Академия Аркан

Элис Кова

Академия Аркан

Переведено специально для группы

˜"*°†Мир фэнтез膕°*"˜ http://Wfbooks.ru

Оригинальное название: Arcana Academy

Автор: Elise Kova / Элис Кова

Серии: Arcana Academy / Академия Аркан #1

Перевод: nasya29

Редактор: nasya29

Глава 1

Сломайся — или умри. В тюрьме Халазара выбора нет. А я отказываюсь делать и то, и другое.

К моей камере приближаются двое охранников. У одного в руках слишком уж яркий фонарь. Почти год не видя солнца, я теперь слепну от простого света лампы.

Слишком рано для очередного визита. Я думаю, что они просто пройдут мимо, но они останавливаются у моей двери. Я не узнаю ни одного из них, но Смотритель Глафстоун регулярно меняет охрану — тот, кто задерживается здесь надолго, может узнать слишком много.

— Клара Грейсворд? — спрашивает один. Грейсворд — фамилия, которую дают всем сиротам и брошенным детям в Городе Затмения. Имя, которое я назвала при задержании. Имя, которое ясно давало понять: у меня нет семьи, которую могли бы потянуть за собой.

Я приподнимаю подбородок в ответ.

— Вас вызывают на аудиенцию. — Мужчина поднимает фонарь повыше, будто пытается разглядеть меня сквозь решётку. Ему не повезло: меня здесь оставили гнить, и моя внешность тому соответствующая.

— Звучит официально, — голос у меня сиплый, горло суше золы тиса. — С кем?

Охранники не отвечают. Один вставляет ключ в тяжёлый навесной замок.

Обычно этот замок отпирают раз в неделю. В последний раз меня выводили всего три дня назад — водили в тесный чулан рядом с кабинетом Смотрителя Глафстоуна, где я рисую для него таро в обмен на редкие крохи комфорта, доступные в этом гробу. Хотя даже без обмена я бы согласилась. Работа держит мой ум в тонусе, а руки — в форме. Для того дня, когда я наконец выберусь отсюда.

Потому что я обязательно выберусь. Либо за счёт собственных умений, либо потому что за мной придут. Но умереть здесь? Ни за что.

Они отходят в стороны, и я выскальзываю в проход между ними. Пока мои глаза привыкают к свету, я вижу место своего заключения чётче, чем когда-либо. И, если честно, жалею об этом.

Клянусь Двадцатью Старшими Арканами, Халазар и правда чудовищен.

Стены покрыты слоем грязи, крови и ещё чего-то, о чём я изо всех сил стараюсь не думать. Я могу только гадать, каким зловонием здесь пропитан воздух — обоняние у меня давно притупилось до полной нечувствительности.

Сокамерники шипят на нас, потом отползают вглубь своих нор, прячась от света фонаря. Превратившиеся в животных, в лохмотьях, как и я, они ползут по грязи на четвереньках.

Разум и тело заключённых медленно гниют во тьме. Это самая мрачная тюрьма во всём королевстве Орикалис, место, куда отправляют самых отвратительных преступников. Убийц, насильников, мучителей невинных… и таких, как я. Тех, кто посмел использовать арканы, не подчиняясь короне.

Мы идём по коридору, который мне не знаком, и поднимаемся по узкой лестнице. Охранник сзади кладёт руку на эфес меча, но не вынимает его из ножен. В этом нет нужды. Куда ты денешься? — немой вопрос в его взгляде.

Сквозь узкую щель в стене наверху в лицо хлещет порыв ледяного ветра. Я вглядываюсь в бурлящую реку. Сейчас сумерки. Или рассвет. Разобрать трудно — небо затянуто тучами. Как бы то ни было, я щурюсь, и вижу только горы: мы смотрим на запад, в сторону от города.

Я вдыхаю воздух такой свежести, что он жжёт лёгкие. Я стала существом из нищеты и вони, которое даже дышать чистым воздухом разучилось.

— Не зевай. — Охранник толкает меня в спину. Я спотыкаюсь, хватаюсь за стену, ломаю ноготь до самой кожи. Но моё тело уже привыкло к боли — эта даже не ощущается.

Мы останавливаемся у двери, которую я раньше не видела. На ней вырезано изображение меча, пронзающего облака. На острие — корона, по клинку вьются плети роз.

Символика не оставляет сомнений — Туз Мечей. Первая карта масти. Символ королевской семьи Орикалиса. По обе стороны двери стоят рыцари в серебряных латах. Не стража города и не охранники тюрьмы. Королевские рыцари. Стеллисы. Элитная гвардия — лучшие из лучших бойцов в королевстве, присягнувшие защите короны и исполнению её воли. Единственное, что, как говорят, может соперничать с их мастерством — это жестокость. Из шлемов, украшенных крошечными резными мечами у ушей, торчат пучки перьев: одни белоснежные, другие — чёрные, как воронье крыло.

На мгновение я будто возвращаюсь в последние часы своей свободы в Городе Затмения, когда такие же Стеллисы в этих самых латах прижимали меня к полу перед судьёй из Клана Повешенного. Я помню холод камня под щекой и пылающий от стыда жар в груди. Меня предупреждали, что это ловушка. А я всё равно пошла.

Мне приходится собрать всё, что от меня осталось, чтобы не дрогнуть. Чтобы не дрожали пальцы. Чтобы остаться в настоящем, даже когда в голове эхом отдаются его слова:

По велению короны вы приговариваетесь к пожизненному заключению в Халазаре.

— Ваше Высочество, заключённая доставлена, — говорит один из Стеллисов сквозь дверь.

Высочество?

Нет. Нет, нет, нет. Меня накрывает паника, сжимающая изнутри.

— Введите её, — раздаётся голос, еле слышный, как дыхание тени. И холодный, как самая тёмная зимняя ночь.

Дверь распахивается, открывая комнату, которая просто не может существовать в Халазаре. По обе стороны от входа — по четыре шкафа из тиса. Тис — роскошь сама по себе: эту древесину обычно сжигают, чтобы получить порошок для чернил, а не делают из неё мебель. Тяжёлые бархатные портьеры защищают от холода, пропуская лишь тонкие полоски света.

Такое богатство ошеломляет. В одном из двух кресел с высокими спинками развалился мужчина, с головы до ног облачённый в чёрное, чёрнее ночи. Его ноги покоятся на спине самого Смотрителя Глафстоуна.

Мощные руки Смотрителя дрожат — от тяжести чужих сапог и от тысяч мелких порезов, покрывающих всё тело. Бледная кожа резко контрастирует с кровью, подчёркивая всю жестокость сцены.

Я бы, пожалуй, даже улыбнулась от удовольствия, глядя, как этого ублюдка превратили в ковер, если бы всё моё тело не кричало об опасности. Вокруг мужчины в кресле сам воздух шепчет: опасность. Даже свет, кажется, боится его.

Принц Каэлис. Второй из трёх сыновей короля Орикалиса. Арканист обратного обращения. Ректор Академии Аркан. Тот самый принц, который стёр с лица земли целый клан знати. Мужчина, чьё имя в королевстве стало синонимом отчаяния. Мужчина, в чьей вине я почти не сомневаюсь — он убил мою мать. И тот, кто отправил меня в Халазар.

— Клара Грейсворд, — произносит он медленно, будто каждое слово даётся ему с трудом. Если его раздражает даже Грейсворд, с удовольствием посмотрела бы, как он попробует выговорить мою настоящую фамилию. Только имя при рождении — моя главная тайна. Его никто не знает.

— Ваше Высочество, — тоном, в котором нарочно нет ни капли уважения. Скука, равнодушие. Будто я не провела каждый месяц этого года, проклиная его и придумывая, как заставить его страдать.

— Садись, — на его губах играет усмешка.

Я бы с радостью плюнула ему в лицо. Но подчиняюсь. Вхожу в комнату, обходя лужу крови под Смотрителем. По пути замечаю: каждое ранение — идеально ровный надрез, пронзающий даже толстую кожу его куртки. Чистый, точный порез. Я слышала, что в умелых руках карта Рыцаря Мечей может натворить ужасов. Но до сегодняшнего дня я никогда не видела это своими глазами. И ни разу не ненавидела кого-то настолько, чтобы захотеть использовать её.

До встречи с Каэлисом.

Сев напротив него, я изучаю его открыто, как и он меня.

Всё в принце Каэлисе — изящество и угроза. Будто художнику поручили нарисовать воплощение власти и хищной мужской красоты. Его чёрные лакированные сапоги сверкают, как зеркало. Брюки подчёркивают силу бёдер. Под массивным пальто, расшитым сотней серебряных мечей, виднеется чёрная рубашка с высоким воротом. На цепи из тёмной стали, почти без отблеска, висит меч с короной на рукояти. Волосы — тёмно-фиолетовые, почти чёрные, в небрежных волнах обрамляют лицо, отбрасывая тени на глаза. Глаза, в которых невозможно прочитать хоть что-то человеческое.

Он излучает холодное могущество, до боли контрастируя с моим жалким видом. Под тонкой кожей торчат кости. Волосы — обычного тёмно-каштанового цвета — когда-то можно было заплести. Сейчас они обрезаны до ушей: в Халазаре иначе с ними не справиться. Тюремная форма словно вросла в тело. Да, в общем-то, так и есть.

— Раз ты знаешь, кто я, значит, догадываешься, зачем я здесь. — Он складывает пальцы домиком, поднося их к губам.

— У меня есть догадки, Ваше Высочество, — это обращение горчит на языке.

— Прекрасно. Ещё лучше, что ты вообще в состоянии разговаривать. Халазар обычно… забирает способность говорить у людей, — его голос замирает на полуслове.

Забирает? Он имеет в виду — ломает. Разбивает на куски. Не то чтобы мне было жаль остальных заключённых. Но здесь есть и такие, как я, кто поплатился за попытку вырваться из нищеты. За попытку жить по-своему. За попытку защитить тех, кого любит.

Каэлис опускает руку в пальто и достаёт колоду таро. Каждая карта — произведение искусства. Цвета, символы, тончайшие линии — безупречны. Колода идеально ложится в его длинные, сильные пальцы. Такая таро — достойна принца. Больно осознавать, что человек, способный на такую красоту… он же и есть Каэлис.

Я бы отдала многое, чтобы рассмотреть каждую карту поближе. Даже с окровавленным Смотрителем у ног и злейшим врагом перед собой, я не могу отвести взгляда от этой колоды. Руки дрожат от желания прикоснуться к ней.

Он перемешивает карты, а затем — не вызывая магией, а с театральной грацией — вытягивает одну.

— У меня есть к тебе пара вопросов, Клара. И, несмотря на то, что ты наверняка будешь образцом честности… боюсь, мне будет трудно поверить словам преступницы. — Он кладёт выбранную карту на ладонь.

Девятка Мечей. Женщина лежит в постели, полуприкрытая простынёй. Девять клинков пронзают её, пригвождая к матрасу. Лицо искажено мукой.

На такую прорисовку, наверняка, ушёл целый день. Уровень детализации — а значит, и сила, заключённая в карте — поразительный. Но восторг борется с ужасом. Потому что я знаю, что означает эта карта. И я знаю, что сейчас произойдёт.

Я удивлялась, почему её не использовали на моём суде. Хотя, скорее всего, мою судьбу решили задолго до начала слушания. Зачем тратить карту на такую, как я?

— Если позволишь, — говорит он, как будто у меня есть выбор.

Я сдержанно киваю и кладу ладонь поверх Девятки Мечей.

Вспышка серебра — и холодное белое пламя охватывает карту. Огонь превращается в девять шипов света и тени, которые безболезненно пронзают мою руку — и его. Наши ладони соединяются. В глазах принца загорается странное, пугающее напряжение.

Меня пронзает дрожь. Я будто теряю контроль, когда магия берёт верх. Напряжение, за месяцы въевшееся в каждую мышцу, начинает покидать тело. Расслабься, шепчет магия карты, позволь…

— Твоё имя?

— Клара, — отвечаю. Хотя он это и так знал.

Один из девяти светящихся мечей исчезает.

— И почему ты здесь, Клара? — Он играет со мной.

— За незаконное изготовление, продажу и использование карт таро без окончания Академии Аркан и без прикрепления к клану, — отвечаю. Слова будто не мои. Они вылетают сами, словно кто-то невидимый дёргает за ниточки в горле.

Второй меч гаснет.

Я сдерживаюсь, чтобы не добавить: если бы не он и его семья, если бы не их законы, монополизирующие магию и обучение арканам, такие, как я, — те, у кого нет ни денег, ни связей, — не были бы вынуждены нарушать эти самые законы. И что только благодаря таким, как я, простые люди в этом королевстве вообще узнали, что арканы могут изменить их жизнь.

— Незаконное изготовление таро — вот за что ты попала в Халазар, — цокает он языком. — А потом? Что ты делала в тюрьме?

— Делала карты по приказу Смотрителя Глафстоуна, — говорю, и третий меч исчезает.

— Сучка, — рычит Смотритель, его мутные глаза впиваются в меня, будто я его предала.

— Ну, возможно, — лениво бросаю ему. Кажется, я слышу, как принц тихо усмехается.

Но он тут же отбрасывает улыбку, слегка покачав головой.

— Сколько карт ты сделала для Смотрителя за последний год?

— Сотни. Может, ближе к тысяче. — Ответ расплывчатый, но честный. Я не вела счёт… — Часто это были часы кропотливой работы каждый день.

Четвёртый меч исчезает.

— Из каких мастей?

— Из всех младших, — пятый.

— Старшие Арканы?

— Я не умею делать карты Старших Арканов. Никто не умеет, — отвечаю прямо.

Шестой меч гаснет.

Эта магия давно утеряна — если вообще когда-либо существовала — и теперь считается частью сказок.

Его губы дёргаются в усмешке.

— А если бы умела? Сделала бы?

— Я бы попыталась, — признаю.

Мама — она же мой учитель аркан — всегда говорила, чтобы я даже не пробовала. Никто и никогда не смог создать такую карту, а мои способности стоит направлять на что-то реальное. Она говорила, что даже если у меня вдруг получится, это принесёт только несчастье.

Но я… я не из тех, кто умеет спокойно пройти мимо шанса. Если бы у меня было хоть малейшее представление, с чего начать — да, я бы попыталась.

Остались два меча.

Принц Каэлис слегка наклоняет голову, разглядывая меня, будто я какая-то диковинная зверушка.

— Что ж, похоже, ты ничему не научилась, находясь здесь, — говорит он серьёзно. — Люди вроде тебя, те, кто нарушает тонкий порядок аркан, кто представляет угрозу нашему обществу, давая силу тем, кто не умеет с ней обращаться… и кто не способен признать свои ошибки, — должны быть устранены. Как ты думаешь, что мне с тобой делать?

— Сжалиться, — отвечаю. Даже не могу скрыть слабую усмешку, проскакивающую в голосе.

Он фыркает, и та лукавая полуулыбка, с которой он всё это время на меня смотрел — улыбка кошки, готовящейся прыгнуть — расползается в настоящую, хищную ухмылку.

Один меч остался. Один вопрос. Самый страшный, чувствую. Я замираю, внутренне напрягаясь.

— Кто это был?

— Кто был… что? — Боль срывает с места ладонь и разлетается по всей руке. Наказание за уклончивость.

— Кто в Академии Аркан обеспечил тебя и твою группку доступом к моим ресурсам?

Я сжимаю челюсти так сильно, что они хрустят. Зубы ноют. Нет. Нет! Я приказываю себе: Ты не скажешь её имени. Даже если ощущение такое, будто невидимый нож медленно сдирает кожу с руки от запястья до плеча.

— Я… я… — я пытаюсь уйти от ответа. Боль размывает мысли, словно в голове начался пожар. Рука пылает, как будто её опустили в кипящую кислоту.

Каэлис убирает ноги со спины Смотрителя и подаётся вперёд. Свет от магии, пронзающей наши ладони, высвечивает его лицо, делая кожу бледной, как у призрака, а тени в глазницах и под скулами — пугающе глубокими.

Глядя на него, так легко поверить слухам, что он порождён Пустотой — арканист обратного обращения, живое искажение, существующее только в фольклоре. И что именно с помощью извращённой магии одной из таких карт он уничтожил Клан Отшельника, оставив от него только воспоминание.

— Назови имя.

Я стискиваю зубы и молчу. Я приняла удар на себя, чтобы ни один из тех, кого я люблю, не пострадал. И не позволю потерять ещё кого-то. Не из-за него.

— Признаюсь, меня впечатляет, что ты вообще способна выдерживать такую боль в твоём-то состоянии, — произносит он.

Я оскаливаюсь, больше от ярости, чем от боли. Мечи под кожей уже добрались до груди. Они режут лёгкие.

— Но ты ведь знаешь — будет только хуже. Так скажи, Клара… Кто украл ресурсы Академии Аркан?

— Один… студент… — Я выдавливаю. На миг боль отступает, но меч, сияющий в моей руке, не исчезает. Как и боль.

Почему-то моя упертость вызывает у него почти весёлый блеск в глазах. И всё же он не сдаётся:

— Имя. Ты же знаешь, я хочу услышать имя.

— Клара — это имя, — выдыхаю. Пытаюсь придумать хоть что-то остроумное, чтобы увильнуть. Горло саднит, пока я изо всех сил уворачиваюсь от правды, которую требует магия. Тысячи ножей впиваются в каждую мышцу, перед глазами вспыхивают звёзды. Я такая слабая, что от боли меня почти вырубает.

Он сжимает мои пальцы крепче, наши ладони дрожат в захвате. Будто он не даёт моему сознанию утечь, заставляя его остаться в теле.

— Назови имя ученика. Или учеников. Тех, кто дал тебе доступ к инструментам для создания карт, которые предназначены только для Академии, — рычит он.

— Арина. — Имя вырывается из меня, как стрела из натянутой тетивы. Летит сквозь Халазар, сквозь реку, прямиком к крепости Академии. К тому месту, где ещё учится моя младшая сестра. Моя единственная семья. Пока ещё жива. Но теперь, после моей слабости… вряд ли надолго.

Я только что подписала ей смертный приговор.

Лёд сковывает меня изнутри — холоднее и беспощаднее любой зимы.

— Прекрасно. Я как раз гадал, — произносит принц и отнимает руку. Серебряное сияние тускнеет. Боль исчезает. Но взамен на меня обрушивается тяжесть всего мира. Я едва удерживаюсь на ногах, чтобы не рухнуть обратно в кресло.

Он встаёт, возвышаясь надо мной, как вершитель приговора.

— Теперь для тебя осталась только одна вещь.

Я поднимаю взгляд. Не пытаюсь скрыть ненависть. Ни капли. Но ему, извращённому ублюдку, это только в радость.

— Я приговариваю тебя к казни на закате, Клара Грейсворд, — объявляет он. С явным, даже сладострастным удовольствием.

— Что?.. — голос звучит тихо, почти мягко от потрясения.

Я ведь уже была приговорена — к тюремной смерти. Но всё это время… я жила. Я вынашивала побег. Пусть шансов было ничтожно мало — у меня была надежда.

Каэлис поворачивается и направляется к выходу. Одним щелчком пальцев вызывает Стеллисов, те поднимают изуродованного Смотрителя и уносят его прочь.

Принц окидывает меня последним взглядом через плечо:

— Наслаждайся последним часом своей жизни, изменница арканов.

Дверь захлопывается с глухим лязгом.

Запирается.

Глава 2

Час. Это немного. Но достаточно, чтобы взять себя в руки и составить план.

Я с трудом сглатываю и откидываюсь в кресле. Паника только растратит драгоценные минуты на глупости. Арине нужна я — собранная и стратегичная. Выбраться отсюда и предупредить её — возможно, единственное, что отделяет её от гибели… или, что ещё хуже, от клейма и отправки на мельницы.

Первым делом я подхожу к шкафам. Конечно, они заперты, но замки такие хлипкие, что больше похожи на украшение. Возвращаюсь к креслам и выковыриваю из обивки маленький гвоздик. Он как раз достаточно длинный, чтобы дотянуться до простенького механизма замка. Пара усилий — и он поддаётся, дверь открывается.

В первом шкафу — ряды винных бутылок, покрытых пылью. Двигаюсь дальше. Второй шкаф полон книг об арканах, и мне приходится заставить себя не зарыться в них прямо сейчас.

Ну, раз уж мне умирать… пусть хоть с книгой в руке и наполовину в стельку пьяной.

Третий шкаф…

— Победа, — шепчу я, расплываясь в широкой, до боли непривычной улыбке, когда дверца поддаётся. Я так давно не улыбалась по-настоящему, что мышцы щёк будто забыли, как это делается. — Каэлис, ты идиот.

Арина всё время ворчала, что у принца глаз как у ястреба, и именно поэтому так сложно строить в Академии какие-то тайные планы. Судя по всему, я бы поспорила.

Если только… он хотел, чтобы я это нашла. И именно поэтому оставил меня здесь без присмотра. Такое возможно. Но даже если так, это ничего не меняет. Когда альтернатива — неминуемая смерть, я воспользуюсь любым шансом. Любым.

Шкаф забит инструментами для изготовления карт: кисти из человеческого волоса всех форм и размеров, контейнеры с редкими пигментами, бутылочки с маслами и палитровый нож для смешивания. Но главное — чернильницы и перья. Моё любимое.

На целой полке — стопка чистых карт. Я провожу пальцем по краю и замираю от этого ощущения. Это рай для инкера.

Я даже не пытаюсь замести следы. Нет времени. Единственный шанс — убраться как можно дальше от Халазара, и как можно быстрее.

Одна карта, даже самая простая, займёт почти десять минут. Раскладывая материалы на полу, я обдумываю, с какими арканами у меня выходит лучше всего. Успею сделать три, решаю. И принимаюсь за работу.

Достаю два контейнера с пигментом — для Монет и Кубков. Пустые. Чёрт. Беру третий — Жезлы. Тоже пуст. Только четвёртый — с пылью цвета чёрного жемчуга — полон.

Смотрю на него. Мечи. Бесполезны для того, что мне нужно.

Но я заставлю их работать. Даже если это невозможно.

Каждая масть требует своего уникального пигмента. Все арканисты, которых я знала, используют для Мечей — пыль из перьев сокола с Гор Пустоши, для Монет — высушенные ягоды с Пустынных Просторов, для Жезлов — золу тиса из Кровавых Лесов, для Кубков — кристаллы из Затопленных Шахт. Возможность использовать любой пигмент для любой масти — дар, как говорила мама. Даже у неё так не получалось. Как бы я ни старалась, передать этот навык кому-то ещё у меня никогда не выходило.

Я насыпаю порошок в две чернильницы и добавляю несколько капель воды из бутылки, найденной в шкафу. Затем беру перо и втыкаю его в подушечку пальца. Капля крови собирается у кончика. Я держу палец над чернильницей, позволяя крови стечь в пигмент.

Кровь не обязательна для арканистов, но это единственный способ, которым я умею использовать «чужой» пигмент для нужной мне масти. Мама учила позволять магии течь свободно, чтобы карта стала продолжением тебя. То, как я научилась смешивать пигменты — это был счастливый случай. Почти инстинкт.

Когда чернила напитываются моей силой, я начинаю рисовать. Даже несмотря на то, что где-то в глубине сознания тикает невидимый таймер, рука у меня не дрожит. Я делала это столько раз, что движение стало рефлексом. Ещё до того, как научилась читать, я уже рисовала.

Изготовление карт стало моим спасением. Первый раз, когда я осталась одна и голодная, в тринадцать лет, держась за руку Арины — отец уже давно исчез, а мать умерла… Я поняла, что могу превратить своё умение в еду и защиту. А Арина — та маленькая упрямая бунтарка — пошла за мной.

Когда три карты готовы, я прячу две под бинты на груди. Третью прижимаю к сердцу — и с яркой вспышкой изумрудного света карта уходит в меня, сливаясь с телом. Магия захлёстывает, наполняя, разжигая каждую клетку.

Паж Монет даёт мастерство в одном конкретном деле на один день. А прямо сейчас мне нужно быть экспертом… в скалолазании. Там, где мне не хватит силы, я возьму умением.

Я отдёргиваю шторы, щурясь на серый свет. Вдалеке сверкает силуэт Города Затмения. Он вроде бы достаточно близко, чтобы до него можно было доплыть… и всё же достаточно далеко, чтобы только безумец сунулся в вечные белые воды, где река Фарлум впадает в море.

Сегодня я — одна из таких безумцев.

Открываю одно из окон, смотрю вниз на отвесную стену тюрьмы и тяжело сглатываю. Чем дольше смотрю, тем дальше кажется вода. Прыгать — точно не вариант.

Перекидывая ногу через подоконник, я думаю: даже с моей аномальной удачей это — самоубийство. Но других вариантов у меня нет. Даже если я играю по правилам Каэлиса, я всё равно сделаю свой ход — и умру, если нужно, сражаясь.

Я чувствую, как по телу проносится сила Пажа Монет, пока начинаю спуск. Ледяной камень немеет под пальцами, но я не отпускаю. Носки нащупывают опору в трещинах обветренного камня. Благодаря карте я точно знаю, как сместить вес, как заблокировать дрожащие мышцы, чтобы компенсировать то, что тело уже давно потеряло. Я двигаюсь — понемногу, шаг за шагом.

Но ветер резко бьёт в бок, и под ногой осыпается кусок стены. Меня бросает в сторону. В горле рвётся крик, который я тут же проглатываю. Мир на мгновение переворачивается, и я вижу, насколько высоко нахожусь. Насколько далеко внизу острые камни и бурная река. Я напрягаюсь, ударяясь телом о стену, стараясь прижаться к ней всем весом. В носу взрывается боль — кровь хлещет, но это всё равно лучше, чем падение.

Если бы я не умела обеспечивать нас с Ариной, изготавливая карты нелегально, как старшая, я бы лезла по таким же скалам — вглубь огромной расщелины, которую все зовут Провалом, чтобы собирать перья редких соколов, гнездящихся там. Перья, из которых делают чернила. Лезла бы, пока ногти не слезут и пальцы не сломаются. Пока не сорвусь — и исчезну навсегда в бездонной темноте Провала.

Так, по словам стражи, погибла моя мать. Но я в это никогда не верила. Её убили. Кто-то перерезал верёвку. Но кто — и зачем? Я до сих пор не знаю. И именно попытки докопаться до истины — и отомстить — привели меня сюда.

Я продолжаю спуск. Доверяю Пажу Монет. Доверяю своей магии. Своей силе. И когда мышцы дрожат, готовые сдаться, я думаю о том, что Каэлис может сделать с Ариной. Даже если она никогда не признается — ей нужна я.

Наконец я добираюсь до земли. Хочется упасть и отдышаться, но я заставляю себя двигаться дальше. Думаю, прошло уже минут сорок пять. А принц Каэлис — из тех, кто вполне мог бы вернуться за мной пораньше. Если я всё ещё на острове Халазар, когда он поймёт, что я сбежала, мне конец. Единственная надежда — добраться до реки до того, как он заметит моё исчезновение.

Недалеко я вижу лодку. Возможно, ту самую, на которой прибыл принц? Она достаточно мала, чтобы я могла управиться одна. Поблизости никого. Уже собираюсь к ней направиться, молясь на удачу, но замираю: слишком просто. Если он играет со мной — это ловушка. Даже если нет, лодка привлечёт слишком много внимания.

Плавать в моём состоянии — безумие. Но как ни странно — это даже безопаснее.

Я вытаскиваю одну из двух оставшихся карт — Туз Кубков. Кладу её на поверхность воды, легко касаюсь. Капли поднимаются в воздух, окутывая меня. Сырая, первозданная сила обволакивает. Я прикрываю глаза, вдыхая древнюю магию Туза Кубков — первой карты масти. Она даёт власть над водой.

Каждая масть Малых Арканов связана со своей стихией: Жезлы — огонь, Мечи — воздух, Монеты — земля, Кубки — вода. Карты от Двойки до Короля — каждая со своими свойствами. Но Туз?.. Туз — это начало. Чистая суть.

Делаю глубокий вдох и, выдыхая, шепчу:

— Удача на моей стороне.

И прыгаю.

Вода бьёт по телу, как лёд. Дыхание выбивает из лёгких. Но я бью ногами, стараясь держаться на поверхности. Движение хоть чуть-чуть согревает. С помощью магии Туза я разрезаю мелкие волны с лёгкостью. Но крупные всё ещё сбивают с пути.

Я теряю счёт времени. Наверняка принц Каэлис уже знает, что я сбежала. Он ищет меня. Он увидит следы, поймёт, что я сделала. А может, он уже меня отслеживает.

Плыви. Я приказываю себе с каждым судорожным вдохом. Силы уходят. И вместе с ними — магия. Течение тянет вниз, под воду. А город всё ещё так далеко…

Воспоминания о Клубе Звёздной Судьбы и его тепле придают мне силы. Мои друзья. Нет — моя семья. Бристара приютила нас с Ариной, дала надежду. Даже в самые тёмные дни в Халазаре мои мысли возвращались к Арине, Грегору, Рену, Юре, Твино, Бристаре… Даже когда разум шептал, что они забыли обо мне, сердце отказывалось верить. Они ждут меня. Они верят в меня.

Волна обрушивается сверху. Я ухожу под воду — туда, где правит холод и давящая тьма. В этом водовороте затаились мои кошмары, ожившие и готовые вырвать из меня последний вдох.

Но как бы ни была темна ночь, я отказываюсь терять надежду на рассвет.

Я касаюсь груди, там, где спрятана последняя карта. Моя самая любимая, самая узнаваемая работа. Я делала её, должно быть, тысячи раз. Девятка Кубков — карта желания, шанс немного изменить судьбу.

Спаси меня.

Девятка Кубков смешивается с остатками силы Туза. Вода расходится, и я вырываюсь на поверхность в вспышке магии — переливчатой, сине-фиолетовой. Я вдыхаю глубоко, жадно хватаю воздух и продолжаю грести. Берег уже не кажется таким недостижимым. Если держаться, если не опускать голову под воду — я доберусь. Ещё чуть-чуть.

И тут я чувствую вспышку магии через волны. Слышу, как корпус режет воду. Вижу, как отступает свет — он уходит прочь от того, чего не может вынести.

Моя удача должна была закончиться.

И вот она, худшая из моих догадок, становится реальностью. Он знал, что я сбегу. Знал с самого суда, что приговорит меня к смерти — и просто бросил гнить в Халазаре, потому что мог.

Всё, что Арина когда-либо говорила о нём, оказалось правдой.

Моя жизнь для него — просто игра, — думаю я. Последняя мысль, прежде чем магия с треском ударяет в меня, мышцы сводит невыносимой судорогой, волна накрывает с головой — и всё погружается во тьму.

Глава 3

Меня держат без сознания. Каждый раз, когда оно начинает возвращаться, кто-то снова прогоняет его — зельями, влитыми мне в горло, и волнами магии, прокатывающимися по телу. Слабые лучи света пробиваются в комнату, и, едва я приоткрываю пересохшие веки, кто-то снова закрывает их мягкими пальцами. Голоса то всплывают, то исчезают, но ни один я не могу разобрать.

Когда сознание наконец цепляется за меня по-настоящему, я резко просыпаюсь, отчаянно стараясь удержать его. Пока они — кто бы они ни были — не лишили меня его снова.

— Тише, тише, — успокаивает пожилая женщина. — Ты много пережила. Отдохни.

Комната вокруг — место, где я точно никогда не бывала. Такое… вызывающе кичливое убранство трудно было бы забыть.

Каждая мебель, каждая рама картин инкрустированы серебром. По обе стороны комнаты — по десять колонн из чёрного мрамора. Есть две зоны отдыха: одна — у подножия кровати, в которой я лежу, другая — перед огромным камином, в котором можно зажарить целого медведя. Люстры разбрасывают мягкий свет свечей по слишком тёмному пространству. Этот свет высвечивает каждую диковину, каждую редкость, которыми увешаны стены — настолько плотно, что, не будь эта комната такой огромной, от неё стало бы клаустрофобно. Но из-за размеров пространства всё это напоминает скорее музей. Холодный. Бездушный. Куда более стерильный, чем обычная спальня.

И всё же, несмотря на размеры, я уверена — это именно спальня. Меня словно утопили в четырёхопорной кровати размером с небольшую квартиру. Основание — из чёрного камня, занавеси тяжёлые, плотные. Бескрайнее море стёганного бархата и островки меха у ног затапливают шёлковые простыни.

— Где я, чёрт побери? — рычу я, злясь на старушку и мечтая, чтобы в руках было хоть что-нибудь острое. Увы, у меня нет ничего. Даже моих тюремных лохмотьев. Я облачена в ночную рубашку из шифона — надеюсь, одевала меня она.

— Академия Аркан, — отвечает она без колебаний, хотя я ожидала, что она начнёт юлить. — Я Ревина, горничная Его Высочества.

Горничная? Не дворецкий? Странно. Хотя при странных наклонностях Каэлиса его штат — последнее, что меня сейчас волнует.

— Почему я в академии? — За окнами, утопающими в очередных бархатных занавесях, вдалеке сияет Город Затмения, по ту сторону устья реки Фарлум. Громадная стена запирает место, где река впадает в море. Она служит и мостом между городом и академией, и средством контроля всей торговли, проходящей через королевство и его окраины.

— Я полагаю, принц сам тебе скажет, — отвечает она.

То ли она действительно подчиняется авторитету Каэлиса, то ли и сама не знает, зачем я здесь. Истина прячется за, казалось бы, тёплой улыбкой, за морщинами в уголках глаз и седыми, почти прозрачными волосами. Она чем-то напоминает мне Бристару, хоть и старше матроны Клуба Звёздной Судьбы.

— Кстати, он наверняка захочет знать, что ты пришла в себя. Прошу меня извинить, — добавляет она, будто у меня здесь есть хоть какая-то власть кого-то отпускать.

Горничная уходит. Я остаюсь одна.

Мгновенно скидываю одеяло и свешиваю ноги с кровати. Она кажется двухэтажной, и мои колени хрустят, когда я с неё спрыгиваю. Всё тело болит и скрипит, как старая мебель. Ноги подкашиваются. Желудок прилип к рёбрам. Я чувствую себя даже хуже, чем в камере. Сколько времени я была без сознания?

Мне всего двадцать. Может, уже и двадцать один, если прошёл день рождения. Но сейчас… я чувствую себя на шестьдесят.

Первое и главное: оружие.

Я направляюсь прямо к камину, стараясь не отвлекаться на вид из окна и странности, заполняющие стены. Хватаю кочергу. Крючок на конце — идеальное средство проломить череп. Поднять её в моём состоянии трудно, но лучше, чем ничего.

Теперь к полкам — поискать что-то более практичное. Желательно — скрытое. Карты, если повезёт… и тут—

— Хочешь напасть на меня с этим? — голос Каэлиса холодной дрожью пробегает по коже.

Он даёт мне почувствовать, насколько обнажённой я сейчас выгляжу под этой прозрачной ночной сорочкой.

— Я подумывала, — отвечаю спокойно, не давая ему ни капли удовольствия.

Каэлис лениво опирается об одну из опор кровати и небрежно перетасовывает колоду. Карты скользят между его пальцами так же легко, как угрозы, которые он даже не утруждает себя произносить.

— Рад видеть, что ты достаточно восстановилась, чтобы снова быть жалкой мерзкой собой.

Я не реагирую на оскорбление.

— Почему я здесь?

— Ты не в том положении, чтобы задавать мне вопросы.

— Да скажи уже, мать твою, — пальцы сжимаются на железе.

Я никак не могу вытравить из головы мысль: а если он действительно приказал перерезать верёвку матери? Ведь именно он следит за всеми Арканистами… и законами, что их сковывают.

— Язык, Клара, — тянет он. — Так нельзя говорить с принцем. Придётся поработать над этим.

— Ты всё равно собираешься меня убить, какая разница? — Я пожимаю плечами, будто собственная смерть — мелочь. — По крайней мере, умру, не играя по твоим правилам.

— Разве ты уже не играешь? — Он, конечно, про мой побег. Чёрт. Подозрения подтвердились. Но даже если бы я знала наверняка, не просто догадывалась… я бы всё равно попыталась сбежать.

— У меня слишком много гордости, чтобы сделать это снова, — отвечаю, специально провоцируя его, чтобы он выдал, чего на самом деле добивается. Потому что, если бы хотел меня убить — я бы уже умерла.

— Гордость? — усмехается он. — Женщина, которая ползала по тоннелям в горах и рылась по помойкам, утверждает, что у неё есть гордость? Простишь мне, я не знал, что разговариваю с королевой крыс.

— Лучше быть королевой крыс, чем королём змей, — парирую я. Всю жизнь я слышала истории о семье Орикалисов. Я видела, как они правят этим королевством. Я видела сверкающие шпили богатых кварталов Города Затмения — и лачуги в их тени, где живут голодные, замёрзшие, отчаявшиеся люди, мечтающие лишь о крупице сострадания.

Он хмыкает:

— Тогда, по твоей логике, мы с тобой идеально подходим друг другу. Ты — моя совершенная добыча.

Я сжимаю кочергу сильнее, игнорируя дрожь в мышцах. Она непроизвольная, я не могу её остановить. У меня нет ни карт, ни силы. Ничего, кроме слабости и железного прута. Он же, одним движением пальцев, мог бы содрать с меня кожу до костей.

— Ладно, — роняю я и с грохотом бросаю кочергу на пол. Поднимаю пустые ладони в знак капитуляции. — Почему я всё ещё жива?

— Наконец-то ты задаёшь правильные вопросы, — отвечает он. Отталкивается от кровати, убирает колоду в карман и направляется ко мне.

Пока он приближается, я на долю секунды думаю: а вдруг я смогу зацепить кочергу пальцами ноги и ударить его в грудь? Прямо в сердце. Но, боюсь, сил на это уже нет. Да и смысла — тоже. Он одним мысленным усилием вызовет карту и разорвёт меня пополам. Безопасность здесь — всего лишь иллюзия. Но, чёрт возьми, как же приятно было бы попробовать.

— Ты мне нужна, — говорит он.

— Ты? Нужна мне? — Я фыркаю. — Серьёзно?

— А почему, по-твоему, я вытащил тебя из тюрьмы? Почему не дал тебе умереть там? — В его глазах вспыхивает что-то… искреннее. Почти. В тюрьму, в которую ты сам меня отправил, хочется сказать. Принц делает ещё шаг. Я — назад. И упираюсь в стену у камина.

— Что ты знаешь о двадцать первой карте таро?

Двадцать первая?..

В Малых Арканах — пятьдесят шесть карт. По четырнадцать на каждую масть. В Старших — двадцать. Не считая славного Дурака, начальной карты, которую считают нулевой… Если не считать…

— Двадцать первая карта — это миф, — отвечаю. Мама рассказывала нам легенды о двадцать первой карте. Мир. Говорят, она даёт возможность изменить всё. Не просто исполнить желание, как Девятка Кубков. А переписать саму реальность. Одна единственная карта, способная изменить весь мир.

Но это лишь сказка.

— Уверяю тебя — она реальна, — отвечает он, нависая надо мной. — Подумай, что бы ты сделала, если бы Мир оказался в твоих руках.

И я… думаю.

Прежде чем успеваю себя остановить, я уже вижу: как одно грамотно сформулированное желание и таинственная карта, называемая Миром, делают меня самой могущественной Арканисткой в истории. Я правлю Городом Затмения. Всем королевством. Я уничтожаю Каэлиса и всю его семью. Я возвращаю к жизни маму. Больше никто и никогда не причинит боль мне или тем, кого я люблю.

Каэлис смотрит на меня пристально, как будто видит каждую мою мысль. Даже те, в которых я сжимаю его горло. И чем больше я сопротивляюсь, тем больше его это забавляет.

— Ты хочешь её? — Его голос становится почти шёпотом. Наполненным смыслом и весом.

— Её не существует.

— Существует. И ты, Клара, — последний ключ к ней.

— Что? — вырывается у меня.

Этот человек окончательно сошёл с ума.

— Ты выглядишь удивлённой, — его самодовольная ухмылка расползается шире. — А разве ты не та самая прославленная воровка, о которой ходят слухи, что она может достать всё, что угодно? Женщина, укравшая древние кисти из Великого музея Орикалиса? Которая переправляла Непомеченных Арканистов и запрещённые карты через весь Город Затмения — и за его пределы? И всё это до того, как ей исполнилось двадцать?

— Вижу, моя репутация идёт впереди меня, — выдавливаю, хоть горло сухое, будто я проглотила восточную пустыню целиком.

Но он продолжает, будто мои слова растворились в сгущающейся тени:

— Та же женщина… — С нарочитой медлительностью Каэлис кладёт ладонь на стену рядом с моей головой. Пальцы в волосах — почти касание. Он склоняется ближе, и воздуха в комнате становится недостаточно. Остался только он. Его тело. Его приближение, от которого вспыхивает каждый нерв.

— Та же женщина, про которую говорят, что она может начертить любую карту — с любым пигментом. Настолько невозможное умение, что уже стало легендой в подземном мире Города Затмения. Скажи, Клара, как ты, в Халазаре, умудрилась сделать карты Монет и Кубков, если у тебя был только порошок для Мечей?

— Ты… ты сам подстроил, чтобы там был только пигмент для Мечей, — понимаю я.

Его взгляд угрожающе втягивает меня внутрь, как чёрная воронка. Пряди волос закрывают огонь в его глазах, но не скрывают его полностью. Меня использовали. Проверяли. Побег — часть плана. И даже до него… Смотритель велел мне чертить любые карты, почти без ресурсов. Каэлис мог бы убить меня с самого начала, если бы хотел. Возможно, всё это — весь мой арест — было тестом. С самого первого вечера, когда меня поймали.

— Чего ты от меня хочешь? — возвращаюсь к вопросу, заданному в самом начале.

— Я хотел знать, настоящая ли ты, Клара, — его голос становится ниже, спокойнее. Он смотрит на меня из-под длинных ресниц. — Хотел увидеть, есть ли у тебя не только дар, но и сила духа — выжить в том, что грядёт. Чтобы достать мне Мир.

— Я никогда не помогу тебе, — сквозь зубы.

— Живи в моём мире — или умри в своём. Помоги мне — и получишь награду. Сопротивляйся — и всё, что тебе дорого, будет уничтожено. Так, как ты даже не в силах представить. — Это не угроза. Это приговор.

Перед глазами вспыхивает Арина. Она здесь, в академии. Под его контролем. Я думаю и о тех, кто в клубе. Я не сомневаюсь — он знает и о них.

Моя рука взмывает к его горлу, как кобра. Я впиваюсь пальцами в его холодную кожу. Даже после почти года в Халазаре моя кожа всё ещё темнее, чем его мертвенно-бледная.

Каэлис улыбается во весь рот.

— Даже не думай, — говорю, и пальцы у меня дрожат. Он чувствует, какая я слабая. Неужели это тоже было частью его плана — довести меня до полуживого состояния?

— Тогда делай, что я говорю, — произносит он спокойно, будто я не пытаюсь его задушить. У меня не хватает сил даже, чтобы превратить его голос в сип.

Я хочу его сломать. Хочу сжать так сильно, чтобы глаза вылезли из орбит. Мне плевать, что со мной будет после. Моя жизнь и так больше не принадлежит мне. Это ясно. Принц Каэлис известен тем, что ломает свои игрушки.

Вдруг дверь распахивается с такой силой, что звенят стёкла в окнах. Свет взрывается в проёме, и я слышу треск магии от карты — судя по глубоким следам на косяке, это был какой-то Меч.

На пороге — мужчина. Тёмные волосы, чёрные глаза, кожа такого же оттенка, как у Каэлиса. Та же аура — самодовольная, уверенная.

Но при этом — полная противоположность.

На нём великолепный, идеально подогнанный золотой сюртук, белоснежная рубашка и брюки, сапоги тёплого медового цвета. Даже кулон в виде меча у него другой — сияющий серебром, так ярко, что даже при слабом свете я вижу, как он сверкает.

Я в шоке отпускаю Каэлиса, когда до меня доходит, кто стоит в дверях. Принц Равин. Наследник трона Орикалиса и регент Города Затмения.

Каэлис отступает назад, всё такой же невозмутимый, будто я только что не пыталась выдавить из него жизнь.

— Привет, брат. А ты когда-нибудь слышал о таком явлении, как стук?

— Как будто бы ты открыл бы мне, — Равин бросает на нас взгляд, который мечется между раздражением и подозрением. — Что ты творишь?

Не понимаю, кому он адресует вопрос, поэтому молчу. Тем более, что не уверена, видел ли он, как я сжимала горло его брата.

— Мог бы спросить и у себя, — парирует Каэлис. По тону — ни капли братского тепла.

— Я пришёл сообщить тебе, что только что получил донесение от Глафстоуна. Побег из Халазара.

Кровь в жилах стынет.

Особенно когда взгляд Равина останавливается на мне.

— И это должно меня волновать… почему? — Каэлис тянет слова лениво, с той особой смесью скуки и раздражения, которой он владеет в совершенстве.

— Это была незаконная Арканистка. Камера двести пять, — говорит Равин.

Мой номер.

— Это дело нужно расследовать со всей строгостью закона.

— Конечно. Я уверен, Глафстоун прекрасно справится.

— Так и есть. Я уже дал стражам Халазара разрешение прочесать Город Затмения.

— Какая забота, — в голосе Каэлиса густая насмешка.

— Следующей их целью станет Академия.

— Превосходно, — он только пожимает плечами.

Явное безразличие младшего брата, выставленное напоказ, начинает выводить Равина из себя.

— Полагаю, ты позволишь им провести обыск, раз уж двери академии открыты этой ночью?

— Разумеется, — с подчеркнутой непринуждённостью отвечает Каэлис… и тут же возвращает взгляд на меня.

Меня словно сковывает. Шок. Страх. Я не знаю, куда смотреть. Не знаю, что делать. И отчаянно жалею, что на мне всё ещё только эта ночная сорочка, почти невесомая.

— А теперь, если ты не возражаешь, я занят.

— Чем именно? — Равин смотрит так, будто его взгляд выжигает сквозь кожу, хуже, чем любой тюремный свет в Халазаре.

— Ознакамливаю последнюю претендентку в академию с её обязанностями на сегодняшнем Празднике Огня.

Сегодня? Значит, сегодня первый день месяца Жезлов.

Мой день рождения. Хуже не придумаешь.

— Претендентка? — мы с Равином спрашиваем почти одновременно.

— Разве она не вышла по возрасту из категории претендентов? — уточняет он.

— Спасибо, теперь я чувствую себя древней, — бурчу себе под нос. Мне сегодня исполнился двадцать один. Хотя после Халазара выгляжу скорее на восемьдесят.

Хотя… формально, да. Двадцать один — это уже за пределами допустимого.

Каждый Арканист в Орикалисе должен поступить в академию в течение года после двадцатилетия. Это отражает двадцать Старших Арканов — по одному на каждый год. Считается, что магия Арканиста не может развиться полностью, пока он не проживёт по году за каждую карту.

Те, кто отказывается идти в академию или попадается позже, как скрывающийся арканист — автоматически получают Клеймо и отправляются на мельницы. Академия — это шанс на лучшую жизнь. Если, конечно, тебе удастся туда попасть. Хотя… большинство проваливает испытания первого года. Или умирает, пытаясь.

— Сегодня её день рождения, — с ленцой говорит Каэлис.

Меня передёргивает. Он всё про меня знает. До мелочей.

— Значит, она должна была поступить в прошлом году. Не знаю, что она для тебя — развлечение? игрушка? — но твои забавы не выше закона.

— Не согласен, — хмыкает Каэлис.

Его игривость вызывает у Равина настоящую пульсацию в виске.

— Клейми её и отправь на мельницу. Или убей. В любом случае — покончим с этим, — произносит Равин. Его глаза снова скользят в мою сторону, на губах едва заметен оттенок сомнения.

— Для дворян делаются исключения, — возражает Каэлис. — Не в первый раз сын или дочь знатного рода поступают в академию позже срока — чтобы закончить другое обучение.

— Она не дворянка, — отрезает Равин. И звучит он в этом слишком уверенно, чтобы мне было спокойно.

— А вот и да, — парирует Каэлис.

Он залезает в карман и вытаскивает сложенный лист. Бумага пожелтевшая, края — изъедены временем. Принц пересекает комнату и протягивает свиток брату.

— Видишь ли, я кое-что раскопал. Ты ведь знаешь, как… мучила меня вина последние пять лет, — произносит он, и в воздухе повисает тяжесть всего недосказанного.

Пять лет назад…

Никто до сих пор не знает, что на самом деле произошло в тот день, когда был уничтожен Клан Отшельника. По официальной версии, знатный клан восстал против короны — и Каэлис уничтожил их всех. Невинные. Несчётные жизни. Исчезли в пламени магии, настолько сильной и жуткой, что поползли слухи: это могла быть только перевёрнутая карта. Искривлённая сила, которая, по слухам, вообще не должна существовать.

Но если не она — то что ещё? — шепчут эти слухи.

— Ты что-то нашёл… по Клану Отшельника? — в голосе Равина и удивление, и подозрение.

— Я задался вопросом… вдруг кто-то выжил, — отвечает Каэлис и вручает брату документ. С этого расстояния я не могу прочесть текст, но его следующие слова расставляют всё по местам:

— Как ты можешь видеть, это Клара Редуин — многократно удалённая племянница Верховной Леди Ханны Таймспан. Родственная линия настолько разбавлена, что её не сочли значимой в тот роковой день. Но тем не менее, она — последняя выжившая наследница Клана Отшельника.

Что он, во имя Двадцати, несёт?

Когда меня поймали, я называла себя Кларой Грейсворд. До этого мама велела нам с Ариной говорить, что наша фамилия — Дайгар.

Редуин? Я слышу это имя впервые в жизни.

Каэлис возвращается ко мне. Я настолько потрясена, что даже не могу открыть рот.

В его глазах — тот же блеск, что был перед его уходом из Халазара. Он выпрямляется, откидывает волосы с лица… и переплетает пальцы с моими.

Это жест странно интимный. И единственное, что мешает мне оттолкнуть его — это абсолютный, ледяной шок от следующих слов:

— А это значит, что как дворянка и будущая Верховная Леди клана, она не просто имеет право поступить в академию, пусть и с опозданием — она также имеет право стать моей будущей женой.

Глава 4

Редко бывает, чтобы я терялась от шока, но Каэлис сумел этого добиться. Я, должно быть, ослышалась. Я…

— Что? — опередил меня Равин.

— …ты сейчас сказал? — добавила я, процедив сквозь зубы.

— Отец с тех пор, как мне исполнилось двадцать, неустанно твердит, что недопустимо мужчине моего возраста не иметь перспектив. Я могу вынести его жалобы только определённое количество лет. А если вдруг с тобой и твоей милой Ли что-то случится — или с потомством, которое вы, может быть, когда-нибудь соизволите завести, — корона достанется мне, — голос Каэлиса звучал спокойно, но на лице Равина при словах «если что-то случится» проскользнула тень. — Так что самое время исполнить свой долг как второго принца. И что может быть лучше, чем залечить старые раны, взяв в жёны последнюю выжившую из клана, который я сам уничтожил?

— Хватит этой игры, — рявкнул Равин, швыряя свиток на пол.

— Это не игра, — с серьёзностью ответил Каэлис. — Я попросил её поклясться на Четвёрке Жезлов, что она выйдет за меня. Она согласилась и поклялась. Всё решено.

Ничего из этого не происходило, но я промолчала.

Выходить замуж за принца? При всём многообразии мастей и всех Старших Арканах — нет. Но быть Клейменной или снова оказаться в Халазаре мне хотелось ещё меньше. Поэтому я не убирала пальцы из его рук и глушила тошноту, подступившую к горлу.

— Единственный, кто тут играет, по-моему, это ты. Особенно учитывая, как регулярно нарушаешь границы моей академии без приглашения.

Равин стремительно пересёк зал в несколько широких шагов. Пальцы Каэлиса сжались крепче, будто он пытался удержать меня, не дать сбежать. Старший брат остановился, сверля нас взглядом.

С такой близости я смогла уловить различия между ними. Они почти одного роста — без прямого сравнения спина к спине определить, кто выше, было бы невозможно. Но Равин выглядел более мускулистым. Губы у него чуть полнее, даже когда они сжаты в недовольную линию. Его глаза — тёмно-карие, тогда как у Каэлиса зрачки чернее ночи. И волосы… У Равина они цвета глухой чернильной чёрноты. У Каэлиса же — насыщенного фиолетово-синего, как перья сокола, использовавшиеся в старину для изготовления пигментов. Тень ночи с призмой внутри.

— Я знаю, что ты лжёшь, — процедил Равин.

Каэлис лишь усмехнулся на его раздражение.

— И на чём же строится это твоё знание?

— Прекрати эту глупость, пока я не втянул в дело отца.

— Пока ты не втянул в дело отца, — передразнил его Каэлис с презрительной усмешкой. Затем понизил голос до шёпота: — Давай. Втяни. Попробуй доказать, что она не принадлежит к нужному роду — с ним или без него. Но пока ты будешь этим заниматься, она будет под моей защитой и моей властью. Особенно после сегодняшнего вечера.

Скулы Равина напряглись. Он стиснул зубы, и мышцы на его лице вздулись от напряжения. Его взгляд метнулся ко мне. На миг мне показалось, он заговорит со мной напрямую. Хотя я и представить не могла, что он может сказать.

В конце концов, первородный принц издал звук, полный отвращения, и молча вышел, хлопнув дверьми так, что мне показалось, будто сама древняя основа Академии Аркана дрогнула.

Стоило нам остаться наедине, Каэлис с готовностью отпустил мою руку. По крайней мере, в отвращении мы с ним солидарны.

— Нужно как можно скорее официально зачислить тебя в академию как ученицу и закрепить твоё новое имя среди дворян, — сказал он и достал носовой платок, чтобы тщательно протереть пальцы, будто пытался стереть с себя мою сущность. — Пока не прибыли стражи или дознаватели, или пока Равин не придумал ещё что-нибудь, чтобы снова сунуться в мою академию.

Я встретилась с ним взглядом.

— Не могу сказать, что он — тот, кого я боюсь.

— С чего бы мне вредить своей будущей невесте? — Каэлис одарил меня улыбкой, от которой у меня мурашки пробежали по коже.

— Ты же не можешь всерьёз всё это затеять, — сказала я резко. Это абсурд.

— Ах так? А ты бы предпочла быть Отмеченной и попасть на мельницу?

— Конечно нет. — Для большинства это хуже смерти.

— Хочешь обратно в Халазар? — Он вопросительно поднял брови. Я лишь плотно сжала губы в ответ. — Так я и думал, — сказал Каэлис и повернулся ко мне всем телом. — Только я стою между тобой и самой глубокой ямой Халазара, где ты сгниёшь в одиночестве до конца своей, несомненно, жалко короткой жизни.

«Самая глубокая яма» означает только одно: подземелья. Заброшенное место, полностью подвластное Главестону. О нём не знают даже большинство стражей Халазара. Страх пронзает меня с такой силой, что я не в силах его сдержать. Мне довелось побывать в забытых нижних уровнях Халазара всего один раз — после того, как я осмелилась перечить начальнику тюрьмы Главестону. Подземелья быстро преподали мне урок: его приказы не обсуждаются. Там нет ни света, ни тепла, ни капли сострадания. Это место, о котором мир предпочёл забыть. Там не слышны даже крики.

Я вглядываюсь в лицо Каэлиса, ища хоть намёк на ложь. Хоть какой-то знак, что в этих двух бездонных провалах, которые он называет глазами, может скрываться искра сострадания. Что, возможно, всё же не всё в нём так ужасно, как гласят слухи.

Но в принце Каэлисе нет ни друга, ни спасения.

Его угрозы в адрес тех, кого я люблю, по-прежнему висят надо мной, как нож. Он уже один раз заманил меня в свою ловушку, когда поймал впервые. И снова, когда я попыталась сбежать. Этот человек умен, расчетлив и опасен. Из-за меня под ударом оказались и Арина, и клуб Звёздных.

— И чего ты хочешь взамен за эту… свободу, — слово едва не застревает в горле, — которую мне предлагаешь?

— Я уже говорил. — В его глазах играет свет от камина, искрящийся одновременно весельем и ядом.

— Мир, — заканчиваю я за него.

Он кивает.

— И как, по-твоему, я должна достать тебе Мир? — Если бы у меня был доступ к такой силе, я бы уже давно использовала её. Мы с Ариной воскресили бы мать. Покончили бы с Орикалисом.

— Подробности обсудим позже. Сейчас важно сосредоточиться на Фестивале Огня. Тебе сначала нужно туда попасть, а потом пережить его. А ты выглядишь так, будто с трудом стоишь на ногах, не говоря уж о борьбе с судьбой. — Каэлис направляется к одной из дверей, выстроившихся вдоль стены.

— И чья это, по-твоему, вина, что я в таком состоянии? — Он делает вид, что не слышит. — А потом что?

Он оборачивается с удивлённым выражением лица:

— Потом ты станешь посвящённой, пройдёшь испытания и станешь полноправной студенткой… или умрёшь.

— Нет. — Это мне и так ясно. — Что будет после того, как я достану тебе Мир?

— Думаешь, ты имеешь право знать?

— Имею, если ты рассчитываешь на мою помощь.

— О, Клара… — Он усмехается тем самым своим тёмным, пугающим смешком. — Ты не в том положении, чтобы торговаться. — К несчастью, ублюдок прав. — А теперь — приведи себя в порядок, соберись, и выгляди достойно той благородной, которой собираешься прикинуться. И — моей будущей невесты. Последнее, чего мне хочется, — чтобы ты опозорила меня. — Каэлис выходит, и в комнате повисает оглушающая тишина.

Я поворачиваю голову к окну, за которым простирается Город Затмения. Там мой дом. Единственный, что у меня когда-либо был. Там те, к кому я должна вернуться. И теперь, когда я вне стен Халазара, появился шанс. Арина — в Академии. Она знает тайный путь наружу, и сможет показать мне его. Эта «помолвка» — всего лишь временная уловка. Мне ещё везёт.

Я уже собираюсь продолжить поиски карт — или чего-нибудь полезного — как вдруг открывается другая дверь, и входит Ревина с охапкой тёмных тканей в руках.

— Миледи, Его Высочество велел подготовить для вас несколько нарядов.

— Прекрасно, — я даже не пытаюсь скрыть сарказм. — Посмотрим, что он считает подходящим для меня.

***

У принца безупречный вкус, и, возможно, именно за это я ненавижу его ещё сильнее. Ревина вручает мне плащ из чёрной, как смоль, кожи. Высокий воротник касается подбородка, почти доставая до кончиков волос. Ревина пыталась уложить их, но с тем, что сотворили в Халазаре, и с моими попытками дёргаться каждый раз, когда она приближалась с ножницами, многого добиться не удалось. Рукава идеально облегают руки — она использовала Тройку Монет, чтобы подогнать мягкую кожу по фигуре. Благодаря всем этим слоям одежды теперь не так очевидно, что я кожа да кости. Вероятно, так и было задумано.

Ревина старается исправить и это, насколько возможно. Приносит еду — простую, но гораздо сытнее всего, что я ела за последний год. Я заставляю себя есть медленно, чтобы не вывернуло. Она подкармливает меня и магическими картами. В какой-то момент отходит на шаг и с лёгкой гордостью оглядывает результат. Я чувствую себя разбитой вазой, которую кое-как склеили. Трещины всё ещё видны, если приглядеться.

Пальцы касаются броши, приколотой к груди. Изящная серебряная булавка в форме сжатого кулака, держащего фонарь — символ Клана Отшельника, некогда хранителей знаний и истории королевства Орикалис и земель за его пределами.

Каждый дворянский клан управляет своей малой территорией под покровительством короны. Глава клана ведёт дела семьи, земель и вассалов от имени Орикалиса. Клан Отшельника входил в десятку старейших кланов, переживших жестокую Чистку Кланов — войну, сократившую их число с двадцати до десяти. Один клан на каждую Старшую Аркану, как гласит легенда, каждый основан первым учеником Дурака. Клан Отшельника прошёл через множество испытаний за всю историю Орикалиса.

Но пережить Каэлиса им не удалось.

— Принц… Он действительно уничтожил Клан Отшельника? — спрашиваю я негромко.

Ревина сжимает губы, и ответ становится очевиден без слов.

— Его Высочество не любит говорить о Клане Отшельника, — говорит она. — Так что, на вашем месте, я бы избегала этой темы. А если и искать информацию — только втайне.

— А я, разве, не этим и занимаюсь, спрашивая вас? — парирую я.

Кажется, я замечаю, как уголок её губ чуть поднимается в подобии улыбки.

— Сосредоточьтесь на подготовке к Огненному Фестивалю.

Я выросла в трущобах. Что мне знать о благородстве, и тем более о конкретном клане, и уж тем более — о помолвке с принцем. А если учесть, что всё, связанное с кланом, он собирается держать при себе…

Ревина провожает меня через те самые двери, которые Равин выломал всего час назад. Теперь они вновь целы — магия уже всё исправила. Нас встречает простая приёмная: четыре двери и массивный стол посреди зала, в центр которого вонзены мечи — какой-то мрачный арт-объект. Рядом с ним — Каэлис и рыцарь в доспехах Стеллис.

— …мы не можем продолжать впускать его, — резко и негромко говорит Каэлис. Видимо, речь идёт о Равине.

— Да, ваше высочество. Мы выясним, кто нёс службу у главного входа. А когда прибудут стражи из Халазара?

— Задержите их. Традиции академии важнее. Парад Огненного Фестиваля уже начался.

Рыцарь склоняет пернатый шлем и выходит через двойные двери напротив. Я смотрю ему вслед. Всю жизнь мне внушали бояться Стеллис… и вот теперь они повсюду вокруг меня.

Каэлис переводит взгляд на меня.

— Ты выглядишь не слишком довольной, — замечает он. Учитывая, что мои губы выкрашены в кроваво-красный, хмурый вид трудно не заметить. Чем больше я злюсь, тем больше он наслаждается этим. Голос его понижается — вероятно, чтобы рыцари за дверью не слышали. — Хочешь, я верну тебя в лохмотьях обратно в Халазар?

— Эта угроза уже поднадоела, ваше высочество. Я полностью в твоём распоряжении, — отвечаю я, дёргая за рукава, закрывающие тыльную сторону ладоней. Когда я иду, фалды плаща расходятся, открывая облегающие леггинсы цвета засохшей крови, заправленные в идеально начищенные сапоги — точь-в-точь как у него. Совпадение? Вряд ли. По крайней мере, красные акценты неплохо сочетаются с моими багряными глазами.

— Тогда, полагаю, стоит сказать об этом и твоему лицу, — вставляет Каэлис, заграждая мне путь, хотя у меня и так нет понятия, куда идти. Академия — сплошной лабиринт, который постоянно перестраивается магией. Как рассказывала Арина, это — настоящая игровая площадка для самых одарённых Арканистов королевства, где магия может бушевать почти без ограничений, под условным надзором зловещего директора… который стоит передо мной.

Я натягиваю на лицо улыбку и, сквозь стиснутые зубы, произношу:

— Так лучше?

Его рука обвивает мою талию, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не вздрогнуть, когда она скользит по широкому поясу, стягивающему на мне все слои тяжёлой ткани. Пояс украшен серебряными вставками, отсылающими к узорчатому металлу декоративных наплечников, венчающих мои плечи. Те, в свою очередь, перекликаются с похожими деталями на рубашке Каэлиса — с застёжками, идущими вдоль его торса с безупречной симметрией.

Каэлис — это тень, окутанная позолотой. И даже одной лишь одеждой он ясно дал понять: теперь я принадлежу его сумраку.

— Умеренно, — оценивает он мою гримасу. И честно — она действительно далека от совершенства. — Знаешь, есть женщины, которые бы убили, лишь бы оказаться на твоём месте.

В его голосе звучит такое лёгкое удовольствие, что я невольно задаюсь вопросом — не устраивал ли он когда-нибудь подобные состязания для своих воздыхательниц.

— Почему же ты до сих пор не довёл ни одну из них до обморока?

— Слишком просто. Скучно, — отвечает он с ленцой. С расставленными пальцами, как бы невзначай сжимающими моё бедро, он ведёт меня через зал, как свою собственность.

Я изо всех сил подавляю желание оттолкнуть его. Пока что Каэлис именно такой, каким я его себе и представляла: надменный, жестокий, коварный. Так что неудивительно, что он предпочёл бы ухаживать за той, кто не падает к его ногам, а сопротивляется.

Тон его меняется — становится серьёзнее.

— Полагаю, твоя паутинка шпионов дала тебе все необходимые сведения об Огненном Фестивале?

— Я знаю достаточно, — отвечаю я. Огненный фестиваль — это ежегодная церемония открытия Академии Арканы. Она восходит к летнему солнцестоянию и освещению фонарей в честь масти Жезлов.

— Хорошо. Значит, ты не идёшь туда вслепую.

Мы останавливаемся у тяжёлых дубовых дверей, через которые только что ушёл Стеллис. На них — всё тот же герб с мечом, символ рода Орикалисов.

— Так много королевской символики… Боитесь забыть, из какого вы рода? — спрашиваю я сухо.

Каэлис чуть напрягается. Едва заметно — я бы и не уловила, если бы наши тела не касались друг друга. Если бы его рука не лежала тяжело у меня на талии.

Интересно. Похоже, он и с братом не особенно ладит. Да и о своём отце он отзывался безо всякой теплоты… Я уже думаю, как бы обернуть это себе на пользу.

— Меня больше волнует, чтобы никто другой не забыл, — произносит он, и его взгляд пронзает мой. — Чернь должна помнить, кто ею владеет.

Он говорит это мне. Владеет. Принц Каэлис управляет всеми Арканистами королевства — по благословению своего отца, короля.

Я сглатываю гордость и отвожу взгляд. Играй, — приказываю себе. — Он держит все карты, у него вся власть. Мое поведение может быть острым, как клинок, но одними лишь лезвиями взглядов не убьёшь. Пока я не смогу дать отпор, мне придётся подчиняться. Как бы мучительно это ни было.

Каэлис распахивает дверь, и меня встречает величие Академии Арканы.

Серебряный лунный свет заливает гигантское строение, и на мгновение дыхание перехватывает. Длинный узкий мост соединяет башню покоев принца Каэлиса с основной частью здания. Крепость академии возвышается, словно титан, даже в силуэте — чёрная и сияющая в отблесках уходящего дня. Шпили, связанные арочными переходами, тянутся ввысь, как ладонь павшего бога, будто желая оспорить саму небесную высь. Сердце у меня учащённо колотится, с каждой дрожащей нотой разнося в теле смесь страха и восторга.

Годами я смотрела на эту крепость с другого берега реки Фарлум. Годами она была для меня легендой и руиной, тайной и угрозой, местом паломничества Арканистов. Академией. А теперь я здесь. И мне открывается и её привилегия, и её опасность.

Никогда не ступай в крепость. Никогда не участвуй в её кощунственных ритуалах, — слышу я предостережение матери, словно доносящееся с того света.

И в тот же миг Каэлис склоняется ко мне, его губы касаются моего уха.

Он шепчет, будто пытаясь заглушить голос мёртвой:

— Добро пожаловать в Академию Аркан.

Глава 5

Мы проходим мимо двух стражей из ордена Стеллис у главного входа в его покои, и за нашей спиной захлопываются тяжёлые двери.

Рядом со мной Каэлис — живая тень, ночь прилипает к складкам его чёрной одежды, движения плавны и изящны. Он держит меня близко, его рука лежит на моём бедре, ведёт меня в самое сердце своей вотчины.

Мы скользим по узкому мосту и ныряем под арку, погружаясь в неосвещённые коридоры. Залы разверзлись перед нами, широкие и бесконечные. Фонари вдоль стен ждут, когда их зажжёт Фестиваль Огня. В воздухе висит осязаемое напряжение, предвкушение, которое, кажется, шевелит кожу у меня под рукавами кожаного пальто. Трудно понять, то ли это нервы, то ли древняя магия, пропитавшая это место.

Чтобы прийти в себя, я мысленно перебираю всё, что знаю об этой странной крепости.

Академия Аркана была построена задолго до замка Орикалисов, расположенного в Фэйт-Харт к северу от Города Затмений, и, по слухам, является остатком древнего Ревисанского королевства. Из-за этой связи с ушедшей эпохой земля считалась запретной, а корона строго наказывала любого, кто осмеливался сюда войти. Но, вопреки историческим традициям, король Нэйтор Орикалис передал управление крепостью Каэлису и позволил ему основать академию внутри неё примерно к его восемнадцатому дню рождения — скандально ранний возраст. Два года младше первых студентов, которых он принимал.

Но принц Каэлис всегда считался легендарным мастером таро. А после того, как он уничтожил целый клан, мало кто осмеливался произнести о нём хоть слово, не пропитанное восхищением. За четыре года с момента основания он превратил академию в инструмент, приносящий силу Арканистов во благо короны, в крепость для защиты королевства, в стратегическую точку, контролирующую торговлю по реке Фарлум, и в средство устрашения для всех, кто хоть на секунду подумал бы выступить против трона.

Если быть объективной, того, чего достиг Каэлис к неполным двадцати трём годам, достаточно, чтобы впечатлить любого. Но я не могу быть объективной, когда речь идёт о нём. Не тогда, когда его достижения построены на страданиях других. Пока он создавал свою блистательную академию, я выживала в нищете — прямо по ту сторону моста.

Его аура лишь подогревает все те невероятные истории, что о нём ходят: выдающийся учёный и беспощадный военачальник. Требовательный преподаватель и измученный гений, чья жестокость уступает лишь его блестящему уму.

Пока мы идём, я лишь мимолётно улавливаю очертания великолепия этого места, скрытого под покровом ночи. За каждым проходом — загадка. Мы обходим замкнутый двор, где стекло заполняет арки, превращая их в теплицу; её влажный воздух собирается каплями на стекле, скрывая изумрудные заросли внутри. По мере того как мы проходим мимо, воздух наполняется ароматом цветов и земли.

Наш путь приводит нас в обширную библиотеку. Тяжёлые тома ждут своих читателей, выстроенные на полках в три этажа. Я чуть не останавливаюсь, подавляя желание броситься к ним и утонуть в запахе чернил. Книги по арканной магии запрещены для всех, кто не принадлежит академии или кланам. За одно только их хранение полагается наказание — ампутация руки или глаза.

Пустой лекционный зал встречает нас молчанием в преддверии возвращения студентов. Кафедра возвышается над бархатными креслами, каждая подушка будто хранит отголоски знаний, когда-то вложенных в головы учеников — и, возможно, давно забытых.

Лестницы закручиваются вверх, устремляясь к небу. Некоторые двери надёжно заперты и заколочены, другие приоткрыты, манят. Мы спускаемся всё глубже, мимо подоконников, покрытых серебристой пылью, мимо статуй, обвитых паутиной. Каэлис, разумеется, ничего не объясняет, и я слишком горда, чтобы спросить.

Наш путь заканчивается в длинном коридоре с огненным светом в самом конце. Он мерцает с вызовом, одинокий маяк в пучине тьмы, покрывшей всю академию. Сначала я думаю, что глаза обманывают меня — слишком долго я всматривалась в полумрак при свете луны. Но нет — этот свет, пробивающийся сквозь щель в двери, реален, как и лампа, что освещала мою камеру.

Рука Каэлиса всё ещё лежит на моём бедре. Она удерживает меня, когда мы замедляем шаг и останавливаемся. Всё это время я боролась с ощущением тревоги от его прикосновения — от его близости. Оранжевое свечение очерчивает его лицо. Наши взгляды встречаются. Я приподнимаю подбородок в молчаливом вызове. Он склоняет свой. По моей спине пробегает дрожь от жара, что исходит от его тела в прохладной темноте.

— Что? — Атмосфера вынуждает меня шептать.

Он неожиданно откровенен после долгого молчания:

— Процессия проходит по этому коридору. Если ты присоединишься сейчас, окажешься где-то в середине. Стражи не смогут тебя вытащить, если будешь держать голову ниже. Ты смешаешься с другими претендентами, и в итоге тебя вызовут в зал Чаши Аркан. Там ты…

— Раскрою свои силы Арканиста и буду сражаться за право стать посвящённой, — заканчиваю я, с трудом сдерживая усмешку. — Чтобы четыре дома Академии Аркан оценили мою доблесть и вынесли приговор, достойна ли я быть среди них.

Тёмные омуты его глаз всматриваются в мои, словно пытаясь утопить меня в этом бесконечном взгляде. Но, скорее всего, он просто раздражён тем, что я его перебила.

Меня прорывает — уголки губ сами собой приподнимаются в усмешке.

— Переживаешь за свою невесту?

Он смеётся — низко и зловеще.

— Переживаю? За тебя? — Каэлис притягивает меня ближе. На мгновение мне кажется, что он собирается меня поцеловать, и от этой мысли у меня скручивает живот. Но он лишь наклоняет голову, его щека почти касается моей. Меня окутывает его запах — насыщенный аромат натёртой маслом кожи, землистые нотки засохших чернил, кедр и ладан. Четыре масти, даже пахнет он как воплощённое богатство. Принц шепчет мне на ухо:

— Не за тебя. Никогда за тебя. Тебе ведь везёт, не забывай.

Он отпускает меня и уходит, не обронив больше ни слова. И хотя без его прикосновения я ощущаю облегчение, всё же стою, не в силах оторвать взгляд от его спины, пока тьма не поглощает его силуэт, а звук шагов не замирает вместе с последним отблеском фигуры.

Тебе ведь везёт…

Самое близкое к настоящему, неотступному ужасу — эта мысль кружит мне голову.

Он знает, кто я.

Сколько раз я повторяла эту фразу в клубе Звёздной Судьбы, прежде чем пойти на очередной рискованный или глупый шаг? У него был — или до сих пор есть — кто-то из наших внутри. Как бы страшно это ни было, другого логичного объяснения нет. И это не первый раз, когда мне кажется, что наша тихая гавань была скомпрометирована.

Я вспоминаю своё последнее задание до поимки. Того человека — Грива — который пришёл ко мне, якобы ища способ сбежать из Города Затмений как Клейменный Арканист, и знал больше, чем должен был. Он предложил не только наборы для нанесения чернил… но и подробности о смерти моей матери. Именно из-за него меня схватили — он заманил меня прямо в ловушку принца Каэлиса. Если Грив знал обо мне достаточно, чтобы я ему поверила, то Каэлис знал не меньше. А скорее всего, больше.

Я сжимаю кулаки, резко разворачиваюсь и с решимостью толкаю дверь. Почти сразу попадаю в людской поток — как он и предсказал. Я сливаюсь с толпой, игнорируя шепотки о том, кто это такая, вошедшая в процессию последней.

Я действительно собираюсь это сделать? С каждым шагом идти становится всё труднее. Я оглядываюсь по сторонам, выискивая боковой проход или запасную дверь. Сейчас вырваться будет крайне сложно, если вообще возможно. Меня буквально затягивает в гущу людей.

Бросив взгляд через плечо как можно незаметнее, я вижу позади сотню человек — впереди же не больше нескольких десятков. Я где-то ближе к началу колонны. Люди прижимаются всё плотнее, проталкивая меня ближе к центру. Не знаю, случайность ли это, но зная Каэлиса, не удивлюсь, если у него в Академии есть свои, следящие за тем, чтобы я оказалась именно там, где он хочет.

Именно тогда я их замечаю — стражников Халазара. Я бы узнала эти унылые мундиры где угодно. Они идут сзади, медленно нагоняя.

Я резко отворачиваюсь вперёд, делаю глубокий вдох и стараюсь унять бег мыслей. В панике я не помогу ни себе, ни тем, кого хочу спасти. Арина прошла через это — и выжила. Мой единственный шанс убедиться, что с ней всё в порядке, и вновь быть с теми, кого я люблю, — пройти Фестиваль Огня.

Я снова оглядываю толпу — на этот раз в поисках сестры. Но из-за факелоносцев, освещающих путь спереди, лица сливаются с тьмой, и различить кого-либо почти невозможно.

Одежда у всех разная, но легко понять, кто здесь — кандидат, кто пройдёт через ритуал Огненного Испытания, а кто уже является полноправным учеником. Чаша Аркан требует сражения лишь в первый год обучения; последующие жертвы приносятся проще. Потому я предполагаю, что те, кто облачён в шёлк и бархат, уже прошли свою проверку. Их наряды созданы не для движения, а для того, чтобы стоять, сидеть, возможно — пить и есть. И даже в этом я сомневаюсь — настолько туго затянуты их корсеты и тесны брюки.

А вот те, кого я определяю как кандидатов, одеты куда практичнее — в боевую одежду, как и я, приспособленную для движения. Хотя, надо признать, качество их вещей оставляет желать лучшего.

Некоторые из претендентов возбуждённо перешёптываются. Они с нетерпением ждут церемонию — они готовы прикоснуться к тайнам Академии Аркан. Бедняги. Чаша Аркан — это проклятый ритуал, однажды сказала мне мать, когда я спросила её о паломничестве, которое раньше совершали к крепости в поисках силы, задолго до того, как она стала академией.

С тех пор как Каэлис взял всё под свой контроль, доступ к крепости открыт лишь претендентам, посвящённым, ученикам, преподавателям и персоналу. Ритуалы и учения академии якобы тщательно оберегаются. Но, как и любой секрет, они прекрасно известны тем, кто у власти. Знать Орикалиса торгует тайнами так же легко, как картами Таро или блестящими монетами и банкнотами регилла. Единственная причина, по которой я знаю хотя бы то, что знаю, — это моя работа в Клубе Звёздной Судьбы.

Я стараюсь сосредоточиться на тех, кого считаю студентами. Арина теперь на втором курсе. Трудно поверить, что она станет для меня старшей в этой школе, учитывая, что всю жизнь я пыталась присматривать за своей непоседливой младшей сестрой. Она всего на год младше меня — соврала о возрасте, чтобы поступить в девятнадцать, — но мне всегда казалось, что она ещё младше.

Понятия не имею, какую одежду она может носить, чтобы вписаться в круг своих однокурсников. Высокие воротники, капюшоны и замысловатые причёски только усложняют дело — в полумраке трудно отличить одного студента от другого.

Поэтому я сосредотачиваюсь на запястьях девушек. Перед тем как Арина уехала в академию, я подарила ей серебряный браслет — простой, но я бы узнала его в любом месте. На внутренней стороне круглого медальона выгравированы буквы ЗКС — Звёздный Клуб Судьбы, чтобы она никогда не забыла, откуда пришла. Я не вижу ни на ком браслета, хоть сколько-нибудь похожего на её.

Но пространство здесь тесное, а у многих длинные рукава… Я найду её, когда всё это закончится, — убеждаю себя. Или она сама заметит меня во время испытания Чаши и найдёт меня. Несмотря на то, что я теперь выгляжу иначе — после всего, что было в Халазаре, — я уверена, что сестра узнает меня при любых обстоятельствах. Как и я её.

Впереди указатель на стене: претенденты — направо, полностью зачисленные студенты — налево. Я сворачиваю направо, спускаясь вместе с остальными туда, где нас ждёт ритуал силы и жертвы.

Глава 6

Большинство я угадала верно — кто студент, а кто только претендент, — но всё же несколько человек, идущих направо, удивляют меня. Я спускаюсь по изогнутой лестнице за девушкой в платье без бретелей, с пышной юбкой и лифом, перехватывающим дыхание. Ей остаётся только надеяться, что в её испытании не будет много движений.

Наше шествие заканчивается в просторной комнате, вдоль стен которой расставлены деревянные скамьи — и больше ничего. Напротив входа у двери стоит женщина, словно воплощённая рапира. Волосы цвета холодного серебра зачесаны назад в высокий хвост. Её тело — вытянутое и напряжённое, а взгляд — ледяной, прищуренный.

По обе стороны двери, которую она охраняет, под самым потолком тянутся узкие горизонтальные окна. Сквозь них льётся неестественное голубоватое сияние. Претенденты сразу же устремляются к ним, проигнорировав скамьи.

— Все вы будете ждать своей очереди, — произносит женщина. В голосе — равнодушие, во взгляде — холод. — Когда придёт ваше время предстать перед Чашей, вас позовут по имени.

Хотя я знаю, что меня ждёт, я всё равно подхожу к окну вместе с остальными. Арина рассказывала мне о сути первого испытания в академии, но никогда — о самом зале.

Святилище Чаши больше похоже на арену, чем я ожидала. В массивной стене вырублены ряды, утопающие в тени. Огромные мраморные колонны словно держат на себе весь зал, поддерживая потолок, до которого не добраться взглядом — так высоко он парит над нашими головами. На каждой колонне спускаются цифры от одного до десяти, переплетаясь с замысловатыми резьбами, изображающими придворные карты Младших Арканов — по одной на каждый мастевой ряд.

Но моё внимание приковано к легендарной Чаше Аркан. Она напоминает жаровню, установленную на алебастровом пьедестале. Я слишком далеко, чтобы рассмотреть детали. Рядом с ней — Каэлис, окутанный её пульсирующим светом.

Один за другим студенты подходят и вытаскивают по три карты из колоды, которую Каэлис выкладывает на край пьедестала. Затем выбирают одну и бросают в Чашу. Та вспыхивает, холодное пламя поглощает карту, и сияние на миг окутывает студента. Но никто не выходит оттуда раненым.

— Что происходит? — спрашивает девушка с короткими рыжими волосами.

— Я знаю не больше твоего, — качает головой та самая, чьё платье я недавно мысленно жалела.

— Сейчас второкурсники и третьекурсники приносят новую жертву Чаше, чтобы открыть доступ к более сильным картам. Поскольку они уже однажды её кормили, ритуал идёт быстро — у них уже есть связь с артефактом. В отличие от нас. — Я звучу, как учебник. Обе девушки оборачиваются ко мне, удивлённые. Заодно — и другие, слышавшие мои слова.

Чаша Аркан — один из легендарных артефактов Орикалиса. Ещё до создания академии и благословений короны, как благородные, так и изгнанные арканисты тайно отправлялись в крепость, чтобы нарушить запрет и встать перед Чашей. Тогда они приносили жертву — и в обмен получали силу, позволявшую творить продвинутые заклинания мгновенно. С тех пор, как открылась Академия Аркан, корона распространила версию, что это единственный способ использовать более сильные карты. Ты получаешь награду — только если готов что-то отдать. Потому каждый арканист обязан пройти через эти двери.

Но даже если говорить об этом запрещено, сила — это не только Чаша. Её можно обрести и без неё. Просто это дольше, труднее и не всегда срабатывает. У каждого арканиста — свои врождённые способности. И пусть я ненавижу академию, даже я признаю: эта система работает. Она делает арканистов в Орикалисе по-настоящему сильными.

— Когда студенты закончат, — продолжаю я, — наступит наша очередь. Тебя вызовут по имени, ты подойдёшь к Чаше Аркан, и тебе дадут простой расклад из трёх карт. Каждая — символ одного из аспектов твоего будущего. Затем ты выберешь ту, от которой готова отказаться.

— Отказаться? — переспрашивает девушка в платье, откидываясь назад. Её брови морщатся. — Что… что ты имеешь в виду? — У неё мягкий голос и добрые глаза. Здесь это вряд ли пригодится.

Я смотрю ей прямо в глаза.

— Это Академия Аркан. Твоё будущее — это твоя плата за обучение.

Слова падают на её плечи, словно груз. Она открывает и закрывает рот, а между бровями пролегают глубокие складки.

Что жестче: сказать ей правду — и оставить её наедине с этим знанием? Или позволить остаться в неведении до самого конца?

— И оно просто… исчезнет? — тихо спрашивает её подруга.

Я киваю:

— Карта, которую ты отдашь Чаше, никогда не сбудется. Та часть тебя — кем ты могла бы стать — исчезнет.

— Навсегда? — шепчет кто-то ещё.

— Навсегда. Это минимальная плата за то, чтобы войти сюда. А цена — огромная.

— И когда мы принесём жертву, нас примут в ученики? — спрашивает Платье, уже без особой надежды. Я хмыкаю, и её лицо ещё больше вытягивается.

— Нет. После этого ты должна будешь сразиться с тем будущим, от которого отказалась. Убить его. На глазах у всей академии, которая будет оценивать, насколько ты сильна с картами от природы. Если победишь — станешь ученицей. Если проиграешь — тебя клеймят и отправляют в затопленные шахты. — Я отступаю назад и киваю Платью. Её подруга, к счастью, оказалась в брюках. — Так что… покажись. Дай взглянуть на тебя.

— Я? — девушка моргает в замешательстве. Судя по возрастному порогу академии, ей должно быть двадцать. Разве что она, как и Арина, соврала о возрасте. Но выглядит она куда младше. Может, дело в округлых щеках и лёгком румянце. А может, в светлой коже под глазами — не такой усталой, как у меня, где теперь только синие тени. А может… Может, всё дело в тех пушистых прядках каштановых волос на шее. Они так похожи на Арину, что у меня сжимается сердце.

— Да, ты… — начинаю я.

— Лурен, — говорит она, выходя вперёд, всё ещё явно ничего не понимая.

— У меня нет запасной одежды, так что обойдёмся тем, что есть. — Я тянусь и подхватываю её юбки, собирая ткань до колен.

— Простите! — Она хлопает меня по рукам, скорее символически. Надеюсь, с картами у неё получится обращаться увереннее.

— Я вовсе не покушаюсь на твою скромность. Скорее наоборот. Продевай это между ног. — Я позволяю ей самой просунуть ткань между ног, пусть и с полным непониманием происходящего.

Когда всё собрано на пояснице, я делю пучок ткани пополам и завязываю на талии. Смотрится немного нелепо, но цель достигнута.

— Вот. Теперь ты сможешь двигаться. Сними каблуки — и сможешь выдержать всё, что Чаша решит тебе подбросить. Конечно, если твой лиф не затянут так туго, как выглядит.

— Я… я не могу выйти в таком виде, — шепчет она и тут же принимается развязывать мой узел. — Я выгляжу нелепо. Они все будут смеяться.

Я пожимаю плечами:

— Как знаешь. Но запомни, как это делается. Вдруг пригодится.

Лурен не успевает ответить — прозвучал первый вызов. Все поворачивают головы: первый претендент уходит через дверь за спиной экзаменатора, поднимаясь по короткой лестнице, ведущей в арену, которая расположена чуть выше. Мы теснее прижимаемся к окнам, когда он приближается к Каэлису. Я его не знаю — никогда прежде не видела, — но сердце у меня стучит, как у него самого. Даже если он услышал моё предупреждение, он не может по-настоящему понимать, во что ввязывается. Арина знала всё, что можно было знать об этом ритуале, и всё равно — после первого испытания в ней что-то изменилось. Появилась пустота в глазах, которую даже я не всегда могла понять.

Каэлис что-то говорит, вытаскивая три карты, но слова теряются в необъятном зале. Он кладёт карты перед Чашей и отходит, оставляя парня выбирать. Минуту тот стоит в нерешительности, а потом бросает одну из карт в Чашу. Та вспыхивает ослепительным светом, заливая арену холодным пламенем. Мы все невольно отшатываемся от яркости.

Когда свет угасает и глаза привыкают к тьме, в комнате слышится сдержанный хор вздохов.

Арена исчезла. Вместо неё — широкое поле, а вдалеке — скромный домик. Претендент стоит в центре поля, растерянный, озирается.

— Что произошло? — шепчет Лурен.

— Он отказался от этого будущего, — не отрывая взгляда, отвечаю я.

Парень делает шаг к домику. Движется он неловко, с дрожью. Его руки трясутся. Это место что-то значило для него. В этом нет сомнений.

Дверь открывается, и женщина выходит ему навстречу с распростёртыми объятиями. Он бросается к ней, прижимается, словно боится отпустить. Мы ничего не слышим — мы ведь под землёй, за толстыми стёклами, — но я вижу, как он рыдает.

Бедняга… Он отказался от встречи, которой, очевидно, ждал всем сердцем. Но это ещё не всё, что он потеряет. Он даже не пытается бороться. Он не отталкивает женщину из видения, не сопротивляется. Он полностью отдаётся ей, замирает в её объятиях — и всё вокруг исчезает, растворяясь в голубом сиянии, которое, наконец, рассеивается. Он падает на колени, с протянутыми руками, как будто умоляет о пощаде — беззвучно, отчаянно.

Из дальней арки выходят два городских стражника. Претендент не замечает их. Он всё ещё смотрит вверх, глаза полны слёз, губы приоткрыты в безмолвной мольбе.

Один из стражей хватает парня за левую руку. Второй — с раскалённым клеймом — вжимает железо в нежную плоть на внутренней стороне его запястья. Тот вопит и дёргается, но первый держит крепко, пока клеймо не проставлено.

Клеймо — это «А», знак Арканиста. Его ставят на запястье, чтобы невозможно было срезать или скрыть. Все соседние королевства обязуются возвращать беглых арканистов, если те попытаются покинуть Орикалис. В противном случае Орикалис перекроет доступ к ресурсам таро.

Боль возвращает парня в реальность — транс от видения рассеивается. Он вдруг начинает вырываться. Стражи, видимо, не ожидали сопротивления: хватка ослабевает. Парень рвётся вперёд, выхватывает колоду, оставленную возле Чаши, — ту самую, с которой он должен был сражаться со своим будущим. Он судорожно тянется за картой.

Вспышка. Но она не от него.

Из его груди торчит меч, сотканный из теней и света, кровь стекает по подбородку. Глухой вскрик срывается у нескольких претендентов — у кого-то из нас отвисает челюсть. Все замерли в ужасе. А у меня от злости так сжаты челюсти, что зубы ноют.

Из темноты за Чашей выступает тень. Каэлис.

Невозмутимо он убирает колоду в карман и кивает стражам. Парень обмякает и падает на пол. Безжизненный. Стражи волокут тело прочь, как ненужный хлам. Вряд ли его семье дадут даже время оплакать его.

Он пришёл сюда с мечтой о лучшей жизни. Надеялся, что сможет подняться, даже пожертвовав собственным будущим. Любая возможность была лучше, чем прежняя реальность. Лучше, чем это…

Корона забрала у него всё — до последнего — и оставила только боль. Как она делает всегда.

Взгляд Каэлиса скользит по окнам, за которыми мы стоим. И мне кажется, он видит сквозь стекло. Будто чувствует мою глухую, пульсирующую ненависть.

— Лурен, — зовёт экзаменатор.

Глаза девушки расширяются от паники. Отлично. Это — правильная эмоция.

— Удачи, — вот и всё, что я могу ей сказать.

— У тебя получится, — её подруга с рыжими волосами пытается приободрить. Увы, голос дрожит.

Юбки снова у лодыжек — Лурен ушла.

Я отворачиваюсь от окна и иду к одной из скамеек. Сажусь, опираясь локтями о колени, складываю ладони и утыкаюсь лбом в пальцы. Я вижу вспышку света, но не смотрю Луреново испытание. Ни её, ни всех остальных. Единственное, что цепляет взгляд — тёмноволосая девушка, завязывающая юбку перед подъёмом по ступеням.

Хотя бы кто-то послушал мой совет… пусть он и вряд ли поможет.

Пальцы сжимаются так, что начинают дрожать. Я качаю ногой. Качаюсь всем телом. Но не нахожу, куда деть это напряжение. А имена всё звучат и звучат.

Меня оставляют напоследок. Не удивлена. Мою фамилию, скорее всего, вписали в списки в последний момент.

— Клара Редуин, из клана… Отшельник, — произносит экзаменатор, не сводя с меня взгляда. Её глаза — холодная буря.

Мы встречаемся взглядами. Всего на миг. Она не пожелает мне удачи. Скорее — смерти. Выглядит так, будто с радостью вонзила бы нож мне в спину.

Я одна поднимаюсь по узкой тёмной лестнице и выхожу в свет.

Глава 7

Я выхожу из проёма в стене, окружающей нижний уровень и поддерживающей нависающие сверху трибуны. В тенях — неразличимые фигуры — ученики академии, преподаватели и сотрудники — перешёптываются между собой, но слова сливаются в неразборчивый гул, как и детали их внешности. Тяжесть их коллективного взгляда, наполненного придирчивым вниманием, обрушивается на меня.

С этого места мой взгляд скользит вверх по резным колоннам к массивному куполу. Вдоль нижнего края стеклянного свода витражами изображены четыре масти таро. А в самом центре — фигура человека в шаге, навечно устремлённого в неизвестность: Дурак. Его испытания и триумфы отражены в Старших Арканах, украшающих арки между верхними колоннами.

Каэлис ждёт у Чаши, залитый её пульсирующим светом. Огромный зал заглатывает эхо моих шагов, пока я иду к нему.

— Добро пожаловать, Клара Редуин из Клана Отшельника, — произносит он.

По толпе прокатываются перешёптывания, почти заглушая его следующие слова:

— Моя невеста, будущая принцесса Орикалиса.

Открытые вздохи. Каэлис делает паузу, позволяя волне шока прокатиться по ученикам и преподавателям.

— Улыбайся, будто это лучший день в твоей жизни, — шепчет он, едва шевеля губами.

Я заставляю себя улыбнуться, радуясь, что все остальные слишком далеко, чтобы увидеть убийственный блеск в моих глазах.

Когда шум стихает, Каэлис продолжает:

— Добро пожаловать в священные и сокровенные залы Академии Аркан. Как директор академии и второй принц королевства Орикалис, я приветствую тебя в прославленных рядах арканистов. В последние несколько лет ты слышала зов карт и голос своей благородной крови. Теперь настало время раскрыть свой потенциал — каким бы большим или малым он ни оказался.

В последние несколько лет. Я тихо фыркаю. Мама учила меня чернильному ремеслу с того момента, как я впервые взяла в руки перо. Я научилась читать карты раньше, чем научилась читать слова. Большинство арканистов начинают проявлять даже намёки на связь с таро лишь к восемнадцати или девятнадцати, но мои способности появились гораздо, гораздо раньше — и я подозреваю, что Каэлис об этом прекрасно знает.

— Каждый арканист обязан отдать часть своей силы Чаше в обмен на ещё большую. Совершив жертву, ты столкнёшься с тем, что некогда было твоей судьбой. Если победишь её — тебе будет даровано больше времени в этих священных стенах. Если проиграешь — тебя заклеймят и изгонят. — Он кладёт колоду на пьедестал и веером раскладывает карты. — Ради себя, ради королевства, пришла пора заплатить цену за знания, которые мы здесь оберегаем. Выбери три.

Я смотрю на карты. Вот я здесь, в месте, где, как я думала — как мне прямо говорили — я никогда не должна оказаться. Я глубоко вдыхаю, закрываю глаза и протягиваю руку, водя ею над колодой. Кончики пальцев касаются одной из карт — в ладони покалывает, — и я вытягиваю её вверх. Повторяю процесс ещё дважды, прежде чем открыть глаза.

Три карты — для меня и только для меня. Моё предназначение. Моё будущее.

Каэлис отодвигает остальные карты в сторону. Одну за другой он переворачивает мои и объявляет их собравшимся.

— Десятка Монет.

Прекрасная карта. Десять золотых монет сияют, как солнца, над счастливой семьёй — каждое поколение столь же радостно, как предыдущее. Десятка Монет символизирует богатство, радость и вознаграждение за проделанную работу. В людях, изображённых на карте, я вижу членов Клуба Звёздного Переплёта, собравшихся за столом на праздник Всех Монет.

Следующая карта — Пятёрка Мечей. Женщина стоит перед окровавленным полем битвы, по два меча в каждой руке. Позади неё трое мужчин, готовые вонзить свои клинки ей в спину. Это карта конфликта и потерь. Сражений, которые, возможно, и будут выиграны, но — едва-едва… и такой победой, за которую придётся заплатить слишком высокую цену.

Толпа возбуждённо перешёптывается, когда Каэлис называет Пятёрку Мечей. Все уверены, что именно эту карту я брошу в Чашу, и это действительно стало бы зрелищем, достойным их внимания. Но у меня осталась ещё одна карта, которую предстоит раскрыть…

Когда Каэлис переворачивает последнюю карту, его движение замирает в воздухе. Мы оба едва успеваем уловить изображение на лицевой стороне, но его невозможно спутать — это приметная карта, известная каждому.

— Двойка Кубков, — произносит он. Его голос не дрожит, но когда глаза, переливающиеся всеми оттенками света Чаши, находят мои, я вижу в них целую бурю эмоций. Его губы сжимаются в жёсткую линию, будто он физически сдерживает угрозу, которую я практически слышу в его мыслях.

Двойка Кубков. Карта любви. Мужчина и женщина стоят лицом друг к другу, поднимая наполненные кубки. Их выражения — спокойные, но с ноткой тревоги и возбуждения. Губы приоткрыты, словно они замерли на вдохе. Вокруг их рук закручиваются ленты, связывая их вместе, поднимаясь вверх и образуя фигуру голубя.

Это карта судьбоносной встречи, нового союза, основанного на гармонии и равновесии. Карта влюблённости.

— Выбери одну карту, чтобы бросить в Чашу, — выбери, от какого будущего отказаться, — говорит Каэлис, отступая. Но наши взгляды по-прежнему сцеплены, как рога у баранов. Резко развернувшись, он уходит прочь, а я жду, чтобы сделать выбор, пока не увижу его высоко на трибунах. Его трудно не заметить. Как директор, он имеет свой собственный балкон.

С ним стоят трое преподавателей, и один из мужчин подходит к Каэлису. Широкоплечий, с тёмно-каштановыми волосами. Но глаза — ярко-зелёные, настолько, что выделяются даже на таком расстоянии, и они устремляются прямо на меня. Я чувствую, как от него исходит неодобрение — словно он уже знает, что я не та, за кого себя выдаю. Советник или приспешник? Вопрос, на который предстоит ответить моей будущей версии.

Я возвращаюсь к картам. Нет никаких сомнений, какую я выберу. Десятка Монет — это мои друзья и семья. Будущее, о котором я всегда мечтала. Пятёрка Мечей — это трудности… но борьба была частью моей жизни с самого начала. Я всегда переходила от одной битвы к другой, постоянно оглядываясь через плечо.

Мои пальцы замирают над Двойкой Кубков. Карта отношений. Я вновь смотрю на Каэлиса и чувствую тяжесть его взгляда.

— Я не твоя игрушка, — шепчу я. Он сказал, что любит вызовы. Что ж, я устрою ему один. Я покажу ему — и всей его академии — что не собираюсь быть тихой и покорной.

Студенты немедленно впадают в неистовство. Они потрясены и сбиты с толку. Никто не понимает, зачем добровольно отказываться от возможности выгодного союза. Особенно когда есть очевидный выбор — Пятёрка Мечей. Особенно когда ту, кто отвергает судьбоносную встречу, уже обручили с принцем.

Но сквозь их изумление я слышу нечто гораздо более показательное. Более предсказуемое. Веселье. Развлечение. Они готовы стать свидетелями того, что меня ждёт — и того, как я справлюсь с испытанием.

Мгновением пальцев я бросаю карту в ауру Чаши, словно бросаю вызов. Карта взрывается каскадом звёздной пыли и мерцающих серебряных искр.

Невидимая сила с яростью тянет меня, вцепляется в самую суть моей души, вытягивает магию из глубин. Из моих уст вырывается тихий вдох, и я остаюсь без воздуха. Меня шатает вперёд, каждая мышца дрожит. Будто свет внутри меня начинает угасать. Звезда, мерцавшая и вот теперь навсегда исчезнувшая. Утраченная.

Я хватаюсь за пьедестал, чтобы удержаться. Толпа неистовствует. Они знают, что будет дальше, и даже несмотря на то что я последняя из почти четырёх десятков претендентов… они хотят большего. Они хотят великого финала.

Аура Чаши уже полностью окружила меня. Она придавливает, заставляет дышать поверхностно, сердце дрожит. Я закрываю глаза, но за веками лишь вспышки света и бессвязные видения. Я застряла между реальностью и будущим, которое должна разрушить. Ни здесь, ни там — ни в том, что есть, ни в том, что могло бы быть.

С каждым пульсом этих миров — сна, видения, будущего, реальности — я стараюсь сосредоточиться на единственной точке: на колоде, которую Каэлис оставил на пьедестале. Протянуть руку к картам требует титанических усилий. Но как только моя ладонь касается их, я с облегчением вздыхаю — я чувствую магию каждой чернильной карты в стопке. Арканист не может вызывать карты из незнакомой колоды. К счастью, чтобы узнать колоду, достаточно одного прикосновения.

— Те, кому сложнее всего на Фестивале, — говорила мне Арина, когда делилась своей историей при первой же возможности сбежать из академии, — это те, кто забывает схватить колоду заранее. Если тебе придётся тратить время на её поиски в мире будущего, ты обречена.

Кто бы знал, что тогда она готовила меня к моему собственному испытанию у Чаши. Надеюсь, сейчас она смотрит и гордится.

Я отталкиваюсь от пьедестала и засовываю колоду в карман. Аура Чаши усиливается. Она внутри меня и вокруг. Нет больше различия между ослепительными образами за закрытыми веками и светом, принимающим форму передо мной.

Поглощённая сиянием Чаши, я резко вдыхаю. Моргаю в последний раз — и, открыв глаза, обнаруживаю, что стою в ярко освещённом бальном зале.

Лицом к лицу с последним человеком, которого я хотела — или ожидала — когда-либо увидеть снова.

Глава 8

Я стою на краю танцпола в роскошном бальном зале. Я знаю это место. Хрустальные люстры свисают с потолка, как замерзшие капли дождя, пол из отполированного мрамора блестит под драгоценными туфлями гостей, кружащих в танце.

Клуб Искателей Судеб. Старейшее развлекательное заведение Города Затмения. Им управляют представители Клана Влюблённых, и только благодаря их влиянию здесь официально разрешено использовать карты.

Элита города кружится и смеётся, но их лица размыты, будто акварель, оставленная под дождём. Ничто не кажется настоящим. Всё зыбкое, как будто это место существует одновременно в прошлом и будущем, сливающихся в размытое настоящее. В последний раз я была в Клубе Искателей Судеб… по работе. И тогда я увидела…

Его.

Всё вокруг исчезает, остаётся только одна точка фокуса — его лицо. Глубокие, как небесный купол, сапфировые глаза по-прежнему такие же яркие. Чёткие скулы, ямочка на подбородке, чуть небритый подбородок. На нём идеально сидящий костюм, подчёркивающий мощную фигуру — тело, закалённое у кузнечного горна в семейной мастерской. Он работал там до того, как проснулась его магия, и он уехал в академию, незадолго до двадцатилетия.

— Клара? — Его голос — глубокий, до боли знакомый — прорезает мою отрешённость, как острие ножа. Будто это единственное настоящее в этом зыбком мире. Я хватаюсь за него, как за спасение.

— Лиам? — выдыхаю я. Только не здесь. Не сейчас. Не так…

— Это и правда ты? — Его волосы цвета мокрого песка стали длиннее, чем я помню. Они мягко спадают на лоб, касаются шеи. — Я не думал, что встречу тебя здесь.

— Я тоже, — произношу, но слова как будто не мои. Внутри — крик. Я кричу от боли, которую он мне причинил. И от его наглости — так спокойно говорить со мной после всего.

Он проводит рукой по волосам — старая привычка, к которой он возвращается всякий раз, когда волнуется или о чём-то задумался.

— Когда я уехал в Академию Аркан, я думал, что наши пути больше никогда не пересекутся… что я никогда больше тебя не увижу.

Пока он говорит, перед глазами проносится водоворот украденных мгновений: смех, поспешные поцелуи, мечты и тайны, известные только нам и звёздам.

Он не знает. Я понимаю это. Он не знает, что, хотя сам не видел меня все эти годы, я видела его. Именно здесь. В этом клубе. Недавно… или, может быть, давно. Всё путается. Но одно воспоминание — острое, как нож: два года назад, я работала здесь. Он уже учился на втором курсе, с тех пор как поступил — ни письма, ни слова. А я видела, как он обнимает другую женщину. Женщину из Клана Звезды. На её пальце блестело помолвочное кольцо.

Я слегка отступаю назад. Он замечает. Хмурится.

— Ты мог навестить меня, — говорю.

— Ты же знаешь, у академии всего два перерыва в году, и оба у меня были заняты. Зимой семья хотела, чтобы я вернулся. А потом появился Клан Звезды… стало ещё больше дел. Весной меня вообще отправили к клану заранее — с…

— С другой женщиной? — Слова обостряются старой болью, которая так и не залечилась.

— Что—

Я не даю ему договорить:

— Я видела вас. Здесь.

— Я пытался поговорить с тобой. После выпуска я даже искал тебя.

— Врёшь. — Я отвожу взгляд, больше не в силах смотреть на его лицо. И всё же успеваю заметить, как в его глазах на миг отражается боль.

— Я не могу изменить прошлое… — говорит он тихо. — Но я могу попытаться исправить настоящее. Потанцуй со мной.

Я отступаю на шаг.

Лиам тянет ко мне руку через расстояние, между нами. Искренне.

— Потанцуй со мной, Клара, прошу. — Его голос мягкий. — Ради старых времён, хотя бы.

Очень хочется сказать «нет». Мне нужно защищать то, что осталось от сердца.

— Ты бросил меня, — шепчу я. Голос дрожит.

Как мама…

— Единственный грех, который нельзя простить, — соглашается он, слишком хорошо зная меня. — Но я здесь. Сейчас. Пожалуйста, позволь мне всё объяснить. Я больше не уйду.

Глубже, чем боль, во мне жила та часть, которая до сих пор тосковала по тому, что мы потеряли. И с выдохом, больше похожим на капитуляцию, я вкладываю ладонь в его руку. Лиам ведёт нас на танцпол.

Зал, музыка, движение, краски — всё снова превращается в водоворот. Очертания теряются, реальность ускользает. Это воспоминание? Или то, что могло бы быть? Единственное, что удерживает меня в настоящем, — Лиам и то, что я к нему чувствую. Эти эмоции всё ещё цепко держат меня за кости, сидят в самом нутре.

Мы находим ритм, и его голос — как ласка, как сладость воспоминаний о тех далёких днях.

— Прости, Клара. За всё.

— Расскажи, что произошло, — требую я. Жалкая злоба ради самой себя не исцелит старых ран.

Он крепче сжимает меня, взглядом будто заглядывает в душу.

— На первом курсе мне сообщили, что я стану арканистом Клана Звезды. Они увидели во мне потенциал и выбрали раньше срока — обычно это бывает со второго курса. На весенние каникулы я поехал к ним… это было чисто деловое. Я пытался передать тебе весточку…

— Но потом всё завертелось. Один из младших дворян загорелся идеей женить свою дочь на арканисте — мол, это добавит магии в их род, и вдруг пошли разговоры о свадьбе. Ты же знаешь, какие они бывают — фанатики. Верят, что кровь и род могут повлиять на появление магии у ребёнка.

Родиться арканистом — так же случайно, как и родиться с… — я даже не договариваю. Это общеизвестный факт. Но есть и такие, кто превозносит Таро до уровня религии — и вместе с этим цепляются за странные убеждения.

— Брак был устроен. Нам мало что позволяли — значит, и шансов, на счастье, не было, — усмехается он, почти грустно. — Когда всё закончилось, я хотел найти тебя… Но когда, наконец, почувствовал, что смогу снова посмотреть тебе в глаза, уже не знал, где ты.

— Когда всё закончилось?

— Несколько недель назад.

Сердце пропускает удар. То, что я считала похороненным, вдруг оживает. То будущие, что, казалось, навсегда ускользнули…

Утраченное будущие…

Морщусь, чувствуя, как резкая боль простреливает висок. Что-то… что-то я должна… сделать?

Лиам притягивает меня ближе, словно чувствует и мой смятённый разум, и надежду, что прорывается сквозь боль. Его тепло сливается с моим. Оно всё ещё здесь — это ощущение, пульсирующее, между нами, тяжёлое, как музыка, обвивающее нас, не дающее дышать.

— Клара… — Его голос становится хриплым, почти пьяным от эмоций. — Всё это время… я думал о тебе. Я хотел только тебя. Всегда — только тебя…

Слова тают, превращаясь в горячие поцелуи на моей шее. Его губы находят самое чувствительное место. Я вцепляюсь в его пиджак, остро ощущая его сильное, натренированное тело. Мы кружим, его колено скользит между моих, бедро прижимается выше, и я теряюсь в этом.

Мои веки опускаются, защита сгорает дотла. Я выдыхаю — едва слышно.

Лиам шепчет в самое ухо, умоляюще, почти нежно:

— Отпусти, Клара. Не отталкивай меня. Ни сейчас, ни больше никогда.

И на миг… я отпускаю. Почти готова сдаться. Почти готова поверить в нас. В то, что кто-то, наконец, снова держит меня в объятиях.

— Нам ведь наконец-то повезло, правда?

Эта фраза — моя.

И как только она пронзает сознание, за ней приходит осознание: он не первый, кто её украл. Вспышка гнева — пока без цели — пока перед глазами не всплывает силуэт особенно самодовольного мужчины.

Каэлис.

Мои глаза распахиваются. Зал — яркий до боли, фальшивая пародия на реальность. Я не вижу ничего настоящего, но точно знаю — академия всё ещё смотрит на меня. От этой мысли к горлу подкатывает тошнота.

— Не заканчивай это, — Лиам проводит губами по линии моей челюсти, умоляюще. — Позволь себе это почувствовать.

Сознание накрывает ледяной волной. Я резко отстраняюсь, ловя воздух так, будто вновь выбираюсь из Халазара. Каждое ноющее и колющее ощущение возвращается. Я больше не в бальном платье — на мне снова облегающая кожаная одежда.

Заклятие разрушено. Иллюзия — развеяна.

Я… я почти позволила себе всё это. Почти позволила судьбе победить — поддаться видению, а не уничтожить его, как должна была с самого начала.

— Я не могу. — Голос дрожит, а сердце внутри вопит: «Остановись! Подумай!» — Прости меня, Лиам.

Между нами, снова зияет расстояние — такое же непреодолимое, каким оно было все эти годы. Глаза начинают щипать, я опускаю руку в карман и достаю колоду. Карты вырываются наружу и замирают в воздухе, переливаясь магическим светом, который я до сих пор удерживаю.

Я узнаю каждую карту, даже не глядя на них — даже если чернила выглядят чуть иначе. Прежде чем у меня появились друзья, у меня были карты. Я знала лица королевских мастей лучше, чем лица своих соседей.

Карты мечей потрескивают, как молния в горах в летний зной. Жезлы шипят, наполняя меня жаром до локтя. Кубки заливают ощущения холодной волной, скользящей по венам. А Монеты кажутся тяжёлыми, как камни несмотря на то, что они всего лишь бумага и пигмент, как и остальные.

Во всей колоде нет ни одной карты выше пятой. Первокурсникам официально разрешено использовать только первые пять карт каждой масти. Считается, что до поступления они не имели настоящей подготовки с Таро, хоть аристократы и получают это преимущество заранее в своих семьях. Магия первокурсника слишком «незрелая», чтобы выдержать силу карт выше Пятёрки — она может обернуться обратной стороной: опасной, искажённой, неконтролируемой. Даже мысль о большем — под запретом.

Глаза Лиама расширяются. Затем он хмурится, почти с раздражением.

— Всё ещё прячешься за картами, когда тебе страшно, — говорит он. Но затем голос его снова смягчается. — Не делай этого. Прошу.

Я не знала, что именно этим придётся пожертвовать, когда бросала карту в Чашу Аркан. Я думала, что уничтожаю только шанс на будущее с Каэлисом — мирное, в котором мы могли бы ужиться. А не второй шанс… с тем, кого я полюбила первой.

— Я должна, — говорю, скорее себе, чем ему. Он не настоящий. Ничто из этого не будет настоящим. То, что я собираюсь сделать, сродни ампутации. Судьбу можно победить только силой.

Я взмахиваю рукой. Из кружащихся карт вылетает Пятёрка Мечей. Я ловлю её двумя пальцами и провожу перед собой. Воздух срывается с места, карта вспыхивает серебристым светом и тут же затвердевает, превращаясь в рапиру. Свет гаснет — я сжимаю рукоять, и в глубине сознания оружие сразу требует крови.

С рапирой в руке я бросаюсь вперёд, к Лиаму. Реальность искажается, перекашивается, как мир, растаявший под солнцем. Зал словно начинает плавиться, фигуры — деформироваться.

И он — тоже. Черты Лиама искривляются. Тот, кто принял его облик, раскрывает истинную сущность. Улыбка — слишком злая. Взгляд — слишком острый. Это не Лиам. Это тень, порождённая Чашей.

Чудовище поднимает руку и достаёт свою карту из внутреннего кармана.

Туз Жезлов. Карта призывает стену пламени у его ног. Я отшатываюсь, спотыкаюсь и падаю. Огонь облизывает мои открытые руки, касается щёки. Рапира выскальзывает и падает с лязгом, а боль от ожога вспыхивает внутри чем-то ещё более острым — глубже, страшнее.

Пятёрка Мечей требует крови. И если ты не подчиняешься… она возьмёт свою цену сама.

Я тянусь к рапире, но Лиам — или то, что его изображает — вызывает следующую карту.

Шестёрка Мечей.

— Послушай меня. — Его голос, усиленный магией, разносится по залу, мягкий, убаюкивающий. Он — бальзам на жгучую боль и рану в груди. — Откажись от своей борьбы. Отпусти боль. Вместе мы сможем добиться многого. Мы будем счастливы.

Я замираю. Магия Шестёрки Мечей сглаживает всё внутри, притупляет страдания, затуманивает ясность. Его голос — сильный. Его взгляд — наполнен любовью. Почти… почти хватает, чтобы поколебать меня.

И в этом полуосознанном состоянии память подсовывает образы. Призрачные воспоминания тела Лиама на моём. Ночи, которых никогда не было — но, может быть, будут, если я сделаю другой выбор. Каждое поспешное прикосновение, каждый поцелуй, его губы на моих, мои ногти, впивающиеся в его спину…

Всё, что я могла бы сказать, сводится к одному: Ещё.

Мои пальцы сжимаются вокруг рукояти меча, и боль отступает, сменяясь жаждой крови, что вновь звучит в моей голове.

— Я не сдамся.

Я поднимаюсь с пола, но ноги подгибаются, и я едва не падаю снова. Я выжата досуха. Мышцы слабеют, дрожат. Даже магия уже гаснет.

Но воля — нет.

У меня осталась одна последняя карта. Один шанс на удар, прежде чем я иссякну полностью — и физически, и магически. И я должна использовать его.

Сжав зубы, я заставляю себя двигаться. Взмах запястья — и Туз Мечей высвобождает порыв ветра, сбивающий его с ног. Мой единственный шанс. Я бросаюсь вперёд.

Клинок находит цель — вонзается прямо в грудь. Наши тела сталкиваются, с глухим ударом. Моя рука разжимается, и рапира исчезает, наконец насытившись кровью, которую так жаждала.

— Я бы любил тебя по-настоящему, Клара, — выдыхает Лиам. Кровь течёт из уголка его губ.

— Я знаю, — шепчу я в ответ, сжимая его крепче. Яркий свет люстр начинает гаснуть. Одна за другой.

Мы оседаем на холодный мраморный пол Клуба Искателей Судеб. Он трескается под нашим весом. Я притягиваю его к себе, пока он слабеет.

Вырвать своё будущее — свою когда-то предначертанную судьбу — из собственной души… Это никогда не было бы легко.

И где-то — вне этой искусственно созданной реальности — за мной наблюдают. Все студенты. Все преподаватели.