Звездная пыль

41

Сэм сидел рядом с Тессой в удобном кресле в тишине отдельной ложи наверху. Этим вечером они остались одни. Внизу бурлило людское море. Им дали бинокли, и Гамильтон Скотт на подиуме, казалось, стоял совсем рядом с ними. Они не могли видеть, как увеличиваются ставки, но слышали все через установленные в ложе динамики.

— Дорогой, — Тесса повернулась к Сэму, — сразу после аукциона Мэгги выведет нас отсюда. Она поедет с нами в отель. Я хочу попросить ее об одном одолжении. Ты не станешь возражать, если мы вдвоем посидим немного в баре, а ты поднимешься в номер?

— Конечно, не стану. К тому времени я буду уже вне игры. На меня всегда так действует вид людей, тратящих миллионы. Единственный раз, когда я приехал в Лас-Вегас, я заснул под столом для игры в блэк-джек.

— Но сегодня-то все ради благого дела, — Тесса улыбнулась ему. Это была странная, загадочная улыбка ее губ, созданных для поцелуев. В ее глазах светилась такая любовь, что Сэму пришлось сжать пальцы в кулак, чтобы, не дай бог, не заплакать. Она никогда еще не выглядела такой живой, никогда ее лицо не было столь выразительным.

Сэм знал, что в этот день Тесса впервые использовала болеутоляющий пластырь. Он почувствовал это, когда обнимал ее на прощание утром, собираясь идти в университет. Тесса сказала ему, что это средство действует три дня.

— Это для тех, кто не следит за временем, — объяснила она, почти радуясь достижениям медицины. — Я пользуюсь самым лучшим, что может предложить наука.

— Боли начались давно?

— Всего несколько дней назад. Забавно, но я почувствовала, что мне необходимо прожить с этой болью некоторое время, осознать ее, прочувствовать. Не знаю, почему. И только потом я воспользовалась пластырем и ощутила, как она отступает.

— Ты обещаешь мне хорошо поесть за ленчем?

— А куда деваться? Я ем вместе с Мэгги, а она следит за тем, чтобы я проглотила все до последнего куска. Вчера она придумала самый калорийный, самый дорогой ленч в городе — две половинки авокадо, наполненные черной икрой.

— Только не говори мне, что и себе она заказала то же самое!

— Разумеется, нет. Для нее это слишком солоно и чересчур калорийно. Мне кажется, так всегда бывает. Когда можешь есть, тебе не хочется, а когда хочется, тогда нельзя. Это какой-то универсальный закон. Я ненавижу все эти универсальные законы. Не знаю ни одного, который мне бы понравился. Ты со мной не согласен?

— Ты же знаешь, что согласен.

Они без слов достигли соглашения, что у них еще есть время, много времени для обсуждения всего, чего захочется Тессе. А если она не захочет, то и не надо. Решать будет она сама.

Сэм знал и понимал только одно: он будет с ней рядом до самого конца, он пройдет вместе с ней весь путь. Он любил ее с каждым днем все сильнее, и они оба чувствовали это. Единственное, что приходилось скрывать Сэму, — это свой страх, панический страх перед будущим без Тессы, преследовавший его постоянно.

Громкий удар молотка отвлек его от размышлений. В зале наступила полная тишина.

— Добрый вечер, дамы и господа, — объявил Гамильтон Скотт своим глубоким бархатным голосом. — Добро пожаловать в фирму «Скотт и Скотт». Мы начинаем наш исторический аукцион по продаже потрясающих драгоценностей из коллекции мисс Тессы Кент.

Тесса и Мэгги вошли в кафе отеля «Карлайл» под звуки песни Бобби Шорта «Туманный день в Лондоне». Тессу узнали, раздались приветственные аплодисменты. Как только аукцион закончился, о его результатах стало известно по всему миру. А на Манхэттене благодаря радио, телевидению и досужим сплетникам новость распространилась еще быстрее. Тесса не успела даже доехать до гостиницы.

Драгоценности были проданы за сто шестьдесят два миллиона долларов. Эта сумма более чем в три раза превысила выручку от аукциона драгоценностей герцогини Виндзорской в 1987 году. Ни одно украшение не было продано дешевле, чем за цену, в пять-шесть раз превышающую стартовую. Были побиты все рекорды.

Тесса помахала рукой и улыбнулась приветствовавшим ее людям. Тессу с дочерью отвели к уединенному столику, который был заказан заранее. Им сразу же налили шампанское. Тесса свободно откинулась на банкетке, вздохнула с облегчением и едва удержалась, чтобы не замурлыкать себе под нос.

— Давай больше никогда не будем устраивать никаких аукционов, — сказала Тесса, когда им принесли еду. Их столик стоял в стороне отдельно, и они могли спокойно беседовать.

— Согласна, если только ты не припрятала кое-что и не собираешься вскоре продать и это.

— Остался только жемчуг, мое обручальное кольцо и камеи. Я чувствую себя так хорошо, словно освободила все шкафы от одежды, которую ни разу не надела за последние два года.

— Я слышала эту теорию, — сказала Мэгги. — Говорят, это полезно, только я ношу вещи до тех пор, пока они полностью не изнашиваются. И если я выброшу одну из четырех рубашек Барни, с ним случится удар. Хотя, знаешь ли, как раз одну из них он никогда не надевает.

— Не трогай ее, поверь мне на слово. Она ему зачем-то нужна. Я знаю о мужчинах больше, чем ты когда-либо сможешь узнать, малышка.

— Об этом я ничего не знаю, но с удовольствием послушаю. Я люблю кровавые подробности, — ответила Мэгги. — Почему у меня такое ощущение, что мы здесь по причине, известной только тебе? Почему, интересно, Сэм отправился наверх, отказавшись присоединиться к нам под предлогом того, что просто засыпает на ходу? Мне показалось, что он не прочь выпить и сна у него ни в одном глазу. Все это очень подозрительно.

— У него страшный приступ аукционной лихорадки, — засмеялась Тесса. — Я еще ни разу не видела, чтобы мужчина пришел в такое возбуждение. Это было в десять раз хуже, чем когда он смотрит суперкубок. Ему необходимо выпить успокоительное и лечь в постель.

— Он удивился тому, что у тебя оказалось так много драгоценностей?

— Сэм видел каталог, пролистал его пару раз, полюбовался фотографиями Пенна, присвистнул, когда увидел мои снимки. Но ему даже в голову не пришло читать описания. Сегодняшний вечер стал для него откровением. Когда начался аукцион и колье из изумрудов было продано всего за несколько минут за одиннадцать миллионов долларов, он как будто получил удар по носу. Даже я была ошеломлена.

Это оказался единственный раз за все время аукциона, когда Тесса с трудом сдержала слезы. Воспоминания о том волшебном вечере с Люком, о запахе лаванды, о теплом ветре Прованса, о великолепном платье от Диора, которое она надела впервые… Ей казалось, что с тех пор прошло миллион лет. Неужели никогда больше такой вечер не повторится для нее? Да, никогда. Никогда больше. Разве в зале найдется женщина, которая может наслаждаться такими же воспоминаниями? Так уговаривала себя Тесса, пока Гамильтон Скотт продавал ожерелье с изумрудами, и ей удалось остановить глупые слезы, так и не пролившиеся из ее глаз.

— Я тоже была поражена, хотя и привыкла к аукционам, — призналась Мэгги. — Я работала, и мне казалось, что все это чистой воды фантазия, реклама ради рекламы. Но сегодня фантазия превратилась в огромную, совершенно реальную сумму денег. Эти люди сошли с ума! Они хотели получить часть тебя за любую цену! Тебя или твоей легенды. Я думаю, что одно неотделимо от другого. И я до сих пор не могу прийти в себя.

— Ну, я полагаю, Лиз и Гамильтон пришли в себя, получив свои десять процентов комиссионных.

— Эту сумму осознать легче. А теперь расскажи мне, Тесса, зачем я сижу здесь и почему ты не наверху вместе с Сэмом?

— От тебя ничего не скроешь.

— Да, я внимательна и проницательна.

— На самом деле, дорогая, я хотела бы предложить тебе работу.

— Что? — воскликнула Мэгги, чуть не подавившись «Спрайтом», который она пила вместо шампанского. — Я только что закончила самую потрясающую работу в моей жизни, а ты уже хочешь предложить мне новую? Ты удивительно удачно выбрала время. Ма, а ты не думаешь, что мне нужен отпуск? Разве я его не заслужила?

— Ма?

— Да, я решила, что это тебе подходит. Разумеется, только когда мы наедине.

— Мне нравится. Я чувствую себя как ма. А теперь, Мэгги, выслушай меня внимательно. Я создаю фонд, который получит в свое распоряжение все деньги, вырученные от аукциона и от продажи полумиллиона каталогов. Это очень большая сумма. Сегодня я начала составлять завещание. Я оставляю фонду и большую часть денег, полученных мною в наследство от Люка.

«И более чем достаточно я оставляю Мэгги, — подумала Тесса. — Она и ее дети никогда не будут зависеть ни от одного мужчины, как бы Мэгги его ни любила». Но об • этом дочь узнает позже, когда уже не сможет возражать и протестовать. Она получит жемчуг и серьги, купленные когда-то у «Тиффани», которые Мэгги будет носить, и знаменитое колье из трех ниток настоящего жемчуга, которое она наденет, став чуть постарше, и зеленоватый бриллиант в форме сердца, и много еще всего, включая ферму в Провансе, которую Тесса так и не решилась продать. И более того, Мэгги откроет для себя многочисленную ирландскую родню, всех этих тетушек, дядюшек, кузин и кузенов, каждому из которых Тесса также оставила деньги. Придет время, и Мэгги узнает об этом. Но это будет позже, намного позже.

— Пресвятая Богородица!

— Вот именно. Фонду придется работать с несколькими миллиардами долларов. Дополнительные средства будут поступать каждый год. Для управления фондом нужен человек, которому я смогла бы доверять. Я хочу, чтобы ты подумала о том, чтобы возглавить этот фонд.

— Миллиарды! Господи, Тесса, я ничего не понимаю в управлении фондом с таким капиталом.

— Разумеется. Но ты быстро учишься, ты умная, удивительно хорошо организованная, моя дорогая Мэгги. Ты привыкла работать с разными людьми и умеешь заставить их работать друг с другом. А это единственное, что имеет значение. Что же касается остального, то найдешь профессионала, который научит тебя, как должен работать фонд. Заплатишь лучшим онкологам в мире, чтобы они подсказали тебе нужное направление для вложения денег. Все зависит от того, примешь ли ты мое предложение или нет.

— Но как же ребенок, ма, твой будущий внук?

— Я только об этом и думаю. Ты собиралась вернуться на работу в фирму «Скотт и Скотт» после его рождения?

— Нет, я хотела бы посидеть дома года два-три, а потом найти работу на неполный день. У Барни дела идут удивительно хорошо — каждую минуту рождаются десять байкеров, — так что мы спокойно сможем нанять экономку. А я буду заниматься ребенком и немного работать.

— Ты можешь руководить фондом из дома, — спокойно сказала Тесса.

— И никакого персонала? — фыркнула Мэгги.

— Разумеется, служащие в том количестве, которое тебе потребуется. И хорошая зарплата и для тебя, и для них. И офис, чтобы разместить служащих и встречаться с профессионалами, которые будут на тебя работать и с которыми ты будешь консультироваться. Но пока тебе не нужно будет ходить каждый день на службу. Что касается денег, ими будут управлять те же люди, которые управляют имуществом Люка для меня. Так что и об этом тебе не придется беспокоиться. Да и вообще тебе не нужно немедленно приниматься за работу. Сначала ты будешь делать маленькие шаги, потом побольше. Вполне вероятно, что ты будешь готова к гигантским шагам к тому времени, когда ребенок пойдет в детский сад.

— Я буду снова беременна к тому времени?

— Откуда же мне знать? — удивилась Тесса.

— Ты же знаешь, что я буду управлять фондом. Вот я и подумала, может быть, тебе и это известно.

— О Мэгги! Ты согласна? Ты даже не представляешь, насколько я счастлива. О, дорогая моя!

— Как я могу устоять? Чем больше ты говоришь об этом, тем меньше мне хочется отдавать управление фондом в чужие руки. Это твой фонд, ма, «Фонд Тессы Кент», и кто сможет управлять им лучше, чем твоя дочь?

— Есть еще кое-что…

— Тесса?! Что ты еще задумала?

— Видишь ли, когда я соберусь закончить завещание, как ты хочешь, чтобы я написала, — что фондом будет управлять моя дочь или моя сестра?

— Черт, черт, черт. Это так важно, а я даже не подумала об этом. Черт!

Мэгги долго сидела совершенно неподвижно, закусив губу. Наконец она заговорила:

— Ты не сможешь основать такой большой фонд и оставить это в тайне. Будет практически невозможно скрыть детали от прессы. Если ты назовешь меня дочерью, это станет самой главной новостью и об этом никогда никто не забудет. Когда с этим закончит обычная пресса, за эту историю возьмутся таблоиды и будут муссировать ее годами… Вспомни, они до сих пор твердят, что Элвис жив. Если ты назовешь меня сестрой, то это будет та правда, которую все давно знают. Даже моим одноклассницам известно об этом, и твоим голливудским друзьям, и всем, кто знает меня с рождения. Это не новость, не сенсация, это нормально.

— Я хочу, чтобы ты сама приняла решение, — заметила Тесса. — Тебе с этим жить.

— О господи, я не знаю! — воскликнула Мэгги. — Я хочу, чтобы люди знали, что я твоя дочь! Но мне отчаянно не хочется всю свою жизнь объяснять всем и каждому…

— …почему я не упоминала об этом раньше.

— Да.

— Подумай об этом. Я перенесу встречу с адвокатом. Ты можешь посоветоваться с Барни.

— И с Полли.

— Полли знает?! — изумилась Тесса.

— Да, она узнала обо всем первой. Полли очень непростой человек.

— Полли, Барни, Сэм и я… — задумчиво произнесла Тесса, — и никто никому ничего не сказал. — «И еще Мими, — подумала она. — Мими умеет хранить секреты».

— Ты сказала Сэму?

— Разумеется, я не могла лгать и ему тоже.

— Что ж, кроме нас пятерых, нет никого, кому бы мне не терпелось рассказать правду. Раз мы все это знаем, с меня этого достаточно. Скажи адвокату, пусть напишет «сестра»… Ой, а как же доктор Роберто? — Мэгги прикрыла рот ладонью.

— Он был убежден, что я слишком молода, чтобы быть твоей матерью, — Тесса хихикнула. — Если он прочтет в газетах, что ты моя сестра, то решит, что я намеренно солгала, чтобы привлечь к тебе больше внимания. Он все равно так думает.