Запомни эту ночь

5

Негромкая мелодия фонтана, льющего воду в каменное основание, вдруг показалась оглушительной в наступившей тишине. Взгляд Филиппа и его слова произвели в ней странную метаморфозу. Тело затрепетало, быстрее побежала кровь, дыхание участилось. Впрочем, не впервые она так реагировала на его взгляд, звук его голоса и физическую близость. Но сумеет ли она выразить себя, смеет ли надеяться удовлетворить запросы столь искушенного и опытного мужчины, как Филипп? Получится ли у нее?

Чувствуя, что еще немного и она распадется на составные части, Мишель ухватилась за ножку бокала с вином и глухо сказала:

— Не нужно этого… я имею в виду постельные дела… — Она густо покраснела под его твердым внимательным взглядом.

— Понимаю. — Он лениво отщипнул ягоду винограда, и она увидела, как виноградина лопнула под его крепкими белыми зубами. — И как ты собираешься избежать этого?

Хорошо хоть он не стал напоминать ей о договоре, который они заключили, мелькнуло в ее голове, и она перевела дыхание. Он не изрыгал огонь и не посылал проклятий на ее голову. С виду абсолютно спокоен, одна рука расслабленно закинута на спинку стула, второй он общипывает виноградную гроздь. Такой Филипп, способный нормально разговаривать и даже слушать, показался Мишель необычайно привлекательным. У нее появилось чувство, будто она перенеслась на другую планету, и в ее намерения не входило спугнуть это чувство! Надеясь, что так будет продолжаться и дальше, она сказала рассудительным тоном:

— Поправь меня, если я ошибаюсь, но наше предполагаемое примирение затеяно только для отвода глаз твоих родных и Беатрис, верно?

Никакого ответа. Филипп хрустнул очередной виноградиной и налил вина в ее бокал, который она машинально осушила. Несмотря на свои самые благие намерения держаться спокойно, Мишель нервничала и поэтому повысила голос:

— Когда ты снова надумаешь жениться, твоей избранницей вряд ли станет избалованная и капризная светская дамочка. Если твои взгляды принципиально не изменились, ты выберешь кроткую производительницу потомства, согласную сидеть дома, пока ты развлекаешься на стороне. — Все это Мишель выпалила на одном дыхании.

Он мог бы проявить хоть какой-то интерес к тому, что она сказала, и признать ее правоту, потому что она знала, что права, но он молчал.

— Почему ты молчишь и ничего не скажешь? Или мы здесь для того, чтобы произносить монологи?

Ленивая улыбка Филиппа показалась ей высокомерно-снисходительной.

— Ты высказала свое мнение, Мишель. Я вежливо его выслушал. В твоей тираде не прозвучало ничего, нуждающегося в комментарии. — Брови его слегка приподнялись. — Я терпеливо жду, когда ты выскажешься по существу… как ты это назвала?., постельных дел.

Он просто старается запугать ее! Не стоит выходить из себя, не поможет.

— Именно так, — сквозь зубы ответила Мишель. — Точнее не скажешь. Мне жаль, что я утомила тебя. Если б ты мог оказаться выше этого и сообщить Беатрис и своим родным, что все в порядке, лишь бы они отстали, вместо того чтобы всерьез настаивать на своем условии, которое, как ты полагаешь, выведет тебя из тупика… — Теперь в ее голосе звучал откровенный сарказм, но ей не удалось вывести его из себя, поэтому она свободно расправила плечи и слегка снизила тон. — Собственно, я хочу сказать, что согласна жить с тобой здесь в течение трех месяцев. Пусть там, в усадьбе, думают, что мы заняты выполнением супружеских обязанностей. Вот и все. Сомневаюсь, чтобы они заслали сюда шпионов или понатыкали скрытых камер во всех комнатах. И нам совсем нет необходимости спать вместе.

Ну вот, она наконец сказала. Затаив дыхание, чувствуя, как лоб покрывается испариной, Мишель ждала его ответной реакции. Разумеется, ему следует признать, что ее пребывания с ним здесь вполне достаточно, чтобы дражайшая Беатрис и его родные оставили Филиппа в покое. Наверняка ему тоже не хочется повторить унизительный опыт трехлетней давности.

Дымчатые глаза пристально смотрели не нее. Филипп вытянул под столом длинные ноги и сцепил за головой ладони. Выражение его лица было непроницаемым.

— Ты продолжаешь принимать таблетки, Мишель?

Она широко открыла глаза от удивления. Вопрос Филиппа сбил ее с толку. К чему это он?

— Так принимаешь или нет?

— Принимаю, — неохотно ответила Мишель и покраснела.

— Ага, понятно. — Голос его оставался ровным и спокойным, но опасно вспыхнули глаза, когда он изменил позу и наклонился к ней. — И кто же этот счастливчик? Мой кузен Мэтью? Во время вашего пребывания в усадьбе он смотрел на тебя влюбленными глазами, думая, что никто не замечает. Наверняка, бросив меня, ты прямиком устремилась к нему.

— Не делай из себя посмешище! — Мишель беспокойно заерзала на месте. Бедный Мэтью! Она и не знала о его чувствах. Во время ее первого пребывания в усадьбе она никого не видела, кроме Филиппа.

— Тогда кто?

Филипп человек непредсказуемый и опасный. Говорит пока спокойно, но это ничего не значит. Мишель понимала, что он сейчас как сжатая пружина. Тронь его — и он взорвется. Несмотря на год раздельной жизни, они по-прежнему оставались мужем и женой. Если он утвердится в своем подозрении, что она занималась любовью с другим, после того как отвергла его, что убийственно для его гордости, тогда жди грандиозного светопреставления.

— Никто. Врач рекомендовал мне продолжать прием таблеток, чтобы не нарушить месячного цикла. Другой причины нет. В отличие от тебя я не считаю секс главным делом в жизни, — высокопарно произнесла Мишель.

— О, моя дорогая, уж об этом мне известно лучше, чему кому бы то ни было. — Губы его скривились. Он уронил вниз руки и откинулся на спинку стула. — Итак, готов поверить тебе. Я должен был задать этот вопрос, как ты понимаешь. Ведь один из нас должен предохраняться.

Значит, он и не думал прислушиваться к ее доводам!

Сердце Мишель затрепыхалось как пойманная птичка. Только бы он не заметил, что ее охватила паника.

— Предохраняться? А я-то думала, что ты женился на мне только для того, чтобы заполучить наследника! — Она старалась говорить спокойно и снисходительно, но не сумела скрыть легкого удивления в голосе. Главное, она явно задела его за живое. Это было видно по выражению его лица.

— Я действительно хочу наследника. Но не такого, который появится против твоего желания.

Против ее желания? Да что он понимает! Что ему известно об одиночестве сердца, которое страдает, потому что ничего не изменилось и он по-прежнему ведет себя, не желая разобраться, какие чувства владеют ею. Как бы она хотела иметь от него ребенка и жить с ним в доме, где царили бы любовь и понимание, подальше от его «милых» родственников.

Мишель поспешила встать. Его обращение с ней, таящее смутную угрозу, действовало на нервы. Если б не его власть над ее телом, она без труда справилась бы с ним. Надо постараться забыть, что когда-то она любила его. Просто невыносимо находиться в такой близости от него.

Она сделала шаг назад, чтобы оказаться подальше от него, забыв, что при выполнении условия договора ей придется оказаться еще ближе к нему. Но это произойдет позже, а сейчас лучше не думать об этом!

— Так… мы закончили? — Он показал рукой на стол. — Моем посуду? Или, может, устроим послеполуденный отдых?

Снова резкая перемена в настроении и ленивая чувственная улыбка, от которой у нее каждый раз перехватывает дыхание. Мишель справилась с собой, отвернулась и бросила через плечо:

— Ты отпустил прислугу? Вот и мой посуду. А секс среди бела дня не входит в условие нашего договора, насколько я помню.

С этими словами она прошла через увитую розами арку в каменной стене, отделявшей этот уголок сада, в большой сад. Тело ее горело, словно по нему прошлась армия рыжих муравьев, спина была напряжена. Зная его характер, Мишель ждала, что вот сейчас он прикажет ей вернуться, а если она не подчинится, силой заставит.

Но Филипп молчал. В полуденной тишине слышалось только нагонявшее сон воркование горлиц, шелестела серебристая листва эвкалиптов под легкими дуновениями бриза. Мишель с облегчением перевела дух. Передышка. Ненадолго, всего лишь до ночи.

А разве она… против? Искренне против?

Неизвестно откуда возникшее сомнение в искренности своего нежелания разделить постель с мужем заставило ее резко остановиться. Яростный бунт тела — мучительный, болезненный — заставил ее зажмуриться. Легкие расширись, когда она глубоко вдохнула в себя опьяняющие ароматы цветов, разлитые в воздухе… Стало полегче, и она открыла глаза. Какой глупый вопрос! Какие глупые сомнения!.. Разумеется, она против! Нестерпимо думать, что тебя собираются использовать для удовлетворения обострившегося любопытства, в качестве наказания за позорный поступок твоего брата-близнеца!

Какой мало-мальски нормальной женщине захочется, чтобы ее силком тащили в постель Филиппа? Захочется, честно ответила себе Мишель, и не одной. И силу применять не придется.

Крайне недовольная тем, какое направление приняли ее мысли, Мишель энергично зашагала по дорожкам сада между роскошными большими клумбами, мимо летнего домика, утопавшего в красных розах, и остановилась перед крутой лестницей с деревянными перилами, ведущей глубоко вниз к заводи, скрытой в тени высоких деревьев. Перегревшись в саду под безжалостным луизианским солнцем, она испытывала большой соблазн спуститься вниз и укрыться в прохладной тени. Одежда липла к вспотевшему телу, глаза воспалились и болели. Дрожавшие от усталости нога подкашивались, и Мишель сомневалась, сумеет ли она одолеть длинный крутой спуск. Хорошо сейчас Филиппу, сидит себе в доме с кондиционером и держит в руках бокал с чем-нибудь прохладительным, пока она тут…

— Ты сама себя наказываешь, — послышался за спиной негромкий голос, и две руки нежно легли ей на плечи.

Она даже не вздрогнула, как будто знала и ждала, что все так и произойдет, — бесшумное внезапное появление Филиппа, его голос, нарушивший сонную тишину сада, и нежное прикосновение рук.

Кончиками пальцев он поглаживал ее успевшие загореть плечи, а она думала: нет, это ты наказываешь меня, заставляя взглянуть на себя со стороны и увидеть свои недостатки, в которых не хочешь признаться.

— Слишком много солнца для первого дня, ты обгоришь. — Он приподнял сзади ее волосы и прильнул губами к шее. — Вкус соли и женщины. — Каким бархатным мог становиться его голос.

В голове Мишель все поплыло, и не только солнце было тому причиной. Захотелось рвануться прочь, чтобы между ними снова установилась та дистанция, которая разделила их после той первой брачной ночи, но не хватало сил заставить ноги двигаться. Вместо этого Мишель слабым голосом сказала:

— Я собиралась спуститься вниз, в тень.

Тело ее обмякло, и она прислонилась к Филиппу спиной. Его ладони скользнули по голым рукам и поддержали ее за локти.

Если бы год назад он вот так же подошел к ней и дотронулся, она отскочила бы от неге как испуганный кролик, чтобы не позволить ему зайти слишком далеко и лишний раз убедиться в ее фригидности. Но в тот момент она двинуться с места не могла, да и не хотела, продолжая неосознанно прижиматься к нему.

— У меня есть идея получше.

Он обнял ее за талию. Оказавшись всем телом прижатой к нему, Мишель испытала шок, ощутив сзади прикосновение его твердого члена, и чуть не потеряла сознание от такого контакта. Ей вдруг захотелось, чтобы его руки поднялись выше и дотронулись до набухших грудей с затвердевшими сосками, торчавшими под шелковой тканью. Хотелось кричать, умолять его об этом, но, к счастью, в этот момент он сказал:

— Сейчас мы вернемся в дом, ты сможешь принять душ и отдохнуть. В полном одиночестве. Я не стану приставать к тебе… если из-за этого ты торчишь здесь рискуя получить солнечный удар. Потом мы отправимся куда-нибудь поужинать. Не могу больше видеть грязную посуду!

Он неторопливо двинулся в сторону дома шагая легко и грациозно. Мишель с пылающим лицом шла за ним. Филипп даже не заметил, каким послушным стало ее тело, изнывающее от жажды его ласк, как участилось ее дыхание. Впрочем, имея за плечами горький опыт столкновения с ее холодностью, Филипп мог и не заметить, ведь он не ожидал такой перемены. Тогда сам собой напрашивается вопрос: зачем он вообще продолжает настаивать на общей постели? Ну конечно, чтобы наказать ее. Что свидетельствует о его жестокости, бесчувственном сердце и презрении к ней. Для него она всего лишь подопытный кролик. С помощью этого эксперимента он желает избавиться от домогательств со стороны Беатрис и настырных приставаний матери и теток.

Ладно, ради Пола она готова потерпеть три месяца. Раз Филиппу в постели нужна бесчувственная кукла, то он ее и получит. А о своем желании, причинявшем ей страдания, придется забыть. Как она тогда, в их первую брачную ночь, хотела Филиппа, но, когда дошло до дела, превратилась в кусок льда. Такое может повториться. Скоро ему надоест, и он отселит ее в отдельную комнату. А это будет означать конец затеянного им эксперимента.