Глава 10

Алекс знал, что Габриэлла — принцесса. Но теперь он также знал, что она невероятно красива. Ее королевскую стать подчеркнула золотая маска. Он не мог не заметить, что в дизайнерском платье, подчеркивающем изгибы ее фигуры, она выглядела просто сногсшибательно.

Правда, платье было более закрытым, чем хотелось бы Алексу. Но ее золотистые волосы струились по плечам. Как оказалось, она была намного более изящной, чем он мог представить.

Принцесса несмело шагнула вперед, тут же споткнувшись на высоких каблуках.

— Черт! — произнесла она, выпрямившись.

Алекс улыбнулся.

— Вы прекрасно выглядите! — В его комплименте не было ни слова лжи.

— Неужели.

Внутри у Алекса все сжалось, — конечно, принцесса не забыла обиду.

Габриэлла сильно отличалась от всех знакомых Алексу женщин. Пример родителей никак не повлиял на ее жизнь, она осталась чистой и невинной.

Алекс вдруг четко осознал: да, он хотел ее, но мог причинить ей только боль.

— Пойдем на бал, Золушка?

— Если я Золушка, то вы моя фея‑крестная?

— Ни в коем случае. Феи все время что‑то дарят своим крестникам. — Он улыбнулся. — Я не так бескорыстен.

— А что именно вы надеетесь получить взамен на ваши подарки?

— Я уже получил подарок: вы прекрасно выглядите, я любуюсь вами.

Габриэлла вновь покраснела, и Алекс заметил это.

— А вы… Вы похожи на Призрак оперы, — осторожно заметила она.

Он коснулся своей белой маски.

— В этом и суть.

— Конечно, вам недостает отвратительных шрамов.

— Мои шрамы носят метафорический характер.

Она хорошо держалась. На мгновение Алекс даже забыл, что они здесь для того, чтобы найти картину.

Время словно замедлилось.

— Предлагаю вам прямо сейчас заняться делом, — уверенно произнесла Габриэлла.

На этот раз она взяла его за руку. Алекс отчаянно пытался сосредоточиться, но все время думал лишь о нежной коже принцессы.

Они подошли к двери в бальный зал, и слуги открыли двери перед ними.

— Я чувствую, что должен поклониться, — сказал Алекс, шепча слова прямо в ухо принцессе. — Но в моем возрасте это опасно… боли в спине, знаете ли.

Она кинула на него насмешливый взгляд:

— Прекратите.

— Но это так весело.

Она закатила глаза, и он повел ее в бальный зал, где пары уже танцевали.

— Невероятно красиво, — восхитилась она, глядя на высокий расписной потолок и стены, витиевато украшенные светильниками и белоснежным молдингом.

Никакого интереса к нарядам других женщин. Конечно нет. Габриэлла предпочитала искусство и архитектуру.

— Габи, — позвал принцессу Алекс, и, на удивление, она не ответила ему привычным раздражением. — Если вы будете продолжать с интересом рассматривать стены, а не меня, никто не поверит, что между нами что‑то есть.

Он повел ее в глубь зала, в сторону танц‑пола, и ее внимание опять сосредоточилось на стенах.

— Не вижу никакой проблемы, — сказала она, отвлекаясь.

— А я вижу.

Алекс выбрал момент, чтобы крепко обхватить ее руками. Ее внимание переключилось на него.

— Что мы делаем?

— Танцуем, — сказал он и повел ее в танце.

— Неужели? — согласилась она, положив руку ему на плечо.

Она стиснула пальцы в кулак, как будто боялась слишком тесно к нему прикасаться.

— Не забывайте, сегодня мы смотрим только друг на друга. Сегодня мы останемся здесь ненадолго и заставим всех поверить в то, что я не могу выдержать и секунды без вас.

Габриэлла напряглась.

— Мы и так сейчас с вами.

— Нет, я о другом.

— О чем же? — прошептала она, ее темные глаза были полны страха, любопытства и возбуждения.

— Мы ведь можем остаться наедине? Я заключу вас в объятия — и не будет пределов тому, что случится дальше.

Она шумно сглотнула.

— И что… все будут думать, что это произойдет?

— Да. К концу нашего танца никто не будет сомневаться, что в момент, когда останемся одни, мы будем заниматься отнюдь не обсуждением искусства.

Он притянул ее ближе. Мелодия изменилась, но он не отпустил ее, а продолжал медленно двигаться в такт музыке вместе с Габи.

— Но мы, — сказала она, — рассматриваем картины.

— Конечно, — сказал он, не отрывая глаз от нее. — Прикоснитесь к моему лицу, Габриэлла.

— Что?

— Я хочу, чтобы вы нежно коснулись моего лица. Я хочу, чтобы вы провели пальцами по щеке и подбородку и по моей груди…

— Зачем? — недоуменно спросила она.

— Так надо.

Сердце Алекса, казалось, забилось чаще.

Она подчинилась его приказу, хотя выражение ее лица оставалось испуганным. Мягкая кожа ладони касалась его лица, Алекс ощутил легкое прикосновение нежных пальцев… сначала к щеке, затем к подбородку и груди. Он был уверен, что она чувствовала его сердце, бившееся под ее ладонью.

Не сводя глаз с принцессы, Алекс медленно сплел ее пальцы со своими и, поднеся ее руку к своим губам, поцеловал.

— Вы очень хорошо владеете искусством флирта, Алекс. — Она провела рукой по его шее, поглаживая кожу. — Интересно, что могло бы произойти, если бы вы были… настоящим?

— Почему бы вам не заставить меня быть таким, Габриэлла?

— Скажите правду, — проговорила она, придвигаясь к нему. — Вы играете со мной с момента нашей встречи. Итак, если вы хотите, чтобы я пошла на ваши условия, отбросьте все ваши ужимки хотя бы на одно мгновение.

— И что я получу взамен?

— Что захотите.

Алекс понимал, что Габриэлла не очень понимала, как сильно рискует. Он мог бы предложить ей передумать, но не сделал этого.

— Очень опасно говорить это такому ужасному человеку, как я.

— Я не сомневаюсь. — Принцесса твердо стояла на своем.

— Я хочу настоящего поцелуя, — признался он. — Уговор есть уговор.

— Хорошо, — сказала она, затаив дыхание.

— Вы прекрасны, — признался Алекс, не отводя взгляда от принцессы. Он держал ее за подбородок, не позволяя ей опустить глаза. — Вне зависимости от этого приключения, этой игры. И тот факт, что раньше вам никто не дал этого почувствовать, является преступлением, невообразимым в своей жестокости.

Она зажмурилась, расслабившись в его руках.

— Никто никогда не… никто никогда не говорил мне ничего подобного.

— Вчера вы явно разозлились. Я, кстати, тоже. Мы оба вели себя неправильно. Я причинил вам боль. Я не хотел, простите. Вы невероятно привлекательная юная особа. Но даже если я и не произношу это вслух, я хочу, чтобы вы знали: хотя мы сейчас играем на публику и я признался вам в том, что мне скучно по жизни, тем не менее, несмотря на все это, меня к вам влечет.

Габриэлла глубоко вздохнула, закрыв глаза от волнения. Она по‑прежнему обнимала его за шею, потом встала на цыпочки и запечатлела поцелуй на его губах. Он был быстрым и коротким, но чувственным. Алекс был уверен, что она оставила не только красный след от помады, но и неизгладимый след в его душе.

— Теперь, — сказал он, — я думаю, пришло время сбежать.

Габриэлла вдруг поняла, что совершенно не может сопротивляться магнетическому обаянию Алекса. Под его взглядом, под влиянием его пыла она просто таяла. Конечно же она чувствовала, что тоже начинает ему нравиться.

Она еще никогда в своей жизни не переживала столь трогательного момента. Ее нежные прикосновения, его поцелуй… И все же она чувствовала себя как испуганная мышь в лапах не голодного, развлекающегося от скуки кота.

Да, сначала Габриэлле хотелось вести эту игру, самой соблазнить Алекса. Но красивые слова привлекательного мужчины тронули до глубины души, и ее план изменился. Поддавшись его чарам, она потеряла чувство самоконтроля… И сейчас это пугало ее больше всего.

Крыло дворца, в которое они прошли, было свободным от гостей и персонала. Все находились в зале или в другой половине дома между кухней и банкетным залом.

— Пойдем со мной, — позвал Алекс, обхватив ее за талию и ведя к двойным дверям в конце коридора.

Она подчинилась, потому что ей и самой начинала нравиться эта игра. Тем более длиться она будет не долго: все закончится сегодня вечером.

Да, единственная попытка соблазнения мужчины потерпела крах.

От этой мысли ей захотелось заплакать. Прямо здесь, посреди коридора. Но она не могла себе позволить ни малейшего проявления слабости.

Она надеялась, что это займет всю ночь.

Они могли бы провести весь вечер, бродя по пустым залам, и было бы хорошо, если бы он ее не трогал. Было бы хорошо просто ходить рядом с ним.

«Все так просто? Несколько комплиментов, и ты готова растаять, как масло?»

Да. Так и есть.

Но самым странным был тот факт, что она узнала Алекса лучше. Была уверена, что там, в зале, Алекс был настоящим.

Он открыл одну из дверей и проскользнул внутрь, увлекая ее за собой.

— Интересно, здесь есть камеры наблюдения? — спросила она.

— Я не заметил, — сказал Алекс. — Поверьте, я посмотрел внимательно. У хозяина нет причин думать, что кто‑то из гостей умыкнет какой‑нибудь предмет искусства. А мы не собираемся брать те предметы, о которых он знает.

— Сказочная технология.

— Кстати, я хочу получить свой поцелуй, — заявил он, повернувшись к ней, и выражение его лица вдруг стало непроницаемым.

У нее перехватило дыхание.

— Я целовала вас, — сказала Габриэлла, — уже, я имею в виду.

— Вы поцеловали меня перед всеми гостями. Вы хотели, чтобы я был искренним, а я хочу настоящий поцелуй. Там, в зале, вы сделали это по необходимости… Теперь же я хочу, чтобы вы руководствовались своими истинными желаниями.

— Правда?

— Конечно… Хотя теперь я уверен, что поцелуй с самого начала был неизбежным.

Она неуверенно засмеялась.

— И в какой именно момент вы это поняли? Как только появились в доме моей бабушки, а я вышла к вам босиком и в очках?

Она хотела бы, чтобы это было правдой.

— Да.

— Это бессмыслица.

— Вы правы. В этой жизни вообще мало смысла. — Он первым приблизился, протянул руку и накрутил локон ее волос на палец. К тому же в мире множество обязательств, Габи. Но многими можно с легкостью пренебречь. Правда, не стоит забывать о том, что все, что мы делаем, должно быть правильным.

Габриэлла не знала, что считать правильным. И правильно ли то, что сейчас произойдет…

Она сделала резкий вдох, шагнув в его сторону и прижав руку к груди. Посмотрела в его глаза, темные и суровые, выражение его лица по‑прежнему было скрыто маской. Ее пальцы смяли белый жесткий материал его рубашки, она наслаждалась ощущением его тепла, твердостью его мускулов.

Ее всегда интересовало, чем именно мужчина отличается от женщины. Теперь она начинала понимать, что, несмотря на множество различий, мужчины и женщины хотят одного: любви, нежности… страсти.

— Поцелуй меня, принцесса, — проговорил Алекс низким, напряженным голосом.

Она почувствовала триумф.

Она была той, что воспламенила в нем страсть.

Но Габриэлла совершила бы ошибку, если бы думала, что в этой игре один победитель и один проигравший. Правда, сейчас ее не волновало, кто победит…

Она не могла отказать ему. Алекс смотрел на нее как на женщину, а не как на неопытную девушку, все свое время посвящающую книгам. Он смотрел на нее так, словно она была солнцем, луной и всеми звездами, вместе взятыми. Яркой, манящей и привлекательной.

Возможно, сейчас, в данную минуту, она значила для него слишком много. И это иллюзия, которая обязательно станет ему очевидной потом… значительно позже. Потому что Габриэлла Д’Оро никогда никого не могла удержать. Ни родителей, ни тем более мужчину.

Но он смотрел на нее так, словно она что‑то значила для него. Принцесса хотела вжаться в стену или раствориться в воздухе. И в тот же момент она хотела, чтобы их зрительный контакт не прекращался.

Медленно, так медленно, чтобы она могла насладиться удовольствием, приятными ощущениями от его тела под ее прикосновениями, она скользнула рукой вверх по его шее, чувствуя тепло его кожи, жесткость щетины.

Затем она провела рукой по подбородку, щеке.

— Я никогда прежде не касалась мужчины… так, — призналась она.

И ей не было стыдно за это признание, потому что его взгляд все еще был полон желания.

Он подошел к Габриэлле и накрыл ее руку своей. Она чувствовала, как сильно бьется его сердце, как напряжено его тело.

— Я касался очень многих женщин, — сказал он серьезным тоном. — Но сейчас это не важно.

Габриэлла поцеловала его.

Она закрыла глаза и подалась вперед, прижимая свои губы к его губам, а сердце билось в груди так бешено, что она едва могла дышать. У нее закружилась голова. Она чувствовала беспокойство. Она чувствовала возбуждение.

Его объятия возбуждали. Казалось, ничего не может быть естественнее, чем его будоражащие прикосновения.

Габриэлле было недостаточно одного лишь объятия. Она чувствовала, что одежда начинает мешать им обоим.

И все же все было неправильно.

Его возраст и опыт в сочетании с ее относительной молодостью и неопытностью.

Тринадцать лет. Тысячи миль. Бог знает, как много женщин у него было.

Их разделяла непреодолимая пропасть, которая сомкнулась, пока она стояла рядом с ним, внимая каждому его движению и вдоху.

Да, сейчас между ними абсолютно не было преград. Они оба сбивчиво дышали, желая лишь одного.

Она задрожала в ответ на прикосновение его губ и языка, обводившего их контур и просившегося внутрь.

Она не могла отказать Алексу. Не сейчас.

Алекс крепко обнял ее, скользя рукой по талии к ягодицам.

Весь ее мир был сосредоточен на моменте их близости. В его руках, его губах, его запахе. Каждом его вздохе. Она не помнила, зачем они пришли в эту комнату, помнила лишь поцелуй. Она забыла все, что было за пределами этого момента, этой комнаты… забыла все, что не было связано с этим великолепным мужчиной.

Наконец они медленно отстранились друг от друга.

Их поцелуй был таким естественным. Они оба тяжело дышали и едва скрывали дрожь возбуждения. Она прикоснулась к его щеке, почувствовав, как щетина царапает ее ладонь, она упивалась его видом. Она смотрела на него настоящего, без маски.

— Мы должны найти картину, — пробормотала принцесса растерянным голосом.

Ее губы горели и припухли, помада стерлась.

— Картину? Я и забыл, — сказал он, подняв уголки рта.

— Да, — ответила она сухим тоном. — Королева сказала, что картина в одной из комнат и только я могу открыть тайник…

— Ключ, — вспомнил он.

— Да. Оказывается, я умею хранить секреты. Видимо, потому, что не так уж много людей разговаривали со мной за все эти годы.

Она скользнула рукой за вырез платья и выудила ожерелье, держа его прямо перед собой.

— Ключ, — произнес он, и его тон изменился.

— Да. Этим ключом мы откроем тайник. Бабушка сказала, что на картине изображена усадьба.

— Нам будет не так‑то просто ее найти.

— Я знаю, — обронила она, приближаясь к дальней стене и изучая ее. — Кажется, там должны быть гуси, — бормотала она, продвигаясь вдоль ряда, рассматривая рамы, разыскивая что‑то особенное. — Мне кажется, это не та комната. Моя бабушка описывала немного другую эпоху.

— Тогда давайте продолжим поиски, — предложил он.

Он взял ее за руку. Волна наслаждения окутала ее, в то время как он вывел ее из комнаты в холл. Алекс открыл еще одну дверь.

— Что здесь за картины? — спросил он.

Она взглянула на Алекса, ее сердце бешено колотилось из‑за волнения, разряда возбуждения. В основном из‑за близости Алекса.

— Городские пейзажи, — заметила она, — это не здесь.

Они прошли через комнату с портретами и еще через одну — с пляжными сценами. Наконец, они открыли дверь в помещение, где на стенах висели полотна со сценами из сельской жизни. Бледные, с румянцем на щеках дети с животными, соломенные крыши домов и… гуси.

— Она наверняка здесь, — сказала она, — я уверена. Так что теперь… мы просто должны выяснить, какая из них. Какая картина выглядит иначе, чем другие?

Алекс прищурился, оглядывая комнату. Затем он выпрямился, как будто его сознание озарила молния.

— Вот эта, — указал он.

Габриэлла повернулась, чтобы взглянуть. Он остановился перед картиной, изображающей усадьбу и молодую девушку. Он прижал палец к углу рамы.

— Что это? — спросила она.

— Здесь есть небольшой замок. Посмотрите.

Она приблизилась, ее рот непроизвольно открылся. Дрожащими пальцами Габриэлла снова достала ожерелье.

— Я думаю… я думаю, мы нашли ее, — сказала она.

Алекс отошел, и она шагнула вперед, вставила заднюю часть ожерелья в замок, толкая его внутрь. Рама отошла от стены на два дюйма, и Габриэлла застыла, опустив ожерелье.

На секунду она уставилась на изображение, потом посмотрела на Алекса.

— Ну, теперь я волнуюсь, — произнесла она.

Внутри у нее все сжалось, руки вспотели. Она была возбуждена и даже испытывала ужас. Если картина была там… кто знал, что произойдет дальше. Если ее продемонстрируют миру и возникнет общественный резонанс, для ее семьи это будет иметь катастрофические последствия. Она никогда не спасет семейную репутацию.

Но если ее там не было…

Она так долго думала о картине. Не знала, существовала ли она. Теперь они понимали, что она есть и, возможно, они ее увидят.

Алекс отодвинул картину и обнаружил глубоко в стене за ней большое полотно, покрытое мешковиной.

— Ох, — выдохнула принцесса, — неужели это именно то, что мы ищем?

Алекс стянул мешковину.

Да, перед ними была именно «Потерянная любовь». На картине изобразили женщину, сидящую перед туалетным столиком; она поправляла темные кудри, любуясь собой в зеркале. Она предстала обнаженной, а в отражении зеркала просматривалась грудь. Женщина сидела на подушке, демонстрируя весьма аппетитные формы.

— Вот почему… — Принцесса перевела дыхание. — Картина просто восхитительна. И в ней ни капли пошлости.

— Я склонен согласиться. К тому же мне нравятся женские формы.

Она повернулась, чтобы взглянуть на Алекса.

— Я имею в виду только то, что СМИ могли преподнести эту историю таким образом, что она нанесла бы ущерб репутации моей бабушки. Конечно… — Она оглянулась на картину. — Конечно, понятно, что она была близка с художником. И это не стандартный портрет. Ее титул не позволял ей позировать обнаженной. Плюс… еще кое‑что… Здесь нечто большее, чем просто изображение модели художником. Ему явно нравилась эта женщина. Я чувствую это в каждом мазке. Здесь столько страсти.

Ее пальцы сами собой потянулись к углу картины, где были бледно написаны инициалы художника, Б. А.

— Или, — сказал Алекс, положив руки в карманы, — он просто очень хорошо выполнял свою работу.

— Здесь видны не только талант, но и явная симпатия, Алекс.

— Мне все равно. Моя задача — просто довезти картину деду.

Габриэлла нахмурилась:

— Почему вы считаете, что у вашего деда прав на картину больше, чем у моей бабушки. Ведь это она на картине.

— Да, это так. Но мой дед владел полотном раньше. Он будет готов заплатить любую справедливую цену. Это предсмертная просьба моего деда, а не вашей бабушки.

— Мы вернем ее на Асеену. Она хочет увидеть ее.

— Я не могу отложить свои дела на неопределенный срок, — сказал Алекс.

Она посмотрела на него, но не смогла разгадать выражение его лица.

— Пожалуйста. Давайте вернем ее бабушке.

Алекс внимательно рассматривал Габриэллу несколько секунд. Затем он медленно кивнул, подошел к картине, протянул руку и провел вдоль края холста.

— Это очень красиво. На самом деле, — он повернулся к Габриэлле, — эта женщина немного напоминает мне вас. Она также очаровательная и… соблазнительная.

Принцессу обдало жаром.

— Я не вижу ничего подобного.

— Конечно, вы похожи. Она красива, ее формы довольно пышные. Эта картина — не просто изображение. Это признание в любви от преданного поклонника, которым явно был этот художник, — сказал он, его темные глаза встретились с ее глазами. — Поверьте мне, как мужчине.

— Ладно. Как мы собираемся вернуться обратно в наши апартаменты?

— Очень быстро, — сказал он.

Он взял картину и вновь накрыл ее мешковиной.

Принцесса шагнула вперед и заперла тайник.

— Если премьер‑министр действительно понятия не имел, что эта картина была здесь, у него не будет никаких оснований полагать, что она не моя, — заметил Алекс. — Конечно, перемещение довольно большого холста по дому может вызвать подозрения. Сомневаюсь, что смогу убедить хозяина, будто взял картину на прогулку.

— Тогда нам лучше поторопиться, — заметила Габриэлла. — Все еще до сих пор находятся в зале.

— И благодаря щедрости премьер‑министру Коллетти хорошо проводят время.

Они пошли к двойной двери, которая вела в коридор. Алекс приоткрыл ее и выглянул в холл, чтобы посмотреть, есть ли там кто‑то.

— Чисто, — сказал он.

Габриэлла кивнула, и они оба выскользнули наружу, плотно закрыв за собой дверь галереи.

Ситуация обоим показалась смешной. Костюм Алекса слегка помят, они оба были в масках, и к тому же Алекс нес картину.

Если кто‑то увидит их — подумает, что они просто слишком много выпили.

Они быстро шли по коридору, повернули налево и замерли. У стены стояла обнимающаяся парочка, которая занималась тем, чем должны были заниматься, по мнению гостей, удалившиеся из зала Алекс и Габи. Мужчина плотно прижал женщину к стене, он целовал и ласкал ее тело.

Габриэлла вспыхнула, волна возбуждения охватила ее.

Хотела ли она, чтобы Алекс был на месте этого мужчины, а она — на месте женщины? Чтобы он прижал ее к стене, чтобы так же настойчиво и страстно касался ее тела.

Только сейчас она поняла, как сдержанно вел себя Алекс до сих пор. Она была даже разочарована.

— Тихо, — прошептал Алекс, когда они проходили мимо влюбленной парочки.

Глаза женщины были закрыты, мужчина стоял спиной, поэтому Алекс и Габи прошли мимо них незамеченными. Они поспешили далее через безлюдные залы, больше никого не встретив. Наконец, они вошли в свои комнаты.

— Отлично, — сказал Алекс, плотно закрыв за ними дверь. — Я упакую картину, и, если кто‑то будет досматривать мой багаж, я скажу, что приобрел ее в другом месте во время нашего путешествия. У них не будет оснований мне не поверить.

Габриэлла покачала головой и засмеялась:

— Я никогда, даже в самых смелых мечтах, не представляла себя в роли грабительницы.

— Разве картина принадлежит не вашей семье, Габриэлла?

— Думаю, принадлежит, — подтвердила она.

— Тогда вряд ли это ограбление.

— Тем не менее. Я сегодня сделала многое из того, чего никогда себе не позволила бы сделать.

Танцевала с привлекательным мужчиной. Целовала его. Получила от него комплимент.

Теперь этому конец. Конец всему. Ее не заботило, что сегодня она украла картину. Она жалела об окончании приключения.

— Я должен сказать то же самое, Габи, я не думал, что у нас и правда все получится.

В этот раз она даже не возмутилась, когда он назвал ее Габи. Никто не называл ее так… кроме Алекса. И она решила, что в этом что‑то есть.

Она почувствовала, что все было особенным из‑за его присутствия.

— Я рада, что вас все это позабавило.

Он рассмеялся:

— О, более чем.

Алекс снял маску, затем ослабил узел своего черного галстука. В этом что‑то было. Этот распутный, взъерошенный вид, который заставил ее сердце биться быстрее. Она почувствовала слабость в ногах. Внутри у нее все сжалось.

— Мы уедем завтра, — сказал Алекс.

— Какую причину отъезда мы озвучим?

— Я скажу премьер‑министру, что в Штатах возникли неотложные дела. В целом поездка и правда выдалась весьма успешной.

Габриэлла не смогла сдержать смех.

— Даже слишком успешной. Я все жду, когда на нас спустят охранников с собаками.

— Ничего подобного, я думаю. Похоже, эта картина не представляет ценности ни для кого, кроме моего деда и вашей бабушки.

Габриэлла зажмурилась, подумав еще раз о связи между Лючией и Джованни.

— Да. Все очень странно.

— Только если вам нравится все романтизировать. Мне — нет.

Она закатила глаза:

— Как удивительно.

Алекс остановился перед Габриэллой, странное выражение появилось на его лице: он как будто изучал принцессу, словно впервые увидел ее. Он шагнул к ней, и у нее перехватило дыхание.

Алекс протянул руку, дотронулся до края маски принцессы и медленно ее приподнял. Он снял ее, и мягкого прикосновения его кожи оказалось достаточно, чтобы она вспыхнула.

— Очень красивая, — сказал он приглушенно.

Принцесса ждала, что он обнимет ее. Ждала, что он ее вновь поцелует. Но он этого не сделал. Он просто стоял, глядя на нее, не касаясь ее, не сокращая расстояния между ними.

Она хотела бы быть храброй. Достаточно храброй, чтобы коснуться его. Чтобы обнять его. Чтобы пережить еще раз то, что случилось в той пустой комнате.

— Спокойной ночи, Габриэлла, — вымолвил он наконец.

Его слова прервали ее мысли, украли у нее шанс на храбрость.

— Спокойной ночи, Алекс.

Габриэлла повернулась и пошла в свою спальню. Она чувствовала, что упустила нечто важное. Как будто она оставила позади очень важную часть себя.

Она едва сдерживала слезы.

Завтра они уедут. Они достигли цели. Завтра она вернется на Асеену и больше никогда не увидит Алекса.

Загрузка...