачеху, сразу поняла, что что-то не так. Виолетта решительно направилась к креслу, села и заговорила:

— Норина, мне надо с вами поговорить.

— О чем же? — удивилась девушка.

— Ваш отец сказал мне, — начала Виолетта, — что ваша мать была очень богата. Это правда?

Норина задумалась на мгновение, прежде чем ответить. Ей ужасно хотелось прямо сказать, что у нее нет ни малейшего желания говорить с ней о матери и тем более о ее денежных делах. Однако, подумав, она решила что совершит ошибку, если позволит себе грубость.

— Если отец сказал, значит, так оно и есть, — ответила она.

— Это означает, что после смерти вашего отца состояние, которым он располагает, перейдет к вам?

Норина читала завещание матери и знала, что это в самом деле так. Однако она задумалась, прежде чем ответить:

— Я не уверена, что правильно понимаю все пункты завещания, но я уверена, что если вы спросите отца, он даст вам точный ответ.

— Ваш отец уже дал мне разъяснения по этому поводу, однако я уверена, что он скрыл от меня истинное положение вещей. А мне хотелось бы знать наверняка.

— В таком случае мне нечего добавить к тому, что сказал отец.

— Когда я выходила замуж за вашего отца, — прошипела Виолетта, — я считала его владельцем огромного состояния.

— Мы никогда ни в чем не нуждались, но, может быть, вам мало этого.

— Но я прежде всего должна быть уверена, что он не оставит меня без единого пенни, как сделал мой первым муж, и что после его смерти все, чем он владеет, перейдет ко мне, — без тени смущения ответила Виолетта.

Она внимательно посмотрела на падчерицу, прежде чем закончить:

— Но по-видимому, состояние, которое я считала собственностью вашего отца, на три четверти принадлежит вам!

Норина решила держаться до конца:

— Отцу нет еще и пятидесяти лет. Я не понимаю, почему вас так волнует то, что произойдет после его смерти.

— Конечно, в вашем возрасте все говорят подобные глупости! Но с возрастом вы поймете, что надо думать о будущем и быть уверенной, что ты не останешься у разбитого корыта, отдав неизвестно кому лучшие годы своей жизни! — процедила сквозь зубы Виолетта и вышла из комнаты, хлопнув дверью.

Норина вздохнула, понимая, что все происходит так, как она и предполагала. Она с самого начала догадывалась, что заявления Виолетты о безумной любви к ее отцу — лишь средство для достижения собственных целей.

«Почему, ну почему он женился на женщине, столь не похожей на мою мать?» — в который раз спрашивала она себя.

Найти ответ на этот вопрос ей было не под силу, и Норина начала подумывать о возвращении в деревню. Она еще не знала, что отец хочет, чтобы она вела светскую жизнь в Лондоне, и продолжала посещать тех людей, которым ее представила тетушка.

Первые два месяца сезона промелькнули незаметно, и Норина решила, что они могли бы все вместе вернуться в деревню, В этом случае она могла бы хотя бы ездить с ним верхом по утрам, как в былые времена. «Я должна найти способ объяснить ему все, не вызывая у мачехи подозрений», — творила себе Норина.

Впрочем, это и было самой сложной задачей — остаться наедине с отцом. Виолетта старалась любым способом помешать им.

Кроме этого, Норина, к ужасу своему, заметила, что отец пьет много больше прежнего. Она не могла бы это доказать, но чувствовала, что именно Виолетта виновата в этом. Она заметила, что к концу обеда он уже с трудом поддерживал разговор, и она часто наблюдала, как он, пошатываясь, брел по коридору в свою спальню. Вспоминая мать, она часто просила Господа научить ее, как избавить отца от обрушившегося на него несчастья. К сожалению, она не могла открыто противостоять Виолетте.

Норина отложила книгу и направилась к столу с приготовленным для нее обедом. Если отец захочет узнать, где она находится, то, без сомнения, получит дежурный ответ: «Ваша дочь принимает друзей». Но и позже, вечером, ей снова не удастся поговорить с отцом, потому что Виолетта устроит очередную пирушку. Друзья мачехи — в основном это были мужчины средних лет — были любители выпить. Как правило, они засиживались за этим занятием до поздней ночи, и лорд Седжвин не имел ни малейшего представления о том, чем занимается в это время его дочь.

Виолетта ясно дала понять Норине, что ее присутствие на обеде в этот вечер нежелательно.

— Вы приглашены куда-нибудь сегодня вечером? — спросила она тем сварливым тоном, которым всегда разговаривала с Нориной в отсутствие отца.

— Нет, разумеется, ведь сегодня понедельник, а в начале недели редко устраиваются балы.

— Так вот, я устраиваю сегодня обед, и если вы придете, то женщин за столом окажется больше, чем мужчин.

— В таком случае я, естественно, буду обедать в своей комнате, — поспешила ответить Норина.

Ей ничего не оставалось, как покорно согласиться. Во всяком случае это было лучше, чем выслушивать ее грубости, тем более что мачеха в любом случае настояла бы на своем.

На самом деле она не имела ни малейшего желания проводить вечер в компании друзей Виолетты. Как правило, они не обращали на Норину никакого внимания или осыпали ее комплиментами, приводившими мачеху в ярость. Девушка всегда думала, глядя на них, что в былые времена отец побрезговал бы подобным обществом. Но теперь он принимал их в своем доме, разумеется по настоянию своей новой жены.

Она рассматривала стоящее на столе блюдо, Лакей не потрудился даже покрыть стол скатертью и расставить блюда и тарелки. Маленькая супница из китайского фарфора, блюдо, покрытое серебряной крышкой, фруктовый салат в стеклянной чашке, графин с водой и кусок хлеба на тарелке — так был сервирован ее обед. Шарик из масла был положен рядом с кусочком хлеба, вероятно за неимением масленки.

Эта чудовищная небрежность объяснялась, без сомнения, тем, что новые слуги полностью подчинялись приказам мачехи, а ее, Норину, считали незначительной персоной в этом доме.

Уже садясь за стол, она услышала жалобное мяуканье и немало удивилась, увидев, что живший на кухне кот проник вслед за лакеем в ее комнату. Это был некрасивый кот, весь в рыжих пятнах, которого держали в доме для того, чтобы ловить мышей, терроризировавших горничных.

Животное снова жалобно замяукало, и Норина догадалась, что кот голодный, В этом не было ничего удивительного. Эти новые слуги абсолютно не интересовались домашними животными, А когда была жива ее мать, их дом был полон собак и кошек, которые находили приют в их доме и за которыми слуги ухаживали, как за полноправными членами семьи.

Кот терся у ее ног.

— Ну что, ты хочешь есть? — Произнося эти слова, она приоткрыла супницу и наполнила супом свою тарелку. Суп издавал очень аппетитный запах, и Норина попыталась представить, что же подают на стол внизу, в столовой.

Она отлично знала, что мачеха очень тщательно продумывает меню для званых обедов. Она всегда настаивала на высоком качестве продуктов и изысканной сервировке стола. Подольстившись к мужу, она настояла на том, чтобы его погреб был всегда полон тончайшими винами.

Кот продолжал мяукать, вероятно окончательно потеряв надежду получить кусочек с хозяйского стола. Норина приподняла серебряную крышку и поняла причину — ей приготовили рыбу. Она изучила блюдо и не нашла в нем ничего привлекательного. Но именно этот запах так привлекал кота. Норина совсем было решилась приняться за еду, но внезапно передумала, решив, что не слишком голодна.

— Я думаю, что ты нуждаешься в этом больше, чем я! — улыбнувшись, сказала Норина и, поставив тарелку на пол, принялась за суп. Она съела полную супницу, потом принялась за салат из персиков и клубники. Он и в самом деле был хорош, но для гостей он наверняка подавался с кремом и сладким пирогом.

С наслаждением поедая фрукты, Норина вспомнила, как в замке Седжвин она сама собирала персики в оранжерее, подбирала прямо с земли созревшие сливы, инжир.

Отставив тарелку, она поискала глазами кота. Блюдо с рыбой наполовину опустело, а животное исчезло. Наконец она обнаружила его. Кот растянулся на полу перед дверью, как если бы хотел выйти из комнаты.

— Ты хочешь вернуться на кухню? — спросила Норина.

Выйдя из-за стола, Норина направилась к коту. Ее удивило, что он как-то странно вытянулся, и, лишь подойдя ближе, она увидела, что глаза животного закрыты. Внезапная догадка промелькнула в мозгу, и она в ужасе дотронулась до тела животного. Сомнений быть не могло — кот был мертв.

Ей понадобилось несколько секунд, чтобы осознать, что произошло. Она попыталась спасти животное, но все усилия были тщетны. Кот умер, и на тарелке лежали остатки недоеденной им рыбы. Норина внимательно изучила ее, и, не найдя ничего подозрительного, переложила рыбу на блюдо.

Все ясно: мачеха пыталась ее отравить.

Это она, Норина, лежала бы сейчас мертвая, если бы не отдала коту рыбу.

Как ни странно, Норина не впала в истерику, она даже не чувствовала особого волнения. Скорее наоборот — она была спокойна и рассудительна. Если бы несчастное животное не вошло в ее комнату, сейчас она была бы уже мертва. И конечно, мачеха нашла бы правдоподобное объяснение случившемуся, оно наверняка уже было у нее. У нее, конечно, есть врач, готовый подтвердить, что девушка скончалась от сердечного приступа, как и ее мать, — все дело в наследственном заболевании.

Норина подошла к окну и долго любовалась садом, окружавшим дом. В этот сад выходили многие дома, расположенные на Парк-стрит и на Саут-стрит, но сейчас в нем не было ни души. В детстве она всегда уходила гулять в лес, когда чувствовала себя несчастной и одинокой. Лес давал ей силы, вселял уверенность и надежду. И сейчас, в этот ужасный момент, ей показалось, что достаточно посмотреть на деревья, цветущие лужайки, нежную зелень газонов, чтобы найти ответ на вопрос: «Что же делать?».

За окном все казалось спокойным и тихим. Молчаливые дома окружали сад со всех сторон, как часовые.

И тогда с ее губ сорвалась молитва:

— Матушка… дорогая матушка… помоги мне! Я не хочу умирать. У нее не вышло в этот раз… она попробует еще. Она… ненавидит меня… она хочет завладеть твоим состоянием!

Когда-то нотариус сказал Норине, что отец имеет право пользоваться состоянием матери до самой смерти. Если же дочь умрет раньше, он входит в право наследования, которое Виолетта и хотела разделить с мужем.

— Помоги мне, матушка… помоги мне! Я не хочу так глупо умирать!

Она спрашивала себя, кому можно довериться.

Рассказать обо всем тетке? Но та откажется ей поверить. Отец? Но Виолетта сумеет убедить его, что у дочери галлюцинации. Норина представила себе, как мачеха жалобно произносит: «Неужели вы считаете меня способной на такое злодейство?». Она прекрасно умела разыгрывать комедии. И конечно, отец поверит ей и станет утешать.

И вдруг, будто искра в кромешной тьме, Норине пришла в голову мысль — она поняла, что есть в их доме человек, которому она может довериться полностью. Это был Дэйв, старый слуга. Он работал в доме ее родителей больше тридцати лет и сейчас был камердинером лорда Седжвина.

Собравшись с духом, стараясь не поддаваться панике, она взяла мертвого кота на руки и отнесла в дальний угол комнаты, чтобы его никто не увидел раньше времени. Потом вынесла поднос с посудой в коридор, чтобы лакей не заходил в ее комнату.

Теперь главной задачей для Норины стал разговор с Дэйвом. Его нужно было провести в комнату, не привлекая внимания слуг. Бросив взгляд на часы, Норина поняла, что пообедала очень быстро и что все домочадцы еще находятся в столовой.

Она попыталась спокойно обдумать создавшееся положение.

Конечно, Дэйв еще не спустился в комнату, где обычно обедали слуги, после того как хозяева завершат свою трапезу. Моля небеса о помощи, она направилась к комнате отца в надежде найти там Дэйва.

Затаив дыхание, она приоткрыла дверь и вздохнула с облегчением, увидев, что Дэйв наводит порядок в комнате отца.

Дэйву было уже около пятидесяти. Он попал в дом лорда Седжвина совсем мальчишкой и начинал с того, что помогал чистить ножи на кухне, потом он стал слугой, и наконец лорд Седжвин сделал его своим камердинером и брал его с собой во все поездки.

С тех пор как они переехали в Лондон, Норина его почти не видела. Но она знала его с детства и помнила, что мать всегда полностью доверяла Дэйву. Это был верный и преданный слуга.

Когда Норина вошла, Дэйв собирал одежду отца. Подняв глаза, он сказал;

— Добрый вечер, мадемуазель Норина! Рад видеть вас в добром здравии!

— Мне нужна ваша помощь, — сказала Норина.

— Совсем как в добрые старые времена, мадемуазель Норина, вы всегда приходили ко мне попросить то об одном, то о другом! Я тоскую по тем временам и думаю, что ваш отец тоже с грустью вспоминает о них.

— Пожалуйста, Дэйв, пойдемте со мной! Я должна вам что-то показать.

Дэйв отложил в сторону одежду и последовал за ней. Вдвоем они вышли из комнаты и быстрым шагом направились к комнате Норины. Она открыла дверь и сделала слуге знак войти, Дэйв был весьма удивлен, увидев, что Норина запирает дверь на ключ.

— Я же сказала вам, что хочу вам кое-что показать, — тихо произнесла девушка.

Она подвела Дэйва к тому месту, где лежал кот. Дэйв удивленно смотрел себе код ноги.

— Ого, да ведь это Джинджер! — воскликнул он. — Но что он делает здесь, наверху?

— Он сопровождал слугу, который принес мне обед, — спокойно пояснила Норина. — Я подумала, что он голоден, и отдала ему свою рыбу. Он съел ее и умер.

Она старалась говорить спокойно, но, произнеся последние слова, почувствовала, что больше не может сдерживать рыдания.

Дэйв не мигая смотрел на девушку, казалось, он не верит своим ушам, точнее, не может поверить. Наконец он наклонился и дотронулся до уже окоченевшего животного.

— Вы говорите, мадемуазель, что он съел рыбу? — повторил Дэйв, будто стараясь убедиться, что не ослышался. — Рыбу, которая предназначалась вам?

— Это был… мой обед. Она была… отравлена!

Дэйв выпрямился. Судя по выражению его лица, он наконец стал понимать то, что говорила ему Норина.

— Вы должны спасти меня! — прошептала девушка. — Если я останусь в этом доме, то умру, как и это несчастное животное!

Помолчав минуту, Дэйв спросил:

— Вы абсолютно уверены в том, что говорите, мадемуазель? Я не могу поверить в то, что госпожа графиня способна на такое.

— Но она ненавидит меня, Дэйв!

Дэйв задумчиво теребил остатки волос на голове.

— Она ревнует к вам, это точно. Все женщины одинаковы. Вы стали так же хороши, как ваша покойная матушка. Поверьте, это кое-что да значит!

— Не только это, — сказала Норина. — Есть еще состояние, которое матушка оставила мне. Мачеха только что узнала, что если с отцом что-нибудь случится, то деньги перейдут ко мне.

Дэйв поджал губы. Норине показалось, что на этот раз он уже окончательно поверил в случившееся.

— Вам надо обратиться к вашей тетушке, — посоветовал он.

— Но она никогда мне не поверит, вы это знаете не хуже меня! А моя мачеха сумеет настоять, чтобы я вернулась в дом. Но в следующий раз уже не найдется кошки, чтобы спасти мне жизнь.

— Что вы предлагаете в таком случае, мадемуазель Норина? — спросил Дэйв.

Не в силах больше смотреть на распростертого у ее ног рыжего кота, Норина отошла к окну. После секундного колебания Дэйв последовал за ней и тихо встал за ее спиной.

— Я должна исчезнуть, — тихо, будто себе самой, сказала Норина.

— Но вы не можете этого сделать, мадемуазель, во всяком случае без компаньонки.

Но девушка уже подумала об этом. Помолчав немного, она произнесла:

— Я могла бы наняться гувернанткой в богатую семью.

Подумав с минуту, Дэйв сказал:

— Но вы слишком молоды для такой работы, мадемуазель, а главное — слишком красивы. В любом случае у вас возникнет куча всяких сложностей и вам не останется ничего другого, как вернуться домой.

— Не может быть, чтобы я не могла ничего сделать! — воскликнула Норина. — Вы же знаете, я получила прекрасное образование. Неужели я должна сидеть здесь и ждать, когда моя мачеха вновь попытается убить меня?

Дэйв все более энергично теребил волосы на голове. Наконец его осенило:

— Но вы ведь могли бы стать компаньонкой почтенной пожилой дамы. Им часто бывают нужны девушки для чтения вслух книг, корреспонденции и прочей ерунды. В этом случае вы будете хотя бы в безопасности, пока мы не придумаем что-нибудь получше.

Норина всплеснула руками:

— Вы правы, Дэйв! Это как раз то, что мне нужно. Мне ведь нельзя терять контакт с вами. Поймите, Дэйв, вы должны держать меня в курсе всех событий, я хочу знать все, что происходит с отцом. Я очень боюсь за него!

— Вам не приходило в голову, что отец поверит вам, если вы расскажете ему правду?

Норина грустно покачала головой:

— А вы поверили бы мне, если бы не увидели собственными глазами мертвого кота?

Дэйв опустил голову:

— В самом деле, мадемуазель Норина, я думал, что вы бредите.

— Вот именно поэтому вы и должны найти мне место, где я могла бы скрыться… И как можно скорее! Я не возьму в рот больше ни единого кусочка, приготовленного в этом доме, если только кто-нибудь не попробует еду до меня.

— Пока я жив, — воскликнул преданный слуга, — обещаю вам, что вы не умрете с голоду. И все же, я согласен с вами, мадемуазель, вам нельзя больше оставаться в этом доме. Господь поможет нам, мы найдем выход.

— Должна же быть какая-то контора, где подыскивают компаньонок и другую прислугу?

— Ну конечно. Таких много по всему Лондону, но все идут к мадам Хант на Маунт-стрит.

— Ну что ж, значит и я отправлюсь туда же, — объявила Норина.

— Я думаю, это будет большой ошибкой, мадемуазель. На вашем месте я бы сначала раздобыл документы на новое имя, а в контору я могу сходить вместо вас.

— Я сама смогу составить все бумаги. Придется подделать подпись отца.

— Ну что ж, значит, придется вам сделать это, мадемуазель, а завтра я с самого утра отправлюсь к Хант, — заключил Дэйв и, помолчав, добавил: — Но я хочу, чтобы вы поняли, мадемуазель, что будет не так-то просто найти что-нибудь подходящее, тем более так быстро. Может быть, придется подождать, соблюдая все меры предосторожности.

— Я не съем здесь больше ни кусочка. Только из ваших рук, Дэйв, я буду принимать пищу.

Норина задумалась и вдруг в ужасе воскликнула:

— Вы же не думаете, что она попытается убить отца?

— Я думаю, пока вы живы, он в безопасности, — ответил Дэйв.

Норина вздохнула с облегчением:

— Ну да, конечно… я совсем забыла об этом. Чтобы отец унаследовал мое состояние, сначала должна умереть я. Только тогда она займется им! О Дэйв, что бы сказала моя бедная матушка, если бы видела все это? — И слезы потекли у нее из глаз.

— Ну, ну, вам нельзя рисковать, мадемуазель. Спасибо, Господу, что вы сумели избежать уготованной вам участи. Вы живы, и мы позаботимся о вас, чего бы нам это ни стоило.

Дэйв говорил с такой уверенностью, что Норина невольно улыбнулась сквозь слезы.

— Спасибо вам, Дэйв, я так вам благодарна! Я всегда была уверена в том, что на вас можно положиться. Вы ведь знаете, у меня никого больше нет!