Звёздное кружево: Любовь «от кутюр»

Глава 2

— Эй, парень, поди-ка сюда!

Вырванная из полуденной дремы Франческа огляделась, чтобы посмотреть, кто кого зовет.

В этот час набережная была пуста. Полуденный зной был невыносим, и для большинства горожан наступило время сиесты. Обычно Франческа тоже спала днем, но вчера Эндрю, ее отец, вернулся за полночь из погребка и был так пьян, что еще сегодня никак не мог проспаться.

У них снова не было денег, и приходилось делить на двоих крохотную комнатенку в задрипанной гостинице. Его немилосердный храп и запах перегара выгнали Франческу на улицу. Здесь, на набережной, она пристроилась на огромном валуне у воды, где тень от скалы давала надежду хоть немного расслабиться.

Еще рано утром, когда Франческа вывешивала на балконе только что постиранные собственные старенькие джинсы и одну из двух рубашек отца, ей бросилась в глаза вновь прибывшая яхта, которая, наверное, появилась ночью. Сорокафутовая посудина стояла среди других судов без каких-либо признаков жизни.

Сейчас на палубе торчал здоровенный детина. Наткнувшись на него взглядом, она не сразу сообразила, что это ей он машет повелительным жестом, сопровождая его не менее властным окриком.

Ее недолгая, но богатая впечатлениями жизнь научила Франческу не доверять всем на свете мужчинам. Она не могла положиться даже на своего отца. Как правило, он пропивал те деньги, что удавалось заработать, а его запои становились все более продолжительными.

Тип на палубе не подпадал ни под одну категорию из ее немудреного списка. Высокий и широкоплечий, он походил скорее на гринго. А после пары слов, сказанных на английском, трудно определить что-то конкретнее. Английский был здесь редкостью, но, может, этот парень вовсе не владел испанским? По правде сказать, испанский не был и ее родным языком, но она говорила на нем с детства, и ее вполне можно было принять за латиноамериканскую метиску. На самом деле ее мать была итальянкой. Она помнила ее имя, но облик неизменно ускользал из ее памяти.

Франческа поднялась, засунув руки глубоко в карманы, и небрежной походочкой направилась в сторону яхты.

— Ну, чего надо? — Ее голос звучал чуть хрипловато.

К счастью, она от рожденья обладала низким голосом, как большинство подростков этого региона. А в придачу к ее растрепанной шевелюре он как нельзя лучше подходил для того, чтобы скрыть ее девичью сущность. По крайней мере, до сих пор никто не догадался, что перед ним не разбитной сорванец. Сколько еще им с отцом удастся скрывать, что она девушка, зависело от того, как быстро она будет взрослеть. Пока что она была хрупким угловатым созданием, а долгие голодные годы задержали ее физическое развитие. В том возрасте, когда настоящие полукровки уже имели ребенка, а то и двух, груди Франчески легко скрывались под просторными рубашками, а бедра были узкими, как у мальчишки.

Когда вразвалочку она приблизилась к яхте, незнакомец подбросил в воздух и поймал крепкой загорелой рукой монетку:

— Хочешь заработать, паренек?

— И чего я должен делать?

Давно познавшая все теневые стороны этой жизни, Франческа понимала, что маскарад, к которому приучил ее отец, позволяет ей защититься от притязаний большинства, но далеко не всех мужчин. Иногда, предлагая картины отца в какой-нибудь забегаловке, она вдруг ощущала сальные прикосновения на своей спине или бедрах.

Тот, на яхте, не казался «голубым», но осторожность никогда не помешает.

— У меня нет команды, а мне надо сделать пару покупок. — Его взгляд скользнул по пирсу и далее к убогим постройкам. — Не сейчас — когда это Богом забытое место очнется ото сна. — Если пойду сам, то, вернувшись, не найду и сотой доли такелажа.

— Да уж, воров здесь пруд пруди, — снисходительно подтвердила Франческа.

— Может, ты и сам из них, — пробормотал себе под нос незнакомец по-английски. И, к своему удивлению услышал ответ на том же языке:

— Нет, сеньор, я не краду. По крайней мере пока что.

Он изумленно поднял брови:

— Что значит «пока»?

Франческа передернула плечами:

— Когда от многого возьмешь немножко, это не кража, а просто дележка. Я, наверное, тоже украл бы, если б был уж совсем голодный. А вы что, нет, сеньор?

Чужак окинул ее долгим задумчивым взглядом, и она уже пожалела, что ответила ему на его родном языке. Может, это возбудило в нем нездоровый интерес?

— Кто знает, вполне возможно, — неожиданно серьезно ответил тот, и добавил: — Ты не выглядишь так, словно каждый день ешь досыта, парень. Хочешь чего-нибудь перекусить?

— Ну, если у вас есть чего лишнее… — она перешла на испанский.

Незнакомец продолжал по-английски:

— Хочешь — поднимайся на борт, но жди здесь, на палубе. Я принесу тебе поесть.

С этими словами он повернулся и исчез в нижних отсеках. Она проследила за ним взглядом, пока была видна его мускулистая спина, такая же загорелая, как и грудь, которая лоснилась от пота. И не в первый раз позавидовала мужчинам — они спокойно могли обнажаться по пояс. С каким наслаждением она побегала бы нагишом, ну, по крайней мере, хотя бы в шортах и майке. Но отец запретил ей и это. Ее круглые коленки сразу выдали бы в ней девчонку.

А она хорошо знала, как девочки, сами едва еще вышедшие из детского возраста, рожали или попадали в бордели. Нет, у нее не было никаких иллюзий на тот счет, если бы обнаружилось, что она не мальчик…

Гринго вернулся с аппетитным сандвичем в одной руке и банкой пива в другой. Когда он протянул ей сандвич, Франческа впервые в жизни устыдилась своих грязных обломанных ногтей по сравнению с его, хоть и коротко остриженными, но ухоженными с невероятной тщательностью.

Франческа впилась зубами в свежий, с хрустящей корочкой хлеб, сдобренный куском холодной говядины и кружочками помидоров. Гринго открыл себе банку пива:

— А что ты здесь делаешь? Похоже, сам ты не отсюда.

Франческа, с набитым ртом, не сразу смогла ответить.

— He-а, мы здесь проездом.

И тут ее осенила гениальная мысль. Разве он не сказал, что у него нет команды? Может, они с Эндрю смогут подвизаться на его яхте. Ей было все равно, куда плыть — лишь бы подальше отсюда!

— Что значит «мы»? — последовал между тем вопрос.

— Мы с отцом.

— А как тебя зовут?

— Пако, сеньор, — ни секунды не промедлив, ответила Франческа. — Но мой отец англичанин. Он художник, и очень хороший, — добавила она от чистого сердца.

— А твоя мать?

— Она уже давно умерла. Я не могу даже вспомнить ее лица, сеньор.

— Может, у твоего отца и есть талант, но уж коммерческой жилки — никакой, если он не в состоянии даже одеть и накормить тебя!

— А разве многих художников признавали при жизни, сеньор? — рассудительно заметила Франческа. — И уж конечно, не в тех местах, где мой отец пишет свои картины! Ну кто, скажите, может купить здесь хотя бы пейзаж?

— Я, например. Если твой отец действительно талантлив. Как, кстати, его имя?

— Эндрю Хартли. А вас как зовут, сеньор?

— Беррингтон. Каспар Беррингтон. Я тоже из Англии.

— А нельзя ли мне… ну, я имею в виду, когда куплю все, что вам нужно, принести картины моего отца, чтобы вы посмотрели?

— Я сам зайду к вам. Где вы здесь живете?

— Вон в том отеле, — махнула рукой Франческа. — Но в нашем номере мало света, а его картины надо рассматривать при хорошем освещении.

— Ладно, скажи отцу, что я буду ждать его в шесть в баре отеля, и, если мы с ним сойдемся, я приглашу поужинать.

— И меня? — жадно спросила Франческа.

Тот рассмеялся:

— Что, все еще не наелся? Ну, хорошо, там посмотрим. Может, да, а может, нет. Ты вроде не такой уж запущенный, как кажется на первый взгляд.

С этими словами он взял Франческу за ухо и, может быть, не слишком нежно, но и не грубо подтянул к себе.

— Чистые. Странно, — констатировал он. — У большинства мальчишек в твоем возрасте в ушах хоть капусту сажай. Сколько тебе, четырнадцать? Пятнадцать?

Франческа подумала, что он дал ей так мало из-за того, что у нее не намечалось юношеского пушка над губой и были манеры мальчишек того возраста, когда у них еще не появились мускулы. Она проигнорировала его последний вопрос и гордо сказала:

— Не судите об отце по моему виду, сеньор! Он очень чистоплотный. Настоящий джентльмен, как и вы.

Каспар Беррингтон нанес ей легкий боксерский удар под ребра, от которого у нее выступили на глазах слезы.

— Не мели чепухи, парень. Ты ничего не знаешь обо мне. И говори по-английски. Читать умеешь?

Франческа молча кивнула, стараясь справиться со слезами. По крайней мере, ей стало ясно, что так просто лапши на уши ему не навешаешь. И вообще, не надо его выводить из себя, иначе из ее надежд выйдет полный пшик.

— Тогда прочитай это, — продолжал он, словно не замечая ее состояния.

Франческа без запинки пробежалась по списку покупок, который он ей протянул. Его почерк был каллиграфически красив и выдавал в нем образованного человека. Он удовлетворенно кивнул и выдал ей денег.

— Не воображай себе, что можешь попросту исчезнуть с моими деньгами. Я тебя достану хоть из-под земли и выпорю, — предостерег он, кивнув на серебряную пряжку на своем ремне.

Ее зеленые глаза полыхнули огнем. Она возмущенно огрызнулась:

— Сказал же вам, что я не вор!

— Будем надеяться. Давай, лети! — подшлепнул он ее под зад.

Прежде чем «полететь» за покупками, Франческа забежала в отель. Отец уже проснулся, но все еще боролся с ужасающим похмельем.

— Ради бога, детка, — схватился он за голову, — можно не хлопать так дверью?!

Эндрю Хартли было едва за сорок, но он производил впечатление человека, которому хорошо за шестьдесят. Франческа прекрасно понимала, что в таком его состоянии говорить с ним было совершенно бесполезно. Она растворила в воде пару таблеток аспирина, протянула ему стакан и, переждав минут десять, осторожно начала:

— Отец, послушай! Я тут переговорила с одним англичанином. И, если ты правильно поведешь дело, он купит пару твоих картин, а может, и возьмет нас с собой на яхте. В шесть ты должен встретиться с ним внизу, в баре. Эй, слышишь меня? Ну, пожалуйста, приди наконец в себя! Есть еще два часа. Слышишь, папа, это наш шанс! Может, наш последний шанс!

Ее настойчивый тон вначале поверг его в прострацию, потом вызвал активный протест. Он посмотрел на нее своими красными заплывшими глазами:

— Что значит, последний шанс, детка? Мы можем уехать отсюда в любой момент.

— Конечно, нет, папа! И ты это знаешь не хуже меня. Куда мы можем податься без денег? А все деньги ты пропиваешь или проигрываешь.

— Кончай стенать! — стукнул мистер Хартли ладонью по столу. — Может, нам сейчас и не везет с деньгами, но это только вопрос времени. Не так уж нам и плохо! На моем месте каждый второй мужик отдал бы писуна в дом младенца, разве нет?!

Это был его обычный ответ, когда Франческа на него наседала. Естественно, он прав. Любой другой на его месте отдал бы младенца в детский дом, и почему Эндрю в свое время не сделал этого, до сих пор оставалось для нее загадкой. Может быть, в тот день его посетило нечто вроде чувства ответственности за потомство?

— Хочешь остаться — оставайся, — неожиданно жестко заявила Франческа. — А я уеду отсюда с мистером Беррингтоном. Я не могу здесь больше, пойми, папа! Я не буду здесь больше жить! Я не могу жить в постоянном страхе!

— Ну, ладно, ладно, — заикаясь, промямлил совершенно сбитый с толку Эндрю. — Я спущусь в бар и потолкую с этим парнем, как там бишь его?.. А чего он вообще делает здесь, в верховьях? Какой-то шахер-махер?

— Не знаю. Но вряд ли. Ладно, мне пора. Вернусь через полчаса и помогу тебе собраться.

Каспар Беррингтон уже сидел в баре, когда они с отцом спустились вниз. Он занял столик у окна, откуда была хорошо видна его яхта. Беррингтон приподнялся, протягивая Эндрю руку, и Франческа послала молитву всем святым, чтобы дело заладилось.

Она, конечно, прихватила с собой картины отца, но, поставив их под стол, молчала о них, пока англичанин сам не спросил. Тот долго, без единого звука, изучал полотна. Франческа уже сто раз успела задаться вопросом, чего он вообще понимает в живописи и так ли уж хороши картины отца, как ей представлялось.

Наконец, Беррингтон оторвал от них свой взор и безразлично спросил:

— И сколько вы за них хотите?

— Только для вас, дорогой… — Эндрю заломил такую цену, что Франческе и не снилось.

— Пожалуй, на аукционе у Кольяни я и заплатил бы столько, — сухо сказал Беррингтон, — но здесь мы не на Бонд-стрит, Хартли. Даю треть. Берете или нет?

Эндрю уже открыл было рот, чтобы что-то выразить, но Франческе удалось опередить его:

— Вы, конечно, здорово занизили цену, мистер Беррингтон, но нам ничего не остается, как принять ваши условия.

— Если оттащишь картины на яхту, — он смерил ее ироничным взглядом, — там я вам и заплачу. В такие местечки вроде этого я не беру с собой больших сумм.

Они проследовали за англичанином на яхту. Переступив порог салона, обшитого дубом и обставленного дорогой мягкой мебелью, Франческа присвистнула. Поражала не только невиданная прежде роскошь, но чистота и порядок, каких ей никогда не удавалось добиться в их убогих номерах.

Беррингтон, извинившись, исчез на несколько минут, а потом накрыл стол, который он скромно назвал «холостяцким ужином». Франческе же он показался пышным банкетом. Она отродясь не едала таких нежных цыплят, приправленных овощами. Казалось невозможным, что это дело рук мужчины. К ее великому сожалению, Эндрю даже не замечал изысканности поглощаемой еды.

Пара бутылок вина была прикончена, когда наступила неловкая пауза. Эндрю так бесстыдно врал о своих морских подвигах, что Франческе, под скептическими взглядами англичанина, стало совсем неуютно. Она наступила отцу на ногу, чтобы он вернулся к главной теме — их участию в путешествии. Но Эндрю понесло, и он больше не замечал ничего. Она уже совсем было собралась сама заговорить об этом, как Беррингтон закрыл тему, вынув деньги за купленные пейзажи. Эндрю небрежным жестом сунул банкноты в карман и вальяжно спросил:

— Не желаете ли партию в покер?

— Папа, нет! — невольно вырвалось у Франчески.

— В чем дело? — спросил отец уже слегка заплетающимся языком. — Если ты устал, Пако, отправляйся спать!

— Нет, не устал, — сникла Франческа. — Просто…

Беррингтон вынул из ящика совершенно новую колоду, и у Франчески засосало под ложечкой. Сейчас отец спустит все те умопомрачительные деньги, которых ей даже не удалось подержать в руках.

Кто такой этот Беррингтон? Может, профессиональный шулер? Что она знала о нем? Ничего — весь вечер пьяно болтал ее отец. А он уж точно был никудышным игроком. Он вечно проигрывал, в любой компании!

Эндрю предложил начальную ставку. Бэррингтон решительно покачал головой:

— Я не играю на деньги, мистер Хартли, и меня удивляет, что вы отваживаетесь на это. Да еще с чужаком. На этом континенте я не раз наблюдал, как в таких случаях дело доходило до смертоубийства.

Твердой уверенной рукой он начал тасовать колоду. Спокойствие и точность его движений еще сильнее оттеняли дрожь в руках Эндрю. Франческе очень хотелось бы знать, сколько Беррингтону лет. На вид определить было трудно. Судя по его движениям и густой копне черных волос без проседи, он был еще молод. А вот лицо принадлежало человеку, уже много повидавшему на своем веку. От носа к опущенным вниз уголкам рта пролегли глубокие складки, загорелая кожа вокруг глаз была испещрена мелкими морщинками. Красавцем его, конечно, не назовешь, но было во всем его облике что-то суровое и мужественное, что производило сильное впечатление.

От глаз Франчески не укрылось и то, что днем, когда он угощал ее на палубе, красотка с соседней яхты бросала ему призывные взгляды, и он отвечал на них с обольстительной улыбкой, так что, скорее всего, он еще и ловелас, а может даже и силой добивается от женщин того, что нужно каждому мужчине.

— Эй, Пако, — донесся до нее голос Беррингтона, — сыграешь с нами?

— Нет, — она покачала головой. — Можно мне посмотреть книги?

— Конечно, смотри. Только с собой не дам почитать. Завтра я отплываю.

— Пако говорил, что у вас нет команды, — выбрал подходящий момент Эндрю. — Он послушный мальчик и может вам очень пригодиться, если вы возьмете нас с собой. Мы уже давно подумывали уехать отсюда, да мало кто берет пассажиров на борт. Разве что предлагают местечко в закутке на палубе, среди припасов.

— Я тоже не беру пассажиров. А команда мне не нужна. Я сам прекрасно справляюсь с «Золотым дождем», даже в шторм.

— Вы же не откажете земляку в просьбе! У вас не будет с нами проблем, можете мне поверить.

— У меня уже с вами проблемы, Эндрю. — Беррингтон взял из его рук дешевую сигару и потушил ее. — Я не курильщик и терпеть не могу, когда у меня на борту курят.

— Что ж вы сразу не сказали? — проворчал Эндрю.

— А что же вы не спросили, прежде чем закурить? Джентльмен, как представил мне вас ваш сын, такого себе не позволяет, — саркастически заметил Беррингтон и кинул многозначительный взгляд на его одутловатое лицо с мешками под глазами, сальные волосы и пальцы с грязью под ногтями, в которых подрагивал стакан у рта.

Франческа готова была сквозь землю провалиться от стыда за отца, но в то же время ее разозлило и высокомерие этого англичанина. Охотнее всего она сейчас схватила бы Эндрю за руку и убралась с его яхты. Но она продолжала стоять у книжной полки.

Ладно, пусть! Зато теперь у них есть деньги. Она заберет их у отца и запрет в своей заветной шкатулке, которую хозяин держал у себя в качестве залога. При мысли о своем сокровище Франческа немного успокоилась. В шкатулке она хранила старинную овальную миниатюру из слоновой кости с портретом бабушки по материнской линии. Бабушка была изображена на нем еще совсем юной, примерно в ее возрасте.

Франческа выбрала себе книгу и уселась с ней в кресло поодаль от игроков. Но ее мысли были совсем о другом. Если бы Каспар Беррингтон узнал, что она не парень, может, тогда он взял бы их с собой? Нет, этого нельзя открывать. Мало ли что из этого выйдет! Она не должна доверять и ему.

Около часа мужчины играли в карты, потягивая вино. Как и у большинства пьяниц, по Эндрю не было заметно, что он опьянел. Он только выглядел усталым, и сегодня больше, чем обычно. Когда Каспар вышел, чтобы сварить свежего кофе, Эндрю вдруг уронил голову на стол и моментально заснул. Франческа изо всех сил старалась растолкать его, но тщетно. При виде Беррингтона, появившегося с кофейником в дверях, Франческа смущенно улыбнулась:

— У отца был трудный день. И в последнее время он вообще чувствует себя не очень хорошо. Давно надо было отвести его к врачу, но разве здесь найдешь! Мистер Беррингтон, не могли бы вы, в виде исключения, взять нас до побережья. А там…

— Тебя я возьму. Но его — ни в коем случае.

— Что вы имеете в виду? — запинаясь, пролепетала Франческа.

— Мне жаль тебя, Пако. Похоже, жизнь тебя не слишком-то баловала. Я могу подбросить тебя в ближайшее британское консульство. Но взять твоего отца — нет! Я никогда в жизни не свяжусь с алкоголиком!

Франческу удивила его прозорливость.

— Но я не могу его бросить!

— Почему? Что он сделал для тебя, кроме того, что породил на свет? Дурацкое дело не хитрое! Останешься с ним — тоже пойдешь на дно. Уйдешь со мной — перед тобой вся жизнь.

Франческа посмотрела ему прямо в глаза:

— А вы жесткий человек, мистер Беррингтон, даже жестокий.

— Просто реалист. Пусть он идет своей дорогой. У тебя — своя!

— Нет, я не могу оставить его. Я ему нужен.

— Это женская позиция, чико. Женщине надо чувствовать себя необходимой, а мужчина идет своим путем, не оглядываясь. Ты уже долго шел его путем, и, если проторчишь на нем еще, тебе уже будет не нагнать потерянных лет. Потерянных из-за него, чтоб ты знал. Ты даже не закончил школы. У тебя нет своего круга общения. У тебя нет ничего своего!

— Но я не проживу без отца! У меня нет родни в Англии. Нет никого, кто бы позаботился обо мне. Даже если бы я нашел денег на проезд.

— Все эти проблемы может разрешить британское консульство. Есть множество благотворительных организаций, которые занимаются такими вопросами.

— Разве они возьмутся за решение моих проблем? Я же не из их круга.

— Но ты и не из этого круга, Пако. Может, вначале тебе и будет не по себе, но постепенно у тебя образуется окружение, где будут и друзья, и просто приятели. Не думаю, что здесь тебе удастся твердо встать на ноги, когда твой отец до срока сойдет в могилу по причине своего пития.

— Не говорите так! — воскликнула Франческа.

— Посмотри правде в глаза, Пако. В этом климате твой отец сможет протянуть не более полугода. А потом ты точно так же будешь предоставлен самому себе. Зачем же ждать долгие шесть месяцев? — Он откинулся на своем стуле. — А может случиться и так, что твое исчезновение окажет на него благотворное влияние, и он бросит пить. Хотя на это я бы не поставил. — В его голосе снова послышались саркастические нотки. — Он слишком глубоко погряз.

— У вас, видно, совсем нет сердца, сеньор, если вы предлагаете мне такое! Бросить отца умирать! Вы поступили бы так со своими родителями?

Его глаза сверкнули недобрым огнем:

— Я никому и никогда не позволил бы встать у меня на пути, понятно?! В каких бы мы ни были отношениях. И никогда бы не стал жертвовать собой ради другого, тем более если он того не стоит!

От его философии у Франчески побежали по спине мурашки. Перед ней сидел мужчина, настолько же суровый и несгибаемый, насколько мягкотелым был ее отец. Мужчина, который презирал всех, кто слабее его.

Когда Беррингтон встряхнул Эндрю, тот смог подняться, но передвигался словно на ватных ногах. Одной Франческе было бы не дотащить его до отеля. После роскошной обстановки на яхте Франческе было невыносимо думать, что Каспар увидит их убогое жилище.

— Простите, что побеспокоили, и большое спасибо!

— Тебе нечего извиняться, Пако, — почти прошептал он. — Но подумай еще раз о моем предложении. До завтрашнего утра.

Решительным шагом он направился к выходу. Франческа попробовала предпринять еще одну, последнюю попытку:

— Здесь остались еще картины. Заберите их все, только возьмите нас с собой! Пожалуйста, мистер Беррингтон. Неужели в вас нет ни капли сострадания?!

— Я могу посочувствовать тебе, но не ему. Если бы я брал на борт всех «униженных и оскорбленных», встретившихся мне за последние два года, моя яхта давно бы пошла ко дну. Спокойной ночи, малыш!

Он вышел, и каждый его шаг по лестнице отдавался биением сердца Франчески.