Глава 24

Комната казалась туманной, все перед глазами расплывалось, делая неясными очертания предметов.

Ее тошнило, голова ужасно болела, а ребра причиняли такую боль, что она могла делать только короткие поверхностные вздохи.

Наконец глаза начали различать незнакомую, странную обстановку комнаты. Илейн попыталась встать, но внезапная мучительная боль в боку и чья-то твердая рука на лбу прижала ее к подушке. Она услышала плеск воды где-то возле кровати, влажная салфетка была снята с ее лба, намочена, отжата и снова положена на место. Девушка повернула голову, и ее глаза остановились на темных, плотно облегающих стройные бедра брюках и узкой талии.

Отрывисто вздохнув и захлебнувшись от боли, Илейн увидела стоявшего над ней Рена. Его голубые глаза смотрели на нее с нежностью, быстро сменившейся гневом. Ярость, исказившая его черты, заставила ее съежиться.

— Черт возьми, чем, по-твоему, ты занимаешься? — взорвался он. — Это идиотская, безрассудная… Тебя могли убить! Зачем ты поехала на Мейден-Лайн. Ты что, собиралась встретиться там с Чейзом Камероном и начать новую счастливую жизнь? Тебе не кажется, что я заслужил хотя бы прощания?

Слезы выступили у нее на глазах, но она их сдержала. Ей хотелось найти такой же злой ответ в свою защиту, но боль в грудной клетке принуждала молчать. Что это он разыгрывает из себя пострадавшего, когда это она испытывает мучительную боль, это у нее ноют все кости и мышцы и это ей придется провести всю жизнь, страдая от воспоминаний о мужчине, женившемся на Мелиссе Стэнхоуп!

— Если бы ты не выглядела так чертовски жалостливо, — сказал Рен, — клянусь, я бы тебя выпорол.

— Ты не имеешь права разговаривать со мной так. — Илейн приподняла голову и у нее на лбу выступили капельки пота. Она тихонько всхлипнула.

Рен мгновенно оказался рядом. Его лицо было испуганным, а не злым, как раньше. Морщины озабоченности исказили лоб.

— Не надо, — тихо приказал он. — Мне не следовало говорить это.

Он настойчиво и нежно уложил ее на мягкую кровать.

— Я ужасно волновался. — Он глубоко вздохнул, стараясь успокоиться, и отвернулся.

Когда Рен снова заговорил, его голос был ровным.

— Врач сказал, что у тебя сотрясение мозга и ушиб двух ребер. Он думает, что ничего не сломано. Слава Богу!

Илейн заметила, как один непослушный локон его темных волос упал на лоб. Когда же Рен коснулся ее плеча, его руки дрожали.

— Я не хотел ругаться, — сказал он хриплым, усталым голосом. — Но я чувствую вину за все, что произошло. Если бы я в самом начале оставил тебя в покое, ничего подобного бы не случилось,

— Это не твоя вина, — мягко произнесла она. — Мне следовало прислушаться к тебе. Я хотела найти самый легкий выход для нас обоих.

— Я знаю. — Он смотрел на Илейн впалыми одержимыми глазами, и она поняла, чего стоит ему сохранять спокойствие.

— Ну ты и шлепнулась с лошадей, — сказал Рен с преувеличенной беспечностью в голосе. — Я был за углом. Я не видел, что произошло, только толпу, окружившую коляску. Когда я подбежал, там уже был констебль.

— Как ты нашел меня?

— Давай скажем так, у меня повсюду есть друзья.

Когда Илейн улыбнулась, острая боль не дала даже вздохнуть, и Рен взял ее пальцы своей загорелой рукой.

— Делай неглубокие вдохи, милая леди. Если боль станет невыносимой, я дам тебе опия.

Он снова не смог сдержаться:

— Черт побери, Лейни. Неужели ты не понимаешь, как я беспокоился? Мы ведь могли все обсудить, найти какой-то выход.

— Нет, Рен, — возразила она. — Я уехала потому, что не могла жить так, как предлагал ты. Я не могу быть твоей…

Он прижал палец к ее губам, чтоб остановить готовое вырваться ненавистное слово.

— Я знаю.

Он был так красив, так озабочен.

— Мне кажется, что я давно знаю это, — сказал он. — Мне просто не хотелось верить. Мне хотелось, чтоб мы были вместе, несмотря ни на что.

У него вырвался долгий тяжелый вздох.

— Когда ты поправишься, я найду, куда тебе уехать. Это место будет далеко от Сан-Франциско. Там ты сможешь начать новую жизнь.

— Я уеду Рен, но без твоей помощи. Однажды ты сказал, что я делаю больней нам обоим. Теперь я говорю это о тебе. Рен, пожалуйста, отпусти меня.

— Нет, пока не уверюсь, что тебе ничего не угрожает.

Она коснулась его щеки, но заставила себя остановиться и сменила тему.

— Они стреляли в извозчика. Он умер?

— Нет. К счастью, только ранен. Он скоро выздоровеет. Ты кого-нибудь заметила?

— Да. Я узнала того высокого, что забрался ко мне в номер. Я пыталась остановить лошадей, чтобы коляска не перевернулась. И это последнее, что я помню.

— На место почти немедленно приехала полиция, — сказал Рен. — И у бандита не было времени довести дело до конца.

— Так ты думаешь, что те двое за мной охотятся?

— Я уверен в этом. Вот почему я привез тебя сюда.

Илейн обвела глазами комнату. Она лежала на прочной дубовой кровати лицом к заливу, а мягкое голубое атласное одеяло согревало и ласкало ее тело. Она вдруг заметила, что вместо костюма на ней только простая ночная рубашка, как она припоминала, из ее чемодана.

— Как… как я разделась? — спросила девушка, тщетно пытаясь не покраснеть. — Где я?

— Ты в моем городском доме. Как только ты поправишься, я отвезу тебя на ранчо в Напа-Велли. Что касается раздевания, то я оставляю это твоей фантазии, но заверяю, что твоя драгоценная честь не задета. Возможно, я хам, но я предпочитаю заниматься любовью с проснувшейся женщиной.

Илейн стала пунцовой, но тут же поняла, что невольно улыбается. Однако острая боль в подреберье бесцеремонно напомнила о себе. Илейн закрыла глаза, успокоила дыхание и почувствовала некоторое облегчение.

Спустя минуту она услышала в коридоре голоса, и в комнату вошел Томми Дэниэлс. Его более темные, чем у Рена глаза выдавали сдерживаемое волнение. Томми опустился на колени перед кроватью.

— Как ты себя чувствуешь, Лейни?

— Раньше я чувствовала себя лучше, но, кажется, теперь я буду жить. — Она взяла его за руку. — Томми, я думаю, что не должна оставаться здесь. Что скажет Джакоб и Мелисса? А ты должен учитывать, как отнесется к этому Керри.

— Не глупи. И Керри и Мелисса поймут. Керри сейчас внизу. Она уже предлагала, если нужно, побыть с тобой. И я уверен, что Джакоб будет даже настаивать на том, чтоб ты осталась здесь. Хочешь ты или нет, ты член нашей семьи.

Семья. Снова об этом. Рен и Томми были семьей, но отношения Илейн и Рена будут приносить страдания всем.

Когда она глубоко вздохнула, причинив себе новую боль, в дверях показались еще три лица. Увидев Керри, Джакоба и Мелиссу, Илейн почувствовала острый приступ вины. Но она заставила себя улыбнуться, надеясь, что выглядит бодрой.

Джакоб Стэнхоуп подошел сбоку и осторожно взял ее руку большими мягкими пальцами. Это нежное пожатие чуть не лишило ее сил.

— Милая девочка, надеюсь, что ты в порядке.

— Я хочу, чтоб она осталась здесь до тех пор, пока ее можно будет перевезти на ранчо, — объяснил Рен.

— Очень правильно, мой мальчик. — Джакоб похлопал Илейн по руке.

— Делай, как говорит Рен. Он знает, что лучше. Немного деревенского воздуха — и ты будешь в прекрасном состоянии.

Он поправил белый шарф, надетый поверх светло-серого костюма.

— Папа прав, — согласилась Мелисса, приближаясь к кровати. Она тряхнула золотыми локонами и улыбнулась нежными изогнутыми губами.

— Ранчо Рена просто великолепно. Вам там понравится.

— Я поеду туда и побуду с вами, — объявила Керри Зальцбург, входя в комнату. Юбки ее розового французского платья шуршали. — Вам же понадобится компаньонка.

По щекам Илейн побежали слезы.

— Вы все такие чуткие. Я счастлива, что вы считаете меня другом.

Она чувствовала себя до крайности отвратительно. Только позавчера Рен провел ночь в ее постели. А теперь его семья и даже женщина, на которой он женится всего через две недели, так добры, так внимательны к ней. Илейн захотелось умереть. Это было похоже на кошмар, от которого нельзя проснуться.

Выдавив улыбку, Илейн сдержала дрожащие губы.

— Если вы не возражаете, — произнесла она еле слышно, — то я хотела бы… у меня ужасно болит бок.

— Конечно, дорогая, — ответил Джакоб.

— Вам что-нибудь надо? — спросила Мелисса. Солнце поблескивало у нее в волосах, когда крошечная фигурка наклонилась к кровати.

Илейн с трудом качнула головой.

— Утром тебе будет лучше, — заверил Томми. И они с Керри вышли из комнаты.

— Я сейчас спущусь, — сказал Рен Джакобу и Мелиссе, побуждая их выйти.

Он бросил взгляд на Илейн. Она выглядела изнуренной и бледной. Ее пышные нежные волосы рассыпались по подушке, обрамляя овальное лицо. На щеке темнел синяк, а губы были разбиты, но для него она была прекрасна, и у него на душе еще никогда не было так мерзко. Как он позволил себе настолько все запутать? Как он мог надеяться, что Илейн будет чувствовать себя счастливой в качестве его любовницы? Она была так чувствительна, так беспокойна, так легко ранима. Он видел муку в ее глазах, когда она разговаривала с Мелиссой. Теперь Илейн лежала на подушке, глядя прямо перед собой. По щекам текли слезы. Рен знал, что сердечная боль ее мучила больше, чем ушиб ребер.

Он встал перед ней на колени, прижал ее руку к своей щеке и поцеловал холодные дрожащие пальчики.

— Не надо, Илейн, прошу тебя. Я не могу видеть тебя в таком состоянии.

Она повернулась к нему лицом.

— Я не могу здесь остаться, Рен. Я просто не могу.

— Врач говорит, что тебе нужна, по крайней мере, неделя отдыха. И потом мы ведь пока не обнаружили тех мужчин. Кто-то же должен защищать тебя.

— Я просто хочу уехать. Рен, пожалуйста, отпусти меня.

Ее тихая речь и полный муки взгляд были пыткой для его сердца.

— Отдохни, Илейн, — мягко сказал он. — Утром тебе будет лучше.

Рен направился к двери, думая, что ему уже никогда не чувствовать себя лучше.

В кафе «Голд Дау Грил» сидели в темном углу Чак Даусон, Билл Шарп и Энди Джонсон.

— Не могу поверить, что она снова ускользнула, — рычал Чак. Шарп в это время жевал толстый кусок недожаренного бифштекса, и, обернувшись, Чак с отвращением посмотрел на кровавую говядину.

— А что мы могли сделать, если так близко оказался констебль, — продолжая жевать, возразил Шарп. — Я тебе скажу, нам чертовски не везет…

— А я скажу, — прервал его Энди Джонсон. Он проглотил кусочек жареной рыбы. — А кто это перевернул экипаж?

— Знаете что, у нас нет времени, — взорвался Даусон. — Нам, черт побери, не испортить бы все дело. Еще повезло, что мы ее не угробили. Тогда бы мы действительно влипли.

— Мы, по крайней мере, теперь знаем, где она, — добавил Энди.

— Мы кое-что проверили у этого парня, Моргана. Мы посмотрели на дом. Как только подвернется случай, мы ее украдем.

Даусон вытер рот льняной салфеткой и отпил темного эля. Ресторан был почти пуст. Большая часть постоянных посетителей приходила в себя после вчерашних торжеств и отсиживалась дома. Он даже слышал стук решетки гриля. Официанты не принимали заказы: не у кого. В помещении пахло обильной едой и немного тянуло сыростью из открытых дверей окутанной паром кухни.

— В следующий раз мы будем готовы, — закончил Чак. — Готовы и к ней и к Моргану, если уж на то пошло. Энди, давай доедай и отправляйся к дому Моргана. С этого момента все меняется. Будем следить за девчонкой двадцать четыре часа в сутки. Как только я решу, что время пришло, мы начнем.

Билл Шарп еще раз откусил от кровавого бифштекса.

— Я начну с Моргана.

Как только Илейн начала приходить в себя и боль утихла, Рен настоял на том, чтобы отвезти ее на ранчо. Керри и Томми составят ей компанию. Туда же поедут и Томасы. Они будут помогать. Рен сказал Илейн, что у него в городе дело, но она знала, что он уступил ее просьбам и старается держаться подальше.

Ранчо оказалось в точности таким, как говорила Мелисса, «Напа-Велли» было милым, покрытым холмами поместьем с плодородными землями и урожайными виноградниками. Некоторые ягоды уже порозовели. Томми рассказал, что скоро гроздья станут цветами густого вина.

Особняк на ранчо был одноэтажным, но достаточно длинным зданием из красного дерева. Сзади и спереди располагались широкие веранды. Перед домом расстилались сотни акров открытого пространства, и на северо-западе возле рощи с виргинскими дубами Томми строил дом для себя и Керри. Рен и Мелисса обоснуются в главном доме.

Илейн сразу же полюбила добрый старый дом и вновь испытывала грусть, что не она, а Мелисса будет жить под этой крышей вместе с Реном. Ей хотелось, чтобы побыстрей прошло сотрясение мозга и она уехала из Напы, из Сан-Франциско и, что еще важнее, от воспоминаний о Рене Дэниэлсе раз и навсегда.

Стук в огромную, грубо сработанную дверь прервал ее мысли. Она лежала, свернувшись, на широкой кожаной кушетке перед камином, таким большим, что в нем свободно мог встать человек. Ей хотелось увидеть его зимой, чтобы в камине плясали огромные языки пламени. Они согревали бы медвежью шкуру, покрывавшую дубовый паркетный пол.

— Я открою, — сказала Керри, и Илейн снова легла на подушку. Она собиралась почитать утреннюю газету, когда в комнату небрежной походкой вошел Чейз Камерон. Илейн взглянула на его красивое лицо, вьющиеся светлые волосы, ленивую улыбку. Выпрямляясь, она плотней запахнула халат.

— Чейз, рада видеть тебя. Керри, ты ведь помнишь Чейза?

— Конечно помню. Приятно снова встретиться, мистер Камерон. — Она улыбнулась. — Если вы оба не возражаете, я схожу поищу Томми. А вы сможете поговорить.

Илейн не хотелось, чтоб девушка уходила. Воспоминания о притязаниях Чейза, о том, как он ласкал ее, а она позволила это делать, грозили поглотить ее.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.

— Сейчас гораздо лучше, спасибо. Доктор говорит, что через несколько дней я буду на ногах.

— Я прочитал о случившемся в газетах. Жаль, что ты сама не написала ни слова.

— Я… я думаю, что происшедшее затуманило мой рассудок.

— Ты никогда не умела лгать, Илейн. И нет необходимости учиться этому. Ты меня избегала.

Она начала было отрицать, но остановилась.

— Я была глупа, Чейз. И теперь не знаю, что и сказать, Чейз.

— Можно мне это сделать? — Он присел рядом с ней на кушетку.

— Конечно.

— Знаешь, Илейн, я вспоминаю, как мы познакомились. Ты была в грязном дорожном костюме, и я попросил тебя показать ноги.

Она рассмеялась.

— Я помню.

— С тех пор ты совсем не изменилась. По крайней мере в том, что касается твоих ценностей.

Илейн отвернулась.

— Той ночью я показала тебе гораздо больше, чем просто ноги.

Он взял ее руку и спрятал в своих широких ладонях.

— Ты была смущена, тебе было больно… и ты умирала от любви. Дэниэлс — дурак. Он хочет лишить счастья и тебя и себя, ради каких-то никчемных амбиций: общественного положения и уважения сограждан.

— Здесь больше, чем амбиции, Чейз. Он чувствует себя должником перед Джакобом Стэнхоупом. Он дал Джакобу слово, а теперь любой ценой сдержит его. Я понимаю это, может быть, лучше, чем кто-либо другой.

Его карие глаза ждали продолжения.

— Понимаешь, я потому-то и ехала в Сан-Франциско. Я убегала от своего слова. Единственная разница между мной и Реном — я поняла одну вещь: на первом месте должно стоять наше счастье. И только тогда мы сможем осчастливить кого-нибудь еще. Так что как видишь, Чейз, я изменилась. Я люблю Рена, но не смогу дать ему счастье, пока сама несчастлива. А я не смогу быть счастливой став его любовницей. Вот почему мне придется уехать из Сан-Франциско… чем быстрее, тем лучше.

— Если бы я любил женщину так, как он любит тебя, я бы послал всех подальше.

— Откуда ты знаешь, что он вообще меня любит?

— Ты шутишь? Да его можно читать, как открытую книгу. Ты, наверное, дурочка, если не замечаешь, как он смотрит на тебя. Он безумно влюблен в тебя. Нет никаких сомнений.

Глядя на Чейза, Илейн вспомнила, как он все время заботился о ней, помогал ей. Она чувствовала себя виноватой, что не верила ему в достаточной мере. Она импульсивно обняла его, и он бережно, стараясь не касаться ребер, обхватил ее.

— Я часто думала о тебе, — честно призналась Илейн. — И я рада, что ты приехал.

Через мгновение он отпустил ее.

— Я тоже. — Чейз встал и выпрямился. — Если тебе когда-нибудь понадобится друг… или работа, — подразнил он, — ты знаешь, где меня найти.

Он, как всегда, заставил ее улыбнуться.

— До свидания, Илейн.

— До свидания, Чейз. — Она смотрела, как высокая фигура исчезла в открытой двери. Массивная дверь громко захлопнулась за ним. Чейз Камерон… Он был хорошим другом. И ей не стыдно будет вновь обратиться к нему.

Несколько дней спустя, Илейн задумчиво сидела у окна, и вдруг ее мысли прервал громкий стук в дверь. Она, немного встревожившись, встала и открыла посетителю.

Закрывая собой огромную дверь, в проеме стоял большой, высокий Джакоб Стэнхоуп. Темный пиджак и светло-серые брюки подчеркивали могучие плечи и оттеняли серебро его волос.

— Можно?

— Разумеется. Хорошо, что вы сюда заехали, Джакоб.

Он сел напротив нее и тепло улыбнулся.

— Как вы себя чувствуете, моя милая?

— Гораздо лучше, спасибо. Доктор сказал, что завтра я смогу выйти на улицу. Мне бы очень хотелось погреться на солнышке и осмотреть окрестности.

— А вам понравилась долина?

— О, конечно. Это одно из лучших поместий, какие мне доводилось видеть. А дом так располагает, он такой гостеприимный. Я удивлена, что такой большой дом не кажется пустым.

Она посмотрела на грубо отесанные перекладины, на тяжелую дубовую мебель и навайское одеяло, лежавшее на спинке дивана.

— Это место похоже на Рена. И очень ему подходит.

— Вы так думаете?

— Да, а что? — она сказала это слишком уж тихо, надеясь, что не выдала своих чувств.

— А как вы думаете, моя дочь будет подходить ему? — неожиданно спросил Джакоб.

— Мелисса — чудесная девушка, — ответила Илейн, уклоняясь от вопроса. — Любой мужчина с радостью взял бы ее в жены.

Джакоб серьезно посмотрел на нее.

— Рен много работал, чтоб достигнуть этого положения.

— Да.

— Женитьба на моей дочери поставит его на достойное место в обществе, даст власть и уважение, которое он заслужил.

Она подняла голову, недоумевая, куда клонит Джакоб. Что он знает об их отношениях? Сердится ли на нее? На Рена?

— Если это сделает его счастливым, я буду рада за него.

— Но вы ведь думаете, что это не сделает его счастливым.

— Я этого не говорила.

Джакоб улыбнулся и погладил девушку по руке.

— Нет, конечно. Но вы также не сказали, что женитьба на моей дочери сделает его счастливым.

Илейн отвернулась, не желая встречаться с его испытующим взглядом. Она понимала, что он чего-то добивается, но не знала чего.

— Значит вам нравится долина, — сказал Стэнхоуп, меняя тему и выглядывая в окно.

— Она прекрасна. Земля здесь такая плодородная. Наверное, на ней может вырасти все что угодно.

— Вы увлекаетесь растениеводством?

— Да. В Пенсильвании у меня был огород. И еще я выращивала лекарственные травы. Моя бабушка научила меня лечить кое-какие болезни. — Она улыбнулась. — Мне это теперь здорово удается.

— Вы — та девушка, которая выходила Рена после того, как в него стреляли.

Это было утверждение, которое Илейн не стала отрицать.

— Да. Не думала, что он кому-нибудь рассказывал об этом.

— Он и не рассказывал. Томми как-то обмолвился, а я просто соединил факты и догадки.

— Вы, видимо, в этом специалист, — парировала она.

— Большой специалист, моя милая. — Он, похоже, с любопытством оглядывал ее. — Каковы ваши планы на будущее? Вы останетесь в Сан-Франциско?

— Нет. Я уеду, как только буду в состоянии. Сейчас я была бы уже далеко, если бы не этот случай.

— Правда? — Он, похоже, был удивлен. — Жаль это слышать. Я надеялся… мне не хотелось бы быть нетактичным, но я надеялся, что вы с Реном продолжите вашу дружбу.

Она замерла.

— А что это за дружба?

Снова всепонимающий взгляд. Джакоб внимательно посмотрел на нее, вздохнул и откинулся в кресле.

— Вы уж простите старого дурака, моя милая. Понимаете, меня воспитала улица, и я считаю, что муж совсем не обязан быть верным. И он вправе иметь свою собственную личную жизнь.

Он нервно теребил воротничок.

— Я пытаюсь сказать этим, что хочу Рену счастья. Я думал, что он сможет обрести его с вами даже после женитьбы. Но я ошибался. Я не хотел оскорбить вас. Простите меня, пожалуйста.

— А как же Мелисса? А ее счастье — не в счет?

— Конечно, моя милая. Рен будет заботиться о ней. Она изнежена. Он будет баловать ее, как это делаю сейчас я. Он сделает ей детей и будет хорошим отцом.

— Да, — прошептала Илейн. — Полагаю, будет. А разве Мелисса не будет любить его? — вдруг изумилась она.

Она вспомнила нежный взгляд, тело, прикосновение его губ. Ее рука дрожала, когда она поправляла складки юбки.

Джакоб поднялся и одернул темно-синий пиджак.

— Сегодня жарко. Слишком жарко для меня. Я привык к прохладным океаническим бризам в городе. Рен может жить здесь.

— Рен и Мелисса, — не удержавшись, добавила Илейн.

— Да. Рен и Мелисса. — Он направился к выходу, и она медленно, превозмогая боль, последовала за ним.

— Вы хорошая девушка, Илейн. Мужчине, который женится на вас, крупно повезет.

Она улыбнулась. Этот комплимент много значит для нее, хотя она не понимала, почему. Джакоб Стэнхоуп обострил ее страдания. Но Илейн не винила его. Он делал то, что считал нужным, он хотел сделать счастливыми членов своей семьи. Может, именно это и пытался он втолковать ей.

— Будьте осторожны, моя милая.

— Постараюсь, Джакоб. Спасибо, что навестили меня.

Он погладил ее по щеке и плотно прикрыл за собой дверь.

Загрузка...