Замки из песка

– Амелия, – Максим обошел Дмитрия и остановился напротив нее. – Прошу тебя, дай мне шанс. Я не хочу сдаваться, даже не попробовав. Ты ведь совсем меня не знаешь. Не делай поспешных выводов.

Я чувствовала неловкость от того, что стала свидетелем такого интимного момента. Потупив взор, старалась отвлечься, мне не хотелось слушать эти объяснения. Они не предназначались для посторонних ушей. Так не должно быть.

Большая ладонь Дмитрий накрыла мое предплечье, кивком головы он указал на выход, и мы поспешили покинуть гостиную.

– Им нужно еще много обсудить, – произнес он достаточно тихо, чтобы никто кроме меня ничего не услышал. – Идем. Хочу показать тебе кое-то, – пальцы Дмитрия сплелись с моими, образуя надежный замок. Я позволила ему увести себя, так как знала наверняка, он – единственный мужчина во всей вселенной, которому я могла доверить свою душу.

Дмитрий

Сквозь большие, завешанные тонким тюлем, шторы в комнату проникал слабый свет фонарей. Длинные мистические тени летали по стенам и полу, создавая причудливый орнамент. В камине, едва слышно, полыхал огонь, заполняя воздух приятным ароматом дыма. Я же стоял у дверей, словно завороженный и не мог отвести глаз от лица Мери.

Девушка совсем не двигалась, только ее взгляд блуждал по предметам интерьера, но снова и снова возвращался к главному – белому роялю, занимавшему центральное место во всем ансамбле.

– Дмитрий, – мое имя она произнесла с придыханием, и тем самым запустив в моем организме мощную химическую реакцию, огромные карие глаза посмотрели на меня с нескрываемым восхищением. Черт, девочка, что ты со мной делаешь?! – Здесь очень… очень красиво…

– Это, – обвел руками комнату и медленно двинулся к ней, – мое самое любимое место в доме. Раньше, – приятные воспоминания накатили, словно теплый летний бриз, вызвав улыбку, – я был очень счастлив здесь. Моя мама была пианисткой. Она часто играла для нас с отцом… Порой, мне кажется, я до сих пор слышу ее музыку. Странно, правда?

Мери не стала ничего говорить, не высказала наигранного сожаления по моей утрате, не спросила, что случилось. Я был благодарен ей за это. Не всякую боль можно описать словами, и не каждый человек способен понять утрату другого.

– Н-нет, – ее слабый голосок дрогнул, выдавая эмоции. Неуверенно переступив с ноги на ногу, девушка все же подошла ко мне. Ее маленькая холодная ладонь накрыла мое предплечье, длинные пальцы сжали кожу сквозь тонкую ткань рубашки. – Ты не должен стыдиться своей боли, Дмитрий, – робкие, правильно подобранные, слова вливались в меня живительным ручейком, пробуждая чувства, о которых я раньше и не догадывался. – Сердце всегда начинает болеть, когда мы теряем кого-то очень близкого, родного, – мышцы на ее тонком лице дрогнули, между бровей залегла глубокая морщинка – свидетель пережитой утраты. Мери знала, о чем говорит. За ее словами притаилась такая глубокая рана, постичь которую не под силу никому. Я вглядывался в любимое лицо, пытаясь прочитать тайны, что она так отчаянно продолжала скрывать, но не смог. Она не пускала туда никого.

Протянув свободную руку, прижался ладонью к ее горящей щеке. Хотелось через это прикосновение передать ей часть своих сил и внушить доверие. Пожалуйста, поверь мне, воробышек. Услышь меня, девочка. Я никогда не сделаю тебе больно. Никогда.

– Ты расскажешь мне об это? – Не то вопрос, не то мольба, слетело с моих губ и утонуло в звуке разгорающегося камина. В висках отчаянно стучал собственный пульс, кончиками пальцев я улавливал ритм ее сердцебиения. Почти в унисон.

– Зачем? – По тону девушки понял, что она снова закрылась в себе. Ей был неприятен оборот, который приняла тема. Мери опустила взгляд, длинные пушистые ресницы закрыли от меня глаза, полные слез. – Эта история давно осталась в прошлом. Я не хочу…

– Знаю, маленькая, – высвободив вторую руку, накрыл ею вторую щеку. Теперь ее голова оказалась в моем плену, Мери была вынуждена посмотреть мне прямо в глаза. – Знаю, как никто другой. Но… мне невыносимо думать о том, что это прошлое стоит между нами непроходимой глыбой. Поверь мне, воробышек, – склонился к ней, наши неровные дыхания слились в один огненный поток, – я бы отдал все на свете, лишь бы вырвать тебя из лап судьбы. Нет такого дня, чтобы я не думал о тебе, не пытался придумать способ как стереть из твоих глаз выражение тоски. Оно убивает меня, Мери. Никогда еще мне не приходилось чувствовать себя таким беспомощным. Если бы я только мог… Черт! – Выругался я, но так и не смог отвернуться. Яд в крови был слишком сильным. Он беспощадно убивал меня, проникал все глубже. – Больше всего на свете я мечтаю о том, чтобы ты забыла о том эпизоде и стала свободной, – она плакала, а я подушечками пальцев собирал ее горячие слезы. – Абсолютно свободной, воробышек. Ты должна летать, мчаться навстречу своей мечте и никогда, – последние слова я уже произносил тихим шепотом, зарывшись лицом в ее макушку, – никогда больше не оглядываться назад!

Я не сказал ей о том, что хочу быть частью ее мечты. Язык не повернулся просить о таком одолжении, да и совесть не позволила. Как бы сильно я ее не любил, мне нужно помнить о той, чью жизнь я безжалостно разрушил, пройдясь по ней смертоносным ураганом. Тот Дмитрий, которого видела во мне Мери, не имел права перечеркивать свою самую главную ошибку и переступать через нее, будто она – это маленькая лужица на его пути. Поиски продолжаются, вскоре приедет Магомед и я снова попрошу его вспомнить все подробности того рокового вечера. Я найду ее. Отыщу, даже если для этого мне придется пройти всю Евразию или пересечь океан. А потом… потом я упаду перед ней на колени и буду молить о прощении. Она вынесет мне приговор, с которым я не стану спорить ни при каких обстоятельствах. Пришло время отвечать за свои поступки. Больше я не стану бегать от прошлого в отчаянной надежде, что оно само сжалится и отпустит меня. Отныне, у меня есть стимул, чтобы дышать, и я не склоню головы перед рассекающим топором Смерти.

Мери потихоньку приходила в себя. Слезы ее высохли, тело расслабилось. Заметил, что она все больше и больше стала доверять мне. Она не избегала моих объятий, не вздрагивала каждый раз, когда брал ее за руки. Этот прекрасный божественный цветок распускался у меня на глазах, прорываясь все выше и выше, к свету. Я же превратился в заботливого садовника, готового всегда оберегать и лелеять ее.

– Так странно, – приглушенный голос девушки прозвучал едва слышно, зато я каждой клеткой своего тела почувствовал вибрацию ее грудной клетки. Оно отзывалось на любой, самое малейшее изменение в организме девушки, притягиваясь к ней словно мощнейшим магнитом. – Рядом с тобой мне так спокойно… Твои слова всегда кажется мне правильными. Что бы ты не сказал, я готова согласиться с тобой. Меня это пугает, – искренне признание полоснуло меня по сердцу, разбередив его острым лезвием. Руки сами собой обняли ее крепче, губы сомкнулись на виске девушки, стараясь вобрать в себя все ее сомнения и переживания. Я был готов превратиться в огромную губку, лишь бы впитать весь негатив, что прочно укоренился в ее очаровательной головке, все самое плохое и неприятное.

– Доверие, – ответ вышел сам собой, пальцы зарылись в пушистую копну темных волос. – Нет ничего важнее доверия, воробышек. Это основа любых отношений. В тот день, когда ты скажешь, что доверяешь мне, я стану счастливейшим из всех смертных.

Я вдыхал любимый аромат, тонул в нем, словно в дурмане. Мери была моим спасением и символом моего поражения. Эта девушка вклинилась мне в душу, освещая собой все самые потаенные углы и возрождая меня к жизни. В день, когда не стало мамы, я превратил в пустую, лишенную содержания, оболочку. Казалось, сердце мое тогда перестало биться, кровь застыла, покрывшись тонкой корочкой льда, под которой остатки прежнего, доброго и беззаботного, Дмитрия медленно умирали. Я поддался тьме, окутавшей наш с отцом мир, стал его копией, без чувств и эмоций. В какой-то миг человек, которого я так люто ненавидел и презирал, стал моим вторым «Я», маска напрочь приклеилась к лицу, убив под собой все светлое и хорошее. Я сам превратил себя в Чудовище, заточившись в темнице из ненависти и злобы. Из нее не было выхода или спасения, она была моим домом на протяжении долгих бесконечных лет, пока не появилась Мери…

– Я больше не смогу жить без тебя, воробышек! Ни дня не протяну вдали от тебя…

Признания, которые должны были литься из уст, застряли глубоко в горле, под тяжестью огромного железного комка. Он не давал им воли, не позволял вырваться на свободу. Этот груз продолжал лежать на мне, даже когда я пытался не думать о нем. Но не думать и не чувствовать – это совсем разные вещи. Если разум поддается хоть какому-то контролю, то сердце… Оно не знает никаких правил, кроме любовных. Мое же сердце, пусть и грубое и черствое, всецело принадлежало Мери.

– Обещай, что не позволишь страху отравить тебя, – умолял я, едва дыша. Приподняв лицо любимой за подбородок, почувствовал, что тону в глубине ее бездонных глаз. В полумраке они казались мне почти черными. Яркие магические камни, такие драгоценные и желанные. – Дай мне слово, воробышек, – страх перед неизвестностью пожирал меня изнутри, заглушая все остальные эмоции. Он был силен, намного сильнее, чем когда-либо.

Сегодня, держа в ее объятиях, я чувствовал, что теряю свою Мери. Она была рядом, но при этом, ускользала сквозь пальцы, словно песчинки. Я боялся, что мое расследование станет нашим концом. Правда прошлого поглотит настоящее и отбросит прочь будущее. Это чувство не покидало меня с тех самых пор, как я начал эту игру. Теперь же, партия приближалась к своему логическому завершению. В финале останется лишь один победитель. Проигравший же заплатит за все…

Кажется, она тоже что-то чувствовала. Возможно, я просто поддался своему сумасшествию и стал придумывать то, чего и в помине нет. Мне бы хотелось в это верить. Пожалуйста, Господи, если ты есть, помоги мне сохранить ее! Я не могу потерять Мери сразу же, как обрел. Не могу. Не хочу.

– Обещаю, – коротко кивнула девушки, и снова спрятала лицо на моей груди. Вот бы иметь возможность замораживать время. Я бы ни за что не отпускал ее от себя.

Окинув взглядом помещение, до потолка заполненного призраками прошлого, впился глазами в блестящую полированную поверхность рояля. Идея возникла в голове мгновенно, осветив мое хмурое лицо блаженной улыбкой. Конечно же! И как я сразу не догадался?

Чувства, которые невозможно выразить словами, можно передать через музыку. Я могу объясниться Мери в люби и при этом не напугать ее.

– Воробышек, – ласково протянул я, шаг за шагом, продвигаясь все ближе к заветной цели. Вместе мы преодолели расстояние от центра комнаты до одного из окон, остановившись у длинной скамьи, стоящей напротив рояля. – Сядь, – переложив руки ей маленькие плечики, легонько надавил на них, заставляя Мери сесть на скамью.

– Что ты делаешь, Дмитрий? – Ее огромные глаза внимательно следили за каждым моим движением, пухлые губы удивленно раскрылись, когда я сел рядом, а мои пальцы повисли над черно-белыми клавишами.

Музыка, которую я собирался сыграть для нее, всегда звучала в моей голове, как постоянное напоминание – любовь невозможно убить. В детстве мне посчастливилось увидеть ее, и я сохранил память об этом, несмотря на все последующие события. Когда я заиграл, сердце подскочило в груди, поднялось до горла и затрепыхалось во рту. Руки знали свое дело, порхая над клавишами и вызволяя на волю мелодию, запрятанную в каждой стене этого дома. Медленная и чувственная, она была словно парное сердцебиение. Каждая нота рассказывала о силе бессмертного чувства, некогда соединившего двух, таких непохожих друг на друга, людей.

Закрыв глаза, позволил ей унести нас в свой мир, где нет места тайнам и лжи. В этот момент я был готов поклясться, что видел перед собой родителей. Они стояли перед нами, на их лицах играли счастливые улыбки. Отец нежно прижимал маму к себе, его рука, по-хозяйски, лежала на ее стройной талии. Она положила голову ему на плечо и не сводила с меня любящих глаз. Я читал в них молчаливое одобрение. Мой воробышек понравился им так же сильно, как и мне.

Композиция уже подходила к концу, а я все еще находился в состоянии транса. Близость Мери действовала на меня успокаивающе, наполняла меня вдохновением, заставляла выкладываться по максимуму. Во второй раз я играл с таким отчаянием, такой самоотдачей. Во второй раз я играл для нее. Но сегодня она была здесь, сидела рядом со мной, задержав дыхание. Больше Мери не была мечтой или миражем. Это был мой воробышек. Мой.

Затих последний аккорд, растворившись в воздухе, но чары еще окружали нас. Я боялся нарушить их, поэтому не спешил двигаться. Хотелось растянуть этот миг как можно дольше, прочувствовать это волшебное единение.

– Я горжусь тобой, милый, – голос мамы звучал так реально, словно она и впрямь была рядом. Мне казалось, я не только слышу ее, но чувствую сладкий аромат ее любимого парфюма.

– Мы гордимся тобой, сын, – вторил другой, мужской голос, при звуках которого по моей спине побежали мурашки.

Распахнув глаза, вперил взгляд в пространство перед собой, но так никого и не увидел. Их нигде не было. Они умерли. Давно. Это все игра воображения. Воспоминания ожили вместе с музыкой, и заставили меня поверить в то, чего не может быть. В комнате есть только мы с Мери.

– Дмитрий, – дрожащие пальцы девушки прижались к моим щекам, вырвав из оцепенения. Повернувшись, наклонился, прижавшись лбом к ее лобику. – Это… это невероятно!

– Это ты невероятная, Мери, – выдохнул я, обхватив ее голову руками. Губы придвинулись ближе, наглухо запечатав рот девушки. Я не хотел ничего слышать. Ни одно слово не сможет выразить того, что творилось в моей душе. Я желал ее. Отчаянно, до боли в мышцах, до скрипа зубов. Некий животный инстинкт кричал, что она – МОЯ. Эта девочка не может принадлежать кому-либо еще. Только моя. Вся. Целиком.

Жидкий огонь распространялся по всему телу, опаляя каждую клеточку, каждый миллиметр кожи. Язык проник в чувственные глубины девичьего рта, сплелся в божественном танце с ее собственным. Больше не было невинных ласк, какие я позволял себе в прошлом. Сегодня нами двигала лишь страсть. Она пропитала собой весь воздух, проникла в легкие каждого из нас и развела неконтролируемое пламя, способное сжечь нас дотла. Но, черт возьми, я был готов сгореть и обуглиться. Лишь бы она была со мной.

– Что же ты со мной делаешь, воробышек? – Немного отстранившись, чтобы глотнуть воздуха, прошептал я. – Ты нужна мне, Мери. Ты мне так нужна!

Секунда, вторая, третья. А она все молчит. Тишина убивает. Она причиняет невыносимые страдания, разрывает внутренности на части. Я был в ней слишком долго. Мне прекрасно известно, что таит это напряженное молчание. Каждый раз, оно приносило только боль и разочарование. В тишине отец сообщил о смерти мамы. В тишине я насиловал ее. В тишине хоронил отца. Тишина была символом потерь. И сейчас она вновь окружала меня, ее холодные тиски сдавливали мне горло.

Я старался! Черт возьми, я очень старался держать на расстоянии, контролировать свои желания и не переступать невидимую границу. Но я ведь не каменный. Мое сердце не из стали, как все, наверное, думают. Оно чувствует, любит, страдает. Оно скучает.

– Прости, – выдохнул я, проглотив всю неутоленную страсть. – Прости меня, девочка. Я не должен был. Не имел права. Прости…

Ее ладонь накрыла мой рот, не дав договорить. Мери вскинула голову, пронзив меня насквозь своим взглядом, одним махом выбив из груди весь воздух. Через прикосновения мне передавалась ее дрожь, я перенимал все эмоции девушки, наполняясь ими, словно флакон.

– Дай мне время, Дмитрий, – взмолилась она, едва слышно. Ее нижняя губа дрожала от сдерживаемых рыданий, голубая жилка на шее бешено дергалась. – Я хочу ответить тебе взаимностью, но, – голос сорвался, утонул в длинном всхлипе. – Мне нужно время, чтобы привыкнуть к тебе, ко всему этому. Пожалуйста…

– Воробышек…

– Я не могу избавиться от этого, – горькие слезы заструились по бледным щекам, капая вниз. Плечи поникли, голова опустилась, она прижалась лбом к моей груди. – Тот день еще стоит у меня перед глазами. Мне казалось, я тогда умерла. Моя душа осталась там, а тело… – еще одно рыдание прервало короткий монолог. Я обнял ее, начал растирать дрожащие плечи и спину. Хотел вернуть ее к жизни, вдохнуть в Мери часть себя. Только бы она справилась. Только бы смогла выйти обратно, на свет. – Не требуй от меня больше, чем я могу дать, Дмитрий. Я не могу… У меня не получается…

– Тише, – повторял снова и снова, раскачивая ее из стороны в сторону, будто убаюкивая. Вскоре тело ее обмякло, дыхание выровнялось. Мери уснула. – Тише, жизнь моя. Все хорошо. Я рядом, птичка. И я не оставлю тебя. Любовь моя… Моя маленькая невинная девочка, – глаза заволокло слезами, а губы все продолжали повторять различные обещания. Я сам в них нуждался, чтобы успокоиться и ослабить тугой комок боли, образовавшийся в груди. – Я люблю тебя, воробышек. Очень сильно люблю. Ты – это все, что у меня есть в этом огромном мире. И я не оставлю тебя. Не смогу оставить. Никогда.

Кромешная тьма поглотила все вокруг, заточив меня в своих бесконечных лабиринтах. Воздух был насквозь пропитан запахом опасности и угрозы. Я ощущала ее кожей, чувствовала на себе ее липкие прикосновения.

Сердце отбивало бешеный ритм, дыхание сбилось, легкие горели в огненной геенне, не справляясь со своей единственной функцией – дышать. Двигалась на ощупь, ступая босыми, истоптанными в кровь, ногами на раскалённый пол, покрытый мелкими кусками стекла. Острые кристаллы легко вонзались в кожу, раздирая ее, обжигая.

Нельзя останавливаться! Я должна двигаться, идти вперёд, продвигаться к единственному тусклому источнику света – приветливым язычкам пламени, маячившим где-то вдали. Там меня ждёт спасение и тепло. Там меня ждёт он...

Раскрыв рот, попыталась закричать, позвать его. Губы двигались, произнося заветное "Дмит-рий", но голоса так и не было. Отчаянный крик так и не вырвался наружу, засев отравленной колючкой прямо поперёк горла. Руками сжимала свою шею, ощупывала ее, растирала. Слезы застилали глаза, размазывая темноту неаккуратными мазками, развивались бесформенными кляксами по чёрному полотну.

– Услышь меня, пожалуйста, – мысленно молила своего любимого мучителя. – Помоги... Дмитрий...

Чье-то тёплое дыхание полоснуло по шее, запустив обратный отсчёт. Сильный, смешанный с запахом алкоголя и сигаретного дыма, запах проник в нос, оседая во рту тяжелым камнем. Мышцы вмиг напряглись, тело пронзило судорогой, ноги подкосились и я начала падать. И упала бы, но жёсткие, лишённые даже намёка на нежность, руки стальным кольцом сомкнулись на талии, оставляя на ней синяки. Короткий писк вырвался из меня и растаял в воздухе, пронзенный холодным стеклянным взглядом серых глаз. Тёмная, поросшая щетиной, голова склонялась надо мной, твёрдые губы растянулись в довольной улыбке-оскале злобного хищника.

– Ты очень красивая, малышка, – знакомый до боли голос зашептал мне на ухо, проник в сознание, и вытеснили все, кроме смертельного ужаса. Перед глазами запрыгали цветные пятна, дыхание сбилось, зубы сжались до хруста эмали, до боли в деснах. – Такая сладкая... Мне нравится твой запах...

Его лицо было прижато к моему, ненавистные губы ползали по коже, оставляя на ней кровоточащие язвы. Запах перегара вызывал тошноту, желудок скрутило от подступивших рвотных порывов. Напряжение росло, а вместе с ним усиливалось и действие яда. Холодный липкий пот облепил меня скользким панцирем, сердце застыло в надежде, что смерть принесёт избавление и положит конец безжалостной пытке.

– Н-е-е-е-е-е-т, – закричала из последних сил, раздирая глотку. Яркая вспышка осветила мрак, ослепляя. Душа покинула меня, тело упало мёртвой тушей, сложившись в позу эмбриона, руки обхватили плечи так крепко, словно пытались удержать последние остатки жизни.

Медленно густой туман рассеивался, пропуская свет в мою крошечную тюрьму. Очертания комнаты с дорогой мебелью стали вырисовываться перед глазами, возвращая меня в реальность. Затравленный взгляд упал на электронные часы, что стояли на тумбе. Семь утра.

Учащённо заморгав, постаралась отогнать остатки кошмара. В горле саднило, руки мелко дрожали, но голова уже начала проясняться. Отпустив плечи, поморщилась и легла на спину. На обнажённых предплечьях выступили красные отметины, по форме напоминающие мои собственные ладони. Отвернувшись, устремила взгляд в высокий потолок, стараясь не думать о том, что стало причиной их появления.

После небольшого перерыва сны вернулись, но теперь в них появился новый персонаж, которого я, без устали, звала на помощь. Только ему доверяла, лишь его имя слетало с, искусанных и потрескавшихся, губ. "Дмитрий, – повторяла я, пытаясь вырваться из лап Монстра". Его я постоянно искала, исследуя бездонную пучину, до краёв заполненную чёрной мглой.

Дмитрий...

Надоевшие слезы защипали глаза, стоило только подумать о нем. Прикусив изнутри щеки, старалась держаться, не поддаваться им и не сломаться. Прошло уже две недели. Две долгие, бесконечные недели без него, когда я получила возможность погрузиться в себя и проанализировать все, что со мной творилось. Сразу после возвращения в город ему пришлось немедленно уехать. Дмитрий не стал посвящать меня в подробности своих дел, лишь сказал, что это касается его семьи. Никогда не забуду это короткое прощание, когда мы стояли в моем кабинете, будто отрезанные от внешнего мира.

– Я буду скучать по тебе, воробышек, – признался он, опаляя мой лоб своим дыханием. Тёплые, такие родные и желанные, губы запечатлели на нем лёгкий, по-отечески нежный, поцелуй, от которого сердце защемило и задрожало от отчаяния. Хотелось плакать и смеяться одновременно. Внутри все клокотало, кипело и готовились взорваться. Мне потребовалась вся моя выдержка, чтобы не расплакаться прямо у него на груди. – Но мне нельзя не ехать, – голос его дрогнул, он тяжело вздохнул. – Семья требует от меня решительных действий, иначе они не станут ждать очередных выборов. Если я хочу сохранить компанию, мне нужно найти способ договориться с ними. Иначе, – подцепив мой подбородок большим пальцем, приподнял и заглянул в глаза, – я бы ни за что не согласился оставить тебя. Особенно сейчас, когда мы только начали узнавать друг друга по-настоящему...

Холодный ветер ошпарил мою душу, в груди образовался тугой узел противоречий. Дмитрий так старался понять меня и заслужить мое доверие! Но тот единственный раз, когда он сорвался и дал волю своим эмоциям, висел надо мной дамокловым мечом. Хрупкое взаимопонимание, установившееся между нами за последние месяцы, не выдержало испытания страстью и пошатнулось, превратившись в покосившуюся хижину.

Мысли мои путались, голова шла кругом. Я понимала, что происходящее между нами – неправильно. Так быть не должно. Не могут насильник и жертва полюбить друг друга. Как бы я не старалась, но память невозможно обмануть. Откуда мне знать, что произойдёт дальше, если один-единственный поцелуй смог превратить меня в параноика, вернув в роль жертвы? Дмитрий не знает, как действует на меня. Он никогда не сможет понять, почему я так отчаянно избегаю любых попыток продвинуть наши отношения на ступень выше. Он – мужчина. Сильный и здоровый. Ему нужна нормальная женщина, которая сможет с готовностью принимать его ласки и отвечать на них без риска для своего психического здоровья. Но как я могу сказать ему об этом, не раскрыв самой страшной, способной уничтожить его, тайны? Дмитрий, которого я узнала за это время, не заслуживает подобной участи. Он не переживёт правды. Не справится с ней.

– Пусть, – постаравшись придать своему голосу уверенности, начала я, – это время станет нам шансом разобраться в себе. Оно подайте на пользу и тебе, и мне, поможет прийти к правильному решению...

Мужчина слушал меня молча, но я видела в его глазах протест. Ему не нравилась такая трактовка сложившихся обстоятельств. Чтобы произнести остальное, мне пришлось отвести взгляд в сторону. Я не могу смотреть на него и говорить то, что могло стать для нас началом конца. Но и молчать я больше не могла. Бессонной ночи в его особняке оказалось достаточно, чтобы я пришла к единственному способу сохранить свое и его душевное равновесие.

Есть люди, которым противопоказано быть вместе. Их связь заранее обречена на провал и никакие попытки не смогут спасти эти больные отношения...

– И, – слова застревали в горле, но я должна была их произнести. Ради нас. Ради него. – Не нужно звонить мне, Дмитрий. Я тоже не буду. Нам обоим нужно о многом подумать и многое решить.

– Мери, – отчаянье сквозило в каждом звуке, что срывался с его губ. Глаза Дмитрия смотрели на меня огромными, расширившимися значками, вокруг которых выделялись яркие, испещренные мелкими алмазами, радужки.

– Пожалуйста, – не дала ему договорить, накрыв его рот указательным и средним пальцами, – не спорь со мной. Так будет правильно... для всех.

– Для кого правильно, девочка?! – Не выдержал он, отстранился.

Дмитрий ходил по комнате, словно раненый зверь. Его движения были резкими, дергаными, лишёнными привычной грации. Мне было невыносимо видеть его таким, но и помочь ему никак не могла. Пусть так. Пусть лучше сейчас, чем в будущем, когда мы прикипим друг другу настолько, что уже не сможем сказать "прощай".

Прижавшись спиной к стене, чтобы не упасть, заставила себя прямо посмотреть на него. Вдох, выдох. Нужно постараться. Я должна быть сильной и уверенной или, по крайней мере, казаться такой.

– Ты же не серьезно это, – в два шага преодолев расстояние между нами, Дмитрий прижал свои руки по бокам от моей головы. Наклонился, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. – Если дело в том поцелуе, то я клянусь, – яростный огонь в его взгляде потух, уступив место чувству вины. – Такого больше не повторится, Мери. Я не...

– Не надо, – жёстко перебила его. Дыши, просто дыши, Мери. – Дело не в поцелуе, Дмитрий, – перевела взгляд на его подбородок, в тайник маленькой ямочки. Думала, это поможет мне собраться, угомонить рой бессвязных мыслей и подобрать нужные слова. Но нет. Стало только хуже. Я чувствовала, как стонет его сердце, как рвётся ко мне. Связь между нами была намного сильнее, чем я могла себе представить. Но мне нужно ее разорвать, положить конец страданиям и освободить наши души из этого грязного болота. – Как ты не понимаешь? Дело во мне. Мне, – ударила себя в грудь, сжала ладони в кулак. – Я никогда не смогу стать нормальной. Ни один мужчина не поможет мне. Понимаешь?! Я не смогу быть как другие. Не смогу стать страстной и желанной. Я не смогу целовать тебя и не думать о том, что было. Это выше моих сил, Дмитрий... Поэтому, – мой голос сел, превратившись в слабое блеяние, – прошу тебя, дай мне эти две недели. Я хочу разобраться в себе, во всем этом, – обвела руками пространство вокруг, но мои глаза смотрели лишь на него одного. – Пожалуйста.

– Хорошо, – слово-приговор прозвучало, словно гром среди ясного неба, положив конец безмолвной борьбе, что вели наши глаза. – Если тебе это нужно, – Дмитрий опустил руки и сделал шаг в сторону. Он перестал сопротивляться и подчинился моей воле. Тогда… почему мне вдруг стало так одиноко, словно я потеряла самую важную частицу себя? – Я не буду звонить и не напишу ни одного сообщения. Считай, что меня вообще нет. Но… – нервным движением провел ладонью по шее и снова посмотрел мне прямо в глаза. – После моего возвращения мы встретимся и поговорим. Расставим все точки над i. Ты расскажешь мне обо всем. Положим конец всем тайнам и секретам. Согласна?

Шах и мат, Мери. Вот так просто ты оказалась зажата в угол. Проиграла в собственной игре. И, что теперь? Сможешь соврать, глядя ему в глаза? Или откроешься, позволив ему утонуть в правде? Что будешь делать, Мери?

Ад никогда не закончится. Он будет лежать между нами, извергая на поверхность все то, что мы оба так стараемся забыть. Я должна была понять это, прежде чем вступать в безумную схватку с Судьбой. Дмитрий – не мой мужчина, а я – не его женщина. Жестокая прихоть высших сил свела нас и заставила пережить то, что невозможно простить. Я не смогу простить Монстра, а Дмитрий никогда не простит себя. Это замкнутый круг на пути к Чистилищу. Мы обречены на вечные страдания, только если один из нас не окажется сильнее, чтобы разорвать эти пути.

Усилием воли я заставляла себя дышать, а сердце продолжать работать. Пора принять решение, которое навсегда все изменит. Пора!

– Согласна, – сглотнув ком из ржавых гвоздей, посмотрела на него так пристально, словно хотела поглотить его образ, вобрать в себя и сохранить в одном из тайных сундучков.

Все утро я на автомате выполняла обычные процедуры. Приняла душ и высушила волосы, оделась в белый брючной костюм, впервые не спрятав шрамы под браслетами или часами. Сварила и выпила чашку черного кофе, но так и не почувствовала его бодрящего вкуса. Внутри меня все умерло, напоминая давно забытое состояние в первые месяцы после изнасилования. Я будто снова оказалась в прошлом, когда весь мой мир перевернулся с ног на голову. Только на этот раз меня никто не прогонял, я сама обрекла себя на одиночество.

Уже собиралась выходить из квартиры, когда заметила небольшой ярко-желтый стикер, приклеенный к зеркалу. Амелия уехала очень рано, ей нужно помочь отцу и его избраннице с подготовками к свадьбе… Они, все же, решили узаконить свои отношения, несмотря на недовольство многих армянских родственников. Родня Арамаиса Георгиевича не хотела принимать в семью новую русскую невесту, но он легко заткнул всех. Единственным человеком, кто встал на его сторону, оказалась Амелия. Подруга приняла выбор отца, тем более, Светлана оказалась полной противоположностью всем предыдущим пассиям Товмасяна старшего.

Радость за дорогих и близких мне людей оказалась чудодейственной и помогла, на время, забыть о том, что собиралась сделать. Я старалась не думать о плохом и сосредоточиться на предстоящем разговоре.

Такси мчало меня по утреннему, залитому августовским солнцем, городу. Мимо проносились заполненные улицы, еще украшенные символикой прошедшего Чемпионата. Лето подходило к концу, и москвичи наслаждались его последними теплыми днями, прежде чем дожди затопят ее своими слезами…

Не думай! Ты уже сделала выбор. Единственное верное решение – это покинуть Дмитрий на-всег-да. Ты должна исчезнуть еще до того, как он захочет узнать все. Тем самым ты спасешь вас обоих от последнего, решающего удара.

Слова Дмитрия, которые стали причиной всему этому, всплыли в памяти, ложась на плечи неподъемным грузом.

– Я люблю тебя, воробышек. Очень сильно люблю. Ты – это все, что у меня есть в этом огромном мире. И я не оставлю тебя. Не смогу оставить. Никогда.

Он думал, что я не услышу его признаний. Решил, будто я уснула и не смог молчать. А я… я трусливо слушала, боясь пошевелиться, лишь бы не нарушить иллюзии счастья. В тот миг я поняла, что пора бежать. Мне надо исчезнуть, раствориться, словно меня никогда и не было. Боль разрывала на части, отравляла голову несбыточными мечтами. В порыве безумия я даже позволила себе поверить, что смогу ответить на его любовь. Идиотка! Стоило ему немного надавить, как противный страх сразу же ожил, превратившись огромного змея. Я чувствовала холод его чешуи, ощущала прикосновения тонкого языка, чувствовала приближение клыков. Он уничтожит меня, съест живьем и не поперхнется.

Если бы мы встретились по-другому! В другом месте и при других обстоятельствах я бы смогла полюбить Дмитрия всем сердцем и всецело отдаться своим чувствам. Я бы бросилась в этот омут с голову, не раздумывая ни секунды. Если бы…

Машина заехала на переполненную парковку перед зданием с вывеской «Swan’s Architecture». Расплатившись с водителем, вышла из автомобиля и двинулась к двойным дверям из закаленного стекла. Ноги несли меня вперед, а перед глазами стоял совсем другой день, внутри оживали другие эмоции.

Два с половиной месяца назад я пришла сюда в надежде найти свой путь и начать жизнь с чистого листа… А потом я встретила его – человека из прошлого в новом, незнакомом мне, обличье. Еще тогда, мне пришлось отметить в нем нечто, не соответствующее образу другого Дмитрия. Он был другим, совсем не походил на своего злобного двойника. И он не помнил меня…

– Мери! – Марина помахала мне со своего рабочего места, но ее улыбка растаяла сразу же, как между нами замерла огромная фигура Игоря Лебедева. Брови девушки нахмурились, а меня охватило прежнее беспокойство. Этот человек таил в себе угрозу и не мог этого скрыть. Его глаза цвета янтаря смотрели слишком пристально, оценивающе…

Коротко кивнув Марине, я бросила прочь. Чем скорее решу вопрос со своим увольнением, тем быстрее покину это место. Хватит с меня Лебедевых и их таинственных взглядов!

С гордо поднятой головой и расправленными плечами, зашла в отдел кадров. Алена встретила меня дружескими объятиями и завалила вопросами по поводу прошедших выходных, но я пропустила их мимо ушей. Подруги обязательно поймут меня. Однажды, я им все расскажу и объясню, но только не сегодня. Мне нужно успеть уехать до того, как вернется Дмитрий. До того, как начнет требовать объяснений и ответов, которые я не могу ему дать.

– Что?! – Закричала Алена, вскочив так резко, что ее кресло отъехало назад и врезалось в стенку. Ее красивые кошачьи глаза смотрели на меня как на полоумную. Хотя, может она и права. Я уже давно не считаю себя вполне уравновешенным человеком. – Что значит, хочу уволиться?! Мери?!

Несколько удивленных взглядов смотрели на нас с противоположной стороны большого светлого помещения. Для сотрудников «Swan’s Architecture» устроили бесплатное представление, конечно же, они не могут его пропустить.

Стараясь не обращать на них внимания, склонилась над чистым белым листом и принялась выписывать на нем традиционные фразы.

– Я вам все объясню, – пообещала я, оторвавшись от созерцания своего мелкого почерка. – Только не здесь и не сейчас. Пожалуйста, Ален.

С минуту подруга не отрывала от меня немигающих глаз. Из-за эмоционального всплеска ее бледная кожа раскраснелась, россыпь веснушек на лице проступила ярче. Девушка возвышалась надо мной, скрестив на груди руки, и молчала. Губы вытянулись в тонкую недовольную полоску, брови сошлись на переносице.

– Я все равно не понимаю, – произнесла она, уже тише. Остальные, потеряв к нам интерес, вернулись к своей работе. – Что случилось? Все же хорошо было…

– Потом, – коротко ответила я, нацарапав черной авторучкой свою подпись внизу листа. – Позже я обязательно все расскажу… когда придет время.

– Но, – голос Алены охрип, выдавая ее волнение, – ты же не уедешь, не попрощавшись? Ведь так?

Слезы, которые я так старательно сдерживала, обожгли щеки. Поднявшись, бросилась к подруге, и мы крепко обнялись. Что бы там не произошло, «Swan’s Architecture» подарила мне замечательных друзей, которых я уже никогда не смогу забыть. Я была благодарна этой компании за такой ценный подарок.

– Тебя проводить? – Спросила Алена, отпуская мои руки.

– Нет, спасибо, – постаралась улыбнуться, сквозь слезы. – Я позвоню. Обещаю.

Вот и все. Заявление написано, через пару дней я приду за своими документами, и тогда больше ничего не будет нас связывать. Дмитрий забудет меня. Обязательно забудет. Он сильный, храбрый, добрый… самый лучший. Дмитрий заслуживает быть счастливым. После всего, что ему пришлось пережить в детстве, после стольких лет страданий. Я не позволю, чтобы он узнал меня. Та ночь осталась в прошлом. Она больше никогда не потревожит нас, не заставит раны гноиться. Как только я уйду, все встанет на свои места…

Телефонный звонок застал меня у ступеньках перед входом. Знакомый номер высветился на экране впервые за много-много лет и больно царапнул по сердцу. Неприятное предчувствие захлестнуло меня с головой, вызвав металлический привкус во рту. Голос, который я не слышала уже очень давно, вонзился в кожу острой бритвой. Пальцы стали ледяными и онемели, смартфон выпал и разлетелся на части, а я все стояла, словно парализованная.

Нет! Это неправда! Этого не может быть!

Голова закружилась, колени подкосились, но чьи-то холодные руки вдруг сомкнулись на моей талии, удерживая от падения. Свежий аромат мужского парфюма с хвойными нотками ударил в нос. Я попыталась заглянуть своему спасителю в лицо, но яркий солнечный свет ударил в глаза, лишив меня последних сил. Веки налились свинцом, в висках застучали бешеные молоточки, я провалилась в глухую пустоту.

Дмитрий

Питерское имение Лебедевых, куда я старался вообще не попадать, находилось в отдалении от суеты и шума культурной столицы. Огромный трехэтажный особняк с колоннами и балконами представлял собой внушительное зрелище. В детстве я называл его домом с привидениями, те немногие разы, когда мы с родителями приезжали сюда, в гости к бабушке с дедушкой. Помнится, во время этих визитов не было такого дня, чтобы никто не ругался. Крики и недовольные ругательства (конечно же, в рамках приличия), доносились отовсюду. Особенно ситуация обострялась с приездом дяди. Уже тогда Юрий никак не мог свыкнуться с положением младшего сына, приносящего семье только дополнительные хлопоты и головную боль. Как мало всего изменилось с тех пор!

Предрассветные часы в это время года были особенно красивы. Намаявшись за ночь, но так ни разу и не сомкнув глаз, я решил выйти на террасу и подышать свежим воздухом. Мысль о том, что вскоре все проснутся и жизнь снова забьет ключом, претила и вызывала раздражение. Всего нескольких дней общения с семейкой Адамс оказалось вполне достаточно, чтобы я утвердился во мнении раз и навсегда порвать с ними все связи. К сожалению, состояние здоровья бабушки – настоящего главы рода, не позволяло немедленно закончить все дела, связанные с компанией, и вернуться обратно, в Москву. Ее лечащий врач строго настрого запретил нарушать режим полного покоя, из-за чего мне пришлось застрять тут на целых две недели.

Все это время не было и минуты, чтобы я не думал о Мери. Наш последний разговор, ее решительный холодный тон и просьба не беспокоить ее все это время, не шли из головы. Неприятное, тревожное предчувствие, поселившееся в груди еще с уикенда, только разрасталось и укоренялось. Что-то случится. Перед бурей всегда наступает затишье.

– Что же ты задумала, малышка?

Я понимал, что виноват перед ней. Мне не следовало вести себя так дерзко и необдуманно. Мери еще не оправилась после своей трагедии, раны на ее душе продолжают кровоточить, несмотря на время. Я должен был предвидеть все это и остановиться! Черт возьми, должен был!

Вырвавшись на волю, глубоко вдохнул утреннюю прохладу, пропитанную запахом хвои. Роща, что окружала имение, полнилась звуками оживающей природы. Где-то вдалеке дятел отчаянно долбил мощный ствол сосны, ему вторили насекомые, издавая тихие писки на разный лад. Лес играл свою музыку, его не заботили проблемы и переживания людей.

За спиной послышались шаги, я едва удержался, чтобы не застонать. Кто-то явно намеревался нарушить мое уединение, испортить эту прекрасную минуту тишины и единения с природой.

Шаги приблизились, длинная тень упала на меня, а сигаретный дым перебил все остальные ароматы. С тех пор, как бросил курить, я стал очень остро реагировать на запах никотина. Окинув непрошеного гостя коротким взглядом, сжал челюсти, чтобы не произнести ничего лишнего.

Нечасто мне приходилось видеть дядю в простой домашней одежде. На нем был самый простой спортивный костюм серого цвета и футболка. Между тонких губ зажата сигарета, руки вальяжно спрятаны в карманы. Первым моим порывом было заорать на дядюшку благим матом и потребовать убраться отсюда, но пришлось сдержаться. Слишком многое поставлено на кон, чтобы давать волю эмоциям. Прежде всего, мне следует понять, что у него есть, а после – разработать точный план действий. Нельзя допускать ни малейшей ошибки, иначе каждый промах может стать роковым.

– Не спится? – Скрипучий, вызывающий приступы раздражения, голос Юрия распустил мои мысли, вернул к реальности. Он встал рядом, прислонился локтем к перилам и устремил взгляд на восток.

– Не так-то просто спать в улье, кишащем ядовитыми пчелами, – произнес я, придав своему голосу безмятежности. – Странно, что и ты на ногах. С каких это пор ты стал приверженцем ранних подъемов?

Короткий смешок расцарапал слух, мои пальцы сжались, обхватив мрамор с такой силой, что костяшки побелели.

– С возрастом приходится пересматривать некоторые свои привычки, – я не видел, но знал, что его холодные глаза неприятно сощурились, морщины на его лице стали глубже, отчетливее. Юрий старел, и старел очень быстро. Разгульная молодость давала о себе знать, остро отражаясь не только на его внешности, но и на здоровье.

Я решил оставить его реплику без внимания. Какой толк предаваться философским размышлениям о быстротечности времени и тщетности бытия? Тем более, в такой сомнительной компании. Мы с этим человеком всегда будем говорить на разных языках.

Развернувшись, собирался вернуться в свою комнату и провести там остаток времени перед завтраком, но едкие, словно химический выброс, слова дяди остановили меня.

– Думаешь, сможешь воевать со мной? – Самомнение, с которым был произнесен вопрос, поражало. Наполеон Бонапарт мог бы позавидовать мощности эго Юрия.

– Ты решил спросить об этом на седьмой год нашей бесконечной борьбы? – Вопросительно изогнув бровь, окинул его оценивающим взглядом. – Честное слово, дядюшка, ты меня удивляешь! Неужели, возраст и впрямь дает о себе знать?

– Решил поострить, щенок? – Физиономия старика вытянулась словно яйцо, щеки заалели как после длительной пробежки. Зло, отбросив сигарету в сторону, Юрий развернулся ко мне лицом, вытянувшись по стойке «смирно». Будто это могло хоть как-то повлиять на меня. Времена, когда маленький Дмитрий смотрел на своего дядю с благоговением и страхом, давно остались в прошлом, только, кажется, он этого еще не понял.

Пару секунд буравил его взглядом. Параллельно пытался сравнить это подобные человека со своим отцом, которого запер на задворках памяти уже очень давно. Был ли он таким же или отличался от младшего брата? Мне бы хотелось верить, что да.

– Не надо, – предостережение-угроза приковала его к месту, лишив мимику прежней подвижности. Я знал, что в минуты гнева выгляжу устрашающе и пользовался этим. Мне нравилось внушать своему врагу страх. – Мы оба прекрасно знаем, кто есть кто.

– Я-то знаю, кто ты, – повысив голос, чуть ли не заорал Юрий. Из его рта полетели слюни, рот скривился в хищном оскале. – Сын проститутки, которого твоя мамаша-шваль навязала моему братцу!

Всего мгновение, и подонок уже лежал на мраморном полу, держась за разбитый нос и кроя меня матом. По его лицу растекалась кровь, капая на одежду и образуя на ней огромные багряные лужи. Склонившись над ним, схватил за шиворот и притянул немного на себя. Я был готов разорвать его на мелкие куски и утопить в озере за домом. Своими мерзкими, пропитанными желчью, обвинениями Юрий разбудил во мне дикого зверя. И зверь этот хотел крови, требовал возмездия.

– Как. Ты. Смеешь. – Зарычал в лицо врагу, сжимая челюсти до хруста в зубах. – Еще одно слово. Одно лживое обвинение. Я тебя уничтожу. Сотру в порошок, а твой прах развею над Финским заливом. Ты понял?! Ты. Меня. Понял?!

Оторопелые глаза Юрия смотрели на меня с ужасом. Страх сковал его тело, руки дрожали. Я ждал ответа. Хотел сломать его окончательно, добить и отбросить в сторону. Уже не мог остановиться. Не хотел бросать на полпути.

Его слова вырвали из глубин памяти запретные воспоминания. Картины, которые я сам решил забыть, встали перед глазами, пролив свет на многие события прошлого. В ушах зазвенело от напряжения, сердце судорожно забилось в конвульсиях. Я не мог дышать. Горло словно сжали металлическими тисками, перекрав доступ кислорода. Хотелось кричать, выть от несправедливости, рвать и метать.

Меня с трудом оттащили от Юрия. Несколько охранников пытались удержать мое тело и не дать мне снова наброситься на окровавленную жертву. Кто-то кричал на меня, звал по имени, просил прийти в себя, а я не мог. Не получалось. Образы перед глазами становились все отчетливее, голова звучали громко и ясно. Я все вспомнил…

Это случилось незадолго до моего отъезда в школу. В те дни я и представить себе не мог, что наша небольшая семья проживает свои последние счастливые дни. Тогда, мне и в голову не могло прийти, что всего через несколько дней, все вокруг меня изменится. Любовь и взаимопонимание исчезнут, превратятся в ненависть и презрение. Отец, который всегда носил маму на руках, впервые поднимет на нее руку, а я… Я навсегда стану для него ублюдком в обличье сына…

Мама велела мне подняться к себе в комнату, а сама направилась в большую гостиную. Дворецкий сказал, что прибыл мой дядя и ждет ее там, а мамино лицо исказилось грустью. Улыбка вмиг сошла с ее губ, прекрасные голубые глаза потускнели, потеряли свой блеск.

– Мам? – Я попытался привлечь ее внимание, хотя и не понимал, в чем причина столь внезапной смены настроения.

– Иди к себе, родной, – наклонившись, она запечатлела на моем лбу короткий поцелуй, после чего подтолкнула в сторону лестницы. – Я приду чуть позже.

Беспечно кивнув, я бросился вверх, на второй этаж. Моя комната находилась недалеко от спальни родителей, и представляла собой настоящий рай для любого шестилетнего мальчишки. Синие стены, украшенные постерами с изображениями любимых персонажей из вселенной Marvel, высокие потолки со, свисающими вниз, электрически гирляндами. Огромная кровать с балдахином из синего тюля с россыпью светящихся звезд. На полке, слева от двери, хранилась огромная коллекция игрушечных автомобилей, которую мы с отцом собирали чуть ли не с самого моего рождения. Папа всегда привозил мне новую модель, когда ездил куда-то в командировку. Я был счастливым ребенком, который имел все, о чем только можно мечтать.

На письменном столе лежали рисунки, выполненные акварелью. Мне всегда нравилось рисовать, а отец только хвалил мой талант, называя будущим великим архитектором. Ему нравилось, как я рисую. В свободное время, когда папа не был занят делами своей небольшой, но стремительно развивающейся, компании, он учил меня читать чертежи и составлять архитектурные планы.

Один из таких уже был готов и представлял собой подробное изображение нашего дома. Мысль показать его дяде и похвастаться перед ним своими новыми умениями осенила меня и вытеснила из головы все наставления мамы. Я уже не помнил о том, что мне нужно ждать ее здесь, а лишь хотел продемонстрировать дяде, чему научился.

Схватив большой лист бумаги, завернул его в трубочку, как показывал папа, и бросился обратно, вниз. Но, не дойдя до гостиной всего нескольких метров, замер, услышав громкие голоса.

– Как ты можешь?! – Спрашивала, сквозь слезы, мама. Я еще никогда не слышал ее такой… Холод пробежал по моей спине, желание защитить самого родного человека на планете зародилось в груди. – Я – жена твоего брата. Мать его сына. Неужели, для тебя не существует ничего святого?

Злобный смех дяди не дал мне двинуться дальше. План выпал из вспотевших рук, глаза потупились. Я не понимал, о чем они спорили, но чувствовал, как стены вокруг покрываются ледяной коркой. Наша крепость разрушалась с невероятной силой, а причиной этому был дядя Юра…

– Зачем ты так, Юля, – протянул он, растягивая каждое слово. – Я же не чудовище, чтобы рушить семью собственного брата. Почему ты убегаешь от меня? Мои прикосновения неприятны тебе?

– Не надо, – взмолилась мама, ее голос дрожал. – Ты пьян и не понимаешь, что говоришь…

– Нет, сладкая, – новый приступ смеха прервал его. Пару секунд не было слышно ничего. – Я всегда хотел тебя. С тех пор, как впервые увидел. Что ты нашла в нем?! Мой брат – тюфяк. Он не сможет подарить тебе того наслаждения, которое могу дать я. И ты будешь моей, Юля! По своей воле или насильно, но я сделаю тебя своей!

Хлопок, очень напоминающий по звучанию, удар или пощечину, прервал его гнусную тираду. Я замер в ожидании, почти дойдя до входа в гостиную, но что-то не давало мне войти туда и обнаружить свое присутствие. Какая-то неведомая сила заставила меня оставаться на том же месте, напрягая слух, чтобы услышать каждое слово.

– Как ты смеешь?! – Мама уже почти кричала. В ее голосе звенела ненависть и слезы. – Я расскажу обо всем мужу. Он сам решит, что с тобой делать.

– Не советую, зайка, – от нахального поведения дяди меня просто воротило. Даже папа никогда не разговаривал так с мамой. – Если хоть слово слетит с твоих сладких губ, я заставлю тебя пожалеть. Очень горько. Поверь, мне хватит сил выставить тебя шлюхой в глазах Влада, и он поверит мне. Мне, а не тебе!

– Ты омерзителен, – произнесла она, едва слышно. – Убирайся! Вон из моего дома!

Послушались шаги, а затем хлопнула дверь, которая вела из гостиной на веранду. Дядя Юра ушел, оставив после себя только неприятный осадок в моем глупом детском сердце. Недолго думая, бросился к маме.

Я застал ее плачущей. Она сидела на диване, уронив голову на ладони, и выглядела такой сломленной…

– Мам, – позвал одними губами, но она услышала. Подняв на меня, залитое слезами, лицо, раскрыла объятия, словно птица, пытающаяся защитить своего единственного птенца. – Почему ты плачешь? Дядя Юра обидел тебя? Он сделал что-то плохое?

– Нет, – заверила она меня, хотя голос ее продолжал дрожать. – Что ты, солнышко. Зачем твоему дяде обижать меня? Все хорошо. Просто я немного расстроена, и все. Не обращай внимания…

– А-а-а-а-а-а! – Заорал я, выпуская из груди весь воздух, а вместе с ним и накопившиеся обиды. Пазл собрался, картина была готова и предстала предо мной во всей своей «красоте». Это он! Он все испортил. Из-за него родители разругались и ненавидели друг друга до самого конца. По его вине отец не принимал меня, считал выродком, рожденным неизвестно от кого.

Три пары рук затолкали меня в одно из огромных помещений серпентария и оставили одного, переваривать открывшиеся истины. Как я мог забыть о том подслушанном разговоре? Почему не придал ему значение? Я бы мог все исправить, если бы вовремя понял и рассказ обо всем папе.

Отец… Мама… Мое детство… Наша семья…

Юрий заживо похоронил нас всех. Своими заговорами он уничтожил все. Разрешил, сравнял с землей.

Господи, за что?! Как ты мог допустить такое?! Как?!

Моя душа горела. Она изнывала от лютой несправедливости, которая стала причиной всему. В тот день мама отказала ему, наверное, не в первый раз, и Юрий решил отомстить. Он сделал все, чтобы очернить ее в глазах собственного мужа, его брата, моего отца.

– Ненавижу! – Крик вырвался из горла, отразился от стен и сотряс мир вокруг. Я носился по комнате, которая оказалась каминным залом, и с остервенением крушил все, что попадалось на глаза. С каким же наслаждением я разбивал семейные фотографии и портреты, с которых на меня смотрели довольные физиономии Лебедевых. – Ненавижу вас всех! Твари!

Когда вокруг не осталось ничего целого, а комната превратилась в склад хлама, я бросился к двери. Каждая клетка моего тела ощущала присутствие врага. Я был хищником, вышедшим на охоту, и не мог позволить жертве скрыться. Он ответит. За все ответит.

Дернул одну ручку – не поддалась. Другая дверь тоже держалась мертвой хваткой. Меня заперли. Черт подери этих трусливых шакалов. Продумали все, гады. Но я, все равно, достану его. Хоть из-под земли, но вытащу, а потом лично отправлю его прямиком в Ад, в жаркие объятия Сатаны.

– Юрий, – нечеловеческий крик был настолько громким, что не мог не дойти до адресата. – Тебе не спрятаться от меня, скотина! Я тебя достану! Слышишь?! Никто тебя не спасет!

Впервые в жизни я, действительно, был готов убить. Мои руки не дрогнут, я не буду сомневаться ни единой секунды. Он сам подписал себе приговор, когда решил засунуть свой нос в святая-святых – в мою семью. Юрий хотел испачкать своими грязными руками моего ангела, но она предпочла такой участи смерть. Разрыв с любимым убил ее. Моя мама умерла из-за подонка, которого я называл дядей. Он не достоин пощады. Не позволю. Не дам жить. Не остановлюсь, пока не отомщу.

– Ты заплатишь, Юра! Клянусь всем, что у меня есть. Я не оставлю тебя в живых! Будешь кровью блевать, все равно не прощу. Никогда! Никогда!

В глазах рябило, дыхание сбилось, каждый вдох отзывался ноющей болью в груди. Когда попыталась сесть, стало только хуже. На миг, головокружение стало настолько сильным, что я невольно застонала. Сжав обессиленными руками виски, попыталась сфокусировать взгляд.

Медленно все стало проясняться. Я сидела на переднем сидении незнакомого автомобиля, из открытой двери надо мной склонился и наблюдал мужчина. Блондин. Его светло-карие, похожие на расплавленное золото, глаза смотрели на меня с… беспокойством? Терпкий запах мужского парфюма был везде, и я предположила, что это его автомобиль. Но, как я здесь оказалась? Почему Игорь Лебедев смотрит на меня так, словно волнуется за меня?

Попыталась восстановить события, предшествовавшие всему этому. Неприятный укол совести заставил сердце сжаться, тоска охватила меня.

Дмитрий… Я решила уволиться и покинуть его. Написала заявление, попрощалась с Аленой и вышла из компании, когда…. Телефонный звонок! Впервые за шесть с лишним лет, отец сам позвонил мне. Он разговаривал нехотя, в его голосе отчетливо слышался ледяной холод, он все еще презирает меня, не верит и не хочет принимать. Я умерла для него в тот день, когда пошла против семьи и нарушила все запреты. Лишилась девственности до свадьбы, да еще и в ночном клубе… Аресен постарался, чтобы выставить меня в его глазах последней шлюхой…

Что он говорил? Разговор длился всего пару секунд, на большее ему не хватило терпения. Отец процедил сквозь зубы несколько ужасных слов и отключился, даже не объяснив ничего толком. Он знал, что я не смогу больше оставаться в России. Ему было плевать на мои чувства так же, как и в ту ночь, когда он выставил меня за порог нашей сочинской квартиры, заявив, что его дочь умерла. Если бы не бабушка…

Бабушка! Слезы хлынули из глаз неконтролируемым потоком. Вся боль и отчаяние, нашедшие приют в моей разбитой душе, вырвались наружу, орошая солеными реками лицо, шею и грудь. Тело сотрясло рыданиями, нервная дрожь поразила конечности, отчаянные всхлипы слетели с губ, напоминая вой умирающего животного.

– Ей плохо, – процедил он, словно в его груди не бьется сердце. – Она умирает. Если жизнь моей матери хоть что-то значит для тебя, ты приедешь и будешь с ней. Я не верю, что для тебя важно благополучие семьи, но мама отказывается от госпитализации, пока не увидит тебя.

Дальше были короткие гудки, эхо которых все еще звучало в моих ушах. Бабушка… Как же так? Я ведь только вчера разговаривала с ней, и она не жаловалась на свое здоровье. Что же случилось? Почему она скрыла от меня?

Прикосновение холодных, как у мертвеца, рук к моим обнаженным плечам, вывело меня из транса. Вздрогнув от неожиданности и шока, отпрянула, насколько этому позволял салон спортивного автомобиля. Мои глаза, полные слез и ужаса, уставились на холеное загорелое лицо Игоря. Этот человек мне совсем не нравился. Слишком много тайн скрывал его взгляд, слишком глубоко он проникал, словно видел все то, что скрыто от других. Я боялась его.

– Боишься? – Низкий, с хрипотцой, голос вмиг озвучил мои мысли. Мужчина смотрел на меня с нескрываемым любопытством. Его густые светлые брови слегка приподнялись, в глазах светился незнакомый огонь.

– Д-должна? – Прозвучало совсем неуверенно, не так, как планировала. Мне было неприятно находиться рядом с тем, кто способен читать меня, словно раскрытую книгу. Как я вообще оказалась в его машине? Хотя нет, вспомнила. Это он подхватил меня в тот самый момент, когда я начала терять сознание.

Легкая полуулыбка коснулась его твердых, будто высеченных из гранита, губ. Игорь снова понял, о чем я думаю. Чувствуя, что начинаю краснеть, поспешила отвернуться. Хотелось убежать и спрятаться, чтобы больше никогда не видеть его.

– Страх – это не то чувство, которое я жду от девушек, – вкрадчиво протянул он, немного отстранившись. Странно, но я была благодарна ему за это. Чем Игорь дальше, тем мне спокойнее. – Ты упала в обморок, – веселые нотки исчезли, улыбка вмиг пропала. – Что произошло?

Серьезно?! Его интересуют мои проблемы? С чего бы это?

Резкий, полностью отражающий мое отношение к нему, ответ уже был готов сорваться с губ, но он снова опередил меня.

– Не нужно смотреть на меня так, словно увидела перед собой монстра. – Почему мне почудилась грусть в его словах? Господи, да что же это такое? – Я не так уж и плох, каким ты меня представляешь, – Игорь отвернулся, больше я не могла видеть его лица, оно скрылось над низкой крышей машины. – Тебя подвезти?

– Нет, – отказалась, не думая. – Я вызову такси.

– Этим? – На большой ладони мужчины лежал мой смартфон, а точнее, то, что от него осталось. Вряд ли мне удастся заставить его работать. – Не упрямься. Мы оба прекрасно понимаем, ты сейчас не в том состоянии, чтобы разъезжать на такси.

И я сдалась. Здравый смысл взял верх над инстинктами, которые кричали об опасности каждый раз, когда он оказывался поблизости. Я могла думать лишь о том, чтобы как можно скорее оказаться дома, собрать вещи и вылететь в Ереван. Каждая секунда была на счету. Я не могла тратить их на бессмысленные перепалки.

Скрип черной кожаной обивки послышался слева, бесшумно закрылась дверь, щелкнул ремень безопасности.

– Пристегнись, – бросил он, даже не удостоив меня взглядом. Громко заурчал двигатель, и мы тронулись с места.

Ехали в полной тишине, лишь раз он ее нарушил, уточнив у меня адрес. Всю дорогу я старалась не смотреть на него. Сидела, прижавшись виском к холодному тонированному стеклу. Слезы застилали глаза, но я запретила им проливаться. Нет! Не стану плакать. Бабушка не умрет. Она не оставит меня одну. Не оставит…

Она поклялась мне в этом в ту ночь. Не знаю, откуда у меня появились силы, чтобы набрать ее номер и позвонить в Армению. Я сидела на пустынной детской площадке перед домом, дрожа от страха и холода. Во мне будто все умерло. Физическая боль исчезла, растворившись в душевной. Жить совсем не хотелось. Зачем? Самые близкие и родные люди, которые должны были меня защищать, отказались от меня. Они выставили меня за дверь, оставив один на один со своим горем. В ту ночь я поняла, что эмоциональное насилие куда страшнее, чем телесное…

Погруженная в себя, не поняла, как мы доехали. Только легкое покашливание Игоря послужило щелчком к выходу из транса. Устремив на него невидящий взгляд, недоуменно заморгала.

– На месте, – как-то растерянно произнес мужчина, и поспешил отвести взгляд. – Ты точно в порядке?

– Д-да, – промямлила, отстегивая ремень безопасности. – Спасибо…

До подъезда я буквально бежала, стараясь не обращать на слабость в мышцах и обжигающий взгляд Игоря. Только оказавшись в надежном укрытии квартиры Амелии, позволила себе выдохнуть и немного успокоиться. Руки все еще дрожали, сердце отчаянно билось о грудную клетку, пытаясь вырваться из ненавистных тисков, а я судорожно глотала ртом воздух.

Надо собраться. Нельзя поддаваться отчаянию. Нельзя!

Бросившись в свою комнату, вытащила из шкафа небольшую дорожную сумку и принялась складывать в нее свои пожитки. Пару кофт, футболки, кардиганы, белье. С молнией пришлось повозиться, но уже через пять минут я стояла у окна, пытаясь высмотреть на парковке перед домом такси.

Мысли путались, терпение таяло с каждой секундой. В такие моменты начинаешь сетовать на время, которое идет очень медленно. Мгновения тянулись целую вечность, позволяя черной дыре внутри разрастаться до невероятных размеров. Она поглощала меня, тянула вниз, унося на самое дно, откуда не было спасения.

Перед глазами стояли страшные картины из ночного кошмара. Я будто снова оказалась в нем, запертая в бесконечных каменных лабиринтах. Холод пронизывал до костей, отмораживая кожу, придавая ей противный серовато-синий оттенок. Собственное тело не повиновалось мне, а голоса в голове становились все громче, все отчетливее.

– Шлюха, – кричал в ярости отец, его красивое мужественное лицо превратилось в жуткую маску, при виде которой кровь стыла в жилах. Удар за ударом опускались на меня, рассекая бровь, разрывая губу. – Как ты могла?! Ты опозорила всех нас! Весь наш род!

Мама не вмешивалась, только громко рыдала, спрятав лицо затрясущимися руками. Она отползла от меня, будто я была заразной, прижалась спиной к стене и плакала. Арсен молчал. Ему не хотелось вмешиваться в историю, зачинщиком которой был он сам. Я ненавидела его. В одночасье любимый старший брат стал для меня чужим, незнакомым. Он не пытался защититься меня, не признавал своей вины. Ему было… приятно наблюдать за моим крахом. В его глазах светилось… торжество…

– Она совсем отбилась от рук в последнее время, – голос брата рассек воздух и вонзился в мою плоть острым клинком. Его гнусная ложь разрушила последние капли доверия, сожгла путь домой. – Я старался вразумить ее, пытался воздействовать и положить конец постоянным гулянкам. Но она совсем не слушалась меня, отец, – карие глаза Арсена были устремлены на папу, но в них не было ничего, кроме хищного блеска. Его ненависть разрывала мне душу, разбивала сердце, превращая его в крошечные бесформенные осколки. За что? За что ты так со мной?! Что я тебе сделала? – А вчера, – его голос дрогнул, послышался скрежет зубов, – она украла твои часы. Наверное, подарила их своему… дружку.

Конец пьесе. Кроваво-красный занавес с шумом опустился. Актеры прекрасно справились со своими ролями. Они могут гордиться собой.

Ночь двадцать седьмого мая две тысячи двенадцатого года стала концом моей прежней жизни. С тех пор я ни разу не видела ни своих родителей, ни брата. Они забыли обо мне, только мама изредка названивала, чтобы напомнить о том, как сильно я ранила гордость и честь отца. Она хотела, чтобы я приползла к нему на коленях и покорно склонила голову, вручив ему свою жизнь и судьбу. Но могла ли я?

Нет! Нет! И еще раз нет. Мне не за что просить у них прощения. Я никогда не делала ничего такого, за что моим родителям было бы стыдно за меня. Это они выбросили меня, словно ненужную вещь, и забыли о моем существовании. Я бы умерла в тот самый день, если бы не бабушка. Она была моей единственной семьей. Моей опорой на протяжении всех этих лет. Ради нее я вынесу испытание новой встречей.

Звонок на домашний телефон заполнил мертвенную тишину пустой квартиру. Такси ждет у входа. Пришло время возвращаться на ненавистную родину в дом, который никогда не был моим.

Торопливо нацарапав для Амелии короткую записку, оставила ее на кухонном столе, и вышла. Странно, но оцепенение прошло. Тело больше ничего не чувствовало, двигаясь на автопилоте. Ему были чужды боль, усталость и отчаяние. Просто, пустая оболочка, запрограммированная на выполнение ряда действий. И первым в списке этих дел была поездка в Армению.

Водитель помог мне с сумкой, спрятав ее в багажнике. Серебристый седан с эмблемой компании встретил меня жарким, пропахшим автомобильными духами, салоном. Кондиционер работал очень слабо, дышать было нечем, но мне уже было все равно. Я не видела и не чувствовала ни-че-го. Лишь мысленно читала молитву, умоляя Господа Бога сохранить жизнь моей драгоценной бабушки. Больше мне ничего не нужно. Только бы все обошлось.

Дороги, как обычно, были переполнены. Перегруженное городское движение не позволяло мне ни на секунду расслабиться. Такси уверенно маневрировало среди длинного, не знающего конца и края, потока, машин. Несколько раз водитель – жизнерадостный дяденька-грузин, пытался завести со мной разговор, задавал вопросы и что-то рассказывал, но вскоре ему это надоело. Молчаливая спутница, не расположенная к общению, была ему не по нраву.

– Спасибо вам, – единственный раз заговорила с ним, когда он уже доставил меня до пункта назначения. Приняв из рук мужчины свою сумку, сунула ему деньги и бросилась к автоматическим дверям аэропорта Шереметьево.

Приятная прохлада ультрасовременного здания приветливо обласкала разгоряченную, красную от жары и нервов, кожу. Ноги, обутые в белые кроссовки, заскользили по мраморному полу. Несколько раз я чуть не столкнулась с другими, пребывающими и убывающими пассажирами, пока, наконец, не оказалась у стойки администрации.

Девушки, одетые в фирменную униформу, с аккуратно собранными волосами и лучезарными улыбками, сидели за длинной стойкой. Каждая из них была занята, гул голосов вокруг действовал отрезвляюще, яркие подсветки слепили глаза. Я будто оказалась в замке, полностью состоящем из зеркал и света.

– Билет на ближайший рейс до Еревана, – сказала, когда одна из них освободилась и обратила на меня свое внимание.

Короткий кивок головой, и девушка принялась уверенно стучать по клавиатуре своего компьютера.

– Ближайший рейс сегодня, в шестнадцать ноль-ноль, – сообщила она. – Оформлять?

Время на часах за ее спиной показывало только два часа дня. Еще столько же мне придется провести в зале ожидания, потом перелет… Господи, ну почему?! Времени и денег ехать в другой аэропорт у меня не оставалось. Остатка на моей банковской карте едва хватит на оплату билета…

– Да, – согласилась я, нервно теребя шнурок застежки на рюкзаке.

– Бабулечка, ты же дождешься меня, – мысленно обращалась к ней. – Только держись, ладно? Я скоро приеду. Все будет хорошо. Все обязательно будет хорошо.

Оплата прошла успешно, мне вручили билет, и я направилась в зал ожидания. Очереди были везде. Пока проверяли багаж и паспорт, прошло около получаса. На металлическое кресло с видом на взлетно-посадочную полосу я упала уже совершенно обессиленная.

Головная боль вернулась, сдавив виски металлическими молотками. Откинув голову на холодную спинку кресла, попыталась закрыть глаза и представить, что ничего не происходит. Бабушка абсолютно здорова и ждет моего приезда. Наша небольшая квартирка, такая светлая и уютная, заполнена ароматами пирожков с капусты, какие может готовить только она, и вишневым компотом. Бабушка носится по кухне, подпевая свою любимую песню о любви, ее глаза искрятся счастьем в предвкушении скорой встречи.

Отец не звонил мне, не требовал приехать «домой». Место, где они жили все это время, я никак не могла назвать своим домом, язык не поворачивался. Дом у меня был там, в Сочи, где прошло все мое детство. Вторым домом для меня стала квартира бабушки. Но тот коттедж в элитном поселке недалеко от Еревана, не может называться этим красивым, нежным, наполненным смыслом, словом.

Мурашки забегали по коже, стоило подумать об этом. Хватит ли мне сил ступить к ним на порог? Смогу ли посмотреть в глаза, ненавидящих меня, людей? Переживу ли это испытание?

Но стоило мне снова подумать о бабушке, о своей любви к ней, как все сомнения исчезли. Ради нее я пройду через любые трудности, вынесу все оскорбления и обвинения, которых, я знаю, будет великое множество. Мой отец не из тех людей, кто легко прощает или забывает ошибки других. Он будет снова и снова напоминать мне обо всем, пока не сломает, окончательно и бесповоротно. Арсен снова будет стоять рядом с ним и наслаждаться процессом. Ему никогда не придет в голову признаваться во всем и смыть ярмо «гулящей» с моего лба.

Что же ты за штука такая, жизнь? Откуда в тебе столько ненависти и жестокости? Ты так легко ломаешь судьбы людей, словно получаешь от этого невероятный кайф. Тебе приятно видеть слезы и страдания. Почему?

Слезы снова защипали глаза, разъедая белки. Я не хочу больше плакать. Хватит! Уже достаточно слез было пролито по вине других. Когда они уже иссякнут? Сколько можно?

Продолжая сидеть с закрытыми глазами, почувствовала, как заскрипело соседнее кресло. Это должно стать еще одним сдерживающим фактором для меня. Я не стану плакать при посторонних. Не покажу своей слабости.

– Так и не скажешь, что у тебя стряслось? – Прозвучало у меня над самым ухом. Распахнув глаза, так резко повернулась к источнику голоса, что шея хрустнула и нещадно заныла. Сочувствующие глаза с россыпью золота вокруг радужки, смотрели на меня с нескрываемым любопытством. Массивное тело лежало в такой близости, что я кожей чувствовала каждое понятие и опущение мощной груди. Загорелые руки с длинными холодными пальцами лежали на подлокотниках, поза выдавала человека, привыкшего получать от жизни все. – Удивилась? – Он почти смеялся, губы его растянулись в голливудской улыбке, на щеках появились две симметричные ямочки.

– Что ты здесь делаешь?!

Дмитрий

– Как ты смеешь? – Раскатистый, преисполненный негодующего презрения голос бабушки разрезал слух. – Кем ты себя возомнил?

Лидия Игнатьевна – восьмидесятилетняя глава клана возникла на пороге гостиной, презрительно скривив губы. Ее холодные, безжизненные серые глаза с ярко-выраженной катарактой, изучали руины, учиненные мной. Тонкие, почти серого цвета, губы соединились в, почти незаметную линию, выражая глубокое отвращение. А когда ее взгляд остановился на, болтающейся на петлях, дубовую дверь, тощие, костлявые пальцы с паутиной темно-синих вен, с силой сжались на рукояти трости.

Ее появление было ожидаемым явлением. Бабка никогда бы не стала терпеть буйно помешанного внука, особенно, когда стены ее величественного особняка сотрясались от моих криков и бесконечных угроз. С самого детства она не скрывала своего истинного отношения ко мне. Ей претила мысль о том, что сын пианистки, которую старший сын привел в семью без ее ведома и благословения, является единственным и полноправным наследником всего состояния Лебедевых.

Если раньше меня это никак не волновало, и я всячески игнорировал наличие столь ядовитой, переполненной ненавистью, родственницы, сегодня все изменилось. Правда открылась мне, сорвав многолетнюю пелену с глаз. Больше я никому не позволю пренебрегать собой, своей матерью и тем, что сделали с ней.

– Где он?! – Рявкнул, пропустив ее вопросы мимо ушей. Я не собирался тратить силы на бессмысленную болтовню с той, кто уже давно сделала свой выбор.

– Что ты себе позволяешь, сопляк?! – Взревела та в ответ, громко стукнув металлической ножкой своей массивной трости. Седые, полностью обесцвеченные, брови негодующе взлетели, лицо Лидии исказила гримаса плохо скрываемой ярости. Морщины стали настолько глубокими, что легли складками на лбу, щеках и подбородке. – Твое поведение омерзительно…

– Бабушка, – процедил это слово сквозь зубы, для меня оно больше походило на ругательство. – Тебе не кажется, что ты немного опоздала с попыткой воспитать меня? Я уже давно не ребенок, если вдруг ты не заметила. Не нужно так со мной говорить. Поверь, твой возраст не заставит меня замолчать.

Развернувшись, хотел было выйти из комнаты и отправиться на поиски дяди, но она снова завладела моим вниманием.

– Я и не ожидала от тебя ничего другого, – желчь сочилась из ее глаз, выплескивалась вместе с тяжелым дыханием. – Жаль, мой сын не понял этого. Ты не достоин, носить нашу фамилию, как и твоя мать-вертихвостка. Окрутила Вадика, заставила поверить, что ты – его сын…

Черт возьми, в этот момент я очень жалел, что она – женщина. Скажи это кто-нибудь другой, уже давно поплатился бы за каждое свое замечание. Но ничего, и на нее найдется управа. Больше никто не посмеет порочить имена моих родителей. Хватит! Даже самому могучему терпению приходит конец.

– Обидно, наверно, – нарочито спокойно ответил я, мазнув ее псевдосочувствующим взглядом. – Бабушка, скажи, – торжество светилось в моих глазах, губы растянулись в хищном оскале, – какого это – полностью зависеть от ублюдка? Жить, и знать, что каждый твой вздох контролирует тот, кого ты больше всего ненавидишь…

Лидия Игнатьевна стоически перенесла мой выпад, но мертвенная бледность выдавала ее состояние. Испытывал ли я жалость к старухе? Нисколько! Она всю жизнь травила меня своим пренебрежением, постоянно напоминания, кем меня считает. Я лишь отвечал ей той же монетой.

– Но, – продолжил торжествующе, – ты не находишь во всем этом некий шарм? Оба твоих внука так и не смогли оправдать твоих ожиданий. Игоря ты тоже ненавидишь? Он ведь, в отличие от меня, действительно, незаконнорожденный…

Дрожащая ладонь взлетела в воздух, замахнувшись для удара, но я перехватил ее, сомкнув пальцы на тонком запястье.

– Не советую, бабуль, – прошептал едва слышно. – Ты потеряла любые права на меня, – отпустив ее, сделал шаг в сторону. – Передай родственникам, чтобы готовились платить по счетам, – развернувшись, уверенно покинул змеиное гнездо, на этот раз навсегда.

Санкт-Петербург я покинул на корпоративном джете. Мне не терпелось оказаться в родной и неповторимой Москве. Настроение было паршивым, голова раскалывалась от нахлынувших воспоминаний и неожиданных открытий. Я старался не думать о том, как долгие годы доверял человеку, ставшего причиной распада моей семьи. Ложь и домогательства Юрия положили конец счастливому браку моих родителей, сердце отца преисполнилось черной разрушительной ненавистью. В шесть с половиной лет я потерял его любовь и превратился в нежеланное приложение к его жизни. Меня отослали в северную столицу, заперев в частной закрытой школе для богатеньких, но нежеланных детишек. А мама? Господи, я даже представить не могу, через что ей пришлось пройти. Пять лет она терпела издевательства любимого мужчины, так и не доказав ему свою невиновность. Постоянные измены отца и его отношение подкосили ее здоровье, став причиной внезапного сердечного приступа. Мама умерла, так и не услышав от него заветного «люблю» и «прости меня»…

Капельки пота выступили на лбу, меня лихорадило. Погода начала портиться, пилот сообщил о надвигающемся грозовом облаке, но мы уже были у цели, и нам ничего угрожало. Ничего, кроме невыносимой боли в груди, от которой сердце плавилось, словно масло на раскаленной сковороде.

– Я не жду, – голос отца прорезал гул в ушах, затмевая разум очередной вспышкой воспоминаний, – что ты станешь уважать меня. Я и сам себя презираю… Ты имеешь полное право ненавидеть меня и обвинять в ее смерти. Хочешь, верь, а хочешь – нет, но… – его голос дрогнул, глаза, совсем как мои собственные, увлажнились, – я очень сильно любил ее. Юля была для меня всем. Она была моей жизнью…

– Ты убил ее, – закричал я, поддавшись юношескому максимализму, который свойственен каждому семнадцатилетнему парню. – Из-за тебя мама умерла! Это ты довел ее! Ты!

– З-знаю, – короткое, произнесенное в отчаянии, слово полоснуло меня бритвой.

Вскочив на ноги, запустил руки в волосы и застонал. Так плохо мне не было уже очень давно. С того самого утра, когда Мага всего парой предложений похоронил во мне остатки жизни. Я снова превращался в Чудовище, потерянное и смертельно раненное. Таким я был, пока не увидел Мери, и не увидел страх в ее глаза. Она заставила меня измениться, вернуться в человеческое обличье. Но стоило ей покинуть меня, как все снова погрузилось во мрак. Мое сердце, моя душа, моя жизнь – все было объято тьмой. Смогу ли я выпутаться из этой паутины лжи, что усиленно опутывала меня, образуя непробиваемый кокон?

– Дмитрий Владимирович? – Испуганный оклик заставил меня открыть глаза. Миловидная блондинка в бордовой униформе стюардессы стояла в метре от меня. Ее голубые глаза сияли, словно сапфиры, на фарфоровом личике застыла неуверенная полуулыбка. – Чем я могу вам помочь?

Ее вопрос, произнесенный с характерным придыханием, исключающим любые варианты, кроме одного, вызвал у меня приступ злобного смеха. Эта малышка, без зазрения совести, флиртовала со мной, да еще и предала свою помощь. Девочка решила привлечь внимание богатого мужчины, и ее вовсе не волновало, как мерзко это смотрится со стороны.

– Исчезни! – Зарычал я, позволив своему внутреннему зверю вырваться на волю.

– П-простите, – белоснежная кожа девушка стала совсем бледной, глаза расширились от испуга.

– Я сказал: проваливай!

Торопливый топот каблучков заглушил голос командира корабля, который объявил о том, что мы идем на посадку в частном аэродроме. Мне пришлось вернуться обратно в кресло и терпеливо ждать момента, когда бизнес-джет коснется земли. Мысленно я отсчитывал время до встречи с Мери. Желание увидеть и заключить в свои объятия усиливалось с каждой секундой промедления. Две недели вдали от нее превратились для меня в мучительное испытание, а последние события только укрепили во мнении, что мне никто не нужен, кроме нее. Я буду терпелив, дам ей столько времени, сколько потребуется, чтобы она привыкла ко мне и перестала думать о прошлом. Но я больше не стану скрывать от нее своих чувств. Сегодня же увезу ее домой, где и скажу, что люблю ее, что не представляю своей жизни без нее.

Легкий, едва уловимый, трепет охватил меня, разрывая ненавистные тиски. Дыхание начало восстанавливаться, арктический холод, сковавший внутренности, отступал.

– Я еду к тебе, воробышек. Только ты поможешь мне успокоиться, мой ангелочек…

Спустившись по трапу, встретился с Максом. Друг ожидал меня, прислонившись бедром о бампер своего новенького внедорожника. По кожаной куртке друга стекали крохотные капли, мелко моросящего, дождя. Глаза его были скрыты за темными стеклами солнцезащитных очков.

Мой автомобиль стоял в отдалении. Водитель и телохранитель были наготове, но мне не хотелось ехать с ними. Само их присутствие действовало на нервы, выводило из себя. Я не привык к тому, что меня повсюду сопровождали два шкафа, облаченные в строгие черные костюм, и не собирался привыкать.

– С возвращением, – произнес он, когда мы обменивались рукопожатиями. – Выглядишь неважно…

– Какие новости? – Спросил я, пристегивая ремень безопасности. Я старался из последних сил, чтобы не сорваться на благой мат. Меня распирало от необходимости что-то, а еще лучше кого-то сломать.

– Ты расковырял улей, брат, – растягивая слова, протянул Макс. – Как могут обстоять дела? Не успел ты вылететь из Питера, как в компании поднялась настоящая шумиха. Что у вас там произошло?

И я рассказал ему обо всем. Особое удовольствие мне доставило упоминание о том, как Юрий Лебедев лежал у меня под ногами, обливаясь кровью. Я сломал ему нос и ничуть не жалел об этом. Скорее наоборот. Будь моя воля, придушил бы на месте. Если бы охрана не подоспела, этот слизняк уже давно был бы мертв…

– Вот гнида, – Поляков ударил кулаком по рулю, из-за чего автомобиль резко дернулся в сторону. – Это ж надо быть таким уебищем! Он еще смеет смотреть тебе в глаза после всего, что сделал.

– Если бы только это, – устало протянул я, подперев голову кулаком. Разбитые костяшки еще саднило, в некоторых местах оставалась запекшаяся кровь – результат моих бесчинств в гостиной Лидии Игнатьевны. – Он хочет отобрать у меня все и уже не остановится, пока я сам его не остановлю.

– Но совет директоров, – Макс попытался связать мои слова с логикой, но я не позволил ему договорить.

– К черту этот совет! – Голос снова сорвался на крик, мышцы лица нервно задергались. – Я распускаю его. Больше ни одна тварь из этой семейки не сунет свой нос в мою компанию!

– Дим, – примирительным тоном начал друг, посмотрев на меня, – не надо. Сейчас нам нельзя объявлять им открытую войну. Это неразумно…

Последнее, что меня беспокоило сейчас – это разумность моих действий. Ненависть, годами лелеемая в моем сердце, вырывалась на волю извергающимся вулканом. Чувства, которые всегда сидели под замком и находились под постоянным контролем, оглушили меня ядерным взрывом. Я испытывал мучительную жажду, а утолить ее могло лишь возмездие. Месть – это то, что сможет заглушить во мне тупую, разрушающую на части, боль. Она была единственным возможным лекарством от нее. Иначе я не выдержу, тронусь умом, сойду с ума. Н-е-е-е-т. Никто не сможет сбить меня с этого пути. Ни одна живая душа не отговорит меня от идеи поквитаться со своим врагом.

– Я все решил, Макс, – сжав челюсти, мазнул друга испепеляющим взглядом, который унаследовал от бабки. – «Swan’s Architecture» больше не будет семейным холдингом. А знаешь, почему?

Вопросительный взгляд Полякова послужил красноречивым ответом.

– Потому что никакой семьи нет, и никогда не было! Лебедевы – это сборище негодяев, лицемеров и лжецов. Они получают удовольствие от того, что отравляют друг другу жизнь. Всю жизнь я старался быть другим, чтобы не уподобиться им, но нет… – прищурившись, смотрел перед собой, на дорогу, ведущую в город. – Ведьма ошиблась на мой счет. Я похож на нее даже больше, чем она может вообразить себе!

– Ты меня пугаешь, брат, – в тоне друга слышалось неподдельное беспокойство. Меня самого пугала моя ярость, но я уже ничего не мог с ней поделать.

– Видит Бог, Макс, – я нахмурился, – мне самому противно от всего этого. Но я не могу проглотить того, что они сделали с браком моих родителей. Я двадцать четыре года жил, ненавидя своего отца. В то время как настоящий виновник всего был рядом. Затаился, словно змей и ждал подходящего момента, чтобы ужалить больнее…

– Юрий ответит за все, – поддержал мен Поляков. – Я помогу тебе всем, что в моих силах. Ты не будешь в одиночку сражаться с ними!

Поддержка друга вселила в меня уверенности, разогнала, нависшие над моей головой, грозовые облака. Мы замолчали, погрузившись каждый в свои мысли. Трасса была пустой, впереди под тусклыми лучами, еле-еле выглядывающего из-за облаков солнца, блестел и переливался мокрый асфальт. За нами, соблюдая дистанцию в полсотни метров, мчался мой автомобиль, размеренное урчание мощного двигателя оказывало гипнотическое воздействие. Воспаленный ум поддался его монотонному пению, острая боль в висках ослабла.

Я чувствовал усталость, какая накатывала только после многочасовой изнуряющей тренировки в зале. Мышцы напряглись, превратившись в камень. Веки отяжелели, хотелось спать. Перед полуприкрытыми глазами снова и снова возникала и исчезала добрая, без всякого притворства, улыбка Мери. Мысленно я уже был с ней, уговаривал не лишать себя последнего шанса на счастье. Я скучал по ней. Разлука позволила мне многое переосмыслить и понять. Она была права, когда сказала, что нам необходимы эти две недели. За это время я успел понять, что никакое чувство вины перед другой женщиной не сможет вытеснить из моего сердца образ воробышка. Где бы я не находился, сколько бы километров нас не разделяли, я всего буду любить лишь ее одну. До самого конца…

В кармане брюк завибрировал смартфон, выдернув меня из объятий возлюбленной. Недовольно застонав, вытащил его и смачно выругался. Моя семейка не хотела оставлять меня в покое. Какого черта я понадобился Игорю?!

– Да, – холодно буркнул я, прижав телефон к уху.

– Ты где сейчас? – Братец говорил быстро, в трубке отчетливо слышалась отдышка, будто он бежал кросс.

– Какого…

– Черт тебя дери, Дмитрий, – заорал тот. – Хоть раз ответь нормально. Ты где?!

Макс бросил на меня короткий взгляд, на его лице со стопроцентной точностью отразились мои эмоции.

– В машине, – поведение кузена настораживало. Я никогда раньше не понимал его, а сейчас – тем более. – Еду в компанию.

– Твою ж мать, – резкий, клокочущий голос Игоря разрезал воздух. – Немедленно тормози! Выходи из машины! Быстрее!

В следующие несколько секунд произошли сразу несколько событий. На нашу полосу, вдруг, вылетел синий седан, Максу пришлось резко вывернуть руль. Автомобиль съехал с трассы, заскрипели тормоза, поднимая вокруг нас клубы пыли. Звук выстрела рубанул по слуху, за которым последовал другой, разрывающий своей мощностью барабанные перепонки, хлопок.

С трудом справившись с ремнем безопасности, я вылетел из машины, продолжая сжимать в руке смартфон. Дым вокруг начал рассеиваться, открывая передо мной картину, от которой кровь отлила от лица, а сердце замедлило свой ритм. Запах паленой резины ударил в нос, позвоночник сковало холодом. Мой автомобиль лежал перевернутым на противоположной обочине, представляя собой груду искореженного металла.

Макс промчался мимо меня, а я все стоял, словно статуя. Какая-то часть разума понимала, что мне нужно помочь водителю с телохранителем. Надо вызвать в «скорую», оказать им первую медицинскую помощь. Но силы будто покинули меня, ноги приросли к земле. Я не мог заставить себя двинуться с места. В голове все еще звучал голос Игоря. В тот же миг страшная догадка вонзилась пулей в грудь, выбив из легких весь воздух. На месте тех ребят должен был быть я…

Мозг лихорадочно работал, пытаясь найти хоть какой-то достойный ответ, дабы опровергнуть все услышанное. Тревожные колокольчики в моей голове подняли такой шум, что уши сворачивались в трубочку, а зубы сводило от напряжения. Нет, кричал разум, отметая все это, отмахиваясь, словно от назойливых мух. Я не должна ему верить. На каком основании? Откуда мне знать, что именно задумал Игорь. Наверняка, всему этому есть логическое объяснение. Этот человек опасен, от него исходит скрытая, но хорошо ощутимая, угроза.

– Дмитрию угрожает опасность, – эхом звучал его настойчивый голос, скручивая желудок в тугой узел. – Только я могу ему помочь, но для этого мне потребуется твоя помощь. Ты со мной или нет? Решай быстрее…

Внезапный телефонный звонок не дал ему договорить. Всего один взгляд на экран новомодного смартфона, заставил Игоря помрачнеть. Его лицо превратилось в маску, брови нахмурились, в глазах появился недобрый свет. Коротко выругавшись, мужчина вскочил на ноги и отошел на почтительное расстояние.

Замерев у окна, прижал iPhone к уху. Широкие плечи вмиг напряглись, пальцы левой руки сжались в кулак. Из-за шума я не могла слышать его слов, но застывшее выражение тревоги на лице и, вытянувшаяся, словно струна гитары, огромная фигура говорили лишь об одном: случилось нечто плохое. Мое беспокойство росло, мурашки забегали по спине, в ожидании худшего. С Дмитрием что-то случилось.

Мне стало страшно. Очень страшно. Картины, одна ужаснее другой, замаячили перед глазами, обдавая арктическим холодом. Ужас проник в кровь и ртутью растекался по организму, проникая в каждую клетку. Руки и ноги свело судорогой, капельки пота выступили над губой. Первым порывом было броситься к Игорю и требовать объяснений. Я даже была готова схватить его за руку и трясти как куклу, только бы получить ответы на свои вопросы и услышать, что Дмитрий жив и здоров. Его жизни ничего не угрожает.

А потом до меня донесся голос Лебедева. Не обращая внимания на удивленных людей, смотрящих на него во все глаза, он эмоционально размахивал руками и кричал в трубку:

– … Немедленно выходи из машины! Быстрее!

Не помня себя, бросилась к Игорю. Ноги сами несли меня, словно обретя второе дыхание. Весь мир перестал существовать, все вокруг исчезло. Остался лишь этот человек, который знал нечто очень важное, касающееся Дмитрия. Беспокойство взяло верх над всеми другими чувствами. Оно вытеснило прежние страхи, стерло неуверенность и настороженность. Я могла думать лишь о любимом мужчине, которому, возможно, сейчас было очень плохо. В эту секунду я поняла, что готова ради него на все. Даже если мы никогда не сможем быть вместе, если прошлое будет преследовать нас на каждом шагу, появляясь внезапными вспышками молнии среди безмятежного летнего неба, я не смогу перестать любить его. Да, мое тело еще помнит боль, причиненную им. Оно дрожит всякий раз, стоит ему дать волю страсти. Я не могу заставить себя переступить через невидимую границу между нежными поцелуями и горячими объятиями и прикосновениями, но я не оставлю его в беде…

– Ч-что с-с ним? – Заикаясь, превозмогая дрожь, выдавила из себя, вцепившись в запястья Игоря. Ноги подкосились, я с трудом держалась, чтобы не упасть.

Неподдельный ужас в глазах мужчины хлестал меня сильнее плети, слезы струились по щекам. Его молчание убивало, вырывало из тела жизнь. Я словно очутилась на самом краю пропасти, балансируя на тонкой полоске земли. Всего один шаг или одно неосторожное движение, и ты упадешь, провалишься в бездну. Единственное, что удерживало меня и помогало бороться – это Дмитрий. Я нужна ему. Сейчас.

– Я люблю тебя, воробышек, – приятный глубокий тембр всплыл в памяти, заглушив все остальные звуки. – И всегда буду любить. Я не откажусь от тебя…

– Идем, – Игорь сжал мою ладонь и потянул в сторону кафетерия. Его широкие, размашистые шаги не шли ни в какое сравнение с моими неуклюжими движениями. Если бы он не держал меня, я бы уже давно рухнула на блестящий каменный пол. Многочисленные взгляды провожали нас, прожигая в спинах дыры, но мне было все равно. Все мои мысли были заняты лишь одним человеком. Человеком, в которого мне нельзя было влюбляться…

Самолет шел на посадку, внизу сквозь редкие облака уже виднелись огни вечернего Еревана. Я радовалась, что самый тяжелый перелет в моей жизни, наконец, подошел к концу.

Последние несколько часов оказались настоящей пыткой. Жестокой и беспощадной. Ощущение, будто земля разверзлась, и я оказалась втянута в самые глубины ада. Яркое пламя полыхало во всех сторон, окружая меня, словно стая диких собак. Оно рычало и кусалось, разрывая нежную плоть и выплевывая ее кровавыми ошметками. Я будто смотрела на себя и не могла понять, что происходит.

События прошлого предстали предо мной в другом, абсолютно новом, свете. Враг, который преследовал меня каждую ночь на протяжении долгих лет, наконец, обрел лицо и голос. Он больше не представлял собой темный силуэт с хриплым пьяным голосом. Его лицо прояснилось, получило ясные черты, которые уже никогда не померкнут…

– Дмитрия хотят убрать, – жестокая правда слетала с уст Игоря, вонзаясь в меня осколками защитной оболочки, за которой я пряталась все это время. – А ты станешь тем самым орудием, из которого мой отец сделает решающий смертельный выстрел.

– Я не понимаю…

Я действительно ничего не понимала. Рассказ Игоря казался мне бредом сумасшедшего. В нем не было ни толики смысла. Или… простоя я не хотела его видеть.

Передо мной стояла красивая, с золотым узором, чашка эспрессо. Терпкий аромат кофе щекотал нос, не давая сознанию отключиться. Реальность разлеталась на части, опадая прошлогодней листвой. Требовалась неимоверная сила воли, чтобы не утонуть в этом водовороте слов.

– Двадцать седьмое мая две тысячи двенадцатого года, – произнес мужчина, уткнувшись взглядом в полированную поверхность стола. Он старательно прятал от меня глаза, чашка в его руке мелко задрожала. – Ты была в «NEON’е»…

Сердце замерло, кровь застыла в жилах, превратившись в красный лед. Стало трудно дышать, легкие обожгло изнутри, а грудная клетка начала сжиматься под натиском, навалившихся на меня, воспоминаний. Невидимые шторы опустились на глаза, сужая весь окружающий мир до пределов одной темной комнаты, где все началось и закончилось.

«Он все знает, – набатом отдавалось в голове».

– Как только это станет известно, – едва слышно продолжал Игорь, пока я барахталась в водовороте страха, – все закончится. Дмитрий окажется в ловушке, из которой уже не никогда не сможет выбраться. Юрий уже начал копать под тебя. Все остальное – это уже дело времени…

Боковым зрением уловила рядом с собой движение. Мужчина зашевелился во сне, его длинные пальцы сомкнулись на пластиковом подлокотнике, вцепившись в него изо всех сил. На смуглом лице задергались желвака, брови сошлись на переносице, на висках заблестели бусинки пота. Ему снился кошмар.

– Ты можешь ненавидеть меня, – апатично протянул он. – Ты должна меня ненавидеть, но… Помоги помешать ему. Пожалуйста…

Тихий стон протеста привлек мое внимание. Игорь распахнул глаза и подался вперед, хватая ртом воздух. Уронив голову на руки, он задышал часто-часто. Его бил озноб, мышцы казались высеченными из гранита. Казалось, на его плечах лежал многотонный вагон грузового поезда. Его силы были на пределе. Он больше не мог удерживать свою ношу, она разрушала его, разъедала изнутри.

Отвернулась, чтобы не бередить гноящиеся раны. Игорь оказался прав. Я возненавидела его очень давно, просто, тогда мы еще не были знакомы.

Оглядываясь назад, смотрела на свое прошлое, которое больше не принадлежало мне. Впрочем, как и настоящее. Люди, возомнившие себя богами, играли мной, словно я была марионеткой. Они дергали на нитки, направляя и контролируя каждый шаг. Моя воля их не интересовала, как и все остальное. Они играли по своим, никому не известным, правилам…

– Я поймаю такси, – коротко бросил Игорь, схватив с багажной карусели мою сумку.

Мне не хотелось говорить с ним. Зачем? Какой уже в этом смысл, когда игра началась? Он не оставил мне выбора, когда озвучивал свой план. План, от которого волосы на затылке становились дыбом, а тело покрывалось гусиной кожей. Я еще не до конца верила в реальность в происходящее. Тот факт, что Игорь прилетел со мной в Армению и планировал ехать к моей семье, не укладывался в голове. Я старалась не думать об этом, сосредоточив внимание на единственном важном моменте – все это я делаю ради Дмитрия. И плевать, что узнав обо всем, он возненавидит меня. Плевать?

Тогда, почему же так больно? Откуда эта резь в глазах и острое желание расплакаться?

– Зачем ему это? – Будто со стороны, услышала свой собственный голос, который больше походил на сдавленный хрип.

– Деньги, компания, власть, – перечислил Лебедев, по-прежнему, не поднимая глаз. – Юрий хочет заполучить все, чем владеет мой кузен. Он считает, что Дмитрий украл у него все. Если бы не он, наследником дяди Влада был бы мой отец.

– Но это безумие! Дмитрий – законный наследник…

Короткий бесцветный смешок прервал мою слабую речь. Впервые за все время разговора, Игорь посмотрел мне прямо в глаза, поразив изменениями, произошедшими в нем. Самонадеянный, бесчувственный хищник исчез, уступив место затравленной, потерявшей надежду на спасение, жертве. Такая резкая перемена не могла оставаться незамеченной, вызвав у меня шок и недоверие.

– Думаешь, – губы его скривились, во взгляде мелькнуло отвращение, – такая мелочь волнует его? Ты слишком наивна, Мери. Юрий – беспринципный змей, готовый на все ради достижения своей цели. Тебе ли не знать?

Пощечина достигла своей цели, ударив точно в цель, но Игорь, будто, и не заметил этого. Мужчина продолжил говорить, как ни в чем не бывало.

– Думаешь, он остановится после стольких лет? Нет, девочка, – покачал головой. – Сейчас, когда на его пути остался один Дмитрий, он сделает все возможное, чтобы устранить последнюю помеху. А ты, – наши взгляды встретились, и холод сковал мой позвоночник, – станешь самым мощным рычагом. Как только он выйдет на тебя, все закончится…

Несмотря на то, что солнце уже давно скрылось за горизонтом, воздух был накален до предела. Стоило покинуть зданием международного аэропорта Звартноц, кожу обожгло горячим ветерком, кожа стала липкой от пота. Игорь жестом подозвал меня. Он стоял у распахнутой задней дверцы автомобиля, держа в руке свой пиджак. Не проронив ни звука, нырнула в душный салон и отползла на противоположный край. Я надеялась, что он не станет садиться рядом, как сделал это в самолете.

К моему облегчению, Игорь занял пассажирское кресло, рядом с водителем. Назвав по-армянски адрес родительского дома, прижалась щекой к окну и закрыла глаза. Черно-белые картинки, будто кадры из диафильма, стали проноситься перед мысленным взором, возвращая меня в далекое прошлое. Туда, где нет места слезам и одиночеству, где я была счастливой и свободной.

Неосознанно, принялась выводить указательным пальцем замысловатые узоры прямо по бархатной обивке дивана. Вдруг, поймала себя на том, что хочу рисовать. Сильной, до зуда в руках. Совсем как тогда...

А ведь после той истории я ни разу не брала карандаш в руки. Не могла, не получалось. Та часть меня, которая отвечала за творческую сторону натуры, умерла вместе с мечтами о светлом будущем. Именно поэтому я начала изучать языки, бабушка настояла. Она не хотела наблюдать за тем, как я медленно умираю. Многолетний стаж школьного учителя по иностранным языкам оказался очень даже кстати. Целый год, пока шла моя реабилитация, бабушка занималась со мной английским и немецким, а после помогла мне поступить на вечернее отделение русско-армянского университета. Она подарила мне новую жизнь взамен утерянной, заставила поверить в себя. Это ей я обязана всем, что имею. Если с бабушкой что-то случится, не знаю, что будет со мной.

Хотя… нет, знаю. Я снова останусь одна. Одна…

Глаза защипало от подступивших слез. Сжала веки, чтобы остановить их, не дать пролиться. А ведь когда-то думала, что уже не смогу плакать, что они иссякли. Но сегодня… сегодня слезы лились, не переставая. Один за другим на меня обрушивались все новые удары, от которых боль пронзала не тело, а душу. Душу, похороненную очень давно.

Какая ирония! Тот, кто стал причиной всему, сидел в метре от меня, а я даже ударить его не могу. Презираю себя за это. Господи, как же я себя презираю!

Отвращение накатывало на меня мощными приливными волнами, заставляя захлебываться собственной беспомощностью. Всего каких-то несколько часов назад я думала, что разобралась со всеми своими проблемами. Побег от Дмитрия казался единственным разумным решением моей проблемы. Я заставила себя уйти от него, отказался от несбыточных грез. И что теперь? Меня снова втянули в болото, из которого я так отчаянно пыталась выбраться. И кто? Игорь Лебедев – тот, кто стал режиссером моей гибели…

Такси подъехало к высоким металлическим воротам темно-бордового цвета, из-за которых донесся громкий лай. Я и забыла, как сильно мой отец любит собак бойцовских пород. Интересно, жив ли Рей – его любимый гампр?

Сделав глубокий вдох, вышла из машины. Желание как можно скорее увидеть бабушку было намного сильнее, чем страх перед встречей с другими. Мозг будто специально заблокировал все, оставив только ее одну. Так, по крайней мере, я могла избежать очередной панической атаки.

Пузырек с лекарствами был в переднем кармашке рюкзака. Высыпав одну таблетку на ладонь, торопливо проглотила, не обращая внимания на горький вкус. Хотелось верить, что это поможет преодолеть очередную полосу препятствий. В том, что она окажется одной из самых сложных, сомневаться не приходилось. Уж они постараются превратить мое пребывание здесь в ад…

– Готова? – Спросил Игорь, остановившись рядом. Все это время он, молча, наблюдал за мной, держа в руке дорожную сумку.

Что я могла ответить? Раскрыть ему душу и излить на нового друга-врага все свои переживания?

Неопределенно пожала плечами и позвонила в дверь. Лай стал громче, злее. Собака словно чувствовала, что на пороге нежеланные гости.

С той стороны послышалось шуршание гравия. Кто-то шел, чтобы открыть дверь. Сердце учащенно забилось, пульс подскочил, в висках застучало. Вот и все. Все мосты сожжены, пути назад больше нет…

Звук открывающегося замка, скрип и… пустота.

Большие, глубоко посаженные, карие глаза с густыми черными ресницами смотрели на меня. Черный зрачок расширился, почти полностью закрывая радужку. Загорелое лицо побледнело, подбородок, скрытый под густой ухоженной бородой, напрягся, на высоком лбу ясно выступили вены.

С нашей последней встречи Арсен очень изменился. Он больше не был тем молодым, двадцатитрехлетним парнем, который так легко вымазал меня в грязи. Передо мной уже был мужчина. Огромный, выше меня на целую голову, и широкий как скала. Годы занятий спортом не прошли даром. Все его тело представляло собой гору мышц. Но что же это? Неужели, я вижу в его взгляде… страх?

– Мери? – Было так странно слышать от него свое имя. Обида всколыхнулась во мне, встав комом поперек горла. Я так и не смогла забыть его предательства. Оно жило со мной все это время, обвиваясь у горла гремучей змеей. Боль, причиненная чужими, потупляется и проходит, остается только память. Но раны, нанесенные родными, не заживают никогда.

Поняла, что не могу говорить с ним. Невыносимо даже стоять рядом, смотреть в его глаза. Я снова была той, которую старший брат упрашивал помочь ему. Моя неспособность ему отказать оказалась фатальной ошибкой, перечеркнувшей все. Если бы не он, ничего бы не произошло. Я бы не пошла в тот клуб, не встретила Дмитрия. Ничего бы не было…

Закрыв на мгновение глаза, постаралась избавиться от мучительных «если бы», которые поочередно лопались, словно мыльные пузыри.

Я тут только ради бабушки. Все остальное не имеет значения.

– Пропусти, – пронзив его испепеляющим взглядом, произнесла уверенно. – Я приехала к бабушке, – специально разговаривала по-русски, чтобы Игорь мог все понять. Прозвенел последний звонок, занавес бесшумно открывается. Тишина. Зрители замерли в ожидании. Свет. Второй акт спектакля начался.

Гампров называют Армянскими волкодавами. Животные крупных размеров: 67-77 см. Первое название переводится как «сильный» или «мощный». Порода аборигенная, не изменила внешний вид и характер с момента приручения (примечание автора)

Дмитрий

Тошнотворный запах лекарств, болезней и смерти был повсюду. Белые безликие коридоры давили на меня, вызывая приступ клаустрофобии, а постоянный, отзывающийся эхом, писк мониторов сверлил мозг. Чувствовал себя зверем, загнанным в ловушку. Куда бы ни повернул – напрасно, меня уже окружили и держали на прицеле. Липкий пот выступил на коже и распространялся по всему телу, захватывая все больше территорий. Осознание происходящего накрывало медным куполом, перекрывая мне воздух. Голос Игоря звучал на повторе, снова и снова возвращая на мокрую от дождя трассу. Почему он позвонил? Неужели, братец хотел спасти мне жизнь?

В том, кто стоит за покушением, сомнений не было. От пустых угроз Юрий перешел к активным действиям. Ему прекрасно известно, что я не стану обращаться в полицию, не буду просить у законников помощи. Но, чтобы попытаться убить? Черт возьми, этого я точно не ожидал.

Прикосновение Макса к моему плечу развеяло туман перед глазами. Друг стоял рядом с накинутым на плечи белым халатом. На лице – маска без каких-либо эмоций. Мы оба находились на грани, только он, в отличие от меня, еще сохранял некое подобие спокойствие. В конце концов, пуля предназначалась не ему…

– Ты как? – С трудом уловил смысл его слов. Ощущение, что я оглох или потерял способность мыслить. Вроде вижу, как шевелятся губы Полякова, но не понимаю, чего от меня хотят.

Неопределенно качнул головой и встал. За последние полчаса (или больше?), – я потерял счет времени, что находились в одной из частных московских клиник, буквально прирос к голубому кожаному диванчику. Мышцы за это время затекли, ноги немного дрожали. Чувствовал себя так, словно беспробудно бухал на протяжении недели, не меньше, хотя, спиртное не употреблял уже несколько месяцев. Отказался от алкоголя, даже курить бросил. Из-за Мери. Ей не нравился запах сигарет, а мне чертовски хотел понравиться ей…

Кажется, это было вовсе и не со мной. Рядом с ней я был другим, становился мягче, менялся в лучшую сторону. Но стоило ей отвернуться от меня, как тучи собрались над головой. Буря, которую я так ждал, нагрянула без предупреждения.

– Что с парнями? – Слова застревали в горле, превращаясь в горький, пропитанный ядом, ком. Замерев у окна, смотрел на парк перед больницей. Капли дождя медленно стекали по пластиковым окнам, напоминая слезы. Небеса плакали, смывая человеческие грехи и грязь их бытия. Но поможет ли нам это? Лично мой мир уже давно прогнил изнутри, покрывшись мхом и плесенью.

– Тимур отделался легким сотрясением и парой царапин, – сообщил друг. Пока он говорил, судорожно перебирал в памяти имена своих новых сотрудников, пытаясь соотнести их с образами тех, что встречали меня в аэропорту.

Фотографии мужчин с краткой информацией о каждом, которую собирала моя служба безопасности, замелькали перед глазами с невероятной скоростью. Наконец, появилось одно совпадение. Вспомнил досье на водителя. Кудашев Тимур Германович – тридцать пять лет, женат, двое детей.

– Пусть свяжутся с его семьей, – произнес, не оборачиваясь. – Выпиши ему компенсацию и пусть пару дней отдыхает. Все расходы мы возьмем на себя.

– Об этом даже говорить не нужно было, – подхватил Макс. – Я уже позвонил его жене, она скоро будет, – короткая пауза. Готовит меня к новому потрясению, но в этом нет смысла. Я уже давно прокручивал произошедшее в голове и сопоставлял все факты. – Стреляли по колесам с пассажирской стороны, – с трудом выдавил из себя. Спиной чувствовал его напряжение. В воздухе витал запах страха.

– Их целью был я, – помог ему. – Они хотели припугнуть, показать, на что способны. Но не знали, что в машине буду не я…

Снова молчание. Все звуки отошли на второй план, утонули в общей какофонии.

– Что с телохранителем?

Телохранитель… Ужасное слово. И как точно соответствует нашей ситуации! Казалось бы, посторонний человек, о котором мне известно лишь минимум информации. Пришел на работу, все как обычно. И на тебе. Всего несколько секунд, и оказался на волоске от смерти. Почему? Потому что занял место шефа…

– Романа ранили в плечо, – начал Макс. – Пуля прошла по касательной. Пара переломов, повреждения внутренних органов… Повезло, что мы рядом оказались и вовремя вызвали «скорую».

Он не стал договаривать. Смысл? Мы оба прекрасно осознавали, чем все могло закончиться. Несколько пресловутых «если» перевернули всю ситуацию с ног на голову.

– Ту машину надо найти, – отогнав прочь кровавые картины, нарисованные моим красочным воображением, попытался мыслить трезво. – Подними всех, надо будет, перероют всю область, но найдут мне стрелявших. Журналистам ни слова. Не хочу никакой огласки, – представил толпы репортеров, которые будут преследовать меня по пятам, и поморщился. Этим падальщикам только дай поводё растерзают на месте. – Процесс по отстранению действующего совета надо начать немедленно.

Говоря о работе, почувствовал себя увереннее. Ступор, в котором находился, начал отступать. Мозг заработал в прежнем режиме. Устав компании предусматривает такую возможность. Отец продумал все, прежде чем вручать мне контрольный пакет в «Swan’s Architecture». Генеральный директор имеет полное право распустить совет директоров, при условии, что за ними сохранятся их акции и ежемесячное содержание. Все просто. Я продолжу платить им, но в моей компании они уже не будут иметь права голоса.

– Что скажем полиции? – Макс подошел ближе и встал рядом. Выглянул в окно, пытаясь понять, что привлекло мое внимание.

– Ничего, – коротко бросил в ответ. – Они только помешают.

Необходимости в подробных объяснениях не было. Поляков не тот человек, которому нужно все разжевывать. Тем более, он слишком хорошо меня знает.

– Поехали, – сказал он. – Отвезу тебя домой.

– Сначала в офис, – беспардонно перебил его. – Хочу увидеть Мери.

Короткий понимающий кивок, и мы покинули клинику. Романа с Тимуром оставили под чутким наблюдением медицинского персонала, несколько наших ребят из охраны тоже уже были здесь. Пускай проследят за всем, на всякий случай.

Ехали в полной тишине, которая была нарушена лишь однажды, всего на пару минут. Максу позвонила Амелия и спрашивала, приедет ли он на свадьбу ее отца. Слушал мельком, не вникая в суть. Моя голова была забита совсем другими вещами, среди которых не оказалось места для дополнительной информации. Единственное, что отметил для себя, Полякову удалось-таки завоевать сердце неприступной красавицы. Хоть у кого-то все хорошо. И это меня радует.

Думал о том, как буду уговаривать Мери поехать ко мне. На подсознательном уровне понимал, что без нее не смогу справиться, слишком много всего навалилось за раз. Уверен, она не откажет. Посмотрим в глаза, поймет как мне хреново и поддержит так, как умеет лишь она. Молча, без лишних слов и фальши, от которых тянет блевать. Всего одного робкого прикосновения будет достаточно, чтобы солнце снова засияло, и тьма ушла из сердца. А после я признаюсь, как сильно люблю ее. Надо будет, встану на одно колено и буду умолять стать моей девушкой. Как по мне, хочу видеть ее всегда, каждую секунду на протяжении всей жизни. Мери – та, кого я вижу в роли своей жены, матери наших детей. Будь моя воля, сегодня же потащил ее в ЗАГС, оформлять законный брак. Этот неприятный инцидент стал щелчком к тому, чтобы открыл глаза и взглянул на свою жизнь по-новому. Мне тридцать лет, позади уже почти полжизни, а чего я добился. Единственное, что есть – это работа, которую хотят отобрать. Даже дома нормального нет. Холостяцкая квартира и родительский особняк не в счет, жить там я не собираюсь. Впервые в жизни влюбился, по-настоящему, со всей душой. Это ли не знак, что пора остепениться? Любовницы у меня нет, последние отношения оборвал еще до встречи с Мери. Проблемы с родней решу в ближайшее время и захлопну эту главу. А что дальше? Буду жить в «Swan’s Architecture» и превращусь в конченого трудоголика? Нет! Не таким я вижу свое будущее. Поэтому, пора, наконец, приступить к действиям.

Наскоро набросил план действий на ближайшие пару месяцев. Вопрос с Юрием занял в нем первое место. Не успокоюсь, пока не расквитаюсь с ним. Далее – мое собственное прошлое. Встречусь с Магой, поговорю с частным детективом. Получится, найду ту девушку и попрошу прощения за все, что наделал, сделаю все, что попросит. Затем, дом. Куплю коттедж в пригороде, небольшой, но очень уютный. Отвезу туда своего воробышка и сделаю предложение. Если повезет, свадьбу сыграем на Новый год…

Улыбнулся, представив своего воробышка в белоснежном платье невесты. Обязательно обвенчаемся в церкви, хочу сделать ее своей не только перед людьми, но и перед Ним. Почти увидел, как Мери плывет по, украшенному цветами и свечами, проходу. Лицо ее светится счастьем, а глаза смотрят на меня с любовью… Да я стал романтиком! Вот так вот, этот невинный птенчик укротил грозного Дмитрия, превратив его во влюбленного лебедя. А, как всем известно, лебеди выбирают свою пару лишь раз и на всю жизнь.