Запомни эту ночь

13

Мишель припарковалась на маленькой, вымощенной брусчаткой площади в старом городе. Побив все рекорды, она успела приехать до полуночи. Она забрала чемоданчик с пассажирского сиденья, выпрямилась, потянулась, чтобы сбросить невероятное напряжение с плеч и спины, на секунду закрыла уставшие глаза.

За столиками уличного кафе, которое особенно полюбилось им с Филиппом, не было свободных мест. За поздним ужином там сидели влюбленные парочки, оттуда доносились волнующая музыка и тихий смех. От внезапно напавшего на нее чувства утраты и безнадежности у Мишель больно сжалось сердце. Суждено ли им с Филиппом, держась за руки, вновь бродить по этим узким улочкам, сидеть в своем любимом кафе за чашкой кофе и наблюдать за течением жизни в этом удивительном месте, где царствуют вечное тепло и любовь? Или сегодняшняя ночь положит конец всем ее надеждам?

Свежий ночной ветер с моря заставил ее поежиться, когда она свернула с площади в лабиринт узких улочек, освещаемых фонарями, висевшими на стенах зданий.

Только не нервничать, твердила себе Мишель, пытаясь унять трепещущее сердце. Сегодня ночью все должно окончательно решиться. Пора им наконец вместе разобраться в том хаосе эмоций, в котором они погрязли. Себя она винила в этом не меньше, чем Филиппа. Это она не сумела довериться ему, рассказать о своих переживаниях и о своей любви к нему.

Особняк тонул в темноте, окна, выходящие на улицу, были плотно зашторены, придавая ему заброшенный вид. Мысль о том, что этот райский уголок, где они с Филиппом были самыми счастливыми любовниками на свете, перейдет в чужие руки, вызвала у Мишель яростный внутренний протест. Она должна помешать этому. У нее получится, если они сумеют открыться друг другу. Иначе зачем она приехала сюда?

К счастью, Джон еще не запер дом на ночь, и тяжелая дверь легко распахнулась под ее нажимом. В холле было абсолютно темно. Она дернула за шнурок настенного светильника и при его свете увидела несколько картонных коробок с книгами, стоявших у подножия лестницы. Значит, Филипп уже пакует личные вещи. Мишель стало страшно. Она знала, что эти книги, которыми он дорожил, из уникальной библиотеки особняка, собранной многими поколениями Бессонов. Надо как-то остановить Филиппа.

Мишель громко позвала его, но в замершем старинном доме ей ответило только эхо. Оставалась робкая надежда, что на ее крик явятся Эми или Джон со своей половины, но никто не пришел. Нервно закусив губу, она обошла комнаты первого этажа. Везде было пусто. Только в библиотеке зияли пустые места на книжных полках, а открытый сейф в стене и стоявший на столе портфель подсказали ей, что Филипп где-то в доме.

Взлетев по лестнице, Мишель остановилась, чтобы выровнять дыхание и пригладить растрепавшиеся волосы. Тонкая полоска света серебрилась под дверью хозяйской спальни. В этой комнате они делили страсть, предоставив своим телам полную свободу, но при этом скрывали друг от друга вещи куда более важные. Им не хватило открытости и взаимного доверия, чтобы поделиться своими чувствами, надеждами и страхами.

Не позволяя себе даже думать, что предстоящая встреча может закончиться несчастливо для нее и еще не рожденного ребенка, Мишель открыла дверь и вошла. Горела только лампа у кровати, и в комнате царил полумрак. Филипп вытаскивал из шкафов свою одежду и швырял ее в открытый чемодан. Одежда, купленная им для нее, была сложена стопками на кровати. Волнение комом стояло в ее горле.

Не оборачиваясь, Филипп произнес:

— Если ты приехала за своими вещами, то напрасно беспокоилась. Завтра вернется Эми, и я собирался ее попросить упаковать их и отправить тебе. — Филипп медленно обернулся к ней.

В свете лампы его лицо показалось Мишель незнакомым и пугающим. Взгляд его запавших глаз был суров и непреклонен. Белая рубашка, заправленная в светло-серые брюки, подчеркивала темный загар его лица.

Мишель судорожно сглотнула и, желая развеять тягостную атмосферу в комнате, весело сказала:

— А как ты догадался, что это я? Может, кто-то другой к тебе забрался, например воришка!

— Догадался, — равнодушно ответил Филипп. — Слово «воришка» тебе подходит. Ты кое-что украла у меня, но вряд ли ты явилась вернуть мне это.

Как всегда, говорит загадками. Никак не уследишь за ходом его мысли, подумала Мишель. Она уехала отсюда с тем же маленьким чемоданчиком, с которым приехала в усадьбу выручать брата! Правда, теперь не время выяснять, что он имел в виду, когда добавил к перечню обвинений еще и воровство.

Поджав губы, Филипп бросил на нее пронзительный взгляд, захлопнул крышку чемодана, придавил ее ногой, наклонился, чтобы застегнуть молнию, и снова выпрямился.

Уезжает, растерянно подумала Мишель, пока он, подхватив тяжелый чемодан, шел к двери, у которой она стояла. По всему было видно, что он считает ее отрезанным ломтем. Сердце ее взбунтовалось. Не может на этом все кончиться… Она не позволит!

— Нам надо поговорить.

В голосе Мишель слышался надрыв, но при этом она твердо упиралась ногами в пол. Если он вздумает пройти через эту дверь, ему придется перенести ее на другое место. Инстинкт подсказывал ей, что меньше всего ему сейчас хотелось бы дотрагиваться до нее.

— Зачем?

Вопрос был задан равнодушным тоном, но Филипп остановился, сохраняя между ними дистанцию. Серые глаза смотрели холодно.

Надо начать с самого главного, мелькнуло в ее голове, и, забыв о своем помятом дорожном костюме, о растрепавшихся волосах, она заговорила спокойно:

— Я только что приехала из усадьбы. Пол сказал, что все встревожены известием о твоем намерении распродать недвижимость.

Филипп презрительно приподнял бровь.

— И ты помчалась за мной! Черт побери! Какое нетерпение! Приехала за нарядами? Или снова собираешься пролезть в мою жизнь через спальню? Значит, ты предпочитаешь роскошную жизнь с мужем жалкому прозябанию в квартире любовника?

Мишель на секунду зажмурилась и откинула назад голову, чтобы сдержать готовые брызнуть слезы. Она ожидала, что с самого начала столкнется с трудностями, но такого даже представить себе не могла.

— Продается не все, — заметил Филипп, опустив чемодан на пол. — Останется дом в Батон-Руж. Там будут жить старшие члены семьи Бессонов. — Он безразлично пожал плечами. — Ну а когда он опустеет… Кто знает, возможно, его ждет та же участь, что усадьбу и этот особняк.

— Ты не можешь так поступить!

Спазм сдавил горло, и Мишель снова стало трудно говорить. Он же всю жизнь будет жалеть об этом. Унаследованная им недвижимость связана с историей его рода и потому много значит для него.

Филипп скрестил на груди руки, его аристократические ноздри вздрагивали.

— Никто мне не указчик, что я могу и чего не могу.

Чувство жалости к нему охватило Мишель, но его высокомерие было невыносимым. Она понимала, что только глубокое потрясение могло подвигнуть его на такой шаг, как продажа самого ценного, что было в его жизни.

— Хочешь сказать, что считаешься только с собой? — резко спросила она. — Кажется, это стало твоим девизом. Не ты ли говорил, что являешься лишь хранителем огромного фамильного наследства? Что считаешь для себя делом чести сохранить его и передать следующему поколению? Или ты благополучно забыл об этом?

Мишель увидела, как дернулся уголок его рта, как заходили под скулами желваки.

— Следующего поколения не намечается, так какой мне смысл быть привязанным к местам, хранящим тяжелые воспоминания о женщине, которую я больше не знаю. Думал, что узнал тебя. Но в те прекрасные пять недель ты меня просто дурачила.

Сердце Мишель встрепенулось. В его словах она услышала искреннее чувство, страдание, боль. Он помчался за ней, чтобы просить ее вернуться, и какую картину он увидел? Значит, и он чувствовал себя потерянным, как и она. Как же доказать ему, что она любит его, всегда любила только его и больше никого у нее не было?

— Филипп… — Ей захотелось подойти, обнять его, избавить от страданий. Надежда затеплилась в ее сердце, но торопиться было нельзя. Вначале надо убедить его, что увиденное им в квартире Мэтью он истолковал неправильно. — Филипп, — нежно повторила Мишель. — Смысл есть. У тебя будет наследник. — Она инстинктивно положила ладонь на пока еще плоский живот, но быстро опустила задрожавшую руку, увидев на его лице презрительную ухмылку.

— Пытаешься выдать ребенка своего любовника за моего? Оскорбляете меня, миссис!

— Ребенок не от Мэтью!

— Но и не от меня! Ты предохранялась, принимала каждый день таблетки, когда мы были… были вместе. Или ты благополучно забыла о том, что сама рассказала мне? Принимаешь меня за дурака? — Руки Филиппа сжимались в кулаки, лицо побледнело от гнева. — Я собственными глазами видел вас вместе. Полуодетых. Я слышал, что он сказал. Ты жила с ним. Так что можете, миссис, возвращаться к нему с моего благословения!

Голова горела, Мишель провела дрожащей рукой по лбу. Худшего кошмара не было в ее жизни. Разве что ночью, во сне. Только в отличие от ночного, когда можно проснуться и забыть про ужасы, этот кошмар — та реальность, которая противостоит ей. И она не избавится от него до конца своих дней.

Усталость навалилась на Мишель. Какой долгий, долгий день! Она пересекла всю страну на самолете, потом бесконечная гонка на машине по дорогам Луизианы… И все впустую. Он никогда не поверит, что она любит его, любит больше всех на свете…

Даже если она скажет ему об этом?

Мишель набрала в легкие побольше воздуха. Она должна заставить его поверить ей. Должна!

— Филипп… я всегда любила тебя. Я никогда не занималась любовью с другим, чтобы ты обо мне ни думал. Я обрела способное выражать тебе свою любовь физически, потому что повзрослела и почувствовала себя женщиной. И я верю, что ты тоже наконец научился любить меня.

Мишель перевела дыхание. Она старалась не смотреть на него, боялась увидеть в его глазах циничную насмешку и недоверие, что означало бы полный крах ее надежд и стараний. Ей не стоялось на месте, и она стала расхаживать по комнате. Нервная энергия одолела ее усталость, и она почувствовала новый прилив сил.

— Я ждала, что ты предложишь мне остаться после оговоренных тобою трех месяцев. Надеялась, что и у тебя появилось желание сохранить нашу семью. Но ты сказал, что я вольна уехать. Я поняла, что больше не нужна тебе, поскольку Беатрис выходит замуж и тебе больше не угрожают ее домогательства. Как еще я могла тебя понять? Когда я вернулась в свой родной город, квартира над бутиком Кэтрин была занята. Мне негде было остановиться. Мэтью предложил мне свободную комнату в своей квартире, пока я не встану на ноги. Вопреки собственному желанию, я вынуждена была принять его предложение. Я не знаю, почему он позволил себе так разговаривать с тобой…

— Он влюблен в тебя, — обронил Филипп.

— К несчастью.

Наступило молчание. Мишель стояла к нему спиной. Он так и не ответил на ее признание в любви. Она открыла ему свое сердце, мог бы хоть что-нибудь сказать в ответ. Или он считает, что она солгала? Остается последнее средство.

— Позже можно будет провести тест на отцовство. Но можешь не сомневаться: ты отец ребенка.

Слезы душили Мишель. Так унизить ее! Проходить через какие-то процедуры, когда ей нужны его любовь и доверие. Но мир несовершенен, и люди в нем далеки от совершенства.

Затянувшееся молчание давило на уши. Наверное, он уже все для себя решил и ей нет места в его жизни. Он проживет и без нее. А без собственного ребенка? Мысли о будущем еще не рожденного ребенка разрывали ей сердце на части. Прижав к ноющим вискам пальцы, она пришла к самому тяжелому, самому мучительному решению в своей жизни.

— Когда ты убедишься, что ребенок твой, я передам его или ее под твою опеку. Сохрани свое наследство ради будущего наследника. А я… — Голос сорвался, слова застревали в горле и душили ее. Но другого выхода не было. Она понимала, что отдать собственного ребенка, значит, убить себя… В тот ужасный день жизнь потеряет для нее всякий смысл… Но она слишком сильно любила Филиппа, чтобы позволить ему лишиться ребенка, продолжателя его рода, о котором он так мечтал. — Я попрошу только об одном. Чтобы я знала, как он будет расти… развиваться. Я буду держаться в стороне, не стану вмешиваться. Только… фотографии… хотелось бы…