И Каэлис. Он тоже.
Комната меркнет вместе с угасающим светом в его глазах. Танцующие силуэты исчезают, как утренний туман под солнцем. Последняя люстра гаснет. Лиам — последний, кто исчезает… из моих объятий.
Я остаюсь одна. На коленях перед Чашей Аркан.
Огромный зал — тихий, как могила.
Глава 9
Я стараюсь взять себя в руки, медленно вдыхая через рот и выдыхая дрожащим потоком через нос. Глубокое дыхание немного замедляет бешеный ритм сердца, хотя с болью, уходящей в кости, оно ничего не делает.
Колода рассыпалась у моих ног. Карты, ожоги на ладонях и жжение на щеке — единственные доказательства того, что всё это было хоть как-то реально. Реально настолько, чтобы оставить след. И полностью истощить мою магию.
Я была сильнее. Должна быть сильнее. Сейчас я едва узнаю ту дрожащую женщину, в которую превратилась.
Но я не позволю им увидеть, насколько выжато себя чувствую. Я заставляю себя подняться с пола, выпрямиться — стою, как победительница. Потому что это и есть победа. Как бы ни было тяжело, то будущее я отдала, когда бросила его в Чашу. И хотя бы я не проиграла ему — я смогла победить. А значит, могу претендовать на место в академии как посвящённая.
Я обвожу взглядом трибуны. Студенты затаили дыхание. В полумраке их лица расплывчаты, и я не могу различить выражения. Но стоит моему взгляду зацепиться за Каэлиса — всё остальное будто стирается.
Я не вижу, что он чувствует. Но ощущаю — словно жар от пламени — исходящее от него неодобрение.
Нет. Это не просто неодобрение. Это ненависть.
Да, ты ненавидишь меня. Ты презираешь меня так же сильно, как я презираю тебя.
Я умудряюсь опуститься в поклон и не упасть лицом в мрамор. Добавляю изящный жест — вытягиваю руку в сторону. Выпрямляюсь, перехожу через круглый зал, обходя Чашу Аркан. Только тогда толпа учеников начинает шептаться, и я могу лишь догадываться, что именно они обсуждают после такого выступления.
Погружённая вновь в почти кромешную темноту, я поднимаюсь по лестнице. Путь раздваивается, но правая сторона перекрыта. Вдалеке я различаю силуэт стража, и по спине будто ногтем царапает холод. Это, должно быть, дорога для тех, кто провалился.
Я продолжаю путь вверх и оказываюсь в роскошной гостиной. И именно эта роскошь будит во мне злость. Нас здесь ждёт комфорт, пока других уже клеймят и уводят на смерть.
На моих глазах в этом году — двадцать пять посвящённых. Я не знаю, много это или мало, но начинали мы с более чем сорока. Значит, этого точно недостаточно.
Я сразу замечаю тех, кто сидит в дальнем углу, погружённые в разговор только между собой. Аристократы. Это ясно по лёгкой, но ощутимой уверенности в себе, которая отталкивает всех, кто не «из их круга».
Немногочисленные оставшиеся — те, кто не может отвести глаз от шёлка и бархатной обивки, — скорее всего, простого происхождения. Таких, как я.
К моему удивлению — и, если честно, к удовольствию — нас почти вдвое больше, чем благородных.
Я встречаю взгляд, который уже знаю. Лазурные глаза.
— Лурен?
Она весело машет мне с оттоманки, на которой сидит. На её лице — усталость, тень после испытания. Аккуратная причёска распалась, волны волос спадают наполовину. Рядом всё так же сидит её рыжеволосая подруга.
— Рада, что ты тоже прошла, — говорит Лурен, когда я подхожу. В её голосе искренность — и это сбивает меня с толку.
— Спасибо. — Я даже не знаю, что ещё сказать.
Она замечает ожоги.
— О, ты поранилась.
— Поверхностно. Я в порядке. — Я немного взъерошиваю волосы, чтобы прикрыть следы на лице.
— Кто бы мог подумать, что видение может так укусить, — бормочет её подруга, потирая правую руку. От кисти до локтя её кожа в синяках.
— Чаша — древняя магия, — говорю я, опускаясь на край дивана, как можно дальше от той группы мужчин и женщин, с которой они держатся. — Знания о ней очень ограничены.
— Правда? А перед испытанием ты выглядела так, будто знаешь о ней всё, как для обычной претендентки, — скептически замечает Рыжая. Не скажу, что её виню.
Я пожимаю плечами.
— Будь помягче. Это моя немного колючая подруга — Кел, — представляется Лурен.
— Не обязательно всем наши имена объявлять, — бурчит Кел, откидывая ярко-рыжую чёлку с глаз.
— Мы все станем посвящёнными, всё равно узнают, — беспечно отвечает Лурен, не обращая ни малейшего внимания на скепсис Кел.
И если судить по характеру — именно Кел, а не Лурен, идеально впишется в Академию Аркан.
— Твои знания оказались, кстати, — говорит девушка с тёмными волосами и бледной кожей. Я узнаю её — именно она последовала моему совету с юбкой. — Этот трюк с платьем стоил того. Спасибо. — Сейчас её юбка развязана, но всё ещё помята.
— Рада помочь, — отвечаю.
— Непривычно видеть, чтобы кто-то здесь помогал другим, — бросает один из парней. На его лице ничего не читается — во многом из-за взъерошенной массы каштановых волос, отбрасывающих тень на бледные глаза.
— Мы ещё не знаем, сколько мест выделено в домах для посвящённых, — замечаю я. Он явно намекает, хотя, возможно, надеется, что я не пойму. В нём — вся надменная энергия недоросля-лорда. Наверняка считает, что у него больше шансов, чем у нас, простолюдинов, не имевших привилегий заранее узнать об академии. — Возможно, каждому из нас достанется своё место.
Он фыркает:
— Вряд ли.
— А ты вообще знаешь, сколько мест у домов, Фаром? — спрашивает темнокожий парень в очках. Голос у него удивительно низкий, особенно для такого мальчишеского лица. Я подозреваю, что аккуратная щетина — попытка добавить себе возраста.
— Я точно знаю, что она ошибается, Дристин, — отвечает Фаром.
— То есть ты сам ничего не знаешь, — пожимает плечами парень в очках — Дристин.
Фаром резко поднимается, бурчит себе под нос и направляется к группе аристократов в углу:
— Давно потерянная дворянка? Вряд ли можно ожидать от неё образования…
Третий парень, который до этого не проронил ни слова, идёт следом, вместо того чтобы остаться.
Оба садятся рядом с тем, кто с самого начала вальяжно развалился в дальнем углу среди остальных благородных. Его глаза — почти светящиеся, жёлтые, глубоко утоплены в тени под тяжёлыми бровями. Серебристо-белые волосы, короткие и взъерошенные, венчают лицо с чертами, острыми, как клинок. Он встречается со мной взглядом — губы изгибаются в кривой ухмылке, одновременно самодовольной и зловещей.
Дристин закатывает глаза и разворачивается обратно к нам, отворачиваясь от аристократов. Его движение отвлекает меня от парня с серебристыми волосами, но я всё равно чувствую его взгляд — будто иглы под кожей.
— Боюсь, я не расслышал твоего имени.
— Клара Редуин, — отвечаю, всё ещё пробуя на вкус своё новое вымышленное имя.
Его взгляд опускается к моей груди. На мгновение я забываю о булавке… но выражение шока на его лице тут же возвращает меня к обману Каэлиса — и моей лжи.
— Клан Отшельника, — выдыхает он. — Но… вы же все мертвы.
— Похоже, не все, — пожимаю плечами. — Недавно узнала, что у меня дальняя родственная связь. Я едва ли Отшельница по крови, и уж точно не была ею по имени… Наверное, поэтому и выжила, когда уничтожили клан.
Единственный плюс этой лжи в том, что я могу притвориться: для меня всё тоже в новинку. Значит, простительно, если я не до конца разбираюсь в структуре клана или академии. По крайней мере, я надеюсь.
— Правда? Но ты уже так много знаешь об академии, — удивляется Лурен.
— Я быстро учусь.
— Что вполне соответствует Клану Отшельника, — кивает Дристин с улыбкой, на удивление искренней и ободряющей. Я стараюсь вежливо её повторить, хотя внутри скручивает оттого, что меня приписывают к знати, которую я всю жизнь презирала.
— Я, кстати, Сорза, — добавляет девушка с тёмными волосами, завершая список имён.
— Приятно со всеми познакомиться, — говорю я, стараясь запомнить имена и лица.
— Я согласна с Лурен, — подхватывает Сорза. — Здорово, что у нас есть смысл запоминать имена. Я не ожидала, что они будут клеймить людей сразу после провала. — Она откидывается на диван, потирая запястье.
— Кто-нибудь из вас когда-нибудь встречал Клеймёного арканиста? — спрашивает Дристин. После клеймения арканиста приговаривают к вечной работе в шахтах. Никакой другой судьбы. Несмотря на их силу — они изгой.
— Нет, — отвечает Сорза.
— Я тоже нет, — говорит Лурен.
На секунду всё исчезает. Я снова там — в памяти: залитый кровью пол, кинжал, дрожащая рука и разорванное запястье. Голос матери, полный паники, когда она велела мне бежать домой, к Арине. Зажечь свечу в окне — сигнал для её друзей.
— Клара? А ты? — голос Дристина возвращает меня в реальность. Он откидывает короткие, густые локоны со лба.
— Пару раз, — отвечаю, с усилием отрываясь от воспоминаний.
Той ночью арканист не умер от своей неуклюжей попытки снять Клеймо — позже мама сказала мне об этом. Но что с ним стало потом, я так и не узнала. «Сейчас он в безопасности, у друзей», — шептала она, укладывая меня в постель. Позже я поняла: она вывела его через горные проходы, которые показала мне только много лет спустя.
С тех пор я помогла девяти клеймёным арканистам бежать из Города Затмения через восточные тропы, проложенные матерью. Все они рассказывали мне, каким ужасом обернулось для них получение Клейма.
Ещё пятнадцать арканистов, которым Клеймо только предстояло, я помогла переправить до того, как их заставили пройти через Академию — пятнадцать человек, предпочитавших риск побега Чаше, академии и распределению в один из кланов.
В Орикалисе у арканиста есть только два пути: либо закончить академию и навсегда попасть на службу к благородному клану, либо получить Клеймо и отправиться в шахты, где смерть — лишь вопрос времени.
Магия — редчайший ресурс, требующий не менее редких компонентов для использования. Потому она полностью под контролем короны. И те, кто способен её применять, никогда не бывают по-настоящему в безопасности. И уж точно не свободны.
— Тебе удалось поговорить с клеймёным? — удивляется Дристин.
— Они ведь тоже люди. — Я внимательно изучаю его. Одежда слишком качественная, чтобы он мог быть с самого низа. Возможно, побочная ветвь знатного рода?
Статус в кланах почти всегда наследственный. Чем ближе ты по крови — а потом уже по браку — к Верховному Лорду или Леди, тем выше положение. Чем дальше, тем слабее связь… пока не исчезает совсем. В редких случаях Верховный Лорд или Леди могут даровать кому-то статус без кровного родства, но это случается редко: сила внутри клана зиждется на замкнутости.
Дристин производит впечатление человека, чьё место где-то на задворках родословной. Но он явно слишком привык к удобствам, чтобы по-настоящему знать, что такое улица.
— После того как арканиста отправляют в шахты, они больше не возвращаются, — говорит он.
Он использует слова не возвращаются, но я слышу: умирают.
Работать в шахтах могут только арканисты — из-за магии, необходимой для обработки порошков. Потому их держат там, пока они не умирают от изнеможения.
Именно поэтому мама всегда говорила: мы обязаны помогать другим арканистам, скрывающимся — и клеймёным, и нет.
В этот момент в комнату входит кто-то новый.
— Добро пожаловать, посвящённые, — раздаётся голос с противоположного конца зала. — Я лорд Вадуин Торнброу. Вы можете звать меня профессор Торнброу, лорд Торнброу или главный преподаватель. Я — глава факультета владения.
Он с первых слов звучит так, будто очень высокого мнения о себе. Тон — точно выверенный, с подчеркнутым требованием уважения. У меня по спине тут же пробегает дрожь, волосы на шее встают дыбом.
Наконец я вижу его по-настоящему. Рост — средний, телосложение — обычное, волосы чёрные, кожа тёплого оливкового оттенка, того самого, который сохраняет загар даже без солнца. Но самое главное — глаза. Ярко-зелёные, не спутаешь ни с чьими.
Это тот самый мужчина, который говорил с Каэлисом на балконе.
Широкие плечи, вечно нахмуренные брови — он кажется внушительным, даже несмотря на то, что выглядит ненамного старше студента третьего курса. Волосы по бокам аккуратно убраны, сверху — длинные, зачесанные назад.
Когда его взгляд обходит комнату, я почти уверена, что он задерживается на мне на одно лишнее дыхание.
— Прошу, следуйте за мной. Я провожу вас на Огненный фестиваль. Там мы отпразднуем вашу победу, и вы узнаете больше о том, что ждёт вас в первый — а для некоторых, возможно, и единственный — год обучения в академии. — В его голосе нет и тени праздника. Вадуин разворачивается на каблуках и устремляется к дверям и вверх по лестнице за ними, спина прямая, как у Стеллис.
Посвящённые гудят, возбуждённо перешёптываясь. До всех постепенно доходит: мы больше не простые претенденты. Теперь мы официально посвящённые. По их улыбкам можно подумать, что самое трудное позади. Я-то знаю: испытания только начинаются.
И снова меня ведут коридорами Академии Аркан. Но теперь есть две важные разницы. Первая: мы идём куда прямее, без множества прослоечных проходов через чужие залы — по коридору, который будто специально создан, чтобы доставлять посвящённых туда, куда нас сейчас ведут. Вторая: на этот раз я гораздо лучше вижу дорогу.
Фонари уже зажжены, и в их сиянии каменные стены извиваются впереди, словно древний змей. Тёплые световые сферы, приветливо плывущие над нами, ведут всё выше, и выше, и ещё выше. При свете коридоры, что раньше казались мрачными, раскрываются зачарованным зрелищем: резьба, гобелены, переливчатые ткани. По стенам — масляные портреты такой живости, что кажется, глаза за нами следят. Судя по количеству и подписям, это правящие фигуры домов всех мастей: каждый Паж, Рыцарь, Королева и Король.
Наконец один проход вливается в другой, и нас выводят в полукруглый зал — словно сюда сходятся все коридоры академии. Вадуин останавливается перед металлическими створками вдвое выше его и втрое шире. Он поворачивается к нам спиной к дверям, раскидывает руки.
По резным контурам створок хлещет огненный кнут, обводя изображения всех четырёх мастей. Одновременно по ту сторону вспыхивает магия. Двери распахиваются, и мы впервые вступаем в Главный зал Академии Аркан — туда, где перед нами предстают студенты и преподаватели, от которых теперь зависит наша судьба.
Глава 10
Мне вдруг приходит в голову, что, сколько бы я ни расспрашивала Арину об академии, я ни разу не задала ей вопросов о… декоре. Видимо, не было нужды. А может, я просто не хотела знать. Потому что где-то внутри прекрасно понимала — какой бы ни был ответ, он разозлит меня до предела. Всё это великолепие. Это накопленное и растраченное богатство.
И да, его здесь предостаточно. Главный зал столь же роскошен, как и всё остальное: длинные пиршественные столы ломятся от еды — куда больше, чем могут съесть сотня с лишним присутствующих. Хотя мой голодный желудок определённо намерен попробовать. Те жалкие крохи, что я успела проглотить, пока собиралась, уже не приносят никакой пользы.
Зал при этом не похож на мрачный атриум замка вроде Святилища Чаши — он скорее напоминает оранжерею на краю крепости, с видом на Город Затмения и восточную горную гряду. Огромная клетка из стекла и металла защищает от ледяных ветров, которые бьют с отвесных утёсов у устья реки Фарлум. Вдоль внешней стены, между экзотическими деревьями, горят бесдымные костры.
И вот что удивительно — мне даже в голову не приходило, насколько волшебным может быть это место.
Да, Академия Аркан управляется худшим человеком на свете. Она символизирует всё, что я ненавижу в законах, касающихся арканистов. Это пристанище для тех, у кого всё есть, и фальшивая мечта для тех, у кого — ничего. Но при этом… здесь красиво. Это место дышит древней силой, словно реликт ушедшей эпохи, прячущий в себе возможности, о которых в Городе Затмения можно только мечтать. А ведь он — совсем рядом, по ту сторону моста.
Каждый дом занимает своё место за одним из четырёх Г-образных столов, образующих большой квадрат. Скатерти указывают на принадлежность: ярко-красная — Жезлы, сверкающее золото — Монеты, насыщенно-голубая — Кубки, сланцево-серая — Мечи. На переднем крае каждой скатерти — герб дома. В центре квадрата — два длинных параллельных стола с двадцатью пятью пустыми местами. А у дальней стены, изогнутой в полукруг, — стол преподавателей. Их лица суровы и непроницаемы.
Вершину круга занимает Каэлис.
В тот момент, когда наши взгляды встречаются, между нами будто пробегает искра. Натянутая, затаённая. Грудь сжимается, как от удара — и дыхание сбивается. Мгновение — и на его лице появляется тень, прежде чем он встаёт. Но уже исчезает, когда он начинает говорить.
— Добро пожаловать, претенденты, в священные залы Академии Аркан — оплот знания и центр магии таро. Вы достойно прошли своё первое испытание. Но помните: испытания только начинаются.
— Полный срок обучения в Академии Аркан длится три года, каждый из которых символизирует одну из позиций традиционного трёхкартного расклада — прошлое, настоящее и будущее. В первый год вы должны сбросить с себя прошлое, чтобы впитать знания, которыми мы готовы поделиться. Будущее, в которое вы верили, осталось позади — как и ваша семья, и всё, что было вам дорого до вступления в наши ряды. Чтобы по-настоящему стать одним из нас, вы должны пожертвовать тем, кем были. — Его глаза находят меня. И это не просто взгляд — это вызов. Или приказ.
Принц окончательно спятил, если думает, что я хоть на секунду забуду о своём прошлом. О людях, которые были в нём. Только память о Клубе и о сестре — только вера в то, что я смогу вернуться к ним, спасти их, быть рядом — помогла мне выжить в Халазаре. И уж тем более я не забуду, кто именно засадил меня туда на год… чтобы потом превратить в игрушку для своей новой игры.
— Начиная с сегодняшнего вечера, те, кто уже состоит в домах академии — семьи, к которым вы стремитесь примкнуть, — будут за вами наблюдать. У каждого ученика есть одна монета, которую он может подарить. Но не обязан. На церемонии Закрытия Дня Монет осенью студенты вручат эту монету тем претендентам, кого сочтут достойными. Те, кто не получит ни одной, — не смогут продолжить обучение в академии.
Шёпот недоумения проносится по залу. Остальные претенденты явно не понимали, во что ввязались. И насколько немногим из нас суждено пройти дальше.
— Те, кто останется, должны будут доказать свою силу в Испытаниях Тройки Мечей зимой. Все, кто не пройдут хотя бы два из трёх испытаний — а таких может быть половина, если не больше, — будут отчислены и покинут академию.
На этот раз шёпот сменяется возгласами потрясения.
— Те, кто доживут до конца Дня Монет и выдержат Тройку Мечей, получат право претендовать на любой из домов, от которых получили монету. Решение о принятии останется за домом.
— Оставшиеся — те, кого их сверстники признают достойными быть принятыми в дом — станут полноправными учениками. Они завершат первый год весной и отпразднуют это на балу в честь Праздника Кубков.
— Вы не имеете права претендовать на дом, который не даровал вам ни одной монеты. — Каэлис слегка наклоняется вперёд, взгляд скользит по собравшимся двадцати пяти претендентам. — Вы должны доказать не только себе и преподавателям, но и другим. Провалитесь — и вас отметят клеймом и вышвырнут прочь. Справитесь — и вас ждут два следующих года обучения и всё, что сулит жизнь арканиста на службе Орикалису.
Вокруг меня вспыхивает волна приглушённых, но панических разговоров — почти от половины претендентов. Остальные, похоже, так же не удивлены, как и я. Дворяне знали, к чему готовиться. И знали, что им бояться нечего — раз уж они дошли до этого этапа, дом примет их, вне зависимости от того, насколько сильна их магия. Они уже выстроили отношения с теми самыми сверстниками, о которых говорит Каэлис. А к Испытаниям Тройки Мечей их заранее готовили наставники, снабжая знаниями ещё до того, как они впервые вошли в главный зал академии. Для них ритуалы и испытания первого года — формальность. Единственный барьер был пройден в Чаше Аркан. Теперь они могут расслабиться и сосредоточиться на обучении.
А вот те, кто родом не из знатных домов… для них это борьба за последние крупицы надежды. Чтобы избежать Клейма. Чтобы не оказаться в шахтах.
— Ах да, ещё кое-что… — В глазах Каэлиса вспыхивает огонёк, который мне сразу не нравится. Этот самодовольный блеск «я всё держу под контролем» вызывает у меня острое желание врезать ему кулаком прямо в нос. — Академия не безразмерна. Так же, как мы не можем принять всех желающих в общежитие претендентов, у каждого дома тоже ограниченное число мест. Они могут взять лишь столько, сколько выпускников покидают стены академии в этом году. Короли, прошу.
Принц делает жест открытой ладонью.
Ни капли удивления: первым встаёт мужчина у стола Жезлов. Конечно, именно Жезлы будут первыми. Высокий, мускулистый, он неприятно напоминает мне Лиама. Каштановые волосы аккуратно подстрижены, а светлые пряди вспыхивают в свете костров.
— Дом Жезлов выпускает пятерых в этом году. Следовательно, мы можем принять пятерых претендентов, — объявляет он громовым голосом. — Мы ищем тех, кто горит страстью во всём, что делает. Творческих, смелых, готовых раздвинуть границы привычного. Тех, кто свободен в мыслях, огненен, дерзок, полон энергии.
Встаёт девушка от Дома Монет — выглядит она юной, почти девочкой. Медные кудри водопадом ниспадают на плечи. Кожа фарфоровая, почти без изъянов, а откровенное платье подчёркивает изгибы тела, не оставляя сомнений: её внешность — оружие.
— Дом Монет с радостью примет шестерых претендентов, — произносит она ровным, глубоким голосом. — Мы ищем прагматичных. Тех, кто понимает: без устойчивости невозможно достичь величия. Кто вкладывается в здоровье, богатство, семью. Заботливых, приземлённых, рассудительных.
Грациозно поднимается мужчина у стола Кубков. Чёрные волнистые волосы падают до ушей, слегка взъерошенные. Тёмная кожа делает мышцы на руках ещё заметнее — он выставляет их напоказ не меньше, чем девушка из Монет — и подчёркивает ослепительную улыбку.
— Дом Кубков с удовольствием примет пятерых, как и наши друзья из Жезлов, — говорит он тепло. — Чтобы быть среди нас, вы должны прийти с открытым сердцем. Быть теми, кто не боится позволить судьбе нести себя по неизведанным водам. Кто находит силу в глубине своих эмоций. Вдумчивыми, заботливыми, лёгкими на подъём.
Последняя женщина поднимается почти неохотно. Встаёт, словно обнажая меч — элегантная и смертельно опасная. Чёткие, резкие черты лица смягчают две пряди платиновых волос. Цвет кожи близок к моему — не светлый и не тёмный, такой, что легко загорает на солнце. Светло-карие глаза. И, по какой-то причине, из всех присутствующих, именно они находят меня.
— Дом Мечей примет только двоих, — её голос мягкий, но звучит в зале отчётливо. — Мы ищем тех, чьё остроумие и ум ещё острее. Кто не боится власти, но понимает ответственность, что идёт с ней рука об руку. Умных, сильных, проницательных.
Вокруг снова поднимается шёпот. Сначала из-за неожиданно малого количества мест у Дома Мечей. А затем — потому что начинаем считать.
Пять в Жезлах. Шесть в Монетах. Пять в Кубках. Два в Мечах. Всего восемнадцать мест. А нас — двадцать пять.
Какими бы ни были наши усилия… кто-то из нас получит Клеймо ещё до конца первого года.
И, судя по тревожным взглядам, которые обмениваются не-дворяне, они, как и я, понимают: для нас — «простых» — этих мест ещё меньше. По моим прикидкам, как минимум десять претендентов — из благородных домов. А значит…
Из восемнадцати мест десять уже почти гарантированы дворянам. Остаётся всего восемь. Восемь мест на пятнадцать человек.
Мои пальцы сжимаются в кулак. Я снова смотрю на Каэлиса.
А он уже смотрит на меня.
С тем же насмешливым прищуром, словно ждал, пока я всё посчитаю. Словно слышу в голове его голос: Видишь, Клара? Ты нуждаешься во мне. Только я могу гарантировать твою безопасность здесь.
Мне хочется плюнуть ему в кубок.
— А теперь, когда всё прояснено… — продолжает он с лёгкой усмешкой. — Наслаждайтесь Фестивалем Огня. Общайтесь с учениками Академии Аркан. Потому что завтра начинаются занятия.
Глава 11
Стоило нам сесть, я не теряю ни секунды и начинаю накладывать еду на тарелку. Мне нужно восстановить силы, вернуть тело в норму — иначе я не выживу здесь и не смогу даже попытаться сбежать.
Сдержать порыв схватить тарелку и начать загребать еду руками — усилие почти героическое. Но я заставляю себя есть медленно, маленькими кусочками. Голод — мне не в новинку. После смерти матери мы с Ариной чередовали пиршества и голод. Когда с заказами везло — животы были полны. Когда приходилось зарываться глубже, прятаться от городских стражей — мусорные кучи становились нашим «шведским столом».
Я поднималась с нуля столько раз, что даже считать не хочется. Поднимусь и теперь. Я сыграю в игру Каэлиса. Сделаю так, чтобы его внимание было сосредоточено только на мне. Только тогда оно не обратится к тем, кого я люблю.
Кстати о любимых… Я снова сканирую взглядом столы. Дом Кубков я уже изучила семь раз. Именно за Кубки собиралась выступать Арина — и была уверена, что ей хватит связей, чтобы пройти. Это место ей бы идеально подошло. Может, она попала в другой дом? Я осматриваю и остальные столы, выискивая её. Ничего. Снова пробегаю глазами — вдруг что-то изменилось, вдруг она вдруг просто появится. Конечно, нет.
Моей сестры здесь нет.
Я дрожу, когда подношу кубок к губам — от ярости и от боли. Кожа на руках всё ещё покрыта ожогами, уже начала отслаиваться, шелушиться, пульсировать. Я пытаюсь смыть с языка горечь злости и подступившей тошноты вином — насколько могу вытерпеть, не напившись в хлам. После года вынужденной трезвости и пустого желудка это — не так уж много. Но лёгкое винное затмение — возможно, единственное, что мешает мне подняться и пойти к столу преподавателей, чтобы схватить Каэлиса за горло.
— Ты и до этого выглядела напряжённой, но, похоже, распределения довели тебя до нового уровня, — спокойно замечает Сорза с другого конца стола. Чёрные глаза скользят к Дристину, пока она убирает прядь волос за ухо. — Осторожнее, Дристин. Думаю, если сядешь слишком близко, она воткнёт нож тебе в глотку — чтобы уменьшить конкуренцию.
— Я не причиню никому вреда, — отвечаю. Хотя с моим тоном в это сложно поверить. Каэлис требовал имя Арины в Халазаре. Зачем, если её здесь нет? Или… он уже отомстил ей, пока я лежала без сознания?
Кровь у меня в венах бурлит.
— Мы попадём в дома — или нет — в зависимости от способностей, а не по праву рождения, — с надеждой говорит Лурен. Щёки у неё вспыхивают от вина, едва заметная россыпь веснушек становится почти невидимой. — Не нужно быть соперниками. Академия создана, чтобы награждать талантливых. Мы просто должны стараться — и всё получится.
Сорза фыркает. Дристин несколько раз моргает, будто не верит, что эти слова действительно только что прозвучали. Я кладу подбородок на ладонь и смотрю на Лурен, отпивая ещё немного вина.
— Что? — она замечает нашу общую реакцию.
— Твой наивный оптимизм… освежает, — говорю я, откладывая кубок. — Но если ты не начнёшь быть осторожной, он обеспечит тебе Клеймо в лучшем случае. А в худшем — смерть.
— Ты же не думаешь на самом деле—
Я хватаю её за плечо, резко притягиваю ближе, склоняясь к самому уху.
— Думаю ли я, что кто-то из сидящих за этим столом мог бы «случайно» убить тебя, чтобы продвинуться вперёд, если представится шанс? В ту же секунду, Лурен. В ту же. Мы уже убили свои прежние жизни голыми руками, чтобы оказаться здесь. Почему ты думаешь, что кто-то задумается хоть на миг, прежде чем стереть тебя с пути?
— Это было… необходимо? — Кел хмурится, когда я отстраняюсь.
— Если она хочет выжить — да, — спокойно отвечаю. Доедаю остатки со своей тарелки, пока Лурен неподвижно смотрит на свою. Рано или поздно она узнает, как всё устроено. Лучше уж я скажу ей прямо. Хотя… она вряд ли сейчас это так воспринимает. Но она поймёт. В тот самый момент, когда колода перетасуется — и ей не выпадет ни одной карты.
Я похлопываю её по плечу, вставая. Повторяю совет, который всё это время шептала себе сама:
— Ешь. Тебе нужны силы.
— Куда ты? — спрашивает Сорза.
— Познакомиться с остальными студентами.
— «Студентами», — повторяет она под нос, фыркнув на мою самоуверенность.
Я поднимаюсь первой от центральных столов — и сразу чувствую на себе взгляды. Претенденты, ученики — все провожают меня глазами, пока я иду к столу Дома Кубков. Вокруг — только взгляды. Ни один из них не кажется дружелюбным. Шёпот тянется за мной следом.
— Смелая, однако…
— Это ведь она… убила своего возлюбленного?
— Пропавшая дворянка… тайная любовница…
— Принц действительно на ней обручён?
— Быть не может.
— Он сам это сказал. Что, ты думаешь, принц соврал?
— Клан Звезд… Лиам…
Я изо всех сил сдерживаю себя, чтобы не дёрнуться на звук его имени. Они могли услышать его из той «будущности», которой я пожертвовала. Но я сомневаюсь. В их словах прозвучало нечто… слишком знакомое. Конечно, кто-то здесь знал его. Большинство студентов — дворяне.
Я держу голову высоко, шаги — ровные. Всё внимание — на мужчине, который выступал от имени Дома Кубков.
Есть шанс, что он знает, что случилось с Ариной. Если он Король в этом году, то, скорее всего, в прошлом был Рыцарем или Пажом. Арина нечасто называла имена, когда рассказывала об академии — по крайней мере, в тех редких случаях, когда я могла услышать хоть что-то до того, как меня отправили в Халазар. Так что уверенности нет. Но я точно знаю: она старалась завести связи с Кубками, чтобы пробиться в их дом. Так что он — самый логичный кандидат.
Подходя ближе, я замечаю на его груди круглый стеклянный значок с короной и украшенной чашей Малых Арканов — точь-в-точь как описывала Арина. Ещё трое носят такие же значки, только с коронами другой формы — у каждого свой ранг.
Четыре «королевские особы» дома.
На самом деле они не королевской крови — к семье Орикалисов не имеют никакого отношения. Но Арина называла их «дворянами академии». Они представляют «высший ранг» каждой масти Малых Арканов: Паж, Рыцарь, Королева и Король. Пажи и Рыцари — второкурсники. Королева и Король — третьекурсники. Все — лучшие в своих домах и воплощение карт, которые представляют.
— Здравствуй, Клара Редуин из Клана Отшельника, — говорит мужчина тем же дружелюбным тоном, что и на сцене. Будто его в жизни ничего и никогда не тревожило. Эта непринуждённая лёгкость идеально подходит Королю Кубков. — Чем обязаны чести быть первым домом, к которому ты решила подойти?
— Мне было интересно… не мог бы ты составить мне компанию для прогулки по залу? — Музыка снова набирает силу. Студенты-исполнители закончили ужин. Скоро начнутся танцы у костров — как и положено в ночь Фестиваля Огня. Наверняка каждый — и каждая — мечтает станцевать с третьекурсным Королём, особенно те, кто сейчас бросает на меня кривые взгляды за его столом. — Здесь столько растений, которых я раньше не встречала… Я почти всю жизнь провела среди булыжников и металла Города Затмения.
— Если ты хочешь узнать о растениях, может, тебе больше подошёл бы кто-то из Монет? — Их масть связана со стихией земли.
— А может, я просто хочу побыть в твоей компании, — отвечаю прямо, с легким флиртом.
— Прямота Меча и дерзость Жезла, — с тонкой усмешкой замечает он. Подтекст понятен: ты не из нас, не из Кубков. Но меня это не трогает.
Если бы пришлось выбирать дом — а, похоже, мне придётся — я бы не выбрала Кубки. Арине они подходили куда больше. Она могла взглянуть на человека и сразу понять, что с ним не так, что ему нужно услышать… или, как разбить его изнутри. Эта женщина могла бы уговорить Халазар сам открыть ей ворота, если бы захотела.
— Говорят, такая смелость может быть привлекательной для Кубков, — произношу я.
— Кто говорит?
— Надёжный источник. Но ты можешь доказать мне обратное.
В его тёпло-карих глазах вспыхивает весёлый огонёк. Он встаёт.
— Мирион, ты не серьёзно, — шепчет стоящая слева от него Королева.
— Она — гостья в нашем доме, Ориэль. Не стоит быть невежливой. — Гостья. Не одна из них. И, похоже, напоминать мне об этом весь следующий год они будут с особым удовольствием.
Ориэль натягивает вежливую улыбку:
— Да, конечно.
Мирион обходит стол, подходя к проходу между Кубками и Мечами. Я двигаюсь ему навстречу с противоположной стороны, вставая рядом — так, чтобы он видел ту сторону моего лица, где нет ожогов. Если он и заметил повреждения, то ничего не сказал. Мирион протягивает локоть. Я чувствую, как за мной продолжают следить, пока кладу руку ему на предплечье.
И сразу же, словно по сигналу, остальные претенденты встают и направляются к столам домов, заводя разговоры. Музыка становится громче, веселее. Мирион ведёт меня к ближайшему костру.
Уверена — он даст мне лишь один круг, не больше. Так что я не теряю времени.
— Скажи… существуют ли причины, по которым ученик может быть Клеймён и изгнан?
— Какой… интересный вопрос, чтобы начать с него, — замечает он, изучая меня из-под густых чёрных ресниц. — Претенденты, разумеется, могут быть Клеймёны, если провалятся на любом из этапов первого года. — Я точно знаю: моя сестра бы не провалилась. — Но претендентов не изгоняют без причины. А вот если претендент принят и становится полноправным студентом, то единственный, кто может его изгнать — сам директор. Арканисты в Академии подчиняются только принцу Каэлису.
Я уже догадывалась об этом, но услышать вслух — почему-то ещё хуже. Глаза жжёт от усилий не бросить Каэлису испепеляющий взгляд.
— А это… часто происходит?
— Нет. Насколько мне известно, такое было лишь однажды — ещё до моего поступления. — В этом ответе странным образом чувствуется облегчение. — Хотя в прошлом году трое претендентов сбежали.
Если кто и могла сбежать из академии — ещё и прихватив с собой кого-то, — так это Арина. С самого первого дня она шла напролом — слишком отчаянно, на мой вкус, и я не раз говорила ей об этом. Ты привлечёшь не тех, кого надо, — предупреждала я. Бесполезно. Уже в первые недели она разузнала о потайных проходах, пересекающих мост, соединяющий скалы академии и Город Затмения через устье реки Фарлум — и использовала их, чтобы тайком выносить припасы прямо из-под носа Каэлиса.
— Сбежали? — я делаю вид, что шокирована. — Почему кто-то добровольно покинул бы столь уважаемое учреждение?
— Возможно, они не горели желанием служить клану, — говорит Мирион, вглядываясь в меня. И я на миг замираю, задаваясь вопросом, не замечает ли он сходства между мной и Ариной. Но, похоже, нет. Арина унаследовала от отца глаза — цвета осенней листвы — и больше его черт в лице. А я — вылитая мать. Хотя у нас обеих — её каштановые волосы.
— Даже не представляю, почему, — говорю я, стараясь дистанцироваться от мыслей Арины, чтобы не выдать возможную связь между нами. — Нелояльные предательницы.
Мирион тихо гудит. Можно было бы подумать, что он соглашается — ведь он дворянин, — но в его тоне нет одобрения. Я не могу до конца понять этого человека.
— Больше всего мне было больно видеть, как уходит одна из самых перспективных претенденток Дома Кубков, — добавляет он.
Арина. Это точно была она. Я лихорадочно пытаюсь придумать, как спросить имя, не вызвав подозрений. Но ничего подходящего не приходит в голову. Мне нельзя, чтобы кто-то связал нас. Особенно учитывая, что Арина пришла сюда под именем Дайгар — псевдонимом, который дала нам мать — а я использовала фамилию Редуин. Если я упомяну Арину по имени — не имея на то никаких причин — сразу станет ясно, что со мной что-то не так.
— Думаю, принцу будет приятно услышать, с какой страстью ты говоришь о преданности, — вдруг замечает Мирион. — Особенно после скандала, вызванного твоим появлением сразу после его объявления о вашей помолвке.
Я фыркаю, почти смеюсь, одариваю Мириона ослепительной улыбкой и с радостью хватаюсь за возможность увести разговор от Арины. Специально наклоняюсь чуть ближе, проходя мимо преподавательского стола. Я не думаю, что Каэлис приревнует к Мириону, но надеюсь, он воспримет это как укол — ведь я так быстро и охотно сближаюсь с другим мужчиной. Особенно после всего, что произошло у Чаши.
— Хочешь сказать, что гордость принца так легко задеть? Что он так легко ощущает угрозу?
— Вовсе нет. Хотя… принц — человек, который получает… берёт, что хочет. — Голос Мириона не поддаётся расшифровке. Я всё равно пытаюсь. Он хорошо знает Каэлиса? И если да — ладят ли они? Моя интуиция подсказывает: нет. Но пока оснований ей доверять у меня нет.
— Я бы сказала, принц должен быть доволен мной, — говорю достаточно громко, чтобы Каэлис услышал. — В конце концов, я устранила потенциального соперника за моё сердце. — Не то чтобы я это специально… но раз уж так вышло — нужно извлечь из этого выгоду. Что бы ни значила эта Двойка Кубков, я заставлю её сыграть на моей стороне.
— Слишком уж, верно, — с оттенком печали откликается Мирион. Я замечаю его запонку: два сжатых в рукопожатии силуэта, обвитых лентой — символ Клана Влюблённых. Дворянин, который, вероятно, идеализирует любовь.
— При таком внимании к твоей персоне, мне, пожалуй, стоит считать себя счастливчиком, раз ты выбрала сначала подойти именно ко мне. Я искренне рад, что именно ты держишься за мою руку.
Я и забыла, каково это — когда кто-то проявляет ко мне интерес. Забыла, каково это — позволить кому-то проявить интерес. Столько времени я отгораживалась от людей, что почти стерлось ощущение погони, взгляда, полного чего-то… кроме враждебности. Я скучала по этому жару. По искре неизвестного. По притяжению и отталкиванию флирта. Я не ищу здесь любви. Но от небольшой лёгкости… я бы не отказалась.
— Возможно, тебе стоит так и поступить, — отвечаю я, отпуская его руку, когда мы останавливаемся у края столов Дома Кубков. — Представляю, насколько быстро я стану завидным призом для всех студентов.
— Жезлы и Мечи, вне всякого сомнения, — замечает он.
Он говорит о моей уверенности. Или, может быть, о моём напористом характере. Хотя я невольно задумываюсь — не намекает ли он так тонко, что мне лучше и не пытаться попасть в Кубки? У них всего пять мест, и, возможно, все они уже обещаны другим.
Но стал бы он настолько доброжелателен, чтобы предостеречь меня?
В этом месте я могу переосмыслить любую мелочь — и, скорее всего, свихнусь. Но это всё равно мой единственный шанс выбраться отсюда как можно скорее.
— Береги себя, Клара, — говорит Мирион, разворачивается и уходит, а я возвращаюсь к центральным столам. Я с трудом удерживаюсь, чтобы не окликнуть его и не спросить об Арине напрямую. Но я не могу позволить себе, чтобы кто-то узнал обо мне больше, чем уже знает. А Мирион, по сути, уже сказал мне всё, что нужно.
Каэлис изгнал её. Или Арина сбежала. Или… её убили.
Музыка оживляется, и большинство студентов поднимаются из-за столов, чтобы пообщаться и потанцевать. Никто не подходит ко мне, и я тоже не стремлюсь заговорить с кем-то ещё. Я уже сделала свой ход на этот вечер.
Когда Каэлис наконец встаёт, я тоже поднимаюсь. Плавно пробираюсь к краю зала, стараясь не двигаться слишком резко, чтобы не привлечь ненужного внимания. Подхватываясь на волнах музыки и обрывках разговоров, я оказываюсь в тени небольшой группы у дальней стены.
Принц идёт через центр зала, и толпа студентов и претендентов мгновенно расступается перед ним, склоняя головы с благоговейной покорностью. Все разговоры замирают. Тяжёлые двери распахиваются перед ним сами собой, без единого жеста. И снова его взгляд находит меня среди множества лиц. Этот холодный, непреклонный взгляд — воплощение неприветливости.
Но я вижу в нём приглашение.
Каэлис исчезает за дверями. И я следую за ним.
Глава 12
Никто не пытается меня остановить — то ли не заметили, то ли им просто всё равно. Тени уже поглотили Каэлиса, идущего по противоположному коридору. Он даже не оглядывается, хотя я уверена — слышит мои торопливые шаги.
Но как бы быстро я ни двигалась, всё равно отстаю. Моё тело двигается неправильно, не как надо. Богатая еда сделала меня вялой и тяжёлой. Каэлис поворачивает и спускается по винтовой лестнице, исчезая из поля зрения.
Ступени выводят в незнакомый мне коридор. Я иду налево, сначала привлечённая звуком шагов, но тут же сбавляю темп, услышав, как разговор разносится по холодному камню.
— Можете быть свободны, — голос Каэлиса сух и режет, как нож.
— У нас приказ Принца Равина провести обыск… — Голос знакомый. Быть не может.
— Принц Равин не имеет здесь власти, — прерывает его Каэлис. — Территория академии полностью подчиняется мне.
Я крадусь к проёму в стене, прячась в тени и прижимаясь к камню. Из приоткрытой двери льётся тёплый свет, отражаясь в тёмном стекле окна напротив — ночь превратила его в зеркало. Внутри я вижу Каэлиса в окружении пяти человек, одетых в простую холщовую форму.
Вот Стеллисы — в сверкающих доспехах с перьями ворона и голубя. Вот городские стражи в практичной зелёной одежде. А вот и те, чья унылая серая форма почти сливается с цветом стен — стражи Халазара.
Кровь в моих жилах стынет, и сердце бьётся с удвоенной силой, заглушая всё, что говорят внутри. Те самые стражи из Халазара, которых я видела на процессии, всё ещё здесь. А человек, с которым говорит Каэлис — правая рука Глафстоуна. Его зовут Саван. Я слышала это имя слишком часто — всегда на грани окрика.
— …Поскольку это дело касается арканиста, сбежавшего из Халазара, той самой преступницы, которую вы пришли казнить, надзиратель Глафстоун решил, что вы предпочтёте преследовать беглянку любой ценой.
Каэлис выглядит абсолютно невозмутимым, за исключением еле заметного подёргивания уголка губ, которое быстро превращается в мрачную гримасу.
— Как заботливо с его стороны.
— Ваше высочество, мы понимаем, насколько это нестандартно. Прошу позволить нам осмотреть студентов и претендентов — и мы тут же уйдём, — говорит Саван.
Принц не шевелится. Я тоже.
Прогони их, прошу. Академия — его территория. Он может. Но Каэлис не славится добротой. Особенно по отношению ко мне.
— Разумеется. Надеюсь, нам удастся найти беглянку. Хотя, должен сказать, я сомневаюсь, что она здесь, в академии, — его лицо смягчается в улыбке. — Тем не менее, я позволю вам войти в главный зал, чтобы мы поскорее покончили с этим, и я смог вернуться к обязанностям на Фестивале Огня.
Они поворачиваются к двери. Я начинаю отступать… и ловлю взгляд Савана в отражении окна.
Лёд в моих венах сменяется волной жгучего ужаса, когда в его глазах вспыхивает узнавание.
— Что за… — начинает он.
Я бегу.
Назад, по тому же коридору. Позади — быстрые шаги. Каэлис что-то кричит, но я не разбираю слов.
Я не вернусь в Халазар. Ни за что. Лучше смерть.
Эта паника толкает меня вперёд. Я практически лечу по лестнице вниз, проносясь сквозь комнаты, залитые светом — академия словно ожила после ритуала у Чаши, как голодный зверь, питающийся принесёнными жертвами. И этот свет — редкий, но слепящий — кажется прожекторами. Точно такими же, как те, что выхватили меня в ту ночь, когда меня поймали.
В боку жжёт, дыхание сбивается. Я резко останавливаюсь — передо мной помещение без единого выхода. Я окидываю взглядом полки в поисках, где бы спрятаться, но взгляд цепляется за огромный металлический объект в центре комнаты. Он такой странный, что я на секунду забываю, от кого и почему бегу.
Передо мной — машина, какой я никогда не видела. Металлическое колесо крутится под действием неведомой силы, тяжёлая цепь уходит вверх, в потолок. Стальной блок поднимается и с глухим звуком обрушивается на ступу. В центре устройства — осколки кристаллов, сражающиеся с каждой новой ударной волной, взрываясь серебристой пылью, освещая всё холодным, затуманенным светом.
Стены уставлены полками с ящиками, внутри которых мерцает тот же свет, что и в ступе. Это уникальный небесно-синий оттенок, легко узнаваемый. Именно это сияние помогает ныряльщикам находить кристаллы в самых тёмных глубинах Затопленных Шахт. Это помещение — настоящий клад из сырья для создания карт Дома Кубков. Но сама машина…
Это — мельница для порошка, осознаю я. Но, согласно указу короны, такие мельницы должны работать вручную. Процесс слишком тонкий, требует магии и внимания, чтобы доверять его автоматике. Так они утверждают… Ложь? Или в стенах академии скрыты Клейменные, которые приводят в движение эту маленькую мельницу? Меня не удивит ни одно из этих объяснений.
Я приближаюсь к ней с той же осторожностью, с какой бы подошла к дикому зверю, будто машина может испугаться и сбежать. Она старая, но не древняя… Шестерёнки и штифты изношены, но в целом в хорошем состоянии. На молоте выгравирована руна — по виду напоминает V с P? E? на длинной стороне. Но разобрать сложно — всё в постоянном движении.
Вдруг что-то мелькает сбоку. Я реагирую инстинктивно — бью. Каэлис ловит мой кулак с лёгкостью. Наши взгляды сталкиваются. Моя рука дрожит в его захвате.
— Это должно было что-то изменить? — его голос глухой, зловещий.
Дыхание сбивается. Его взгляд может проглотить меня целиком. Он сдерживал раздражение в зале, но теперь не собирается это делать. Его вторая рука обхватывает меня за плечо, и он резко разворачивает, прижимая спиной к холодной каменной стене. Кулак падает вниз, мышцы едва держат меня на ногах.
Он загнал нас между двумя стеллажами. Его тело излучает жар, контрастируя с прохладным воздухом замка, лицо освещено блеклым сиянием кристаллов по всей комнате.
— Ты собираешься выдать меня стражам? — Мне удаётся произнести с вызовом, хотя сама мысль об этом заставляет зубы лязгать от страха.
В его глазах вспыхивает жестокий огонёк.
— С какой стати я позволю своей будущей жене вернуться в Халазар?
Меня выворачивает от этих слов.
— По-моему, вполне ясно, что я не хочу быть твоей женой. И вообще не хочу иметь с тобой ничего общего.
— Ах, да… Потому-то ты и выбрала Двойку Кубков, — тень ложится на его лицо, подбородок опускается, выражение становится мрачным. — Ты хотела выставить меня посмешищем.
Слова как острые шипы — больно и ядовито.
— А я-то думала, ты достаточно умен, чтобы понять: я помогла тебе с этой картой, — мой голос заточен до острия, чтобы соответствовать его рычанию.
— Помогла мне? — хмурится он ещё сильнее. Наклоняется ближе, нависает надо мной, пряди волос касаются моего лба. С каждым вдохом наши груди почти соприкасаются. Мысль о том, чтобы врезать ему коленом, мелькает… но я её подавляю.
Стражи Халазара здесь. Он может отправить меня обратно одним словом. Сейчас не время злить принца. Как бы ни было заманчиво.
— Что может убедительнее доказывать моё дворянское происхождение, чем история о тайной, отвергнутой любви из другого клана? Что может лучше подкрепить нашу «любовь», чем моё отчаяние, из-за которого я разрушаю любое будущее с другим? — Я ненавижу, как хорошо всё сложилось для него. Единственное утешение — использовать это, чтобы не вернуться в ту камеру, где сгнию заживо.
— Кто он? — требует принц.
— А тебе-то что? — Я не скажу ему больше того, что он уже сам видел, глядя на мою борьбу с судьбой. И даже это — уже слишком. — Очевидно, теперь он никто. И быть им не сможет.
Эти слова даются мне тяжелее, чем я хотела бы признать.
Глаза Каэлиса слегка расширяются, затем снова сужаются. В груди у него звучит глухой, насмешливый рык.
— Ты всё ещё любишь его.
— Молчи, — шиплю я.
— Даже после того, как собственными руками разрушила всё, что могло бы быть… ты по-прежнему тоскуешь по нему, — говорит он с таким презрением, словно само чувство — любовь, нежность, тоска — для него не просто чужды, а отвратительны.
— Что ты, с твоим высохшим, жестоким сердцем, вообще знаешь о любви?
— Высохшее и жестокое сердце нельзя разбить, Клара. Мне нечего терять. И тебе лучше запомнить это.
— Иначе что?
— Или я покажу тебе, почему стоит поумерить свой пыл и не раздвигать ноги перед всей академией ради одной лишь иллюзии, — заканчивает он с ядом в голосе.
Я отталкиваю его с шумом отвращения — к чёрту стражу, я не вынесу его близости ни секунды дольше. Каэлис перехватывает мои пальцы. Я сдавленно вскрикиваю от боли. Его лицо — не злость, а… замешательство. Он смотрит на мои руки, потом на моё лицо. Медленно, почти бережно, убирает прядь волос с моей щеки. Его взгляд такой сосредоточенный, что я застываю, не в силах сразу оттолкнуть его руку. Его прикосновение… почти ласковое. И после года в Халазаре я не знаю, как реагировать, когда ко мне тянутся без намерения причинить боль.
— Ты ранена, — говорит он, словно комментирует погоду.
Я вырываю пальцы, не обращая внимания на боль, и отступаю на шаг. Но сзади стена, дальше некуда. Я сверлю его взглядом из-под неровной чёлки.
— Я могу помочь… — он тянется к колоде в потайном кармане.
— Я скорее сдеру с себя кожу ногтями, чем приму твою помощь.
Рука Каэлиса замирает на полпути. Его взгляд на миг… смягчается.
— Ты действительно меня ненавидишь, — произносит он почти шёпотом.
— Ты звучишь… удивлённо? — я смеюсь. — Ты ведь либо устроил, либо поддержал всё, что причиняло мне боль в этой жизни. Ты отправил меня в Халазар.
— Это не моя вина, что ты там оказалась, — его губы искажаются в гримасе. Подразумевает ли он, что виновата я сама? Что нарушила закон? Закон, который он же и создал?
— У тебя вот стоит какой-то механизм, — я киваю на машину, — который может перемалывать порошок для чернил. Но ты всё равно клеймишь арканистов и отправляешь их в шахты?
— Это артефакт из прежнего королевства. Его тайны утрачены, и на него нельзя полагаться, — говорит он с такой уверенностью, будто лично видел исчезновение этих знаний. От этого я ему ещё меньше доверяю.
— А тебе и не хочется их искать. — Если бы это была я, я бы разобрала эту штуку до винтика. Такая машина могла бы изменить судьбы арканистов по всему миру. — Проще убивать Клейменных, как на охоте.
Он хватает меня за лицо, пальцы вдавливаются в скулы, сжимают челюсть. Боль от ожогов вспыхивает так же ярко, как и тогда, когда я их получила. Вот и всё, показная забота исчезла. Интересно, сколько женщин на это клюнули?
— Не говори так, будто знаешь меня, — почти рычит Каэлис.
— Скажи, что я ошибаюсь, — бросаю я, не отводя взгляда. Перед глазами — первый претендент, павший у Чаши. И Каэлис, равнодушно уходящий от его тела.
— Думаешь, оставить его жить, клеймёным, было бы лучше? Ты и сама знаешь — большинство молят о быстрой смерти уже в первый день на шахтах.
— То есть я должна считать добром то, что ты убил человека, чья вина лишь в том, что он провалил твой экзамен?
— Считай меня мужчиной, который сделает всё, чтобы добиться желаемого, — в его словах нет ни капли сомнения.
— Включая то, чтобы взять в жёны женщину, которая тебя ненавидит, и использовать её в своих целях?
— Ты поможешь мне заполучить Мир, — повторяет он свою прежнюю фразу.
— Столько усилий ради какой-то сказки?
— Мир — не сказка, — шепчет он, словно боится произнести название легендарного Старшего аркана вслух. Его пальцы отпускают моё лицо, скользят по коже, оставляя за собой леденящий след. — Он существует, уверяю тебя.
«Мир существует», — звучит голос матери из глубин детства, — и он способен на всё. Именно поэтому его нельзя искать. Никогда. Не доверяй тем, кто его ищет.
Иногда я верила её предостережениям. Иногда — нет. Порой казалось, что она нарочно запутывает, где в её историях правда, а где вымысел. Но, как и с запретом раскрывать нашу фамилию Шевалье, я с ранних лет поняла: есть вещи, о которых лучше не спрашивать.
— Ну конечно, — бросаю я с сарказмом, стараясь заглушить тревогу, которую вызывает одно лишь упоминание о Мире. — Но если ты хочешь моей помощи, чтобы его заполучить, тогда расскажи, что случилось с Ариной.
— Я ведь уже говорил — ты не в том положении, чтобы торговаться, — в его голосе самодовольство и затаённая злоба. Первое побеждает. Пока.
— Где она?
Я не планировала упоминать Арину снова — не хотела рисковать, вдруг он увидит во мне что-то, что выдаст родство. Но у меня и не было никакого плана, когда я пошла за ним из главного зала. Я устала. Всё болит. Мне просто нужно выплеснуть хоть часть этой боли и злости. А Каэлис — идеальная мишень.
— Я вообще не знаю, кто это, — пожимает он плечами и отходит в сторону, как будто правда не знает. Я не верю ни на секунду. Не тот это человек, чтобы не знать всё, что происходит в его академии. Моя злость сменяется ядом.
— Арина, — повторяю я имя сестры и делаю шаг вперёд. — Та, кого ты заставил меня выдать, когда я крала припасы из академии. — Хотя теперь я знаю: она сбежала. Но вслух этого не говорю.
— А-а, да, — в его голосе столько снисходительности, что хочется ударить. — Ты воровала у меня и теперь хочешь выставить всё так, будто это я плохой?
Я не ведусь. Держу фокус на сестре. К счастью, он, видимо, не знал Арину достаточно близко, чтобы распознать в нас родственные черты — форму глаз, цвет и текстуру волос.
— Она должна была быть на втором курсе, но её здесь нет. — Интересно, он уклоняется от ответа потому, что не хочет признавать, что отсюда можно сбежать?
— Может, те, на кого ты рассчитывала, не так уж верны, как тебе казалось. Ты была в Халазаре долго. Они могли решить, что ты их бросила. — Он говорит это так, будто я ушла по своей воле.
Сердце грохочет, в ушах звенит от прилива крови.
Я сдерживаю себя из последних сил, чтобы не врезать ему по лицу. Обычно я предпочитаю более изящные способы расправы с теми, кто угрожает мне или близким. Но у меня нет карт. Придётся использовать то, что есть. Самообладание висит на волоске.
— Я. Не. Бросаю. Людей, — прошипела я сквозь зубы.
И тут я вижу вспышку в его глазах. Отступаю, поднимаю защиту. Усталость сделала меня неосторожной. Но уже поздно. Он слишком умен, чтобы не распознать, в чём причина моей ярости. Моей боли.
— А они бросают тебя, — его слова — словно раскалённые иглы, пронзающие грудную клетку и сердце. Это мой самый сокровенный страх. И именно он его увидел.
Каэлис продолжает, не давая мне времени на ответ:
— Пора возвращаться в главный зал, — он подаёт мне локоть.
— Я лучше стекло съем.
— Нет, есть ты будешь не стекло, а то, чем кормят в Халазаре, — его губы кривятся в ухмылке. Я наклоняю голову и злобно смотрю снизу вверх.
— Давай без театра. У тебя нет выбора, Клара. Хватит сопротивляться.
Он делает паузу. Впервые я сдерживаю гнев и не ведусь на его провокацию. В его глазах — одобрение. Будто я дрессированная зверушка, выучившая новую команду.
— А теперь — возьми меня под руку, — каждое слово произносится с нажимом.
С неохотой, но я подчиняюсь.
— Умница.
Я не спрашиваю снова про Арину. Он всё равно не скажет, а настаивать — значит показать слабость. И дать ему ещё одну приманку, которую он всё равно не отдаст. Я узнаю правду сама. Надеюсь, она сумела выбраться и сейчас портит кровь Равину и его людям в Эмпириуме.
Каэлис останавливается у двери и эффектно запирает её. Вспышка магии — я не узнаю карту. Он и не сомневался, что я попытаюсь вернуться, чтобы узнать больше о машине, несмотря на его запреты. Он смотрит на меня, явно ожидая реакции. Я ничего не показываю.
Мы почти дошли до главного зала, когда трое стражников из Халазара выходят в проход через боковую дверь. Я замираю на месте.
— Иди, — тихо приказывает Каэлис.
Я пытаюсь. Но ноги не слушаются. Он напрягает руку, обхватившую мою, словно пытаясь удержать меня на месте, будто чувствует, как я вот-вот сорвусь.
— Я с тобой, — шепчет он. И… в этом даже есть что-то утешительное.
Я собираюсь спросить, нельзя ли обойти их стороной, как один из стражников разворачивается. Взгляд Савана снова встречается с моим.
Но сейчас я не могу бежать.
Каэлис делает шаг вперёд, и у меня не остаётся выбора — я следую за ним навстречу собственной гибели.
— Ты, — только и говорит страж Халазара, прежде чем броситься ко мне.
Глава 13
Рука Каэлиса напрягается сильнее, и с каждым следующим шагом его тело меняет позицию. Едва уловимое движение — но я ощущаю его, как будто тень защиты скользнула по моим плечам. Он встаёт чуть впереди меня, заслоняя собой от Савана. Но его выражение остаётся безмятежным. От каждого тёмно-фиолетового волоса до зеркального блеска начищенных сапог — от Каэлиса исходит пугающее, почти нечеловеческое чувство контроля.
— Завершили обыск? — его голос спокоен.
— Можно сказать, что да, — Саван останавливается на расстоянии, с которого я отчётливо вижу жёлтые кольца в его ореховых глазах — в полумраке они почти кошачьи. — Арестовать преступницу, — приказывает он двум другим стражам, стоящим по бокам. Я их не узнаю.
— Преступницу? — Каэлис оборачивается ко мне, и в его глазах мелькает смешинка. Но тут же сменяется на непонимание, когда он снова смотрит на Савана. В его голосе звучит оскорблённое величие: — Это, сударь, последняя представительница Клана Отшельника и моя будущая невеста.
— Ваша невеста? — Саван почти заикается.
— Именно. Вам бы не мешало помнить это, прежде чем бросать в её сторону столь необоснованные обвинения и глубоко меня оскорблять, — голос Каэлиса холоднее зимы.
Саван мечется взглядом, между нами, на лбу у него проступают глубокие складки — сначала растерянности, затем злости и раздражения.
— Это существо—
Он не успевает договорить. Перед его носом из ниоткуда возникает карта, окружённая мрачной аурой магии с дымчатым переливом. Она медленно вращается в воздухе. Я узнаю её сразу — Рыцарь Мечей.
— Это моя будущая жена. Женщина, которая станет вашей принцессой. Подбирайте слова осторожно. Поверь, ощущение, когда тебе перерезают горло, — не из приятных, — произносит Каэлис с такой убедительностью, что у меня перехватывает дыхание. Он вынимает мою руку из изгиба своего локтя и обнимает за талию, прижимая к себе. Я едва не теряю равновесие и инстинктивно опираюсь ладонью о его грудь. В долю секунды принимаю решение — прижимаюсь ещё ближе, будто ищу в нём защиты. Так я скрываю мелкую дрожь, охватившую меня от его близости. И на миг, от которого кружится голова, я играю роль. Я — та, кем он меня называет. А Каэлис, рождённый во тьме Принц Орискалиса — моя трагическая любовь.
— Ваше высочество… — Саван пытается подобрать слова. Злость на меня борется в нём с инстинктом самосохранения. — Я не знаю, какими лживыми речами она вас оплела, или какими чарами одурманила, но—
— Ты смеешь утверждать, что я, Принц Орискалиса, могу быть «околдован» или обманут? Сомневаешься в моём уме и способностях?
— Разумеется, нет. Однако—
Каэлис не даёт ему закончить — и мне это нравится. Хотя я сохраняю на лице выражение шока и растерянности.
— Так что же ты утверждаешь, Саван? Что она беглая преступница из Халазара несмотря на то, что я сказал обратное? Ты забываешься. Залы Академии Аркана — моя вотчина. А она — инициированная. Под моим контролем. И моя будущая жена. — Он смотрит на меня с притворной нежностью, и я едва успеваю изобразить ответную улыбку. Затем его лицо вновь каменеет, когда он поворачивается к стражнику. — Если у тебя нет неопровержимых доказательств, советую отступиться и исчезнуть. Мне надоели твои попытки подорвать мою власть.
Саван оседает. Два других стража застыли, не зная, как поступить. Рыцарь Мечей всё ещё нависает в воздухе, зловеще вращаясь.
— Я лишь стремился служить короне…
Каэлис наклоняется к нему чуть ближе и шепчет:
— Я и есть корона.
Саван открывает рот — мы все это чувствуем — он вот-вот скажет то, о чём подумает каждый: Нет, ты не корона. Официально — да, наследник короны — старший брат Равин. Их отец — король Нэйтор Орискалис. Но здесь и сейчас… есть только Каэлис. И власть, которую он держит в кулаке. В каменных залах, где правит он один.
Саван благоразумно не говорит ничего. Он отступает на шаг — от нас и от парящей карты.
— Простите, ваше высочество. Видимо, в своём рвении поймать беглеца… я ошибся, — каждое слово отдаётся в нём болью. Я не могу сдержать довольную ухмылку. Увидев её, Саван сверлит меня взглядом, и я тут же отвожу глаза, пряча лицо у плеча Каэлиса.
— Но, если я всё же найду доказательства, вы будете первым, кому я их передам — ради чести короны.
— Лучше так и сделай. А теперь убирайся из моей академии, пока я окончательно не лишился терпения.
Саван бросает мне последний злобный взгляд. Затем разворачивается и уходит, поманив за собой стражников.
Рыцарь Мечей возвращается в карман Каэлиса и исчезает в невидимой колоде.
— Видишь? — говорит он, привлекая моё внимание. Его рука всё ещё обвивает мою талию, крепче любых кандалов Халазара. — Я — единственный, кто может тебя защитить.
Я отстраняюсь, вырываясь из его объятий. Смотрю на него исподлобья и молчу. Принц Каэлис защищает меня. Немыслимо. Я не могу это отрицать после того, что произошло. Но и обманываться не стану. Он вытащил меня из Халазара не из жалости. А потому что я ему понадобилась.
Он по-прежнему омерзителен.
Он сжимает пальцами мой подбородок, вынуждая повернуть лицо к нему. Я игнорирую жжение ожогов. Каэлис слегка наклоняет голову, несколько прядей падают ему на лоб.
— Да… вот это выражение мне нравится.
Я хмурюсь ещё сильнее, и в его глазах вспыхивает ещё больший восторг.
— Твоя упрямость отлично послужит нашему делу.
«Нашему», будто у нас есть общая цель…
— Сохрани этот огонь, Клара.
Он отпускает меня и отступает, небрежно указывая в сторону.
— Отсюда — обратно в главный зал. А я пока прослежу, чтобы шавки Глафстоуна убрались отсюда сами… или я сдеру с них кожу, смотря что доставит мне больше удовольствия.
Щелчки его сапог затихают в коридоре, и я тут же иду в противоположном направлении — туда, где находится главный зал. Ощущение его руки на моей коже не даёт мне покоя — кажется, сейчас вывернет ужин. Я ускоряюсь, как будто бегством можно стереть всё, что он делал и говорил. Но в этих стенах Каэлис жив — он часть этой крепости, он в воздухе, в камне, в каждом тёмном витраже. Здесь некуда сбежать, чтобы забыть о нём.
Но, по крайней мере, спешка играет мне на руку. Я возвращаюсь в самый последний момент. Спустя всего пару минут после того, как я снова вхожу в зал и встаю среди студентов и инициированных, профессор Торнброу выходит вперёд, к центру стола преподавателей.
— Инициированные, прошу за мной. Я провожу вас в общежитие и объясню, как будет устроен ваш первый год.
Торнброу ведёт нас за двери в новый коридор. Я снова поражаюсь масштабам Академии — особенно теперь, когда узкий проход вдруг раскрывается в огромный внутренний атриум, который я уже видела, когда Каэлис вёл меня из своей башни. Только теперь я на два этажа выше.
Не то чтобы мне дали время осмотреться. Лурен материализуется рядом со мной.
— Ты пропустила всё весёлое, — говорит она.
— А почему ты пропустила весёлое? — рядом с ней, как всегда, стоит Кел. Она щурится на меня подозрительно.
— Разве ты не видела? Она ушла с директором Каэлисом. Со своим женихом, если верить тому, что болтают студенты, — вставляет Дристин, подходя с левого фланга.
— Значит, это правда? — Лурен сияет куда больше, чем положено в такой ситуации. — Ты и правда обручена с принцем Каэлисом?
— Говорят, он сам это объявил, — добавляет Кел.
— Да. Мы… — я натягиваю улыбку, думая о стражах из Халазара. О том, как Каэлис встал между мной и ими. Пока я не найду способ выбраться, всем им придётся верить, что я влюблена. — А что за «весёлое»?
— В Академии были стражи из Халазара, — отвечает Дристин, снимая очки и протирая их краем рубашки. — Говорят, кто-то сбежал из тюрьмы.
— Не верю, — качает головой Кел. — Из Халазара никто не сбегает.
— Вот поэтому это и было бы таким чудесно скандальным, если бы оказалось правдой, — вмешивается Сорза сзади. Мы оборачиваемся, и ей уступают место в колонне. Она отбрасывает за ухо струящуюся чёрную прядь. — Представьте, какой силы нужно быть, чтобы сбежать.
Я не могу избавиться от ощущения, что Сорза говорит обо мне — и смотрит на меня.
— Или какими связями нужно обладать, — добавляет Дристин.
— Надеюсь, этого человека быстро поймают. Он должно быть очень опасен, раз оказался в Халазаре. Совсем не тот, кого хочется видеть на свободе, — говорю я, стараясь звучать так же, как все те надменные аристократы, которых я терпеть не могу. Стараясь не думать о том, сколько безобидных арканистов сгнивают в Халазаре рядом с настоящими преступниками.
— По крайней мере, здесь нам ничего не грозит. Принц Каэлис ни за что не допустит, чтобы на территории академии что-то случилось, — с заметным облегчением говорит Дристин. Меня же от этой мысли передёргивает — особенно в том месте на талии, где до сих пор будто горит отпечаток руки Каэлиса.
Пока мы идём дальше, я слышу, как другие инициированные обсуждают беглеца и стражу Халазара. Конечно, никто из них не может знать, успокаиваю себя. Хотя внутри ощущаю себя мишенью, на которой красной краской выведена цена за мою голову. Кажется, стоит мне сделать один неверный шаг — и всё раскроется. Я должна убедить всех, что я действительно невеста Каэлиса.
Нас приводят в просторную гостиную. По стенам — книжные полки и игровые столы. Зоны отдыха расположены перед четырьмя каминами — по два с каждой стороны. В каждом углу — лестница с аркой над ней, на которой выгравирован круглый символ одного из четырёх домов, такой же, как у студентов на шее. Прямо напротив входа, в центре стены, а не в углу, — пятая лестница, без каких-либо опознавательных знаков.
— Это общее помещение для всех домов, — поясняет Торнброу, указывая ладонью на каждую из четырёх арок. Его движения резкие, точные, и я почти уверена — он либо был когда-то Стеллисом, либо хотя бы городским стражем. Стрижка — коротко сбоку и аккуратно сверху — только подтверждает впечатление. — В общежитие какого-либо дома входить разрешено только его участникам. Ваши комнаты для инициированных — напротив. Пока вы инициаты, будете жить по двое в комнате. Всё уже подписано. Ваши вещи уже доставлены.
Вещи... У меня их нет. Но мне интересно — кто вообще таскает багаж? Наверняка в Академии Аркана есть обслуживающий персонал, я видела, как они мелькали в зале. Только вот… добровольно ли они здесь? Или, как и Клейменные арканисты, были вынуждены? Мысль не даёт покоя.
— Там же вы найдёте всё необходимое для занятий, которые начнутся завтра. Всё предоставлено щедростью короны, так что не забудьте поблагодарить директора, когда в следующий раз его увидите.
— Подробности о расписании и требованиях вы узнаете завтра на первом уроке. Я ожидаю всех в классе, как только пробьют колокола. Опоздание — не в вашу пользу, — голос Торнбро уже звучит с оттенком раздражения. Кажется, и он, и остальные преподаватели не спешат вкладываться в нас эмоционально. Все знают, что через пару сезонов треть из нас, скорее всего, исчезнет. — Есть вопросы?
— Господин! — раздаётся голос девушки с платиновыми волосами, больше серебристыми, чем золотыми. Глаза — медово-карие, кожа — светлая, но не до болезненной бледности. Когда Торнбро обращает на неё внимание, она ставит руки в замок на пояснице и расправляет спину в чётком приветствии. На груди у неё сверкает значок, в свете кристальных люстр над нами вспыхивает молния, бьющая в разрушающуюся башню. Клан Башни. Генералы милиции Орикалиса, лидеры Стеллисов.
— Говори, — отвечает Торнбро, слегка сдвигаясь, будто его пальцы дернулись в порыве отдать ей честь. Это, да ещё и его тон… Я почти уверена: он сам из Клана Силы или Клана Башни.
— Каковы правила относительно остальных помещений академии за пределами общежитий? Есть ли места, куда нам нельзя?
Торнбро усмехается, словно этот вопрос доставляет ему особое удовольствие.
— Все вы совершеннолетние и способны вести себя соответственно. Если в какое-то помещение вход запрещён — оно будет помечено, заперто или перекрыто. Использование карт в пределах академии разрешено, но помните: вы несёте полную ответственность за любой нанесённый ущерб или угрозу другим. Арканисты — ценность короны, и мы не можем позволить себе, чтобы кто-то пострадал без должного основания.
Даже без клейма, мы — инструменты. Просто немного лучше ухоженные. Но я, тем не менее, запоминаю, как он сказал «должное основание». Как-то… преднамеренно расплывчато.
— А теперь, советую вам хорошенько выспаться. Завтра начнётся настоящая работа.
Профессор уходит.
Я не теряю времени и тут же направляюсь к общежитию. Остальные тянутся следом. Некоторые остаются в общем зале — очевидно, хотят завязать ранние знакомства с домами, подождав, пока студенты вернутся из главного зала.
Наверху нас встречает ещё одна, меньшая по размеру гостиная, очевидно предназначенная только для инициатов. От неё тянется длинный коридор с пятнадцатью дверями. Почти на каждой — по два имени. Значит, академия может принимать максимум тридцать инициатов за раз. Разве что они как-то изменяют этот коридор во время ужина… С нужной комбинацией карт такое вполне возможно.
Я нахожу дверь со своим именем. Над ним — другое: Алор. Надеюсь, что она покинет академию как можно скорее — делить с кем-то личное пространство мне совсем не улыбается.
Но пока я одна. И собираюсь воспользоваться этим по полной.
Похоже, слово «умеренность» в вопросах оформления Каэлису совершенно не знакомо. Обстановка одной только комнаты могла бы прокормить целую семью в Городе Затмений год. Общежитие — не исключение.
Каменные стены здесь отполированы куда тщательнее, чем в остальной академии, а швы между плитами такие тонкие, что вся поверхность выглядит почти глянцевой. Их отбелили до цвета слоновой кости, а в местах пересечения четырёх плит вделаны кристаллы кварца. Крошечные камни улавливают рассеянный свет и отражают его по всей комнате.
Две роскошные кровати разделяет мягкий бархатный ковёр цвета ночного неба, расшитый сотнями золотых звёзд. Каркасы кроватей выполнены из тёмного махагона, с высокими изголовьями, украшенными решёткой из позолоченных вьющихся лоз. Постельное бельё и шёлк подобраны в тех же насыщенных драгоценных оттенках, что и ковёр. Одеяло — мягкое, как облако.
Между кроватями, вдоль задней стены под большим окном, стоят два изысканных письменных стола. Мотив позолоченного плюща повторяется и на них, и по аркам двух громоздких шкафов у изножий кроватей. Любопытство подталкивает меня к тому, на котором выгравировано моё имя.
Я замираю, распахнув двери. Передо мной — мечта любой дворянки: идеальный гардероб для новоиспечённой аристократки. Тёмные шёлка — лёгкие и воздушные в контрасте с тяжёлой кожей. Льняные и бархатные ткани. Брюки, юбки, платья. Каждая вещь скользит между пальцами, как монеты — сквозь ладонь. Если бы я просто продала содержимое этого шкафа, то смогла бы подготовить к бегству через пустыню за горами не один десяток арканистов…
Я резко захлопываю двери и опускаю голову. Во мне бушует желание схватить охапку этих нарядов, сбежать в общую гостиную и швырнуть всё в камин.
Но гнев бесполезен, если его не направить. Я не раз говорила это Арине — так же, как мать говорила это мне. Сейчас я должна прислушаться к её совету как никогда раньше. Я уже проигнорировала слишком много её предупреждений. Халазар разрушил мой самоконтроль и здравомыслие — а ведь именно они мне сейчас нужны.
Если я уничтожу эти вещи, они не помогут никому. Но если я сохраню их — возможно, мне удастся лучше вписаться сюда, пока не смогу переправить одежду наружу.
Лгать. Выживать. Сопротивляться.
Я вздыхаю, принимая свою роль. Быстро скидываю одежду и надеваю шелковистые брюки на завязках и подходящую рубашку. Даже несмотря на раздутый от еды живот и бурчание в желудке после такого богатого ужина, штаны приходится затянуть туже, чем мне хотелось бы.
Меня тянет ко второму шкафу. Надпись АЛОР, выведенная серебром, подмигивает мне в приглушённом свете. Окинув взглядом входную дверь, я приоткрываю створки и быстро заглядываю внутрь.
Всё в серых тонах. Вышитые мечи извиваются по рукавам и украшают манжеты. Пуговицы заменены маленькими молниями. Все мои подозрения подтверждаются, когда я вижу эмблему Башни.
Разумеется. Конечно же, Каэлис проследил, чтобы я делила комнату с кем-то из клана, поставляющего его семье псов. Я с отвращением захлопываю двери и перехожу к столу.
Полагаю, правый стол — мой. Как и кровать с этой стороны, ведь и шкаф здесь мой. Я открываю верхний ящик — и не могу сдержать смешанный звук между вздохом и восторженным писком.
Внутри ящика — целый арсенал арканистских принадлежностей: мерцающие порошки, хрустальные чернильницы, перья из орлиных перьев и ручки, вырезанные из драгоценных камней. Они поблёскивают в свете фонарей, подвешенных над столами, словно маленькие кавалеры, подмигивающие мне.
— Мои единственные возлюбленные, — уверяю я их шёпотом.
В следующем ящике — ещё порошки, перья и ручки. Я отодвигаю стул и открываю узкий центральный ящик прямо перед собой — нахожу то, что искала: идеально нарезанные заготовки под карты. Настоящая роскошь. Не украденные обрывки, за которые приходится драться и подгонять вручную. Не жалкие клочки, на которых я с трудом вырисовываю чернилами нужный символ.
Однако взгляд мой цепляется за конверт, лежащий поверх стопки бумаги — такой чёрный, что, кажется, поглощает свет. Я знаю, от кого он, даже не открывая. И на мгновение думаю проигнорировать его. Или выбросить. Но любопытство берёт верх.
Серебряным ножом я вскрываю конверт и достаю тонкий лист бумаги. Каллиграфическим почерком, закрученным и безупречным — таким может обладать только Каэлис, — выведено:
«Надеюсь, тебе всё по вкусу. Теперь покажи, на что способна моя невеста».
Я не могу достаточно быстро нарисовать Туз Жезлов, чтобы сжечь эту записку дотла. Я покажу ему, на что способна. Здесь, в тишине своей комнаты… никто не узнает, что я уже умею чертить и использовать все карты Младших Арканов с лёгкостью. Я соберу собственную колоду. Свои орудия. Я больше не окажусь врасплох — и безоружной.
Я не доверяю ни одному из других инициатов даже на вдох. Это не мой народ.
Мой народ — по ту сторону этих высоких стен и продуваемых ветром утёсов. Они — в Городе Затмений. Арина нашла выход из академии — и, как только я восстановлю силы, я найду его тоже.
Глава 14
Следующее утро похоже на пробуждение в мечте. Мягкий матрас обнимает меня. Пуховое одеяло душит своей нежностью. Я устроила себе тёплое гнездо из всех подушек, и в течение долгой минуты проклинаю серый рассветный свет.
За закрытыми веками — другое время и место. Мама нежно убирает волосы с моего лица, целует в лоб перед тем, как уйти на Спуск. Все не-арканисты в Орикалисе обязаны отработать пять лет на одном из добывающих участков, чтобы собирать ресурсы для фабрик. Если только не заплатят регилл — сумму, которую большинство никогда не увидит за всю жизнь, разве что дворяне. Неявка карается смертью. Мать уже отработала свою повинность короне… но когда деньги закончились, согласилась на новый срок. Каждый следующий отрезок даёт право на регилл, если его завершить. Мало что оплачивается лучше, чем работа, сопряжённая со смертельной опасностью.
Присмотри за Ариной, шепчет она. Я вернусь после заката. Вся моя любовь — вам обеим.
Я с усилием открываю щиплющие глаза и моргаю, глядя на бледную, как кость, стену. Матрас в моей старой комнате пах сырой соломой. Одеяла были колючими. Комната наполовину находилась под землёй, света не хватало, а стены плакали тяжёлыми каплями конденсата по тем же причинам. Но я чувствовала себя в доме семьи так же уютно, как и сейчас. Даже больше. Что бы я отдала, чтобы вернуться.
Ты думаешь, что ценишь то, что имеешь… пока это не отнимают. И тогда начинаешь сомневаться, любил ли ты это по-настоящему.
Выбраться из тёплого кокона кровати и воспоминаний требует значительного усилия. Я не спала по-настоящему удобно целую вечность и с удовольствием провела бы весь день под одеялом. Но я не собираюсь опоздать в первый же день. Спустив ноги на пол, я замираю, увидев свою соседку по комнате.
Алор — мягкий силуэт под складками одеяла. Её платиновые волосы, серебристые в утреннем свете, образуют вокруг головы нимб. Даже во сне она излучает почти неестественную грацию.
Я слышала, как она вошла прошлой ночью. Было уже заполночь, но я не могла заснуть по-настоящему, пока не убедилась, что она в комнате и не собирается зарезать меня во сне. Возможно, она думает то же самое, и её спокойствие — всего лишь маска. Когда я встаю, ловлю серебряный отблеск — рукоять кинжала выглядывает из-под одеяла, её кулак сжимает его.
На моих губах появляется горькая усмешка. Мои опасения были не напрасны.
Босиком проходя по пушистому ковру, затем по прохладному камню, я открываю свой гардероб. Используя массивную дверь как ширму, прячусь за ней и быстро переодеваюсь. Чувство уязвимости от наготы подавляет. Халазар был ужасным, но хотя бы камера обеспечивала относительную уединённость.
Я выбираю пару жёстких, высоких хлопковых брюк цвета полуночи и серебристую шелковую рубашку с широкими рукавами. Кобура крепится к широкому кожаному поясу, который я затягиваю на талии, и фиксируется ремнём на бедре. Перекинув через плечо сумку, я возвращаюсь к письменному столу, собираю базовые принадлежности и короткую стопку карт, которые начертила прошлой ночью. Первое отправляется в сумку, второе — в кобуру. Половины карт у меня быть не должна, но это тактический риск, на который я иду. Я больше не сделаю ни шага без оружия.
Перед выходом я бросаю последний взгляд на Алор. Она не шелохнулась. Дыхание — как по часам. Ни на секунду не верю, что она спит. Но ничего не говорю.
Общая зона домов уже гудит, когда я спускаюсь. Официальной формы у студентов нет. Они облачены в такое же великолепие, как и прошлым вечером. Единственная общая деталь — медальон с символом их дома.
У каждого дома — свой металл. Мечи — тёмный, матовый, чуть светлее железа, напоминающий сплав, из которого отлито родовое клеймо Орикалисов Каэлиса. Жезлы — с ржаво-угольными разводами. Монеты — золотые. Кубки — почти прозрачные, выполнены из стеклоподобного хрусталя.
Единственное исключение — королевские студенты, у которых есть дополнительный значок статуса.
Они держатся группами, в основном по домам. Посвящённые — редкие вкрапления. Нам не дали чётких инструкций, что делать этим утром — кроме того, что на занятия нужно идти, когда пробьют колокола. Так что, как и я, остальные посвящённые просто следуют за студентами.
Мы исподтишка поглядываем друг на друга. Каждая грудь без медальона — словно мишень.
Главный зал уже полон, когда я прихожу. Столы буквально стонут под тяжестью еды. Снова я восхищаюсь изобилием и без промедления наполняю тарелку ломтями медовой ветчины и пышными лепёшками, которые при разломе источают ароматный пар. Мой желудок уже протестует против такой роскоши. Но чем скорее он привыкнет к настоящей, а не червивой пище — тем лучше.
— Доброе утро, Клара, — весело говорит Лурен, садясь рядом, совершенно не замечая, о чём я только что думала. Как всегда, рядом с ней — Кел. Сорзы и Дристина пока не видно.
— Доброе утро, — отвечаю я. Хотя её тон немного сбивает с толку. Мы ведь не подруги, хочется сказать. Судя по взгляду Кел, она думает то же самое. Но солнечная улыбка Лурен сдерживает нас обеих.
— Ты хорошо спала? — спрашивает Лурен.
— Достаточно хорошо, — отвечаю я и делаю глоток чая.
— Как тут можно плохо спать, с такими кроватями, — мечтательно говорит она.
— Она, наверное, привыкла, всё-таки дворянка, — Кел проводит ногтем по краю кружки, словно сдерживая желание сжать кулаки от раздражения.
— Ах да. Я забываю, сколько здесь благородных, — в её взгляде появляется едва заметная печаль.
— Я узнала правду о своём происхождении совсем недавно, — не знаю, почему мне так хочется их успокоить. — Думаю, наше детство было не таким уж разным.
Но несмотря на мои намерения, их напряжение не уходит. Я решаю немного сменить тему, надеясь подчеркнуть, что мы не так уж и различаемся.
— А вы откуда?
Сомневаюсь, что из Города Затмений — по её манере говорить это заметно.
— Из Грифтонa, — охотно отвечает Лурен, подтверждая мои догадки.
— Не обязательно отвечать на каждый её вопрос, — бормочет Кел, размешивая в чае две ложки сахара.
— Пара слов дружелюбия нас не убьёт, — закатывает глаза Лурен.
— Ещё как может, — Кел по-прежнему не смотрит в мою сторону.
Грифтон — небольшое поселение на землях клана Влюблённых, расположенное между бумажными фабриками и главной дорогой. Чуть севернее Города Затмений, за горами и холмами, что его окружают. От основной трассы — около дня пути, туда почти никто не заезжает, кроме торговцев и стеллисов, собирающих бумагу.
Я знаю о нём только потому, что однажды отправила туда арканиста, который уверял, что у него там семья. Обычно я настаиваю, чтобы арканисты направлялись к западной границе пустыни. Но тот был непреклонен. Грифтон находится под управлением клана Влюблённых — самого мягкого из всех, далёкого от стражников и законов короны. Там арканист, если повезёт, может укрыться от Чаши и Метки и начать жить почти спокойно… если навсегда скроет свои способности.
Хотя я знаю об этом месте всё, что нужно, я всё же спрашиваю:
— Грифтон далеко отсюда?
— День или два до Города Затмений, — Лурен катает сосиску по тарелке. — Достаточно близко, чтобы казалось, будто путь занял секунду. Но при этом всё равно будто другой мир.
— Понимаю, — говорю я. Горы Провала создают почти непроходимую стену. Мало кто входит и выходит из Города Затмений. К тому же, у каждого региона Орикалиса свои особенности. Каждый дворянский клан управляет собственной землёй от имени короны и исполняет функцию, соответствующую своему Дому, что делает владения Высших Лордов и Леди почти маленькими королевствами. Только думать об этом им нельзя — иначе их ждёт судьба клана Отшельников. Лишь Город Затмений и столица, Очаг Судьбы, находятся под прямым контролем короны, а не какого-либо дворянского дома.
— А ты откуда? — Лурен поднимает на меня взгляд из-под длинных ресниц, откусывая кусочек.
— Из Города Затмений.
— Везёт тебе — не пришлось уезжать из дома. Наверное, это помогает привыкнуть к этим… хм… благословенным, — Кел едва заметно исправляет себя, — залам. Похоже, её неприязнь направлена не на меня лично, а вообще на это место. И от этого она мне даже становится чуть симпатичнее.
— Это не мой дом, — говорю я твёрдо. Это впервые привлекает её внимание без тени скепсиса или презрения.
— Город Затмений — не Академия Аркана. Меня сюда заставили прийти, так же как и вас.
— Заставили? — Лурен замирает и задумчиво жуёт свой завтрак, явно подбирая слова. Кел молча даёт подруге возможность договорить.
— А разве ты не рада быть рядом со своим любимым принцем?
Чёрт. Точно. Я не могу проявлять слишком много раздражения к Каэлису и его владениям…
— О, разумеется, это чудесно. Мне безумно повезло, — произношу я и откусываю большой кусок, жую медленно, чтобы выиграть время и собраться с мыслями. — Просто… я бы предпочла сразу перескочить этап ученицы и Посвящённой и перейти к нашей будущей совместной жизни.
Я заставляю себя широко и радостно улыбнуться.
— Могу себе представить, — говорит Лурен с одобрением.
Кел — нет. Она продолжает смотреть на меня из-за пряди своих вишнёво-красных волос, зачесанных на бок, скрывающих половину лица. Её скепсис опасен. Я не могу позволить, чтобы кто-то усомнился в том, кем меня выставил Каэлис. Иначе стража Халазара в следующий раз может не так легко от меня отступиться.
— Принята на Фестиваль Огня в последнюю минуту, потому что была занята тем, что открывала своё давно заброшенное наследие из клана Отшельников — которое тебе открыл принц, уничтоживший этот клан, но которого ты всё равно полюбила, — мечтательно вздыхает Лурен. — Это же настоящая романтическая сага.
— Ты успела услышать все эти слухи всего за один вечер? — приподнимаю брови.
— Люди здесь… ну, большинство… они не обращают внимания на таких, как мы, — она кивает на себя и Кел. Имеет в виду простолюдинов, не дворян. Я едва удерживаюсь, чтобы не выдать, что понимаю её слишком хорошо.
— Мы можем болтаться здесь, и они будут смотреть сквозь нас, как будто мы невидимки, — добавляет Кел.
И они правы. Именно так бы я и поступила… если бы Каэлис не испортил мне эту возможность, представив меня перед всеми с максимальным пафосом.
— Думаю, мы могли бы помочь друг другу, — задумчиво произношу я. Возможно, мне не получится затеряться среди толпы, но они смогут.
— Каким образом? — с любопытством спрашивает Лурен.
— Не уверена, что нам нужна твоя помощь, — Кел толкает подругу локтем и бросает на неё выразительный взгляд.
Что? — одними губами спрашивает Лурен.
Кел закатывает глаза.
Я уже открываю рот, чтобы предложить им свою идею, как вдруг к нам подходит девушка. Я узнаю её сразу — по значку, но ещё и по глазам, форме лица и серебристому оттенку волос, хоть её причёска и короткая, до середины шеи.
Проклятье всех двадцати Старших… моя соседка по комнате — родственница Короля Мечей. Арина предупреждала: с Домом Мечей шутки плохи. А я сижу здесь, в то время как сама Королева смотрит прямо на меня.
— Клара, — протягивает она моё имя. — Говорят, ты весьма искусна в искусстве чернил.
Я откусываю от бисквита, тщательно жую, заставляя её подождать, и не отвожу взгляда.
— А кто тебе это сказал? — Я и так знаю, кто. Только одна посвящённая или ученица до сих пор хоть как-то заподозрила, что я уже владею этим искусством. Но я хочу услышать это от неё.
Она равнодушно пожимает плечами и опускается на стул напротив меня с грацией хищницы. Все остальные Посвящённые за столом отодвигаются и делают вид, что поглощены другими разговорами — одного её присутствия достаточно, чтобы всех напугать.
— Слухи быстро распространяются.
— Слухи от твоей… сестры? — предположительно спрашиваю я.
Вспышка в её глазах — краткий, защитный взгляд, острый как лезвие кинжала — говорит мне всё, что нужно.
— Полупустая кобура у тебя на бедре говорит куда громче любых слухов.
Все разговоры за столом затихают.
— И что с того? — я пожимаю плечами.
— Многовато чернил для одной ночи, особенно для новичка.
— Откуда ты знаешь, что они наделены чернилами? — Я подаюсь вперёд, опираясь подбородком на ладонь. — Вполне возможно, что это обычные заготовки, готовые впитать мудрость наших великих наставников.
— Не оскорбляй мой интеллект, — фыркает она и откидывается на спинку стула. — Тот, кто так уверенно работает с картами на Фестивале Огня, явно пользовался ими раньше.
— Как тебе, несомненно, известно, как Королеве академии, использование карт и их нанесение — это совершенно разные умения.
Она поджимает губы.
— А как бы такая, как ты, вообще получила доступ к картам, если бы не наносила их сама?
— Ты же сама знаешь, что нанесение чернил на карты регулируется короной, как и продажа всех материалов и готовых карт. Это контролируется дворянскими кланами и доступно только их представителям, — я изображаю наивность в голосе, будто недоумеваю, к чему она клонит. — Как бы я могла получить доступ к тренировкам? Может, я и наследница клана Отшельников, но у нас нет придворных арканистов и уж точно не осталось сокровищ. Я вообще только недавно узнала о своём происхождении.
Я подражаю её тону настолько точно, насколько могу, не переходя черту.
Она не реагирует.
— Или, возможно, принц снабжает тебя всем, чем обычно располагает клан, напрямую, раз уж вы так близки.
— Завидуешь? — Я действительно хочу узнать, как она отреагирует. Всё же Каэлис говорил, что некоторые готовы убивать, лишь бы стать его невестой. А она явно способна на убийство.
— Едва ли, — фыркает она, и я ей верю. Видно, что ей совсем не хочется быть рядом с принцем Каэлисом. Умная женщина. — Я лишь хочу быть уверена, что все посвящённые получают равные возможности.
— Но ведь академия так не работает. И мы обе это прекрасно знаем.
Её лицо остаётся спокойным.
— Может, ты и правда дворянка.
Прежде чем я успеваю ответить, по академии раздаётся звонкий перезвон — резкий и чистый, разрезающий сгущающуюся напряжённость. Студенты начинают двигаться, в том числе и Король Мечей.
— Держись подальше от моей сестры, — произносит она с тихой, но смертельной злобой, поднимаясь на ноги. Вот в чём дело. Её вовсе не волнует «равенство возможностей». Её волнует Алор. — Если ты хоть криво посмотришь на Алор, весь Дом Мечей навалится на тебя так, что ты будешь гадить кинжалами. И это даже не считая того, что сделает с тобой клан Башни.
С этими словами она уходит одной из первых.
— Какая… милая, — бормочет Кел.
— Мне просто невероятно повезло, что её сестра — моя соседка, — сухо замечаю я и поднимаюсь с остальными.
Лурен идёт за мной, оставив тарелку наполовину полной. Моя, напротив, вылизана до блеска — я знаю, что мне понадобится всё возможное топливо, чтобы вернуть силы и выбраться отсюда. Кел тоже не отстаёт.
— Алор — родственница нынешней Королевы Мечей академии, Эмилии Венталл. Обе — дочери Верховного Лорда Мореуса Венталла, — говорит Лурен сдержанно, как ни в чём не бывало. Прекрасно. Теперь и наследница клана Башни следит за мной. — Своё детство они провели в военном корпусе клана Башни, до академии.
— Откуда ты это знаешь? — Я бросаю на неё взгляд искоса.
— Мы знаем, кто и с кем здесь в родстве, — уверенно отвечает Лурен. — Мы это ещё вчера выяснили. В этом году почти нет слотов по блату.
— Не раскрывай ей всю нашу информацию, — Кел хватает Лурен под руку.
— Я всё равно скоро всё узнаю, — вставляю я, прежде чем Кел успевает утащить Лурен. — Может быть, мы и правда можем помочь друг другу, — возвращаюсь я к своей прежней мысли.
— Каким образом? — с подозрением спрашивает Кел.
Дорога до нашего первого урока оказывается достаточно длинной, чтобы я успела вкратце изложить им свою идею: они будут моими глазами и ушами, а взамен я помогу им овладеть всем, что нужно для Дня Монет и Испытания Тройки Мечей. Мы делимся информацией и помогаем друг другу в искусстве таро — восполняем пробелы в знаниях. Разумеется, кое-что я буду утаивать, но им об этом знать не обязательно.
Мы подходим к просторной мастерской как раз к моменту окончания разговора. Свет струится сквозь высокие арочные окна, танцуя на отполированных поверхностях столов — у каждого посвящённого своё рабочее место. На стенах висят свитки с диаграммами, прорисованными с поразительной точностью: символы в чётких рамках, линии выведены с безупречной аккуратностью.
— Было бы здорово… — начинает Лурен.
— Мы подумаем, — перебивает её Кел, одёргивая подругу и начиная уводить её прочь.
— Обязательно подумайте, — бросаю я им вслед. — Вместе мы сильнее.
Истинная ценность моего предложения проявится позже — когда мои навыки начнут сиять на занятиях.
Кел бросает на меня последний настороженный взгляд и ведёт Лурен к двум столам в нескольких рядах позади и немного в стороне от моего. Я никогда прежде не чувствовала себя настолько… чужой. Дворяне обходят меня стороной, бросая презрительные взгляды. Простолюдины смотрят настороженно.
Я едва удерживаюсь, чтобы не вздохнуть.
— Это место занято? — Дристин указывает на стол рядом со мной.
— Нет, — я даже не заметила, как он подошёл.
— Прекрасно. — Он садится.
Движение слева заставляет меня повернуть голову. Сорза занимает соседний стол. Её взгляд скользит в мою сторону, на губах появляется лёгкая улыбка, но она ничего не говорит.
Они тебе не друзья, — подсказывает голос. Но могут стать ими.
Я ставлю сумку на стол перед собой и тут же принимаюсь раскладывать припасы, которые принесла. По спине пробегает волнение. Несмотря на все вопросы и то, что мне ещё предстоит, я не могу отрицать трепет, вызванный возможностью изучить, как академия обучает искусству нанесения чернил, да ещё и с, по всей видимости, неограниченным доступом к лучшим инструментам.
Профессорша выходит вперёд, вставая перед длинным столом. Её кожа тёплого шоколадного оттенка едва покрыта морщинками, хотя глаза цвета лесного ореха выдают возраст. Чёрные волосы заплетены в сложную косу, спускающуюся по плечам, украшенную крошечными серебряными подвесками с символами, которые я не могу разобрать с этого расстояния. На ней струящееся платье из сапфирового шёлка, перехваченное по талии мягким кожаным корсетом.
— Приветствую, посвящённые, — говорит она голосом доброжелательным, но уверенным. Строгий, но тёплый. Наверное, она была Монетой в своё время. — Я Леди Рейтана Даскфлэйм, главный преподаватель по нанесению чернил. Вы можете называть меня Леди или Профессор Даскфлэйм.
— Ваш первый год в академии будет равномерно разделён между тремя аспектами магии таро: нанесением чернил, применением и толкованием. Каждому аспекту соответствует отдельное испытание в рамках Трёх Мечей, которые проходят зимой. Каждое утро по четыре часа вы будете получать обучение по одному из этих направлений.
— После обеда вам предоставляется время для самостоятельной практики, чтобы подготовиться к зимним экзаменам. Преподаватели будут находиться в своих кабинетах, примыкающих к классам, и будут доступны для дополнительных консультаций. Помощники преподавателей также будут рядом.
— Есть ли вопросы? — Она облокачивается на стол, скрестив руки. Никто не подаёт голос. — Отлично. Тогда последнее организационное замечание: выбранные вами столы останутся за вами на весь первый год. Вы можете вставить своё имя в специальную табличку на передней части стола и закрыть ящики на ключ, который лежит в верхнем ящике. Не забудьте взять его с собой. Только не оставляйте здесь ничего, что может понадобиться завтра на занятиях по применению или послезавтра — по толкованию, так как они будут проходить в других классах.
— А теперь начнём с основ. — И, покончив с вводной частью, она переходит к лекции.
Я надеялась, что у меня будет некоторое преимущество в нанесении чернил и применении карт. Хотела чему-то научиться, но не особо рассчитывала на это. Нанесение чернил для меня — вторая натура, даже если технически это всегда было для меня незаконно. Но это занятие… будто идёт на совершенно ином языке.
Попытки записывать только вызывают раздражение. Всё настолько выверено и педантично. В её подаче нет ни капли души. Дизайн карты трактуется как формула. Один человек с завязанными глазами, два меча, на фоне моря — все элементы карты Двойка Мечей расписаны до мельчайших деталей. А ещё эти замысловатые рамки, уникальные для каждой масти, которые «удерживают силу» карты… и Рейтана продолжает разглагольствовать об этом без конца.
— Каждая линия на вашей карте должна иметь назначение. Именно по этим каналам течёт магия, и в них же она удерживается, — наставляет Рейтана, проходя между рядами, пока мы работаем. Она останавливается возле моего стола. Я не поднимаю голову, пока её указка слегка не постукивает по моим костяшкам. — Очистите линии, мисс Редуин, если не хотите, чтобы ваше применение карт оказалось таким же хаотичным, как эти наброски. Смотрите сюда…
Она подходит к одному из плакатов на стене и указывает на изящные завитки.
Эти рамки не имеют значения.
Слова весят на языке, но я удерживаю их при себе. Сегодня в голове прояснилось, и я не позволю эмоциям взять верх. Даже не заметила, насколько сильно болела голова, пока не съела два приёма пищи и не выпила три графина воды.
— А теперь мы… — Рейтана замолкает посреди фразы. Все поворачиваются, чтобы увидеть, что привлекло её внимание.
— Ректор, — произносит она и склоняет голову.
Но взгляд Каэлиса устремлён на меня, и от этого у меня в животе появляется тяжесть, словно проглотила свинцовый шар. Его внимание скользит к профессору, и выражение на лице меняется, превращаясь в вежливую маску.
— Простите за прерывание, Главный Преподаватель, — произносит он, чуть склоняя голову — максимум уважения, которое можно ожидать от принца. — Мне необходима леди Клара Редуин.
Все взгляды устремляются на меня. Я растягиваю губы в самодовольной улыбке, стараясь изобразить, будто всё это было ожидаемо. Хватаю сумку, запираю ящик стола и встаю, направляясь к нему.
— Леди Редуин, — мягко перебивает меня Рейтана. Я на мгновение останавливаюсь. — Поскольку вы пропустите последний час занятия, прошу вас наверстать его сегодня после обеда.
— Она будет со мной до конца дня, — вставляет Каэлис. Я с трудом сдерживаю желание скривиться.
Улыбка Рейтаны становится чуть шире, а в её взгляде вспыхивает раздражение.
— Какое счастье — ученице так часто доводится проводить время с самим ректором.
— Прошу прощения, у нас много дел в преддверии свадьбы, — говорит Каэлис, обвивая меня рукой за талию, будто защищая.
Не морщься, — приказываю себе, стараясь, чтобы улыбка не исказила лицо.
Студенты переглядываются так явно, что я почти читаю их мысли. Если слухи обо мне и Каэлисе раньше были неприятными, то теперь станут невыносимыми. Но так даже лучше, убеждаю себя. Пусть слухи гуляют, пусть все поверят, а потом им это надоест, и мне больше не придётся поддерживать этот фарс.
— Леди Редуин, прошу найти меня при первой же возможности, чтобы мы назначили дополнительное занятие.
— Разумеется, Главный Преподаватель, — киваю я, и Каэлис провожает меня прочь. Я жду, пока мы не отойдём достаточно далеко, чтобы нас точно никто не услышал, и только тогда спрашиваю:
— И что тебе от меня нужно на этот раз?
Я ожидаю, что причина будет какой-нибудь прихотью, вызванной скукой принца. Но я сильно, очень сильно ошибаюсь.
— Первый принц Орикалиса вновь решил появиться без предупреждения.
И на этот раз… он просит тебя.
Глава 15
— Меня? Почему?
— Надеялся, ты мне скажешь, — Каэлис смотрит на меня с откровенным скепсисом.
— Очевидно, мы с твоим братом — лучшие друзья. Я ведь на самом деле затерянная во времени дворянка. Он постоянно наносит мне светские визиты. Часто захаживал ко мне в Халазар, — сухо бросаю я, даже не пытаясь смягчить сарказм.
Каэлис шумно выдыхает и склоняет голову вбок, будто не привык, что кто-то вообще позволяет себе указывать ему на полную абсурдность происходящего.
— Ну, я и сам не знаю, почему он здесь. И почему именно тебя ищет.
— Успокоил, — в животе всё скручивается в узел, тошнота подступает к горлу.
Челюсть Каэлиса слегка напрягается. Мы идём молча, слышен только гул наших шагов в коридоре. А потом он говорит:
— Просто… будь осторожна. Главное — как можно скорее выпроводить Равина из моей академии.
Моё внимание цепляется за слово «моей». Всё здесь — территория Каэлиса. И я, видимо, тоже. Он ясно дал это понять. Я буквально ношу его на себе… и не в переносном смысле. Мысль об этом делает одежду невыносимо тесной. Словно верхняя пуговица на рубашке вот-вот врежется в горло. Каждый раз, когда ткань касается кожи, мне кажется, что это он — его руки. Я сдерживаю дрожь.
— Твоя академия… — бормочу под нос.
— Да. Моя. Всё в этих стенах принадлежит мне — полностью, безоговорочно, исключительно, — отвечает он с таким тоном, в котором поровну и защиты, и… желания контролировать.
Разговор заканчивается, как только мы подходим к тяжёлой дубовой двери. По обе стороны — по одному Стеллису. Каэлис даже не ждёт объявления, просто толкает дверь и входит. Я — следом, едва поспевая за ним. Проём слишком узкий, чтобы пройти вдвоём. Но его рука вновь ложится мне на талию, притягивая ближе — как будто это уже стало привычкой. Только что слышанная в его голосе защита теперь проявляется телом. Но на этот раз — направлена на меня. Будто я — ещё одна древняя крепость, на которую он решил наложить право собственности.
Глаза Равина тут же перемещаются с руки брата — на моё лицо. Его улыбка расплывается — тёплая, непривычно мягкая. Резкий контраст с ледяными коридорами… и ещё более ледяным Каэлисом.
— Клара, какое удовольствие снова вас видеть. Пара сытных ужинов и хорошая ночь сна — и вы уже словно видение.
Он берёт мою руку и целует костяшки пальцев. Это настолько отличается от нашей прошлой встречи, что я едва не теряю дар речи.
— Вы мне льстите, — с лёгким кивком отвечаю. Лесть — вот и всё, что в его красивых словах. Я-то знаю, как выгляжу на самом деле. Чёрные круги под глазами, тусклые, лишённые жизни волосы после месяцев голода… Даже ногти на руке, которую он только что поцеловал, обломаны до основания.
Улыбка Равина не касается глаз. Потому что в них — осознание. Он видит, что я его насквозь читаю.
— Прошу прощения за нашу прошлую встречу, — продолжает он. — Меня просто… выбило из колеи известие о внезапной помолвке моего брата. И, конечно, открытие, что кто-то из Клана Отшельника пережил его уничтожение…
Челюсть Каэлиса на миг подрагивает при упоминании клана и резни. Я сразу вспоминаю предупреждение Ревины — не упоминать при принце бойню. Но Равин явно в курсе. И его это нисколько не волнует.
— Вполне понятно, — сохраняю вежливую улыбку, хотя не верю ему ни на грамм. — Вам не за что извиняться, Ваше Высочество. Я была не менее шокирована, когда Каэлис рассказал мне правду о моей семье.
— Ну, теперь, когда вы раскаялись — есть ли ещё что-то, прежде чем вы удалитесь? — перебивает Каэлис, разрезая наш обмен вежливостями, как лезвием.
— Но я только прибыл, — невозмутимо улыбается Равин, как ни в чём не бывало.
— И как, напомни, ты это умудрился сделать без моего ведома? — В голосе Каэлиса — тонкая нить раздражения. Совсем не тонкая, если знать, как он обычно всё контролирует.
— А что за удовольствие — просто так взять и рассказать? Я думал, ты любишь загадки, братец.
— Я люблю загадки, в которых нет нарушителей границ, — шея Каэлиса натягивается, жилка пульсирует. С каждым словом — напряжение.
— Академия Аркан — часть Затмения…
— Нет, не часть, — перебивает Каэлис. — Отец выделил каждому из нас по владению.
— Которым, если ты помнишь, мы должны управлять вместе, — Равин продолжает, будто не услышал.
— Я защищаю Орикалис с помощью крепости и Арканистов, стоящих у реки Фарлум. Я охраняю наше королевство, его торговлю, его ресурсы… и твой маленький городишко, — если бы Каэлис только что не напомнил, что считает академию своей собственностью, можно было бы принять его тон за искреннюю заботу.
— Да, Арканисты жертвуют собой ради всего Орикалиса, не только ради тебя. Так же как кланы защищают свои земли, трудятся, поставляют ресурсы. Или как Стеллисы отдают жизни за корону. — Равин легко отмахивается от брата. — Ты — не единственный, кто несёт ответственность за процветание Орикалиса.
— Если бы не я…
— Мы всегда должны сражаться? — голос Равина обращён к брату и не отводит от него взгляда. Он смеётся, но в этом смехе слышится натянутость — лёгкость лишь видимость. — Я пришёл сюда не для того, чтобы обсуждать дыры в твоей системе охраны.
— А для чего тогда? — Каэлис буквально выдавливает слова сквозь сжатые зубы. И я готова поспорить, он бы с куда большим удовольствием спросил про те самые «дыры», если бы верил, что получит внятный ответ.
Всё это время я стою тихо, стараясь не шелохнуться — будто, если буду достаточно неподвижна, Равин обо мне забудет. Но, конечно, его взгляд снова возвращается ко мне.
— Клара, мне выпала честь пригласить вас на вечер в мою резиденцию в Городе Затмения. Я покровительствую искусству, и в творческий Сезон Жезлов собираю у себя близких друзей, чтобы вместе насладиться плодами труда самых талантливых людей Орикалиса. А раз уж вы недавно вернули себе титул, я настаиваю. Это отличный шанс познакомиться с другими представителями знати.
Приглашение застигает меня врасплох. А следом приходит мысль — я смогу выйти за пределы академии. И если это мероприятие уже скоро, как предполагается по Сезону Жезлов… Особняк Равина — в самом центре города. До Клуба Звёздной Судьбы рукой подать. Если я смогу ускользнуть прямо во время вечера…
— Вы абсолютно правы. Для меня будет честью принять приглашение, — ловлю момент, прежде чем Каэлис успеет вмешаться.
В ту же секунду его тело напрягается, превращаясь в мрамор. Я почти ощущаю, как раздражение заворачивается в узел у него в животе. Его злость разливается по комнате, разбиваясь о меня, как волны о скалы.
— Мы будем рады присутствовать, — резко поправляет он. Я же продолжаю приветливо улыбаться Равину. — Ты же не можешь всерьёз ожидать, что моя невеста отправится на приём одна? Я, в конце концов, не чудовище, чтобы оставить её без сопровождения.
— Разумеется, я это и имел в виду, — кивает Равин. Но по тону понятно: если бы его не подтолкнули, он бы вовсе не пригласил Каэлиса. Или же… он действительно подразумевал, что Каэлис — монстр. Я едва сдерживаю ухмылку.
— Я с нетерпением жду этого вечера. Как только будут известны подробности, я немедленно пришлю их. — Он с показной радостью хлопает Каэлиса по плечу, с такой широкой и довольной улыбкой, что это почти насмешка. Тот даже не шелохнулся. — Ну, пока ты не потерял остатки самообладания, я откланяюсь. Береги себя, брат.
Равин уходит, переполненный самодовольством. За ним следуют два Стеллиса. Через мгновение всё стихает — Каэлис щёлкает дверью, закрывая её плотно.
Мы остаёмся одни. И снова — словно по привычке — становимся друг напротив друга, готовые к дуэли. Похоже, иначе мы и не умеем.
— Что, чёрт побери, тебя подтолкнуло согласиться? — он делает пару шагов ко мне, а потом резко отворачивается, качая головой в раздражении.
— Разве ты сам не сказал мне играть свою роль? — возвращаю ему его же слова. О своих настоящих намерениях — ни слова. — Участие в званом вечере, организованном наследным принцем, — разве не это делают только что обручённые дворяне? И он прав. Раз я теперь знатная, мне стоит соответствовать.
— Всё не так просто, — ворчит он.
— Разумеется, нет, — говорю я. В его взгляде мелькает лёгкое удивление — будто он ожидал, что я не пойму всей опасности этой игры. Я скрещиваю руки на груди, раздражённая тем, как он недооценивает мою способность мыслить стратегически. — Уж кто-кто, а я точно не питаю иллюзий насчёт мотивов твоего брата. Не представляю, чего он добивается или что задумал на этот вечер, но глупо думать, что его приглашение — это всего лишь вежливость.
Я приближаюсь к Каэлису сама, на этот раз — я сокращаю расстояние. Пока оно даёт мне хоть малейшее преимущество.
— Но вот что я скажу тебе, Каэлис Орикалис. Я не вернусь в Халазар. И если для этого мне придётся убедить всех Верховных Лордов и Леди каждого клана, а также всех мелких дворян в том, что я безумно влюблена в тебя и действительно являюсь наследницей древнего рода — я сделаю всё, что потребуется.
Глаза Каэлиса слегка расширяются. Он разворачивается ко мне всем телом. И в этом малейшем движении словно натягивается тонкая нить, между нами. Мы молчим, задержав дыхание.
— Моя семья опасна, — шепчет он.
Словно боится даже произносить это. Словно… боится свою семью.
— Меня, из всех людей, в последнюю очередь нужно предупреждать об этом, — говорю я, одновременно заверяя его и напоминая о своём прошлом. — Шрамы до сих пор со мной.
Каэлис приоткрывает рот, будто хочет что-то сказать, но его перебивает протяжный гул колоколов Академии. Я замираю, слушая, хотя коридоры уже начинают наполняться гулом голосов и шагов. И сама не знаю, чего жду. Что-то в его взгляде дало надежду…
Я могла бы посмеяться над собой за то, что жду извинений. От всех людей — от принца Каэлиса.
— Я иду обедать, — объявляю.
Он не останавливает меня, когда я выхожу. И я даже не ожидала, что остановит.
Коридоры заполняются второ- и третьекурсниками, выливающимися из учебных залов. На меня бросают косые взгляды, и я инстинктивно отхожу в сторону, пытаясь найти обходной путь. Колеблюсь. Пойти поесть? Или… пока все заняты, попробовать найти секретный проход Арины?
Единственное, что она упоминала, — это какой-то «человек в глубинах», с которым они были близки. Но кто это — я не имею ни малейшего понятия…
Далеко уйти в мыслях или по коридору я не успеваю. Свист привлекает внимание к открытому дверному проёму.
Я заглядываю — и натыкаюсь взглядом на пронзительные жёлтые глаза. Мужчина стоит среди пустых парт. Он усмехается и слегка склоняет голову, отчего его серебристо-белые, чуть спутанные волосы, почти сливающиеся с бледной кожей, сдвигаются на другой бок.
Это он. Тот самый, с прошлого вечера. Знатный посвящённый, который не сводил с меня глаз сразу после ритуала Чаши Аркан.
— Клара, — произносит он моё имя как приглашение. Мягко. Сладко.
— Мы знакомы? — замираю в дверях.
— Пока нет, — на правом рукаве у него вышиты фазы луны — символ Клана Луны. — Но должны бы.
— Правда? — что-то в его взгляде заставляет мою руку дёрнуться к колоде на бедре.
— О да. Особенно учитывая, сколько я о тебе знаю.
— Вот как? — поднимаю бровь.
— Двести пять.
Мурашки пробегают по позвоночнику. Двести пять… номер моей камеры в Халазаре. Одно дело — если бы это сказал Равин. Но этот — совершенно посторонний посвящённый? И сказать это так в лоб… Даже наследный принц не позволил себе подобного.
— Мне это что-то должно говорить? — голос звучит небрежно, хотя тело моё напряжено до предела.