Запомни эту ночь

11

Солнце садилось за горизонт, в долине залегли густые тени, парочка орланов кружила в вышине безоблачного неба, синева которого приобрела аметистовый оттенок.

Филипп спешился и передал поводья взмыленного скакуна младшему конюху, выскочившему к нему навстречу из каменного здания конюшни.

Подбитые подковками каблуки сапог для верховой езды выбивали искры из булыжника, которым был вымощен хозяйственный двор, пока Филипп пересекал его, стряхивая пыль с рукавов своего длиннополого сюртука.

Прошел месяц, с тех пор как уехала Мишель, но все продолжало валиться у него из рук и ничего не помогало. Ни долгие часы изнурительной физической работы в усадьбе, ни частый холодный душ, ни суровые и длинные разговоры с самим собой, когда он пытался уговорить себя: дескать, что с возу упало, то пропало и надо жить дальше, и тому подобные расхожие истины. Что-то умерло в нем после второго ухода жены. Только врожденная гордость помешала ему броситься следом за ней вверх по лестнице, которую он теперь видеть не мог спокойно, чтобы вымолить у нее прощение и удержать во что бы то ни стало.

Первый отъезд Мишель он пережил тяжело, но на этот раз было еще тяжелее. Он сам предложил ей уехать, и, вопреки всем его надеждам, она приняла его предложение.

А что ему оставалось делать? Должен же он был как-то выбираться из того позорного положения, в которое сам поставил себя, прибегнув к шантажу. Не мог же он силой заставить ее остаться и тем усугубить свое бесчестье? Немыслимо! Он и так уже это проделал. Хотя вначале эта идея показалась ему вполне разумной. Трехмесячная уединенная жизнь вдвоем давала им возможность заново узнать друг друга, ему — доказать Мишель, что он может стать хорошим мужем, а не тем жалким подобием мужа, каким он оказался после их свадьбы. В те первые два года их совместной жизни он вел себя как обидчивый и заносчивый идиот. Гордыня не позволила ему просто поинтересоваться, почему она смотрит на него такими испуганными глазами, стоит лишь ему приблизиться к ней.

Но время, проведенное с ней в Новом Орлеане, могло бы стать самым счастливым в его жизни, если бы не угрызения совести. Он стал презирать себя. Как осмелился он использовать естественную тревогу Мишель за родного брата против нее?

Если быть до конца честным, то, конечно, сыграла свою роль внезапно вспыхнувшая ревность. Где, каким образом его молодая жена обрела столь восхитительную сексуальную раскованность? А главное, с кем?

Теперь этот вопрос мучил его меньше всего. К тому же все это было уже в прошлом…

Как обычно, Лауренсия оставила для него холодный ужин на подносе в его кабинете. В последнее время он частенько забывал поесть.

Хорошо еще, что тетки уехали на праздник Благодарения к его матери в Батон-Руж. Он обойдется без этих болтливых особ, которые укрылись у своей сестры, после того как он выдал им по первое число за их отношение к Мишель в те годы, когда та жила в усадьбе. Если б не их обращение с его молодой женой, она, возможно, не уехала бы тогда. То-то они не торопятся, ждут, когда он остынет. Но время ничего не изменит, он это твердо знает. Вернуть его к полноценной жизни может только любовь жены.

Пол тоже перебрался подальше от его родственниц в коттедж на территории усадьбы, так что теперь он в полном одиночестве и никто кроме него самого не страдает от взрывов его дикого темперамента.

Если бы не его чудовищная гордыня, он не оказался бы в одиночестве. С ним была бы Мишель, его жена, его обожаемая жена. Он никогда не говорил ей о своей любви, не мог… Сжимая зубы, Филипп злился на себя.

В Новом Орлеане он был почти готов признаться ей и отдать свое счастье в ее нежные руки. Но вмешались два обстоятельства: внезапная вспышка ревности, сводившая его с ума, к тому мужчине — или к мужчинам? — который научил Мишель получать удовольствие от секса, и не меньшая по силе вспышка ненависти к самому себе за то, что шантажом вырвал у нее согласие пожить с ним три месяца.

Оставив без внимания ужин, что случалось с ним все чаще, он забросил шляпу в кресло и устремился к телефону.

Твердая воля, высокомерие и гордость — все это, конечно, прекрасно, но разве с их помощью согреешь постель или наполнишь сердце радостью? В одном он был абсолютно уверен: ему необходимо еще раз увидеться с Мишель, смирить свою гордыню и на коленях умолять ее забыть о разводе и навсегда остаться с ним. Жизнь без нее представлялась ему чередой пустых никчемных дней. Он должен поехать за ней, убедить ее. Если она согласится, он сделает так, что ей не придется даже на секунду пожалеть об этом. А если не согласится?.. Об этом не хотелось даже думать. Хуже, чем сейчас, ему уже не будет.

А как же его гордость? Филипп мрачно усмехнулся и стал набирать номер агентства авиалиний.

Мишель вышла из ванной комнаты, затянула поясом махровый халат, который одолжил ей Мэтью, и почувствовала себя значительно лучше.

Осень в этом году выдалась особенно дождливой и холодной, она до нитки промокла, пока добралась до квартиры Мэтью от букинистического магазина, в котором нашлась для нее временная работа. Четыре дня в неделю с десяти до четырех, и всего на два месяца. Так сказал ей владелец магазина. Потом вернется его помощник, который улетел в Австралию повидаться с родными. Не Бог весть что, но лучше, чем ничего, решила Мишель. По крайней мере, заработанные деньги позволят ей не трогать сбережений, лежавших на счете в банке. Скоро ей придется подыскивать другую работу…

Вспомнился вдруг чек, присланный Филиппом через Кэтрин, но Мишель только отмахнулась от этого видения, расчесывая перед зеркалом мокрые волосы. Да, Филипп определил ей более чем щедрое содержание. С такими деньгами она могла бы не работать, хватило бы и на себя, и на младенца, которого она носит в себе. Но деньги ее не соблазнили. Она ничего не хотела принимать от него после того обвинения, которое он так или иначе высказал, — будто она вышла за него по расчету. Так пусть подавится своими деньгами! Она сумеет обойтись без его помощи!

— Немедленно отошли его обратно! — наставляла Мишель Кэтрин, разрывая чек на мелкие кусочки.

— Ты сошла с ума?!

Кэтрин смотрела на подругу широко раскрытыми темными глазами, унаследованными от деда-итальянца, которые красиво сочетались с ее белокурыми волосами.

— Не знаю, что произошло между вами на этот раз, но, честно говоря, вы мне надоели! Но зачем надрываться, зарабатывая на хлеб гроши, если Филипп в состоянии создать тебе безбедную жизнь?

— Мне не нужны его подачки!

Ей нужна была его любовь, но ей никогда не добиться его любви, если она согласится на меньшее. И все-таки оставалась ниточка, пусть в виде его денег, которая продолжала связывать Мишель с мужем.

— Вот сама и отправляй его обратно, — отрезала Кэтрин. Она отказалась взять у нее горсть бумажных клочков, в которые превратился чек на месячное содержание.

— Адрес его ты знаешь! Кстати, нежелание разговаривать друг с другом из арсенала детских ссор. Могли бы обсудить свои проблемы как нормальные взрослые люди! Откуда ты знаешь, может, он хочет поддержать тебя, пока ты не встанешь на ноги? Так нет! Вам обязательно надо вести себя по-детски! Как дети! Как дети! — взволнованно повторяла Кэтрин.

Возможно, она права, думала Мишель, но боль, которую он причинил ей своей жестокостью, была далеко не детской.

— Ты не сказала ему, где я живу? — с подозрением в голосе спросила Мишель, глядя на подругу прищуренными глазами.

— Нет. Он не спрашивал. Только сказал по телефону, что будет каждый месяц переводить для тебя деньги, и попросил меня проследить, чтобы ты их получала.

Значит, его не интересует, где она живет, чем занимается. Еще один болезненный укол. Собственно, почему ей должно быть больно, если для себя она решила, что он ее тоже не интересует. С их нелепым браком все кончено и забыто навсегда.

Мишель решительно тряхнула головой запретив себе думать обо всем, что имеет отношение к Филиппу.

Она положила щетку для волос на туалетный столик и вышла из крошечной спальни, потуже затянув пояс халата. Уже почти пять часов, а к шести вернется Мэтью из своего бюро путешествий. Поскольку она заняла свободную комнату в его квартире, то взяла на себя обязанность готовить ужин, чтобы хоть этим отблагодарить его.

Сейчас она поставит в духовку остатки вчерашней картофельной запеканки с мясом, потом переоденется в джинсы и теплый свитер. Пока разогревается запеканка, она приготовит салат.

Мишель ставила тяжелую чугунную сковородку в духовку, когда услышала, что в двери повернулся ключ.

— Ты сегодня рано вернулся, — сказала она смущенно, заметив, какими глазами смотрит на нее Мэтью, остановившийся в дверном проеме кухни.

Лицо ее горело от жара духовки и от чувства неловкости. Она не успела переодеться до его возвращения. Правда, халат смотрелся на ней вполне прилично во всех отношениях, но подразумевалось, что под ним она голая. По взгляду Мэтью было ясно, что именно об этом он подумал. Вообще, ситуация проживания с ним в одной квартире день ото дня становилась все более неловкой. Слава Богу, скоро это кончится.

— Да, я решил сегодня пораньше закрыться. Работы никакой. Не сезон, наверное. — Мэтью закрыл за собой дверь и вошел в крошечную кухню.

У Мишель начался приступ клаустрофобии. Она вспомнила рассказ Кэтрин о чувствах, которые якобы питает к ней Мэтью, Филипп, кстати, тоже подозревал его. Она никогда не позволила бы себе поселиться у него, если бы не обстоятельства. Они дружили с детства, и ей не хотелось его обидеть, отказавшись от такого великодушного предложения.

— Я думал, мы куда-нибудь пойдем поужинаем сегодня вечером, — сказал Мэтью, распуская галстук и не сводя с Мишель глаз. — Я собирался сказать тебе кое-что.

— Можешь сказать здесь, — беззаботно ответила Мишель, хотя на душе у нее стало тревожно.

С того момента, как он узнал о ее беременности — а скрыть от него это было невозможно: каждое утро ее тошнило, — Мэтью сильно переменился. Он стал серьезнее, внимательнее, в его отношении к ней даже появились покровительственные нотки.

— Мерзавец! — произнес он гневно, когда Мишель нехотя подтвердила его подозрения, взяв с него слово, что он будет молчать. Потому что, как бы она ни любила свою подругу, доверять ей полностью не могла, опасаясь, что та сообщит Филиппу. — Да я собственными руками задушил бы его, попадись он мне. Как он смел так поступить с тобой?!

Мишель домыла салат-латук и подняла от мойки голову.

— Ужин готов. Знаешь, я сегодня сильно промокла, да и ты, я вижу, тоже. Может, переоденешься, пока я здесь закончу? — Она взяла нож, чтобы порезать салат. — Да, знаешь, совсем из головы вылетело… Я съеду от тебя в конце этой недели. Сегодня я нашла себе место ночной сиделки.

Наступившее молчание действовало ей на нервы, и она пустила воду.

— В этом нет необходимости, ты же знаешь, что нет… — взволнованно заговорил наконец Мэтью.

— Есть, Мэтью, и очень серьезная, — ответила Мишель. — Я хочу быть независимой. Ты был так добр, что приютил…

— Добр?! Не морочь мне голову! Мы с Кэт чуть ли не силой заставили тебя принять мое предложение. Родители продавали свой дом и переезжали в Лорейн на озере Эри, Кэт только что переехала к своему дружку. Моя квартира была единственным и вполне приемлемым вариантом, так что не спорь со мной, — с надрывом выпалил Мэтью.

Все верно, на другой вариант у нее и денег не было. После возращения она успела обойти район на окраине города, где прошли ее детство и юность, где еще стоял их знакомый до боли, ставший ныне чужим дом, но даже там она не нашла ничего по своим скромным средствам. Хорошо, что хоть удалось найти временную работу, а великодушное предложение Мэтью временно обеспечило ее крышей над головой.

Ну что она могла ему ответить? Она всегда была благодарна ему за дружбу, за поддержку, всегда смотрела на него, как на брата, в некоторых отношениях он был даже надежней, чем ее родной брат. Но, после того как она узнала о его подлинных чувствах к ней, ей захотелось общаться с ним по возможности меньше. На своем опыте она поняла, каково это любить и не быть любимой. И ей не хотелось заставлять его страдать еще больше.

Мишель успокаивающе, как ей казалось, улыбнулась Мэтью и отвернулась к кухонному столу.

— Я тебе искренне благодарна, но пора и честь знать. Мы ведь не договаривались, что я поселюсь здесь навечно, как ты помнишь. К тому же, сам подумай, зачем тебе иметь под боком разведенную жену с ребенком? Мы будем стеснять тебя, а это может серьезно нарушить твой жизненный уклад. Ведь, как я слышала, было немало серьезных заявок на место в твоей постели, — сказала Мишель чуть насмешливо и лукаво улыбнулась, чтобы дать ему понять: она не осуждает и нисколько не ревнует.

Она внутренне сжалась, когда Мэтью приблизился к ней и положил руку на плечо.

— Если тебя беспокоит только это, у нас не будет проблем. Обсудим за ужином.

Мэтью вышел из кухни, а у нее осталось впечатление, что она только подбросила дров в огонь. Он явно неправильно истолковал ее слова, решив, по-видимому, что Мишель ждет от него признаний и заверений.

Филипп расплатился с таксистом, когда часы на колокольне церкви пробили пять. Дул сильный холодный ветер с дождем, и он поднял воротник кожаной куртки. Окна бутика были ярко освещены, но на стекле входной двери висела табличка «закрыто». Однако в глубине магазина Филипп увидел светлую головку Кэтрин, склонившуюся над конторкой.

Как всегда уверенно, Филипп подошел к входу и решительно постучал согнутыми пальцами по стеклу, но в душе у него царил сплошной кошмар. Конечно, он не сомневался, что без труда узнает у своей дальней кузины, где найти жену. Но согласится ли Мишель вернуться к нему после того, что он наговорил ей в Новом Орлеане? Когда-то она любила его, если верить ее словам. Но, может, он потерял ее любовь навсегда?

Очаровательное лицо Кэтрин расплылось в улыбке при виде Филиппа. Она открыла дверь и впустила его в магазин.

— Приехал за Мишель, — констатировала она. — Давно пора. — Он прошел за ней в глубь помещения, где было тепло, светло и празднично. — Постарайся не забрызгать шелковые блузки, — попросила Кэтрин.

Осторожно обойдя пестрые ряды развешанной одежды, Филипп опустился на стул, стоявший напротив кресла Кэтрин, засунул руки в карманы куртки и скрестил в щиколотках вытянутые ноги.

— Надеюсь, она не брала с тебя слово хранить в тайне ее адрес?

— Разумеется, брала! — весело ответила Кэтрин, отворачиваясь, чтобы включить электрический чайник на сервировочном столике. — Но, как и в прошлый ее побег, я готова нарушить свое обещание ради доброго дела. Хотя тогда я и словом не обмолвилась, что регулярно докладывала тебе о ней, что это ты заставил меня взять ее на работу вместо Долли, которая ждала ребенка, а также о том, что это ты оплачивал якобы бесплатную квартиру. — Она насыпала гранулированный кофе в две тяжелые глиняные кружки. — За год Мишель сильно изменилась, обрела уверенность и самоуважение. Для нее будет большим разочарованием узнать, что ты весь год фактически опекал ее. Во многих отношениях она осталась такой же наивной, как и раньше. Она никогда не задавалась вопросом, почему ее работа у меня так хорошо оплачивалась… Спасибо твоим полновесным чекам. Не думаю, что она обрадуется, узнав, что за всем этим скрывался ты. Мне следует предостеречь тебя: не вздумай открыть ей эту тайну ни при каких обстоятельствах.

— Спасибо, что предупредила.

Кэтрин права, Мишель радовала своим новым обликом уверенной и деловой женщины, при этом очень женственной и привлекательной. Когда она оставила его в первый раз, он был на грани безумия, впервые осознав, как много Мишель значила для него. Да, семейная жизнь у них не заладилась, но Филипп с горечью вынужден был признать, что не очень-то старался ее наладить, за что и ненавидел себя. Глупостей он наделал немало, но говорить Мишель о том, что весь год заботился о ней, Филипп не собирался. Он рассчитывал рассказать ей об этом когда-нибудь, когда они наконец обретут друг друга, когда наладится их семейная жизнь, основанная на любви и взаимном доверии. Тогда в их отношениях не будет места секретам.

— Выпей горячего, тебе это сейчас не помешает. — Кэтрин поставила перед Филиппом кружку с дымящимся кофе, выводя его из задумчивости. — У тебя такой вид, словно ты перестал спать и есть.

Возражать он не стал, она была близка к правде. Филипп пил большими глотками ароматный кофе, пока Кэтрин искала листок бумаги и писала на нем адрес.

— Не знаю, что произошло между вами теперь, она мне не рассказала. Я была уверена, что на этот раз у вас наладятся отношения. Но Мишель вернулась в таком состоянии, будто для нее мир рухнул.

— Моя вина, — угрюмо признался Филипп.

Сердце его забилось от внезапно вспыхнувшей надежды. Она не стала бы так расстраиваться, если бы видела в нем лишь самца, принудившего ее шантажом к сожительству и удовлетворявшего ее возросшую сексуальность.

Кэтрин положила перед ним записку с адресом и, прищурив глаза, задумалась, стоит ли говорить Филиппу, что его жена временно поселилась в квартире ее брата. Нет, не стоит, решила она. О гипертрофированной гордости Филиппа ей было известно. Услышав, что его Мишель живет под одной крышей с другим мужчиной, он может тотчас развернуться и уехать обратно в свою Луизиану. Хотя Филиппу известно, что они дружат с детства, а о том, что Мэтью влюблен в Мишель, неизвестно. Самой Мишель вообще сейчас не до ее брата, она до сих пор любит мужа. Кэтрин тяжело вздохнула. Пусть сами разбираются, она и так сделала все, что могла, выдав ему адрес.

— Отсюда десять минут ходьбы, — сказала она. — Но, если хочешь, вызову такси, на улице еще льет.

— Пройдусь, если покажешь, в каком направлении двигаться. — Он встал, ему не сиделось на месте. Дожидаться такси займет больше времени, чем десять минут, а дождь его не пугает.

Провожая Филиппа, Кэтрин нерешительно предложила:

— Не знаю, какие у тебя планы, но, если понадобится, можешь переночевать у нас с Эрролом. Правда, придется спать на диване. Мишель знает наш номер телефона, позвони. Кто-нибудь из нас двоих приедет за тобой.

— Вся эта затея кажется тебе настолько нелепой? — За показной беззаботностью скрывалась мучительная неуверенность, от которой сжималось его сердце. — Хочешь сказать, что мне не суждено провести ночь и оставшуюся жизнь с Мишель?

Он надеялся, очень сильно надеялся, что Кэтрин ошибается. Но если впереди его ждет неудача, вряд ли ему понадобится чье-либо общество. Скорее он отправится бродить по улицам или поймает такси, которое отвезет его прямо в аэропорт.

Филипп тускло улыбнулся Кэтрин и вышел под дождь.

Мишель нервничала, торопясь нарезать перцы, лук, сельдерей, смешать все это и приготовить салат. Надо было успеть одеться, до того как Мэтью выйдет из ванной, чтобы встретить его голодные взгляды во всеоружии. Она объяснит ему, что он заблуждается на ее счет, что она всегда относилась к нему — и будет относиться впредь — как к другу. Пожалуй, даже признается, что до сих пор любит Филиппа и, наверное, всегда будет любить, несмотря на то что произошло между ними. До сих пор он, как и Кэтрин, знал с ее слов только одно — их примирение не состоялось.

Разумеется, ее признание еще больше настроит Мэтью против Филиппа. Похоже, Мэтью склонен винить Филиппа во всех ее бедах. Возможно, он прав. Но остались воспоминания, которыми она дорожит. Воспоминания о счастливых неделях в Новом Орлеане, когда она уверовала в то, что их жизни соединились навсегда. Волшебные дни и ночи, прогулки по узким улочкам старого города, традиционная чашечка чудесного кофе в их любимом кафе, где звучала тихая музыка и благоухали цветы… И долгие горячие ночи любви…

Нож выпал из ослабевших пальцев и звякнул о плитки пола. Мишель очнулась от грез. Закусив губу, она встала на колени и полезла за ножом, отскочившим под мойку. В этот момент она услышала, как открывается дверь в кухню. Проклятье! Надо же было так размечтаться! Занялась мазохизмом, вместо того чтобы натянуть на себя старые джинсы, бесформенный свитер, собрать в узел волосы… Теперь ей действительно остается только трусливо сбежать, если Мэтью неправильно истолкует то обстоятельство, что она до сих пор в халате на голое тело.

Плюнув на нож, который явно не хотел вылезать из-под мойки, Мишель посмотрела сквозь завесу влажных волос, и взгляд ее уткнулся в пару мокрых ботинок. Подняв голову, она застыла от изумления. Перед ней стоял Филипп! Мокрые пряди волос прилипли к голове, возле рта залегли скорбные складки, но глаза его сияли, и Мишель задохнулась от их света, сердце ее отчаянно забилось.

— Дверь была не заперта… ну я и вошел. Тебе следует быть более осторожной, Мишель. Я беспокоюсь за тебя. — Голос влюбленного из романтических грез, нежная улыбка на губах… — Какой аппетитный аромат! А я боялся, что ты голодаешь.

Ах да, запеканка! — ухватилась за эту мысль Мишель как за некую реальность на фоне совершенно нереального появления Филиппа здесь, на этой кухне. Безумная надежда, вопреки всякой логике, охватила ее болезненно возбужденный мозг. Нужно было сделать над собой усилие, встать на ноги и обрести дар речи.

— Зачем ты приехал? — спросила Мишель почему-то шепотом, не сводя глаз с лица Филиппа.

Такой дорогой, такой любимый! Осунулся и словно постарел. Значит, он тоже страдал, с болезненной жалостью подумала она.

Филипп окинул ее странным взглядом и слегка покраснел. Мишель проследила за его взглядом и пришла в ужас, обнаружив, что, пока она лазила за ножом, полы халата разъехались, обнажив ее наготу. Она залилась краской и поспешно стянула на себе халат.

— Не прячь свое тело от меня, любимая, ты так прекрасна, что у меня болит сердце. Я приехал за тобой, если ты согласна принять меня. Ты согласна, Мишель?

Мишель задрожала всем телом, на глаза ее навернулись слезы — свершилось чудо! Она задохнулась от внезапно свалившегося на нее счастья и готова была кричать: «Да! Да! Я всегда только этого и хотела!» Но из горла вырывались лишь отдельные звуки, все тело дрожало от огромного волнения, она закрыла лицо руками и шагнула к нему. Не в силах выразить словами обуревавшие ее чувства, она доверила ответ своему телу.

— Оставь ее в покое, черт бы тебя побрал! — раздался пронзительный крик Мэтью. — Тебе мало того, что ты натворил с нею?! — Он стоял в дверном проеме кухни с красным от гнева лицом, облаченный в тонкий шелковый халат, и было не трудно определить, что халат надет на голое тело.

После его крика наступила мертвая тишина. Мишель вдруг захотелось одновременно истерически смеяться и рыдать.

Филипп перевел помертвевший взгляд на своего дальнего родственника, и ноздри его гневно дрогнули.

— И не смотри на меня с таким высокомерием, — снова взорвался Мэтью. — Ты в моем доме, и я заявляю, что нам ни к чему твое присутствие здесь. Если тебе нужно что-то сообщить Мишель, делай это через адвоката.

Мишель широко открыла глаза, увидев, как багровеет лицо Мэтью. Она боялась, что его хватит удар!

— Мэтью! — Она старалась говорить спокойно, хотя все происходящее казалось ей ночным кошмаром. — А у меня здесь есть право голоса?

— Нет! — Голос его поднялся на тон выше. — Я сам справлюсь. Слушай меня, Бессон, я сам позабочусь о Мишель и о ее ребенке…

Яростное восклицание сорвалось с губ Филиппа, он бросил страдальческий взгляд в сторону Мишель, обошел посторонившегося Мэтью и, шагнув за порог, исчез в темноте дождливой ночи.