Через полчаса блужданий по закоулкам и подворотням мы подошли к оживленной улочке, на которой то и дело раздавались девичьи голоса и смешки. Любимое место местной молодежи, как я поняла. Влюбленные парочки прогуливались по широкой аллее неподалеку, счастливо заглядывая друг другу в глаза и весело щебеча о своем. Они так трогательно держались за руки, что я непроизвольно вздыхала.
— Баян, что-то мне не нравится твой план, — шепнула я пони на ухо, когда тот начал изложение.
— Я привлеку слишком много внимания, а мой выход позже. Поэтому придется тебе самой, — строго пробавил пони.
Из врожденного чувства я вредности как всегда хотела затеять спор, потому что абсолютно не понимала смысла того, что Баян у меня попросил. А попросил он прогуливаться по аллее между парочек и периодически подходить к стайкам одиноких красавиц, пожиравших влюбленными глазами неодиноких товарок, рассказывая при этом прелюбопытнейшую новость.
— А вы знаете, что прибыла новая партия молодых и божественно красивых энкант? Сам сумеречный герцог собирается выбрать себе нового слугу, да-да! — с глупейшим выражением лица шептала я, судорожно хихикала и переходила к следующей стайке, пока эта не опомнилась и не потребовала подробностей. Почему с глупейшим? Да потому, что нечего делать в таком захолустье правой руке короля, все это прекрасно понимают, тем более — выбирать себе энканту покрасивее. Будто местный рынок содержит первосортные товары и предоставляет шикарнейшие услуги. Более того, слухи о герцоге Сумраке были настолько противоречивы, что мне он казался эдаким символом королевской власти, вобравшим в себя все плохое и хорошее от нее, а не реальным человеком. Суровый маг, прошедший не одну войну, и при этом чертовски красивый и обаятельный, похититель женских сердец и разрушитель семей. Кажется, в его роду даже текла эльфийская кровь. Впрочем, по другим сведениям, в королевстве эльфов не было и быть не могло. По крайней мере, такие сведения были в книгах, причиной же резкого ухода волшебных народов стала кровопролитная бойня и восхождение на престол короля-узурпатора. Словом, не мог сочетаться в одном флаконе жестокий убийца, унесший множество жизней, и справедливый правитель сумеречных земель. Я герцога опасалась и искренне надеялась никогда не встретить его на своем пути, потому что четко понимала: не может быть добрым и справедливым тот, чье имя не смеют называть вслух. К герцогу всегда обращались лишь официально или используя имя, данное врагами: «Сумрак».
А тут еще моя глупая байка! Ох, я на самом деле боялась! А вдруг Сумрак выпрыгнет, как низший демон из табакерки, схватит меня и прикончит на месте за столь неуважительное к нему отношение?! Или материализует руку прямо внутри моей грудной клетки и вырвет сердце? И все равно собственное чутье подтолкнуло довериться Баяну, что я и сделала, а теперь втихаря кусала губы от волнения и нервно царапала себе руки.
— Ах, он так прекрасен, я всего одним глазком посмотрела и влюблена! — разыгрывала сцену. Пусть актрисой я всегда была никудышной (что уж говорить, врать абсолютно не умела), но выбирать не пришлось, вот я и взяла себя в руки, засунула гордость и совесть подальше и принялась действовать.
— Ах, лэри, кого же вы видели? Прекрасного энканта или герцога? — начали щебетать, словно птички, девчушки из очередной болтливой стайки, когда я лишь на минутку замешкалась и вовремя не отошла от них.
— Нет-нет, я не хочу заниматься распространением сплетен, лэри, прошу меня простить. — Я картинно вскинула руку, откинула голову назад и театрально прикрыла глаза, а потом резво направилась в сторону очередных девичьих посиделок.
Повторяя заготовленную речь снова и снова, раз за разом, я, кажется, даже сама в нее поверила. История обрастала новыми подробностями и фактами, и вскоре я уже рассказывала о том, что герцог присматривает себе невесту, потому что девушки из этого города пленили его сердце своими серыми глазами, а еще — что можно будет купить услуги определенного характера от самого прекрасного в мире энканта по сниженной цене. Всего один взгляд — и лэри ощутят те прелести семейной жизни, которые настойчиво прячут от них строгие родители, не позволяющие встречаться с юношами до брака. Кстати, надо бы спросить точно, что это за «определенные услуги» такие. Не похоже, чтобы девчушки собирались прыгнуть в койку к первому встречному, тем более вряд ли один энкант остался бы жив после череды любовных подвигов со всеми присутствующими. Ну, попадись мне, Баян! Я жутко краснела, заикалась и оговаривалась, рассказывая очередные небылицы, а молоденькие кумушки все равно велись на льющийся рекой бред. Единственным неизменным фактом, эдаким ориентиром, оставался белоснежный пони, вечный спутник и помощник красавца. При этом я не указывала, какого именно красавца.
Потратив несколько долгих и напряженных часов на глупую болтовню, я ощущала себя выжатой и уставшей. Еще никогда в жизни мне не доводилось так активно болтать о всякой ерунде и строить из себя ограниченную простушку. Простушкой я, может быть, и была, но никак не ограниченной. Понимая, что молодые кумушки могут запомнить мою внешность, я немного перестраховалась. Каждые полчаса украдкой доставала из сумочки с деньгами остатки косметики в небольшом футляре, так любезно подаренном мне Анжеликой, и поправляла макияж, делая его все более и более ярким. Глаза обильно подводила черным, а губы обводила яркой малиновой помадой. Все это на ощупь, разумеется — зеркала ведь не было. Полагаю, зрелище было занятное. То же обстояло и с волосами: я их предусмотрительно распустила и спрятала под одежду, создавая образ короткой стрижки. Завершающим штрихом стала широкополая безвкусная шляпа из соломы с огромной ромашкой на боку, которую Баян потребовал купить и надеть по пути, а также цыганский расписной платок, наброшенный прямо поверх одежды. Платок, премерзко пахнущий и местами дырявый, пони любезно украл для меня (не хочу даже думать, у кого именно, надеюсь, хоть не на помойке подобрал).
И вот спустя приличный промежуток времени я отчетливо поняла: пора действовать.
Волновалась я просто дьявольски, от нервозности даже сгрызла под корень все ногти, хотя никогда раньше у меня никогда не было подобной этой вредной привычки. Сердце бешено колотилось, и создавалось ощущение, что меня вот-вот разорвёт на мелкие кусочки.
— Вперед, — шепнула себе под нос, подбадривая и подначивая двигаться дальше. Кто, если не я?
Пройдя сквозь несколько грязных двориков, я сбросила шляпу и платок, а также пиджак моего единственного костюма, оставшись в простой рубашке и серых брюках. В небольшом фонтанчике, оказавшемся по пути, я быстро смыла нанесенную на лицо краску, с силой оттирая глаза и губы, а волосы неаккуратно заплела. И пусть лицо и руки теперь неприятно пахли цветущей застоявшейся водой, это было мне только на руку.
Что ж, теперь отступать некуда: все или ничего.
Где-то впереди послышался рев толпы, я догадывалась, что это несметное количество молодых девиц голосило и крайне невежливо просило — нет, требовало — показать им их «единственного и неповторимого». При одной мысли о грядущем дамском произволе я чуть не прыснула в кулак, но сдержалась: рано веселиться.
Миновала еще пару двориков и узкую темную улочку. Удивительно, а ведь, полностью погрузившись в роль, я даже и не заметила, что день медленно перешел в вечер, что также было мне на руку.
Голоса были все ближе, а нервы напряжены все сильней.
— Уважаемые лэри, настоятельно рекомендуем вам покинуть территорию невольничьего рынка, здесь не место молодым уважаемым дамам! — раздался усиленный заклинанием голос местного стража. И слышались в этом голосе истерические нотки, неуверенность, а значит, все шло по плану.
Я боялась, что стоит мне появиться поблизости энкант, как они сперва обнаружат меня, а после убьют. Наверное, поэтому я входила на людную площадь затаив дыхание. Шаг, второй, третий — энканты молчат, лишь неуправляемая толпа вокруг меня постепенно сжимается кольцом, отсюда так просто не выйдешь, придется приложить усилия. «Ищи самых неохраняемых, дальше дело за мной», — вспомнились слова Баяна и я заозиралась, выискивая нужных.
На площади было более тридцати групп стражников, держащих на помостах закованных в цепи рабов; кто из них кто, легко было понять по тонким, почти невесомым ожерельям. Аккуратные металлические ободки совсем не привлекали внимания, словно сливаясь с человеческой кожей, однако стоило мне начать внимательнее рассматривать вещицу одного из рабов, как я ощутила словно удар под дых. Следом дернулся юноша, чей ошейник я рассматривала, и, прокашлявшись, заволновался, принялся крутить головой по сторонам. «Выискивает меня», — поняла я. К моему великому облегчению, менталистов на площади было мало. (А может, и к горю: вполне возможно, остальные уже служат лэрам и лэри или сломались и погибли). Как сказал Баян, с годами нас рождалось все меньше и меньше.
Девицы на площади совсем разошлись, вскоре несколько стражей было ликвидировано — бедолагам просто связали разноцветными шалями руки и ноги, а рты позатыкали белоснежными носовыми платочками. Тем временем я заметила группу рабов, которую почти не охраняли: несколько худых подростков в рваных тряпках дрожали на вечернем воздухе, зябко прижимаясь друг к дружке, а приставлен к ним был всего один страж. Внимательно присмотревшись, я заметила, что из десятка мальчишек всего у одного есть ободок на шее.
— Ну, здравствуй, — сказала я шепотом, не слыша собственных слов от рева толпы. Черноволосый паренек сложился пополам от боли, стоило мне попытаться внимательнее рассмотреть его ошейник.
Плавно пробираясь сквозь девиц я все раздумывала: откуда у менталистов такая странная реакция, неужели простой взгляд может причинить боль? Я всего-то пыталась прочитать надписи. А потом одернула себя, вспомнив Ларгуса, заставившего меня поверить в то, что я истекаю кровью и умираю. Как знать, может, в тех надписях заложены магические указания или проклятия, а я, читая про себя, активировала их? Да что говорить, права была матушка: наше наследие — «гнилая кровь», подарочек так себе.
Беспорядок набирал обороты, каждый новый шаг к цели давался все трудней и трудней. Мальчишка, похоже, чувствовал опасность, он метался среди остальных подростков, даже заработал удар плетью от охранника.
«Ну я тебе задам!» — только и успела подумать я, как обидчик истошно закричал и упал.
— Ой! — вырвалось у меня: чутье подсказало, что я случайно активировала силы, обнаружив себя.
Моментально со всех сторон послышались голоса энкант:
— Опасность, свободная энканта! Опасность, свободная энканта!
Испугавшись не не шутку, я присела. Времени оставалось мало, нужно было поторопиться. Уже на корточках я пробиралась к помосту, периодически отхватывала удары локтями и коленями, но не остановилась ни на минуту.
— Мы что, зря сюда пришли? — выла где-то справа от меня высоченная девица, подняв хилого молодого стража за грудки над землей. Ей вторил хор подружек, то и дело толкая кулачками перепуганного служителя правопорядка.
— Он — моя судьба, любовь всей моей жизни, я точно знаю, пустите меня немедленно! — где-то слева от меня белугой завывала дама постарше, язык не поворачивался назвать ее лэри — слишком уж выделялись пушистые усы над её пухлой верхней губой.
— Нет, он — моя судьба, глупая ты курица! — старалась перекричать третья где-то сзади.
«Соберись, Сати!» — Я лишь на пару секунд замешкалась, чтобы дать себе мысленного тумака, и продолжила движение.
Энканты все вещали об опасности, обо мне, то есть, однако вмешательства в свой мозг я так и не ощущала. Значит, либо не так уж точны их силы, либо не так уж они сами сильны. И склонялась я ко второму варианту, имея перед глазами отличный пример в виде Кирка. Ведь не удалось подлецу пробраться мне в голову, как ни пыжился.
Оставался последний рывок до помоста.
Я выдохнула воздух и сгруппировалась, пытаясь пробиться сквозь ошалевшую толпу; в этот самый момент визг вокруг усилился троекратно. И я была в его эпицентре. Возбужденные девицы сплошной стеной двинулись на звук, я еле удержалась на ногах, пришлось заползти под деревянные перекрытия.
— Белоснежный жеребец, его верный спутник! Он там, девочки, поднажмем! — громким командным голосом гаркнула одна из девиц, и товарки двинулись синхронно с ней крушить и ломать помост, дабы найти и спасти жизненно необходимого им мужчину. Улучив момент, я проползла по земле и поднялась в одном из смотровых отверстий, решилась разведать обстановку. А разведывать было что: возле сжавшейся в клубок группки подростков стоял Баян. Пони величественно возвышался над толпой, и ему это нравилось. Белоснежная грива развевалась на ветру, влажные карие глаза сияли, а левое копыто было показательно поднято в известную лошадиную стойку. Стоял Баян ровнехонько спиной к рабам, поставив правое переднее копыто на спину лежащего без сознания охранника.
— Лэри, где ты, любимая моя! — проникновенным басом пропел пони, стараясь не разжимать челюсти.
Его низкий гортанный голос вызвал сумасшедшую цепную реакцию:
— У-и-и-и! — запищали сотни девичьих голосов.
— Где он? — кричала девица.
— Сумеречный герцог, я люблю вас! — разрывалась другая.
— Ах, мой милый Сумрак! — повизгивала третья.
— Герцог Эль Даор, я готова на край света пойти за вами!
— Нет, герцог мой!
— Мой, коза ты крашеная!
— Ах, так?! Да я вас!
И началась потасовка, мордобой, если хотите. Молодые симпатичные лэри не смущаясь прибывающей стражи, драли друг дружке волосы, били товарок аккуратными сумочками и как следует работали локтями.
Засмотревшись на завораживающее шоу, я совсем потеряла бдительность, в какой-то момент мне поплохело, в голове зашумело, а виски болезненно сжались.
— Ай! — вскрикнула я, оседая. Добрались все же энканты! Последнее, что увидела перед падением — быстрый точный удар задней ноги пони ровнехонько в грудь молодого энканта — моей жертвы.
Вот ведь Баян! Каков молодец, так точно все спланировал! Обязательно нужно будет его потом отблагодарить (если, конечно, будет это «потом»).
Размышляя о бренном, я и не заметила, как приблизилась к земле. Падение было чересчур болезненным — воздух тут же выбило из легких, отчего я закашлялась и замычала, пытаясь сделать вдох. Через несколько секунд на меня кулем свалился тот самый худощавый парнишка, оказавшись совсем не таким уж легким, как я думала. Воздух снова выбило из легких, а я согнулась от боли и захрипела, пытаясь восстановить дыхание.
— Осторожно, свободная энканта! — раздалось у меня над ухом. Голос паренька уже был вполне мужским, разве что немного высоковат, но громкость с лихвой компенсировала предыдущий недостаток.
— А ну, тихо! — было первое, что я гаркнула, едва получилось восстановить дыхание. Потому что сообщение об опасности моя потенциальная жертва успела раз пять повторить, каждый раз усиливая звук, чем вызвала шум в ушах и неприятное покалывание в затылке. К этому моменту паренек уже успел с меня слезть и старательно пытался отползти, а может, и вовсе сбежать. Вот только у него не получалось, мешала моя рука — та самая, что мертвой хваткой сомкнулась у него на запястье. Подросток смотрел на меня испуганными прозрачно-голубыми глазами, словно я его вот-вот четвертую или съем, и свободной ладошкой прикрывал себе рот, стараясь заглушить слова, но говорить не прекращал.
Где-то снаружи слышались все те же звуки мордобоя, правда, к ним добавились громкие приказы прибывших стражей немедленно прекратить, а также неприятный треск. Видимо, лэри впали в безумство в своем стремлении к прекрасному, оттеснили наш помост, и он грозил приказать долго жить.
— Осторожно, свободная энканта! — снова и снова повторял юный энкант, уже шмыгая носом сквозь проступившие слезы. И такая в его глазах была тоска, словно он не жилец.
— Да не буду я тебя убивать, — серьезно заявила я подростку, чтобы хоть немного его успокоить. Ужас в голубых глазах разбавился непониманием и опаской, а я продолжила: — Ошейник отдай и свободен.
С последними словами я протянула свободную руку к шее паренька и схватилась за металлический ободок, отчего подросток взвыл и страдальчески закатил глаза. Его вдруг затрясло, холодный пот моментально выступил на слишком симпатичном, почти ангельском личике, а пухлые губы болезненно посинели.
Паника охватила меня. Я просто не ожидала, что больно будет кому-то еще. Перед походом уже мысленно смирилась, что предстоит испытать те смешанные ощущения, посланные Ларгусом, но теперь я сама была Ларгусом.
— Прости, — шепнула себе под нос, хотя обращалась к мальчишке. Сколько ему? Наверняка не больше пятнадцати лет. И что он повидал за свою столь короткую жизнь? Наверняка не добрую заботливую маму, как я. Однако выбирать не приходилось, я не могла себе позволить уйти без ошейника.
Гул снаружи нарастал, нужно было срочно ретироваться.
Губы пересохли, а глаза увлажнились. Я принялась вслух зачитывать надписи на металлическом ободке, а про себя молила Сатияру о жизни для паренька. Дочитав молитву, я ощутила, как щелкнула застежка ошейника, обруч раскрылся, оставшись в моей руке, а подросток упал безвольным кулем. Было видно, как он дрожит, как медленно вздымается грудь, а синева распространяется от губ по всему лицу.
— Так нечестно! — буркнула сама себе, схватила мальчишку за плечи и поволокла за собой из-под помоста, намереваясь выбраться с обратной стороны, где народа почти не было.
— Сатияра, бессовестная ты, вот кто! — обиженно ворчала я, обращаясь к покровительнице, не забывая ползти на последнем дыхании, да и разогнуться под помостом было сложно — слишком низкие перекрытия. — Как ты можешь все это допускать?! Что ты за богиня?! Ты же должна защищать свой народ, помогать нам…
— Я никому ничего не должна! — раздалось властное у меня в голове, а саму меня тряхнуло, словно от удара молнии. Богиня злится. — Вы куете свои жизни. Ты сама решила отнять ошейник у юного энканта.
— Но я же не хотела его убивать! — взмолилась я вслух, и довольно громко, чем привлекла к себе ненужное внимание. Со стороны послышались шаги, пришлось схватить подростка за руки и оттащить в узкую подворотню за собой. — Я просто хотела ошейник, всего-то.
— Энкант, потерявший или сломавший свой артефакт контроля, должен быть допрошен и казнен. Этого ли ты хочешь? — снова спросила меня богиня, отчего у меня неприятно загудело в голове и зачесались уши.
— Нет, демоны, конечно, нет! — шепотом ответила я, стараясь при этом почесаться, но уши чесались все сильней.
— Поставь печать, прикажи ему закрыть свои силы, тогда он станет обычным человеком, простым рабом.
— Вот уж спасибо! И как прикажешь это сделать? — с сарказмом спросила я, на что услышала лишь смех. Больше богиня не проронила ни слова, покинула меня, вволю навеселившись.
Время было на исходе, нужно было бежать, вот только я не хотела бросать бедного паренька, но и не представляла, как накладываются эти самые печати.
— Эй! — позвала я мальчика и похлопала его по щекам, пытаясь привести в чувство. Подросток не отреагировал. Сердце болезненно сжалось, а в голове было катастрофически пусто. Я решила попробовать то же, что сделала с матушкой: просто приказать. Сработало же раз, как знать, может, и выйдет. Приблизившись к мальчишке, я шепнула ему на ухо, вкладывая как можно больше властности в голос: — Посмотри на меня.
И он выполнил все в точности, как я сказала: подросток дернулся, как от пощечины, а в следующую секунду на меня уставились его прозрачно-голубые глаза, залитые кровью.
— Ты больше не энкант, — медленно и четко проговорила я, пристально вглядываясь в глубину голубых очей, стараясь подбирать слова, вкладывать частичку себя. — Запри свою силу на замок и выбрось ключ.
Ничего не произошло: голубые глаза все так же сверлили меня, в них не было признака сознания или жизни, только отстраненность, а вот я была опустошена. Бисеринки пота собирались в капельки и стекали по моему лицу, падая на лежащего на холодной земле паренька. Я была мокрой насквозь, хоть выжимай одежду, было так холодно и тоскливо, что я зарыдала. А потом быстро надела на себя ошейник и старательно подтянула ворот рубашки, скрывая тончайший металлический ободок. И снова ничего, я не почувствовала всплеска силы, или мурашек на теле, или вообще чего-либо, а вот сердце болезненно тянуло. Не выдержав напряжения, я упала подростку на грудь и разрыдалась во весь голос. Слишком много потрясений и открытий выпало на мою долю за прошедшие два дня, и если до сегодняшнего утра я воспринимала все как приключение, то сейчас до меня вдруг дошло: на кону не азарт и веселье, а жизни.
На площади все поутихло, разбушевавшихся лэри почти удалось успокоить, лишь особенно буйные все еще подавали голос. Были слышны смешки служителей правопорядка, потешающихся над наивными простушками, а также отдельные приказы о массовой эвакуации.
Я была морально разбита, так и продолжала лежать на груди мальчишки. Тихий и редкий стук его сердца не отпускал меня, казалось, я побуду с ним еще минутку и уйду. Но минута слишком затянулась.
— Лэри! — раздался совсем близко мужской голос. — С вами все в порядке? Этот раб не обидел вас?
Оторвавшись от подростка, я поднялась и увидела четырех мужчин в одежде служителей правопорядка.
— Энкант! Я помню его! — вдруг выкрикнул один из них и молниеносным движением достал кнут из-за спины. Взмах руки — и на шее мальчика, который так и не шелохнулся, захлестнулась петля. В это же время двое служителей подхватили меня за руки, подняла и оттащили в сторонку.
— Так странно… — Четвертый подошел к мальчишке и ногой перевернул его на живот, позволяя пареньку, который всё ещё был без сознания, уткнуться лицом прямо в грязь. Затем мужчина, не церемонясь, проверил рукой ошейник, не найдя его, ругнулся себе под нос, сплюнул в сторону и рванул рубашку на подростке. На молочно-белой спине в районе поясницы красовался крохотный белесый завиток шрама. — Перегорел.