Я направлялась к двери, когда до нас донесся скрежет тормозов, за которым тут же последовал отвратительный глухой удар. Мое сознание не успело как следует зафиксировать этот фоновый шум, а Шон уже вскочил и бежал к двери. Я услышала голоса Энн и Ричарда. Они выкрикивали имя Джона. Я остановилась как вкопанная и уставилась на место, где до этого сидел Шон.
Энн кричала:
— О Господи, о милостивый Боже!
Мое сердце бешено забилось. Я услышала слова Ричарда, адресованные Шону:
— Не прикасайся к нему, не трогай его!
Я наконец-то очнулась и выбежала из дома. Очутившись на улице, я увидела своих друзей. Ричард промчался мимо меня в дом.
Энн стояла на середине дороги, уставившись на Шона, склонившегося над человеком, у которого вся голова была в крови. Я огляделась, пытаясь найти глазами Джона. Я, видимо, выкрикивала имя Шона, потому что он поднял на меня глаза, в которых была паника. Я направилась к нему и поняла, что на дороге лежит Джон. Меня затрясло, и мне показалось, что я иду к этому месту целую вечность. Я бросилась на землю.
— Джон, Джон, Джон! — Я продолжала звать его снова и снова, но он не шевелился. На бордюре сидел водитель, прижимая колени к груди, и бормотал что-то похожее на «не заметил» и «он просто выскочил перед машиной». Я ничего не выражающим взглядом смотрела на этого незнакомца. Он кусал губы и плакал. Из дома вышел Ричард и сообщил, что «скорая» будет через пять минут. Энн побежала в дом. Шон разговаривал с Джоном. Он говорил ему, что все будет в порядке и что «Скорая» на подходе, Я сказала ему, что люблю его и что он должен потерпеть. На улице было очень холодно; я не сомневалась, что Джон замерз. Я попыталась поднять его на руки, но Шон остановил меня: — Не надо трогать его, Эм. Он будет в порядке. «Скорая» едет.
— Пожалуйста, проснись! — умоляла я. Я лишь хотела видеть его глаза. — Пожалуйста, проснись!
К нам подбежала Энн. В руках она держала полотенца. В этот момент на дороге показалась машина скорой помощи. Они выскочили из машины и тут же оттеснили нас. Шон крепко держал меня, будто опасаясь, что я убегу. Взгляд Ричарда был прикован к водителю, сидевшему на бордюре. Энн стояла посреди улицы, продолжая держать полотенца.
Мне разрешили поехать в машине «скорой помощи» с Джоном; остальные отправились вслед на такси. Я держала его за руку, а врачи в это время работали. Они подключили какие-то трубки и прикладывали к груди электроды. Мне казалось, он продолжал спать, но я все равно разговаривала с ним. Я говорила, что, как только он поправится, мы поедем в отпуск. Говорила, чтобы он не волновался, потому что все будет хорошо. Я упомянула, как он нужен мне, и даже говорила о каком-то глупом футбольном матче, которого он с нетерпением ждал.
Мы добрались до больницы. Я осталась в коридоре, в то время как Джона везли на каталке в палату, куда допускались только врачи. Медсестра увела меня в комнату для ожидания и спросила, не хочу ли я чаю с сахаром.
— Сахар полезен при шоке, — пробормотала я.
Она согласилась и грустно улыбнулась.
— Я принесу вам чаю, — сказала она и ушла.
Остальные приезжали по очереди и ждали. Все молчали. Меня охватил ужас. Я знала, что дело плохо.
«Пожалуйста, живи. Пожалуйста, не сдавайся», — повторяла я про себя снова и снова.
«Святая Дева Мария, Матерь Божья, пожалуйста, спаси его. Пожалуйста, Господи, пожалуйста, милостивый Боже, спаси его», — молилась я.
Шон вдруг вспомнил о Кло. Она все еще находилась в доме, валялась где-то без памяти, пребывая в блаженном неведении о ночном кошмаре. Энн пошла звонить ей.
К нам направлялся доктор. Я подняла голову, и перед тем, как наши взгляды встретились, казалось, миновала целая вечность. Он спросил о присутствующих членах семьи. Родители Джона еще не приехали. Я встала и сказала, что я его родственница.
— Мне очень жаль, — произнес он. — Травма оказалась слишком серьезной. Мы сделали все возможное. Ему больно не было.
Врач сказал, что Джона больше нет. Моя голова раскалывалась, в глазах потемнело. Я хотела, чтобы мое сердце остановилось, потому что с каждым его ударом мне становилось все больнее. Все присутствующие смотрели на меня. Энн плакала. Я пыталась расслышать слова доктора сквозь гул, возникший у меня в ушах. Он отвел меня в палату, куда мне до этого запретили входить. Врач постоял какое-то мгновение, наблюдая, как я смотрю на тело Джона, затем он ушел. В комнате находился Джон, точнее, его тело, но я была одна.
«Нет. Этого не может быть. Мы дома в постели. Мне снится кошмар».
— Проснись! Проснись! — выкрикнула я, сильно ущипнув себя. — Проснись!
В глубине души я знала, что не сплю, но я ущипнула себя еще сильнее. Затем я бросилась к нему. Он был тяжелым и еще теплым.
— Просто открой глаза. Больше ничего не надо делать. Об остальном позаботятся врачи, — шептала я.
Но он так и не открыл глаза. Смерть густым туманом повисла в воздухе, и мне стало трудно дышать. У Джона под подбородком лежала белая простыня. Рана на голове больше не кровоточила. Я снова смогла увидеть его лицо. Он выглядел моложе, совсем как подросток, который всегда брал меня с собой играть в баскетбол за его команду, не смотря на то что я совершенно не умела играть. Я снова взяла его за руку и почувствовала, как мое сердце рвется на части.
Я тут же подумала, не случится ли у меня сердечный приступ. Я была бы только рада этому. Джон умер. Мы танцевали всего несколько часов назад, а теперь его уже нет. Дышать стало еще тяжелее.
— Я люблю тебя, — сказала я надрывающимся голосом. — Черт побери, я же действительно хочу, чтобы ты проснулся. — Я умоляла его, но он меня не слышал, а я была не в состоянии осознать это. Я поцеловала его синие губы и потерлась своим влажным лицом о его щеку. Я шептала ему в ухо и просила:
— Пожалуйста, вернись.
Затем я много раз повторяла «черт». Слезы жгли мне лицо, оставляя на коже красные следы; онемевшие руки тряслись и держались за остывающее тело.
— Пожалуйста, черт возьми, вернись же! Я сделаю что угодно!
Я ждала, но ничего не происходило. Я подняла глаза к потолку. Я понимала, что выгляжу глупо, но мне было плевать.
— Господи, если ты вернешь его мне, я сделаю все, что захочешь. Я буду примерной. Пожалуйста, Господи, пожалуйста, пожалуйста, просто верни мне его. Ему двадцать шесть — ему всего лишь, черт возьми, двадцать шесть. Пожалуйста, Господи, пожалуйста, верни мне его!
Все напрасно. Я хотела прилечь рядом с ним, но не могла решиться, потому что впервые мне казалось, что я не имела права лежать с ним. Поэтому я просто держала Джона за руку и убирала с его лица белокурые окровавленные волосы. Рядом с этим лицом я выросла, на это лицо я могла положиться; я знала это лицо, как свое собственное, но теперь оно были иным. Свет погас, искра исчезла, и все, чем мы являлись и чем обладали, все, что он представлял собой и кем мог стать, ушло в небытие. Мой мальчик, мой мужчина, мой друг, мой любовник, мое отражение — все это постепенно становилось холодным как камень. Из океана, который когда-то был моим сердцем, лились слезы. Я стряхнула с простыни, которой он был накрыт, невидимую грязь. Я нащупала его руку и крепко сжала ее. — Я люблю тебя.
Время замерло. Понятия не имею, как долго я стояла на коленях на холодной плитке, отчаянно вцепившись в его руку. В какой-то момент в палату вошла Кло. Она плакала. Увидев Джона, она закричала. Она сделала это не нарочно, просто не смогла сдержаться. Кло стояла и смотрела на тело, которое когда-то было Джоном. Потом она обняла меня, я словно издалека услышала свой голос: «Прощай, малыш». Кло рыдала, а я по-прежнему держала его руку. Боль сковала нас, мы не могли пошевелиться. Мы застыли, как Джон.
Кто-то позвонил моей матери. Она приехала с отцом, чтобы забрать меня. Отец молчал, стоя в нескольких шагах позади нее, не зная, что сказать и как вести себя. Мама взяла все в свои руки, и впервые с тех пор, как я перестала быть маленькой девочкой, я была благодарна ей за ее самообладание. Когда родители выводили меня из больницы, я заметила Ричарда — он успокаивал свою обезумевшую жену и Шона, который сидел в углу, уставившись в одну точку. Мы поехали домой. Я помню, что сидела на заднем сиденье машины и смотрела на движущиеся расплывчатые фонари и на мелькающие автомобили, из динамиков доносился голос дина Мартина. Он пел о любви. Я посмотрела на небо. Оно было черным. Ни звездочки. Кожа на лице продолжала гореть. Мать снова и снова оборачивалась, чтобы взглянуть на меня, как будто боялась, что я отправлюсь вслед за Джоном на небеса. В доме было холодно. Мама поставила чайник, но я ничего не хотела, только спать. Она укрыла меня одеялом и убрала со лба волосы. Я даже не чувствовала ее прикосновения. Отец стоял в дверях и наблюдал за нами. Потом мама выключила свет и легла рядом со мной. Я ощущала ее тепло и в то же время чувствовала полную пустоту. Я вдруг вспомнила мать Клоды и то, что после смерти ее мужа она постоянно спала. Тогда я находила это странным. Теперь я понимала почему. Сон был единственным избавлением от этого кошмара.