сантиметров счастья

Глава 23

– Ты закончила ныть? – интересуется Рустам, когда мои слезы уже ручейками бегут по его руке. Я вытираю щеки тыльной стороной ладони, и готовлюсь уже покаяться, как следующая фраза вводит меня в ступор, – вали уже в лесок по своим делам. Недалеко. А я перекурю. Если услышу, как хруст веток удаляется – буду стрелять в темноту.

Он выдирает из захвата свою руку, и снова порывшись в бардачке, достает оттуда пачку сигарет. Я даже не знаю, что меня вводит в ступор больше: синенькая картонная коробочка и тот факт, что это спортивное животное курит, или то, что он привез меня в лесок для похода в туалет. Всего-навсего. Господи, спасибо. Похоже, моя казнь откладывается. Не знаю даже причины такой милости, но ледяная рука страха, которая до этого момента стискивала мои внутренности, наконец, разжимается и словно испаряется.

– Еще раз для особо упертых: свалить не пытайся. Потеряешься навсегда, – Садаев хмыкает, глядя на мое вытянувшееся лицо.

Я быстро распахиваю дверь и вылезаю на улицу. Семеню в сторону темного леса, и слышу за спиной щелчок зажигалки. Ветерок приносит первый запах дыма, когда я скрываюсь за кустиками. В туалет мне и правда хочется. Поэтому я отдираю от ног прилипшие джинсы и, молясь, чтобы в темноте мой зад не укусила крапива, сажусь на корточки и делаю свои дела.

Свалить. Как же! Тут такая темнота, что хоть глаз выколи. На первый же сук напорюсь.

После я еще некоторое время стою, прислонившись спиной к дереву и трогаю свой живот. У меня там целых двое детей. Не верится как-то. Как я их буду поднимать на ноги? Тут самой для начала бы не сдохнуть от такой нервотрепки.

Рустам выкидывает сигарету в сторону, когда я возвращаюсь. Странно, но запах дыма ему идет. Мне кажется, такой, как он, должен вмещать в себя все человеческие пороки: курение, алкоголь, беспорядочные половые связи… как минимум напротив двух пунктов я уже могу поставить галочки.

– Слушай, – медленно произношу я, приближаясь к нему, – куда ты меня везешь?

– Тебе какая, блин, разница? – спрашивает он, рассматривая меня. Чувство такое, будто бы составляет в мыслях мой фоторобот. Щелк – ноги в мокрых джинсах сфотографировал взглядом, щелк – грязный подол водолазки, щелк – грудь… на ней Садаев задерживается взглядом несколько дольше. Я успеваю напрячься.

– Большая разница, – бормочу я, – не надо мне делать ничего плохого. Пожалуйста. Мы можем быть полезными друг другу.

Я произношу эту абсолютную чушь с невероятно уверенным лицом. Рустам в ответ изгибает темную бровь.

– Что было на том пистолете, принцесска? Давай, побудь мне полезной.

Я качаю головой.

– Не знаю, – лгу я, даже не моргнув глазом. И легко приправляю ложь правдой, чтобы выглядело достовернее, – я его выкинула, потому что Вера Трофимовна, с которой я жила, нашла этот пистолет и облапала его. Возможно, она стерла отпечатки. Я испугалась, что ты меня за это убьешь.

– Тупая отмазка. За выброшенный в болото пистолет я тебя скорее убью. Чем за смазанные отпечатки.

Я медленно поднимаю на него взгляд. Никогда не привыкну, что эти сволочные богачи, вроде моего папаши, так легко относятся к чужим жизням. Так хладнокровно говорят об убийстве.

– Не только я виновата в этой ситуации, – тихо произношу я, стараясь не выдать волнения, которое скручивает мне сердце, – мне просто подсыпали какую-то дрянь в клубе. И все вот так завертелось. Это ты забыл пистолет у меня и не позаботился о предохранении…

Садаев делает шаг ко мне. Возвышается надо мной, подавляя своей зверской мощью и ростом, и я инстинктивно пытаюсь от него отвернуться. Не смотреть, оказаться хоть чуточку подальше.

– Я это уже слышал, принцесска. Короче, ты бесполезна почти что полностью. Единственное, что тормозит меня – это то, что ты не соврала про свой залет, – он говорит это достаточно ровно, но его слова отравляют мне душу. В них есть какой-то пренебрежительный оттенок. В том, как он их подбирает, – если и ДНК-тест подтвердит, что это от меня, то говорить уже будем по-другому.

– Как? – скептически интересуюсь я, – а если нет, тогда что?

– Если нет – даже париться с тобой не буду. Если я – то говорить буду почти что ласково, – усмехается Садаев. Я ему ни капли не верю. Он продолжает издеваться, – правда, если из-за твоей наркоманской попойки у детей обнаружатся отклонения – отправлю на прерывание.

– Ты козел, – вырывается у меня пораженно. “Козел, козел, козел” – подтверждает эхо в моей пустой голове. Его слова меня настолько шокируют, что даже дельных мыслей не остается.

Рустам, хмыкнув, запихивает зажигалку обратно в карман, и кивает на машину:

– Хватит болтовни и шуток. Вали обратно в машину.

– Это была шутка?! – восклицаю я, и, едва сдерживая злость, открываю дверь со стороны водителя, и, не парясь, лезу на соседнее сиденье через всю машину, – у тебя уродские шутки, честно говоря…

– У тебя уродская манера садиться в машину, – комментирует Рустам, – расслабься, принцесска. С одной ночи, где ты оторвалась, отклонения вряд ли будут.

– И откуда ты в курсе такого? – бормочу я, усаживаясь на сиденье. Рустам заводит машину, и, неожиданно смотрит в мою сторону. Его настроение меняется так внезапно, что я даже вздрагиваю. Теперь он смотрит на меня очень холодно, а я пожимаю плечами. Если он сейчас скажет, что не впервые теряет пистолет и не впервые свой биоматериал оставляет в ком-то – я, наверное, точно заплачу. И буду до конца жизни молиться, чтобы гены отца-блядуна не передались моим детям, – ладно, неважно. Тогда куда ты меня отвезешь, если не собираешься закапывать в лесу?

– Домой, – отвечает Рустам.

Я не успеваю поинтересоваться, что мне там придется делать, как внезапно пиликает смартфон Садаева, который лежит рядом с ним на сиденье. Я на автомате смотрю в светящийся экран. Все, что я успеваю увидеть – это слово “тест”, как Рустам забирает телефон и внимательно смотрит в него.

По моему позвоночнику пляшут, поднимаясь вверх, мурашки. Похоже, сейчас он узнает результаты теста. Боже, даже не знаю, о чем молиться. Если отец кто-то другой – я не уверена, что это животное оставит меня в живых за выброшенный пистолет. Если же отец – Садаев, то вряд ли его "ласка" мне понравится. Поэтому я просто молюсь, чтобы телефон внезапно умер у него в руке. Прямо сейчас.