Звездочет

Глава 4

Прочитав расшифрованное письмо, Йен передал его Себастьяну, сидевшему по его правую руку.

— Утром его принес один рыбак. Представить себе не могу, как наш Л.Н. раскрывает подобные вещи, однако он еще ни разу не ошибся.

Остальные четверо мужчин, сидевших за столом, согласно закивали. Ни один из них не был знаком лично с их английским кузеном Люсьеном Нортом Говардом, графом Дэнфордом, и вовсе не из-за того, что никто из них не пытался познакомиться с ним. Майлз и Криспин, проводившие, по меньшей мере, по полгода в своих английских поместьях, уже привыкли получать вежливые отказы на свои приглашения, в которых непременно сообщалось, что «к несчастью, их кузен не может встретиться с ними», причем записки обычно были написаны сдержанным дворецким графа, в тоне которого тем не менее слышалась некоторая угроза.

Единственным свидетельством существования кузена была часто приходящая от него корреспонденция, отправленная из разных уголков мира самыми экзотическими способами. Письмо могло быть доставлено на одном из судов Арборетти, а могло быть получено из рук посыльного-иностранца, который мгновенно бесследно исчезал. В письмах обычно приводились какие-то дорожные анекдоты вперемежку с путевыми впечатлениями; бывали там обычно и деловые советы. Кстати, без этих советов корабельная империя Арборетти не стала бы наиболее преуспевающей и богатейшей в стране. Это по рекомендациям Л.Н. они расширили свою торговлю и вместе с древесиной стали отправлять по всему миру всевозможные товары. Суда Арборетти везли в своих трюмах ткани, вина, специи, растения, животных, военное снаряжение, золото, серебро, драгоценные камни — словом, все, что можно было купить в одном месте и выгодно продать в другом. Всего за восемь лет шесть судов, оставленных в наследство дедушкой, превратились в целый флот, с которым соперничали большинство городов-государств полуострова.

Будучи членом британского правительства в Венеции, их дедушка Бентон Уолсингем влюбился в Лауру Фоскари-Долфин, единственную дочь древнего венецианского рода, и решил поселиться в Венеции. Там он сразу понял, что Европа — великолепный рынок сбыта английской древесины, необходимой для строительства всего, начиная с домов и заканчивая корабельными верфями, и взялся за создание собственной компании. Он назвал компанию «Арборетти», что в переводе означало «маленькие деревца» и напоминало о ее основном товаре. После смерти Бентона Уолсингема «Арборетти» перешла шестерым его сыновьям.

Через семьдесят лет после основания название компании можно было рассматривать, скорее, как пародийное, учитывая необыкновенно высокий рост шестерых мужчин, которые расширили предприятие. Торговцы всего света с уважением говорили об «Арборетти», а возраст шестерых высоких юношей, как правило, увеличивали раза в два. Однако наибольшую известность братья получили у женщин. Красивые и богатые, они произвели настоящий фурор у этой половины населения Европы, оставляя после себя дорогие подарки и разбитые сердца.

Л.Н. в этом отношении был первым. Во всех графствах христианского мира непременно была прекрасная женщина, которая вспоминала своего «любимого Люсьена». Как у него хватало времени ухлестывать за красотками и заниматься одновременно делами, оставалось для братьев тайной, однако они привыкли к подобному положению дел и лишних вопросов кузену не задавали. Точнее, они вынуждены были сдерживать свое любопытство, потому что в завещании их покойного деда оговаривалось, что последнее слово во всех делах должно было оставаться за графом Дэнфордом, которого Уолсингем сам вырастил после смерти его младшей дочери.

Так что когда Л.Н. приказал своим кузенам прекратить поставку в Британию пороха и ядер, а вместе этого загрузить трюмы испорченным зерном, им оставалось лишь качать головами и выполнять его требование.

— Я пообещал этот порох лорду еще два месяца назад. Он нужен ему для сражений в горных районах, — пояснил Майлз. — Не думаю, что он будет в восторге, получив вместо пороха гнилое зерно и крыс.

— Что ж, он сможет попробовать накормить им северных повстанцев, — усмехнулся Тристан, сидевший на другом конце стола. — Возможно, гнилое зерно убьет их быстрее пороха, так что королевский канцлер будет доволен.

Разговор прервал долгий крик, раздавшийся из противоположной части палаццо. Наступило молчание, глаза присутствующих устремились на Йена.

— Похоже, это моя очаровательная невеста, — пробормотал он, торопливо поднимаясь из-за стола. — Прошу извинить меня, я всего лишь на минутку…

— За ним! — вскричал Криспин, едва Йен вышел из комнаты. — В этом доме уже много лет не происходило ничего интересного, и я буду не я, если пропущу хоть что-нибудь.

— А-а-а-а! — истерично вопила Бьянка. Она всю ночь ворочалась в огромной постели и не могла отделаться от чувства, что за ней наблюдают. Открыв глаза, она увидела ужасное чудовище с огромными клыками, которое разглядывало ее. — Убирайся! Помоги-ите! На помощь!

Рука страшного существа прикрыла ее рот.

— Ш-ш-ш! Тихо, детка. — Бьянка услыхала успокаивающий мужской голос. — Йен нам головы оторвет, если ты будешь так громко кричать.

Повернув голову на голос, Бьянка наконец разглядела, что это вовсе не какое-то чудище, а обычный пожилой человек с круглым лицом и добрыми улыбающимися глазами. Рядом стоял второй — тоже старик, на чьем лице застыло озабоченное выражение. Первый, более веселый, держал в руках карнавальную маску, изображающую разъяренного кабана. Протянув маску Бьянке, чтобы та смогла разглядеть ее получше, старик убрал руку с ее рта.

— Йен сказал нам, что ты ждала увидеть каких-то чудищ, которые будут твоими компаньонами, вот мы и решили не обманывать твоих ожиданий, — пояснил он. — К тому же нам показалось, что тебе не помешает разогнать кровь, потому что в последние часы она у тебя, кажется, немного подзастыла.

— Похоже, ты был прав, Франческо, по-моему, глоточек доброго бренди, что Йен держит у себя в погребе, был бы не менее полезен и не так перепугал бы ее. Ты только посмотри на нее, она же нипочем теперь не успокоится. Боюсь, ты вновь переборщил.

Бьянка переводила взгляд с одного мужчины на другого, пытаясь понять, что происходит. Должно быть, это были те самые Роберто и Франческо, которых Йен оставил в качестве ее компаньонов. Но вместо чудовищ, как выяснялось, он привел к ней докторов, и не простых, а весьма известных. Ее отец часто говорил с восхищением о Франческо ди Римини и Роберто Коллона, к тому же Бьянка узнала их лица — портреты обоих были изображены в медицинском справочнике, по которому она сама изучала травы. Но не успела Бьянка вымолвить и слова, как до нее донесся голос Йена. Вдруг что-то отбросило ее назад на кровать, а на лицо ей упало одеяло.

— Она уже проснулась? — донесся до нее голос Йена. — Кажется, я слышал ее голос. Это нормально так долго спать? — Его вопросы сыпались один за другим.

— У нее был ночной кошмар, дорогой племянник, — заверил его Франческо, незаметно пряча карнавальную маску. — Тебе не о чем тревожиться. Сон ободрит ее, не стоит торопить природу — пусть все идет своим чередом. Ты согласен со мной, Роберто? Ведь лучше не будить ее?

— Совершенно верно. Как только она проснется, мы тут же позовем тебя, Йен, — пообещал Роберто.

— Да-да, к тому же тебе будет лучше расспросить ее, когда она еще не совсем придет в себя после сна, — добавил Франческо, не сводя глаз с племянника. — Кстати, позволь просто полюбопытствовать: ты собирался использовать для своего дела кинжал? Может, тиски, гвозди, кнут? Вспомни-ка, как они помогли тебе в последний раз…

— Да какого дьявола ты?.. — Йен не смог договорить, потому что Роберто наклонился над кроватью и принялся успокаивать вновь закричавшую Бьянку.

С помощью дядюшки Йен уже почти вышел из комнаты, как тут Роберто не удержал извивающуюся в сбившемся одеяле фигуру.

— Кнуты? — завопила Бьянка, пытаясь вырваться из-под одеяла. — Ты собираешься допрашивать меня с помощью кнута?!

Трое мужчин оторопело уставились на нее. Ее глаза потемнели от ярости, губы дрожали.

— Давайте же, продолжайте! Пытайте! Можете бросить меня в тюрьму, где меня сожрут крысы, но я не скажу вам, что мне известно. — И, скрестив на груди руки, она свысока посмотрела на Йена.

— Очаровательная девушка, вот вы и решили загадку! — раздался из-за спины Йена мужской голос. Подняв глаза, Бьянка увидела группу высоких мужчин, которые, как она догадалась, были остальными Арборетти. Один из них с улыбкой обращался к ней. — Вот как мой брат проводит время… В тюрьму с крысами… Каким же глупцом я был, что не замечал этого прежде! — Криспин насмешливо покачал головой, а его компаньоны едва сдерживали смех.

Наступила очередь Йена удивляться. Оглянувшись на незваных пришельцев, он приказал им немедленно уйти.

— Это комната дамы, — заявил Йен. — И мою нареченную оскорбляет ваш неожиданный визит и ваши слова…

— А я совсем не против, — заявила Бьянка, обращаясь к четверым мужчинам, застывшим у двери. — Для меня большая честь познакомиться со знаменитыми Арборетти. Я знаю немало женщин, которые были бы в восторге, увидев в своей спальне любого из вас, не говоря уже обо всех пятерых сразу.

Не в силах больше сдерживать смех, Арборетти расхохотались. Бьянка непринужденно присоединилась к ним, не упустив, впрочем, возможности рассмотреть каждого из нежданных гостей.

Ей было известно, что блондин, обратившийся к ней, был Криспином, братом Йена. Несмотря на репутацию щеголеватого прожигателя жизни, Криспин был известен своей невероятной добротой и добрым нравом.

Рядом с ним, с упавшей на лоб прядью, стоял, как догадалась Бьянка, Майлз, тот самый часовщик, о котором говорил Йен, и известный поэт. Его поэтический дар всегда связывали с той легкостью, с какой он влюблялся. Всем женщинам Майлз посвящал стихи, и однажды он сочинил за день целых десять стихотворений, однако несчастным дамам не на что было надеяться, потому что он был помолвлен еще в возрасте пяти лет.

Подле любвеобильного поэта высился Себастьян, темноволосый полиглот. И волосы, и страсть к изучению языков он унаследовал от матери-турчанки, а синие глаза и завораживающую улыбку — от отца-венецианца. До Бьянки доходили слухи о том, что он может соблазнить женщину в людной зале. Ей всегда это казалось невероятным, но теперь, увидев его, она подумала, что в сплетнях, пожалуй, была доля правды.

Рядом с Себастьяном стоял Тристан, бывший предводитель венецианских воров. Благодаря былому занятию он смотрел на жизнь с неким изумлением, а на его губах то и дело играла лукавая усмешка, которая, как ни странно, придавала правдоподобие всему, что он говорил. Бьянка слышала, что его коллекция современного искусства, которую он держал во дворце, где жил вместе с Себастьяном, была одной из лучших в Европе, а потому решила спросить о ней. — Да, Тристан известен тем, что собирает произведения искусства, — ответил Майлз, не давая кузену и рта открыть. — Но Йен обошел его, приведя в дом вас.

Комплимент Майлза был таким искренним, что Бьянка, смеясь, поблагодарила его. То, с какой легкостью они нашли общий язык, вовсе не устраивало Йена. Атмосфера была легкой и приятной, а ведь он рассчитывал на напряженное молчание. Словно почувствовав его отчуждение, Бьянка обратила на него свое внимание, с теплотой во взоре взглянув на Йена. Это было так приятно, что Йен уже был готов сдать свои позиции… Черт возьми, промелькнуло у него в голове, она опять вертит им как хочет, словно он какой-нибудь мальчишка-малолетка!

Но вместо того чтобы хоть немного расслабиться, Йен заговорил суровым тоном:

— Довольно. Уходите отсюда все! Мне надо поговорить с моей нареченной наедине.

Краем глаза он видел, что Бьянка открыла было рот, но, задумавшись на мгновение, промолчала. Хорошо. Она должна помнить, кто тут главный.

Уходя, Арборетти приветливо кивали или подмигивали девушке. Оставшись наедине с Бьянкой, Йен ощутил на себе ее вопросительный взгляд и вдруг почувствовал себя смущенным, словно забыв, что делает в этой роскошной комнате рядом с красивой женщиной, которая сидит в разобранной постели. Направившись к ней, он поймал себя на мысли: так ли нежна кожа у нее на плечах, как на щеках? Интересно, ее соски, проступающие сквозь тонкую ткань ночной сорочки, розового или персикового цвета? Каковы на вкус ее губы? Что бы он почувствовал, прижавшись своим телом к ее телу?

И вдруг Йен, к собственному ужасу, ощутил возбуждение. Однако он уже давно приказал себе не путать эмоции с сексом, и, похоже, это правило сослужит ему хорошую службу именно сейчас, когда в постели перед ним сидит полуобнаженная красавица. Пожалуй, на то время, пока Бьянка живет у него в доме, он будет ходить к куртизанкам днем. Может, даже два раза в день, добавил он про себя, заметив, что ее голая ступня высунулась из-под одеяла.

Сердце Бьянки заколотилось как бешеное. Йен был так близко, что мог прикоснуться к ней и она могла дотронуться до него. Ей так хотелось взять его за руку, ощутить прикосновение его пальцев к своему телу, которое жаждало ласк! Но тут Бьянка вспомнила, как груб. был Йен с ней прошлой ночью, а потому решила не торопить события, чтобы он не ушел. Ощущая на себе его взгляд, Бьянка почувствовала, как внутри у нее разливается незнакомое, но очень приятное томление. Она подняла на него глаза, и ей до отчаяния захотелось, чтобы он накрыл ее губы своими. Бьянка нервно облизнула рот.

— Я подожду в прихожей, пока вы одеваетесь. Нам надо поскорее избавиться от тела Изабеллы, так что с расспросами мне необходимо покончить сегодня же. Утром вам принесут одежду из дома вашей тетушки — найдете ее в шкафу. Пожалуйста, поторопитесь.

— Разумеется, милорд, — отозвалась девушка. — Я понимаю, что разложение трупа — это проблема.

Я быстро, не тревожьтесь.

Бьянка старалась скрыть обиду и смущение. На одно мгновение ей показалось, что он не испытывает к ней ненависти. Увы, она ошиблась. Их объятия прошлой ночью были случайностью. Он не чувствует к ней ничего, кроме презрения. Впрочем, сказала себе Бьянка, есть ведь и другие мужчины — гондольеры, дворецкие, слуги, в конце концов, остальные Арборетти! Такой огромный дом — да в нем наверняка полно мужчин. Доказать свою невинность, сказала она себе, куда важнее, чем потерять ее, даже в объятиях графа д'Аосто. Во всяком случае, так должно быть. Повторяя эти слова про себя, как молитву, Бьянка быстро оделась и направилась на встречу с графом.