Седой человек неопределенного возраста открыл ей дверь. Не говоря ни слова, он внимательно осматривал Норину. Она достала из кармана открытку, которую вручил ей Дэйв, и протянула ее со словами:
— Меня прислало бюро по найму мадам Хант.
Человек внимательно изучил открытку, затем впустил Норину, а сам скрылся где-то под лестницей. Девушка услышала его громкий крик:
— Мсье Блан! Мсье Блан!
Она ждала. Оглядевшись вокруг, она обратила внимание на то, что дом богато обставлен и, очевидно, принадлежит человеку состоятельному.
Через несколько минут перед ней возник мужчина средних лет, в котором Норина признала метрдотеля. В руках он держал открытку из бюро по найму.
Он был явно удивлен, увидев лицо слабого пола, и тут же сказал:
— Я просил в агентстве найти секретаря мужчину!
Он говорил на примитивном английском с весьма заметным акцентом.
Повинуясь внезапному импульсу, Норина стала отвечать ему на своем безупречном французском:
— Да, но сейчас невозможно найти мужчину, который был бы и квалифицированным секретарем, и бегло говорил по-французски. Агентство обратилось ко мне, мсье, потому что, как вы видите, французский — почти мой родной язык и к тому же я отличный секретарь.
Метрдотель ошеломленно разглядывал посетительницу. Наконец он произнес, запинаясь:
— Вы… подождите… Я поговорю… с хозяином.
Метрдотель закрыл входную дверь, а Норина присела на стул, хотя никто не предложил ей этого.
Она держалась прямо и внешне спокойно, но в душе молила Господа, чтобы ее кандидатура не была отвергнута. В противном случае, Дэйву придется снова идти в бюро, а она в ожидании другого места, где можно будет скрыться от этого чудовища, вынуждена будет вернуться домой, где нельзя взять в рот ни кусочка пищи и где на каждом шагу ее будет подстерегать смертельная опасность.
Это будет ужасно, если придется просить мадам Роло приютить ее в комнатушке над магазином, размышляла Норина. Эта чудная женщина, без сомнения, примет ее, но Шеперд-Маркет слишком близко от их дома, и слуги наверняка частенько обходят все лавки, расположенные в этом квартале. Если ее заметят, узнать ее будет несложно, несмотря на весь этот маскарад.
Ей показалось, что прошла целая вечность, пока не появился француз и не сказал только два слова:
— Пожалуйста, пройдите!
Ей показалось, что сердце выскочит у нее из груди. Раз этот пожилой господин согласен ее принять, значит, шанс все же есть. Француз сопровождал ее по длинному узкому коридору, в конце которого он распахнул дверь в комнату.
Все было погружено во мрак. Шторы задернуты, единственный свет, который как-то освещал эту комнату, был от огня в камине.
Ей указали на стул около двери. Он был жесткий, с очень прямой и оттого особенно неудобной спинкой. Постепенно ее глаза стали привыкать к темноте, и наконец она смогла различить в отблесках пламени силуэт сидящего в кресле мужчины. Он сидел к ней спиной, так что с ее места можно было увидеть только его макушку.
Француз подошел к хозяину.
— Эта женщина здесь, мсье, — тихо сказал он по-французски.
Не получив ответа, он вышел из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.
— Вы говорите по-французски? — услышала Норина низкий красивый голос.
Надежда все еще не покидала Норину, и она постаралась ответить с лучшим парижским произношением:
— Да, мсье, я бегло говорю по-французски и очень хорошо пишу. Я секретарь, по профессии и умею обращаться с корреспонденцией.
Она остановилась на секунду, чтобы перевести дух.
Через минуту она услышала ответ сидящего в кресле человека. Он говорил короткими, отрывистыми фразами. Норине еще никогда не приходилось слышать, чтобы кто-нибудь с такой скоростью говорил на этом языке. Она знала, что французы говорят очень быстро, и с облегчением заметила, что не пропустила ни единого слова из речи своего невидимого собеседника.
Он спрашивал ее, способна ли она переводить политические статьи из газет, разбирается ли она во французских деньгах и бывала ли сна во Франции.
Его речь была весьма изысканна и изобиловала словами, редко употребляемыми в повседневном языке.
Когда он закончил свою речь, Норина стала отвечать ему в том же темпе. Она настаивала на своем блестящем знании языка и уверяла его, что для нее в равной мере не представляет особого труда перевести текст как с английского на французский, так и наоборот.
Ответом ей было молчание. Наконец он заговорил:
— Мадам, ваш французский великолепен, но мне ведь нужен мужчина на эту должность.
Норина не смогла сдержать разочарованного вздоха.
Но дело было настолько важным, что она решилась продолжить разговор, но уже в умоляющем тоне:
— Пожалуйста, мсье… пожалуйста. Дайте мне шанс. Я обещаю вам делать все, что потребуется. Это… слишком… это жизненно важно для меня найти место… и немедленно.
После небольшой паузы мужчина спросил:
— Но почему вы так торопитесь?
— Мне… мне некуда идти, и у меня нет средств к существованию.
— Вы хотите сказать, что у вас нет денег?
— Практически нет, мсье, но, что еще важнее, мне необходимо найти пристанище.
Она чуть не сказала «убежище», но вовремя спохватилась.
Снова воцарилась тишина, и на сей раз она длилась несколько минут. Норине казалось, что все силы ее на исходе, когда он снова заговорил:
— В таком случае я должен объяснить вам, что мне нужен не просто секретарь, мне нужен абсолютно надежный человек. Я должен быть уверен в том, что никогда и ни при каких обстоятельствах он никому не расскажет, что я делаю или что я говорю.
— Ну это естественно, месье, это же абсолютно нормально!
— Но ведь женщины болтливы, а вы женщина, мадам!
— В самом деле, и с этим я уже ничего не могу поделать… но… я могу поклясться вам, что, если вы примете меня к себе на службу… я буду преданна вам абсолютно. Я никогда не позволю себе ничего, что могло бы ранить вас или как-то ущемить ваши интересы, чего бы это ни касалось.
Она, сама не зная почему, употребляла эти странные слова, но интуиция подсказывала ей, что именно так она сможет убедить этого странного человека.
В комнате снова воцарилась эта невыносимая тишина, потом он медленно заговорил:
— Но как я могу быть уверен в том, что вы достойны моего доверия? Я слеп, и вам придется читать всю мою корреспонденцию, а это означает, что вы будете в курсе всех моих личных дел.
— Я все прекрасно понимаю. Если вы принимаете на службу мужчину, вы ожидаете, что он будет вести себя как джентльмен, Я же могу вам только обещать… мсье, что буду вести себя как истинная леди.
— Именно этого я и боюсь!
В его голосе прозвучали веселые нотки, и Норина подумала, что он, должно быть, не так уж стар, как о нем говорят.
Почувствовав, что силы покидают ее, Норина снова заговорила:
— Я не знаю, как мне убедить вас, мсье, но все, что будет происходить в вашем доме, останется в тайне. Единственное, что я могу сказать… я могу поклясться на всем, что для меня свято в жизни.
— Вы католичка? — спросил он.
Поколебавшись секунду, Норина решила ответить правду:
— Моя мать была католичкой, и я крещена в католическую веру. Но она обожала отца и все делала только так, как он, поэтому они ходили вместе в англиканскую церковь. И я вместе с ними, разумеется.
— Но она крестила вас в веру своих отцов?
— Конечно, мсье, но я думаю, что Господь слышит наши молитвы независимо от нашей веры, ведь, в сущности, это не так уж важно.
— Вот так заявление! Очень интересно! — И он расхохотался.
— Пожалуйста… пожалуйста… мсье, не лишайте меня надежды! — взмолилась Норина.
Она вдруг пришла в ужас при одной мысли, что ее сейчас могут выставить за дверь и ей вновь придется лицом к лицу столкнуться с опасностью, которая поджидает ее в доме отца.
Через минуту, показавшуюся ей вечностью, она снова услышала его голос, который медленно произнес:
— Если я положительно отвечу на вашу просьбу, когда вы могли бы начать работать?
— То есть… вы хотите сказать, что это реально? — дрожащим голосом спросила Норина, но, поняв, что не ответила на его вопрос, поспешно пробормотала: — Я могу начать уже сегодня, во второй половине дня. Мне надо только собрать свои вещи.
— Очень хорошо, мадам, я жду вас к двум часам.
— Спасибо, спасибо, мсье, вы — мой благодетель! Я могу только еще раз повторить, что никогда не оставлю вас… Я вам бесконечно признательна… настолько, что не могу выразить словами.
Она встала, и прежде, чем она успела подойти, чтобы пожать ему руку, он уже нажал кнопку звонка, и в ту же секунду открылась дверь, и тот же слуга, что проводил ее в дом, вошел в комнату.
— Жан, мадам сейчас отправится за своим багажом и вернется через пару часов.
Жан открыл дверь и пропустил Норину. Выходя из комнаты, она повернулась, чтобы еще раз взглянуть на торчащую над спинкой кресла макушку.
— Спасибо, мсье, большое спасибо, — на ходу повторяла девушка.
Жан провел ее через вестибюль и, почтительно склонившись, открыл перед ней входную дверь.
— Я буду счастлива вскоре вернуться сюда! — сказала она по-французски.
— Буду счастлив видеть вас здесь, — заверил он.
Услышав, что дверь за ее спиной захлопнулась, она почти бегом устремилась навстречу Дэйву, понимая, что тот нервничает, поджидая ее. Она уже почти подошла к углу Беркли-сквер, когда Дэйв неожиданно появился перед ней.
— Вы получили должность, мадемуазель Норина? — спросил он.
— Да, Дэйв, меня приняли! Это было не так-то просто. Я уже совсем было уверилась, что меня отправят восвояси просто потому, что я женщина.
— Вот это хорошая новость, очень хорошая новость! — воскликнул Дэйв. — И когда же вы начнете работать?
— Как только соберу вещи.
Только произнеся вслух эти слова, она поняла, что это не такое простое для нее дело.
— Я уже подумал об этом, мадемуазель Норина, — сказал Дэйв. — Я сейчас вернусь в дом, сам запакую ваши вещи и отнесу их к мадам Роло.
— А если вы попадетесь на глаза мачехе и она станет задавать вопросы?
Дэйв достал часы из жилетного кармана.
— Сейчас четверть первого, — сказал он. — Госпожа графиня обычно завтракает в это время. Через пятнадцать минут она уйдет из дома.
Норина вздохнула с облегчением:
— В таком случае, вы можете без меня собрать мои вещи, Дэйв. Я думаю, надо запаковать все, абсолютно все, что у меня есть. Чтобы я не тратила попусту деньги. — Вдруг она вспомнила что-то и воскликнула: — Деньги! У меня слишком мало денег при себе…
— Мы могли бы отправиться сейчас в банк и выписать чек.
Дэйв подозвал фиакр и велел ему следовать на Маунт-стрит, в банк. В фиакре Норина достала чековую книжку и, повертев ее в руках, сказала:
— Может быть, мне не следует входить в банк? Ведь я ходила туда вместе с отцом.
— Я поищу перо и чернильницу, мадемуазель Норина, — сказал Дэйв, — под тем предлогом, что вы вывихнули ногу и вам тяжело ходить.
Норина усмехнулась:
— Забавная ложь! Думаю, вы помните, как говаривала Нанни, что одна ложь тянет за собой другую, и так до бесконечности!
В банке все прошло очень гладко. Как и говорил Дэйв, он нашел перо и чернильницу, и Норина выписала чек на триста ливров.
— Это большая сумма, — сказала она, — но может статься, что моя мачеха может обратиться в банк с просьбой, чтобы ее известили, если я приду за деньгами.
— Хорошенько припрячьте деньги, — предупредил Дэйв, — человек, вынужденный зарабатывать себе на пропитание, не должен таскать за собой все свое состояние.
Вдруг его осенило:
— А этот господин сказал, сколько он будет платить вам?
— Нет, — ответила Норина, — и, признаюсь, мне не пришло в голову спросить его об этом.
— Я должен был напомнить вам об этом, — сказал Дэйв. — В принципе деньги — это важная вещь для тех, кто работает.
— Я понимаю, но мне он показался человеком великодушным.
Больше она ничего не сказала, но ей показалось, что Дэйв отнесся к ее словам скептически, будто боялся, что ее хозяин является рабовладельцем.
Фиакр остановился на Шеперд-Маркет. Норина незаметно проскользнула в магазинчик мадам Роло, надеясь, что никто не заметил ее.
Дэйв продолжил свой путь до Парк-стрит, решив не подъезжать к дому лорда Седжвина, и предусмотрительно вышел на ближайшем углу. Норина дала ему денег, чтобы оплатить фиакр, но ей хотелось вознаградить его за преданность, и она протянула еще деньги, что вызвало бурное возмущение преданного слуги:
— Вам еще понадобятся ваши деньги, мадемуазель Норина. В вашем положении нельзя сорить деньгами, и вообще мой вам совет на будущее — не будьте слишком щедры.
— Уверяю вас, Дэйв, я буду благоразумна, — пообещала Норина, — но обещайте мне в свою очередь: если вы будете нуждаться в чем-либо, вы обратитесь только ко мне.
Она бы предпочла передать все свое состояние в распоряжение Дэйва, чем этой злодейке. Она до сих пор не могла понять, как может человек решиться на убийство из одной только жадности.
Она была растрогана, увидев, что мадам Роло заботливо приготовила для нее еду.
— Вы так добры ко мне, мадам Роло, — воскликнула Норина, усаживаясь за стол в крошечной, сверкающей чистотой кухоньке.
— Мне доставляет удовольствие готовить для кого-то, кроме себя самой, — отвечала та. — Сказать по правде, мадемуазель, мне так не достает моего бедного мужа, передать вам не могу!
— Вы давно потеряли мужа?
— Скоро уже четыре года! Я все слезы выплакала, пока не встретила Эндрю, только он смог меня утешить и приободрить.
— Вы для него единственный, близкий человек здесь, в Лондоне, — ответила Норина.
— Он тоже мне это говорит, — призналась мадам Роло. — Но мне кажется, что он слишком много времени проводит со мной. Это, конечно, очень мило с его стороны, но я ведь ему все время твержу, что вокруг полно молоденьких девушек…
— Уверена, что он предпочитает ваше общество, — возразила Норина.
Покормив гостью, мадам Роло вернулась в лавку, а Норина стала терпеливо дожидаться Дэйва. Вскоре она увидела, как подъехал фиакр и Дэйв принялся выгружать ее багаж. Она надеялась, что он ничего не забыл, в особенности же три сиреневых платья, которые она носила, когда траур по матери подходил к концу.
Во всяком случае, она могла бы их носить, ведь ее хозяин все равно слеп и не увидит, как она одета.
«И все же надо быть крайне осторожной», — без конца повторяла она себе. Слуги болтливы, предупреждал ее Дэйв, а уж он знал толк в таких делах.
— Надеюсь, вы ничего не забыли, мой милый Дэйв! Вы ведь так предусмотрительны! — сказала Норина, когда он вернулся.
— Мне пришлось изрядно поломать голову, мадемуазель Норина. Госпожа графиня отсутствовала, но мне сообщили, что она всех расспрашивала о вас и страшно интересовалась, где вы находитесь в данный момент.
— Интересно, что она говорила? — взволнованно спросила Норина.
— Я думаю, — резонно заметил Дэйв, — что она была крайне удивлена, что вас не нашли сегодня мертвой, как этого несчастного кота. Впрочем, никто, кроме меня, об этом не догадывается!
Норина вздрогнула от этих неприятных воспоминаний.
— Она спрашивала, где я?
— Мсье Волтон сказал ей, что вы исчезли сразу же после первого завтрака. Кто-то слышал, как он разъяснял госпоже графине: «Предполагаю, что мадемуазель Норина отправилась к графине Винтертор. Я знаю, что они договорились вместе позавтракать сегодня».
Норина в ужасе схватилась за голову.
— О Господи, Дэйв, я абсолютно забыла! Я ведь действительно должна была быть к завтраку у тетушки, я должна была хотя бы ее предупредить!
— Положитесь на судьбу, — сказал Дэйв, — вы должны быть счастливы, что избежали худшего. Думаю, пока что и этого достаточно.
— А они не были удивлены тем, что вы собираете мои вещи?
— Ну, мне пришлось им сказать, что вы решили отправиться на несколько дней в деревню с друзьями и попросили меня упаковать ваш багаж, но что я бы предпочел, чтобы в следующий раз не я, а они вас обслуживали.
Эта история рассмешила Норину. В самом деле, проверить правдивость слов Дэйва будет крайне сложно, пройдет еще много времени, прежде чем ее начнут разыскивать.
— Дэйв, вы все делаете просто великолепно, — воскликнула Норина, — вы заслужили все права на мою признательность.
— Но вот не знаю, понравится ли вам этот трюк, — сказал Дэйв, протягивая ей бумажный пакет.
Еще не открыв его, Норина уже знала, что так находится. Это был красивый парик из вьющихся черных волос, элегантно собранных на затылке. Очевидно, он предназначался для сцены.
Норина живо натянула его на голову и подошла к зеркалу. Парик был немного маловат, но выгодно подчеркивал идеальную форму головки. Благодаря изящному черному банту, прическа выглядела естественно. Девушка преобразилась совершенно, Внимательно разглядывая себя в зеркало, она пришла к выводу, что даже родной отец, встретив ее на улице, не узнал бы в этой женщине своей дочери.
— Неплохо, совсем неплохо! — удовлетворенно пробормотал Дэйв.
— Вы хотите сказать, что получилось просто замечательно! Я изменилась до неузнаваемости, не превратившись при этом в уродину.
— Вы не смогли бы стать уродиной, даже если бы очень захотели, мадемуазель Норина, — искренне заверил ее Дэйв, — но вы совершенно другая, это уж точно, я сам с трудом узнаю вас!
Норина надела шляпку поверх парика и натянула на нос очки.
— Единственное, что заставляет меня трепетать, — сказала Норина, — это то, что меня могут застать врасплох. Если меня увидят без всей этой мишуры, то сразу заподозрят в обмане.
— Будьте внимательны, мадемуазель Норина, — предостерег ее Дэйв, — но, если возникнут какие-то сложности, тотчас же дайте мне знать. Вы меня поняли? Тотчас же!
— Конечно поняла, Дэйв. Я буду предельно осторожна, буду выполнять все ваши наказы. Но мне почему-то кажется, что вы обеспокоены чем-то!
— Никогда нельзя ручаться за этих французов. Прошу вас, мадемуазель, когда к вашему хозяину придут гости, постарайтесь не показываться им на глаза. Не забывайте, госпожа графиня скоро примется искать вас.
Норина грустно улыбнулась:
— Дэйв, вы просто великолепны! Вы блестяще провели эту операцию! Когда-нибудь я расскажу отцу о вашей преданности. Но, прошу вас, обещайте мне, что будете держать меня в курсе, если что-то произойдет у нас в Доме и, конечно, если моя мачеха нападет на мой след.
— А вы не забудьте дать мне знать, если у вас вдруг сменится адрес, Вдруг мсье мучит ностальгия?
— От всей души надеюсь! — ответила Норина. — Я почувствую себя в безопасности только на противоположном берегу, во Франции.
— Куда бы вы ни направились, напишите мне по этому адресу. Я буду приходить сюда каждый день в ожидании новостей.
— Спасибо вам и за это, Дэйв. Мне больше нечего добавить, могу только еще раз сказать: спасибо вам, я никогда не забуду вашей доброты!
Она протянула Дэйву руку, которую он торжественно пожал.
Затем Дэйв отворил перед ней дверь магазина. Чтобы не привлекать к себе внимания, она быстро перешла на другую сторону улицы и села в поджидавший ее фиакр. Дэйв сказал кучеру адрес, и фиакр тронулся.
Через несколько минут они уже подъезжали к дому на Хилл-стрит. Норине показалось, что кучер запросил за услуги слишком высокую цену, но осталась довольна тем, что Жан, который помогал выгружать багаж, слышал названную сумму, а это ведь должно было означать, что она ехала издалека.
— Мне страшно неловко, что у меня так много вещей, — смущенно пробормотала Норина, — но я ведь приехала из деревни, и мне пришлось привезти все, что у меня есть.
Жан ничего не ответил.
Норине показалось, что перспектива тащить весь этот багаж на второй этаж повергла его в уныние. Ведь даже с помощью второго лакея ему придется несколько раз спускаться, а затем снова подниматься.
Ее комната была большой и удобной. Чемоданы аккуратно выстроились вдоль стены, Норина присела перед зеркалом и сняла шляпку. Она сняла жакет и заботливо поправила черный бант в волосах, чтобы скрыть то место, где начинается парик.
Ей казалось, что она рассматривает в зеркале чужую женщину, причем женщина эта была много старше ее самой. В тот самый момент, как она задала себе вопрос, чем ей придется теперь заняться, она услышала стук в дверь.
Быстро нацепив на нос очки, она открыла дверь. Перед ней стоял Жан.
— Мсье желает видеть вас, мадам, — сообщил он по-французски. Это было намного лучше по сравнению с его чудовищным английским.
— Я сейчас приду, — ответила по-французски Норина. — Мне понадобятся чернила и перо, я, к сожалению, не взяла их с собой.
— Я приготовлю все необходимое, — ответил слуга.
Она прошла за ним, поднялась по лестнице и была немало удивлена, когда Жан провел ее в уже знакомую комнату. На сей раз портьеры были раздвинуты, и солнечный свет заливал комнату.
Кресло, в котором сидел слепой господин, стояло теперь не у самого камина, а чуть в стороне. Норина задержалась на мгновение на пороге, чтобы окинуть взглядом комнату. Настал момент, когда она впервые смогла рассмотреть человека, который станет отныне ее хозяином.
С первого взгляда ей стало ясно, что он совсем не такой, каким она его себе представляла. Широкая повязка закрывала не только глаза, но и всю верхнюю часть лица. Она смогла рассмотреть только рот и подбородок и сделала вывод, что они не могут принадлежать старику. Она обратила внимание на густые темные волосы, откинутые назад, поверх повязки, которая скрывала высокий лоб. Это был явно крупный мужчина с широкими плечами, значительно более широкими, чем у большинства французов.
Он сидел в кресле, положив ногу на ногу, и казался одновременно и сильным, и изящным.
Жан вышел из комнаты, бесшумно прикрыв за собой дверь. Неожиданно смешавшись, Норина сделала несколько шагов вперед.
— Ну что ж, вы вернулись, — сказал француз, — и, насколько я понял, с кучей вещей.
— Мне ужасно стыдно, мсье, что я притащила такую гору багажа, но, вы должны меня понять, я вынуждена возить за собой все свое имущество, пока не найду постоянного пристанища.
— И вы думаете, что им может стать мой дом?
— Я… я осмеливаюсь надеяться на это, — пробормотала в ответ девушка.
— Когда мы расстались с вами сегодня утром, я пожалел, что не предупредил вас. Если мне удастся найти мужчину на ваше место, вам придется покинуть мой дом.
Норина судорожно вздохнула:
— В таком случае у меня есть только одна надежда — что это произойдет не скоро.
Последние слова она произнесла по-английски, и француз расхохотался. Воцарилась тишина. Норина переминалась с ноги на ногу, спрашивая себя, удобно ли ей присесть. Наконец он произнес:
— У меня есть для вас работа. Взгляните на бюро, там лежат письма.
Бюро стояло у окна. Девушка подошла к нему и, увидев горы писем, поняла, что они не разбирались с тех пор, как ее хозяин потерял зрение. Она собрала их и присела у камина.
— Я нашла их, мсье, их очень много.
— Прочитайте их мне, но только приглашения и частные письма. Счета сразу откладывайте.
Норина села на стул напротив него и, быстро выбрав из общей кипы счета и отложив их на маленький столик, принялась за приглашения. Они были в точности похожи на те, что получала ее тетушка. Иногда ей даже казалось, что она узнает почерк.
Норина взяла нож для разрезания бумаг и, увидев на его позолоченной ручке монограмму, вдруг подумала о том, что до сих пор не знает имени человека, к которому нанялась на службу. Но решила не спрашивать, поняв, что вполне достаточно вскрыть первое же приглашение, чтобы тайна раскрылась. Прочтя на первой же карточке: МАРКИЗ ДЕ ШАРЛАМОН, Норина с трудом пришла в себя от изумления. Ей и в голову не приходило, что человек, который нанял ее на работу при столь странных обстоятельствах, окажется такой важной птицей.
— Мсье, — начала она, первое приглашение от леди Хитертон, на обед послезавтра.
Помолчав с минуту, маркиз сказал:
— Просмотрите быстренько все приглашения, а я объясню вам, как на них надо отвечать.
Норина вскрыла еще четыре конверта. В них были еще два приглашения на обед и два приглашения на бал.
Она аккуратно сложила их на столике и сказала:
— Есть еще два личных письма, мсье, оба написаны, как мне кажется, одним почерком.
Она заметила, что маркиз секунду колебался, прежде чем ответить:
— Ну что ж, придется вам прочитать их мне, раз я не могу это сделать сам.
Норина почувствовала раздражение в его голосе. Ему явно было не слишком приятно, что третье лицо будет посвящено в его личные дела. К несчастью, другого было не дано.
Девушка вскрыла первое письмо. От него пахло дорогими экзотическими духами. Прочитав первые строчки, она замерла в нерешительности и робко спросила:
— Мсье, речь идет об очень личном письме. К тому же оно написано по-английски. Вы предпочитаете, чтобы я прочла его по-английски или перевела на французский?
Маркиз ответил не сразу.
— Прочтите его так, как оно написано, — сурово сказал он.
Норина предпочла бы перевести его на французский, но пришлось подчиниться, и она начала читать:
Мой обожаемый Алексис,
я в отчаянии от того, что произошло вчера ночью. Как я могла знать, что мой муж неожиданно вернется и застанет вас здесь?
Он был в ярости и сказал мне, что преподал вам отличный урок. Мне безразлично, что он имел при этом в виду, но, если он ранил вас, я не прощу себе этого.
Я люблю вас, Алексис, я люблю вас, и вы это знаете. Ведь Хьюго сказал мне, что вернется поздно, ну откуда же мне было знать, что он придет так скоро?
Я знаю, я виновата, сказав вам, что его не будет всю ночь. Я солгала, но я так хотела видеть вас. Я жаждала ваших поцелуев, прикосновения ваших рук, мне так хотелось слышать, что вы любите меня, как я люблю вас!
О Алексис, я так мечтаю снова увидеть вас! Я не могу жить без вас. Я не переживу, если узнаю, что вы сердитесь на меня.
Умоляю, напишите мне и не забудьте отдать письмо моей горничной, как обычно. Помните, я жду вас… я жду вас, я считаю каждый час, который прошел с нашего последнего свидания. Я мечтаю оказаться снова в ваших объятиях.
Я обожаю вас.
Пэтси
Закончив чтение, Норина краем глаза взглянула на маркиза. Она прекрасно понимала, что он в бешенстве, что гнев переполняет его.
Она была смущена и не нашлась что сказать, молча положив послание в конверт. Потом вскрыла следующее письмо и сразу поняла, что не ошиблась, решив, что оно написано тем же почерком.
Маркиз не проронил ни слова, и она предупредила его:
— Здесь еще одно письмо.
Ответа не последовало, и она возобновила чтение:
Мой обожаемый Алексис,
у меня есть хорошие новости! Хьюго отправляется завтра в Ланкастер!
Я все проверила через друзей, чтобы убедиться, что это правда.
О мой дорогой, наконец у нас есть шанс увидеться! Приходите ко мне, приходите скорее!
Я буду ждать вас в десять часов у входа в сад. Я люблю вас, и знайте, если вы покинете меня, я умру от тоски!
Пэтси
Закончив читать, девушка положила письмо в конверт.
— Это все, мсье, — робко сказала она.
— Вы ничего не говорите, но я и без того понимаю, что вы осуждаете меня! — неожиданно заявил маркиз.
— Весьма огорчена, мсье, что дала повод так думать, — отвечала Норина.
— Вы явно шокированы, и по вашему голосу я могу судить, что вы явно не одобряете моего поведения, — заключил он.
— Но… нет, конечно, и уж во всяком случае это не относится конкретно к вам, — неожиданно призналась Норина.
— А к кому же в таком случае?
Норина подумала, что лучше уйти от прямого ответа. Она постаралась ответить уклончиво:
— Я скорее шокирована… поведением замужних дам… которые открыто изменяют своим мужьям.
Горько улыбнувшись, маркиз сказал:
— Вы, должно быть, и в самом деле только что приехали из провинции. Сразу видно, что вам ничего не известно о здешних нравах.
— В таком случае… я и не хочу знать больше, — ответила Норина.
— Я предполагаю, что теперь вы поняли, что произошло?
Это был прямой вопрос, и Норине пришлось отвечать:
— Я поняла, что супруг этой дамы… которая пишет вам… ранил вас.
— Он разрядил в меня свое охотничье ружье, — ответил маркиз. — Счастье, что в этот момент я держал в руках пальто и шляпу. Но несколько дробин все же попало мне в лицо, задев глаза. Поэтому я должен некоторое время ходить с повязкой. Так велели врачи.
Норина внимательно рассматривала его. Ей ни разу не пришло в голову, что он мог ослепнуть лишь на время.
— Он стрелял в вас? В безоружного? Я никогда не думала, что истинный джентльмен способен на такое!
— Этот человек, безусловно, ответил бы вам, что он подлинный аристократ и именно поэтому вынужден был вести себя именно так!
— Но… ведь это неправда! — воскликнула Норина. — Я думаю, что ни один порядочный человек не подаст ему после этого руки.
— Вижу, мадам, что вы идеализируете английскую аристократию. Боюсь, что, когда речь идет о ревности, аристократ может вести себя так же, как и любой парижский хулиган. — В словах маркиза слышались досада и горечь.
Норина нервно сжимала и разжимала кулаки.
— Но… если окулист говорит, что вы выздоровеете, значит, это просто вопрос времени?
— Да, это именно так. Но я не намерен предоставлять каждому повод насмехаться надо мной только из-за того, что женщина, которой я доверился, оказалась недостойной этого доверия.
— Что же вы собираетесь делать дальше?
— Я собираюсь завтра же уехать в Париж. Готовы ли вы следовать за мной?
— О да… разумеется, — торопливо ответила девушка.
— В таком случае на все приглашения можете ответить следующее: «Маркиз Шарламон благодарит вас за любезное приглашение, но, к своему великому сожалению, должен немедленно вернуться во Францию в связи с внезапной болезнью одного из членов его семьи».
— А письма? — спросила Норина.
— Можете сделать с ними все, что угодно, бросьте их в огонь, к примеру, — ответил маркиз.
Эта ядовитая фраза вырвалась из уст маркиза, как показалось Норине, помимо его воли.
Норина в точности выполнила все его инструкции, в глубине души полностью соглашаясь с маркизом.
Эта женщина поступила так же бесчестно по отношению к нему, как Виолетта с ней самой.
Глядя на то, как исчезают в огне письма, Норина думала, как было бы здорово, если бы с такой же легкостью можно было бы разрушить связь между нею и ее мачехой.
«Она так же отвратительна, как и та, другая женщина!» — повторяла про себя Норина.